Александр Асмолов: «Курт Левин — созвездие жизненных миров»

В 2020 году исполнилось 130 лет со дня рождения Курта Левина. Теоретик и методолог науки, оригинальный экспериментатор, первооткрыватель ряда направлений психологической науки, он во многом определил развитие психологии XX века.

К 130-летию Курта Левина в Санкт-Петербургском государственном университете состоялся онлайн-симпозиум «Психология жизненного пространства» и издан сборник научных статей «Жизненное пространство в психологии: теория и феноменология».

Предлагаем вниманию читателей полный текст материала профессора Александра Григорьевича Асмолова «"Курт Левин — созвездие жизненных миров". Интервью с Н.В. Гришиной, профессором кафедры психологии личности СПбГУ, и А.С. Губановой, главным редактором "Психологической газеты"».

Н.В. Гришина: Уважаемый Александр Григорьевич, спасибо, что нашли время поговорить с нами о Курте Левине. Для меня сегодняшний разговор — это продолжение нашего диалога, состоявшегося 20 лет назад — тогда в России были впервые изданы работы Курта Левина. Повод для нашей встречи сегодня — 130-летие Курта Левина, в связи с которым на традиционной осенней конференции Санкт-Петербургского университета «Ананьевские чтения» мы планируем проведение симпозиума «Психология жизненного пространства». К этому событию мы подготовили издание сборника научных работ, посвященного идеям Курта Левина и их современному прочтению. В этом сборнике участвуют психологи разных поколений: и те, кто хорошо знает работы Левина, и психологи молодых поколений, которые только начинают знакомство с ним.

В том разговоре двадцатилетней давности у меня возникло ощущение, что Вы как будто были в прямом диалоге с Куртом Левином через его ученицу Зейгарник, что у вас есть свой Курт Левин. Нам очень интересно Ваше мнение о нем. Но я хотела бы начать с одного важного для меня вопроса. Прошло 20 лет с тех пор, как в России были изданы работы Левина. Вообще-то история довольно неумолима, она неизбежно отдаляет прошлое. Но удивительным образом Курт Левин становится все более известным, популярным и востребованным уже в XXI в. Это кажется невероятным. Хотелось бы выслушать Ваше мнение об этом.

А.Г. Асмолов: Каждый раз, когда мы соприкасаемся с людьми, которых мы называем «классики», мы недостаточно четко рефлексируем, что они живут, как говорит М.М. Бахтин, во времени большой культуры. Для меня классик — это всегда смысловой горизонт развития культуры. В этом смысле слова, когда мы говорим о классиках, для меня возникает уникальная трансформация пространства, которую вы, Наталия Владимировна, заметили: чем дальше мы отходим от классиков, тем более мы постигаем их расширяющийся мир. Поэтому для меня Левин — это как взрыв новой галактики, как взрыв сверхновой звезды.

В ожидании нашей встречи я, можно сказать, провел ночь с Куртом Левином. И тут я думал о том, что психологи памяти называют автобиографической памятью, а Фредерик Бартлетт называл «память как реконструкция». К «памяти как реконструкции» относится формула «врет как очевидец». И в этом смысле я могу увидеть и у Курта Левина, и у Льва Выготского, и у Зигмунда Фрейда некоторые по-разному пульсирующие феномены: чем дальше отходим от классика, тем явственнее его видим. Классик, говоря языком Умберто Эко, это всегда «открытое произведение». Ключевая характеристика такого произведения — неисчерпаемость смыслов и интерпретаций; открытость диалогу с будущими многочисленными поколениями. И в этом плане классик это всегда современник.

Я не знал, что тема Вашего интереса будет обозначена как «жизненное пространство». Это поразительное совпадение, поскольку для меня «вхождение в Левина» — это и есть вхождение в жизненные пространства, которые мы могли бы назвать «созвездие жизненных миров Курта Левина». Говоря с Вами о Курте Левине, я бы хотел придерживаться особого жанра — жанра передачи личностных смыслов, то есть того, что для меня значит феномен Курта Левина в контексте мотивационных горизонтов развития психологии. Поэтому прошу воспринимать нашу беседу как своего рода спектакль, в котором я делюсь именно личностными смыслами, своего рода облачными смысловыми конструкциями.

Первое смысловое действие.
Курт Левин — ценностный ориентир психологической науки

А.Г. Асмолов: Не помню кто и не помню когда, кажется, что это мог быть либо Гордон Олпорт, либо Леон Фестингер, обронили о Курте Левине фразу: Курт Левин является эталоном достоинства, своего рода совестью психологической науки. Когда я поделился этой фразой с коллегами, я вспомнил, что для психологов школы Выготского — Леонтьева — Лурии такого рода «гением совести» был Александр Владимирович Запорожец.

Курт Левин был и остается совестью психологической науки. Я говорю это и вместе с тем остерегаюсь избыточной канонизации любого великого ученого, памятуя фразу известного польского писателя Ежи Леца: «Канонизация убивает в моих глазах человека, которого я мог бы считать святым». Каким бы ни было звездное небо над нами, но нравственный императив внутри психолога является нитью Ариадны. К какому бы направлению психолог ни принадлежал — гуманистической психологии, бихевиоризму, экзистенциальной психологии, — всегда важно, обладает ли он нравственным императивом. Курт Левин — ценностный маяк для психологов многих поколений.

В эволюции любой науки существуют преемственные прямые линии коммуникации и смешанные линии — линии диалогов между исследованиями, школами, парадигмами и научными программами.

Преемственная линия проявляется, например, в том, что ты говоришь: «это ученик Выготского» или «это школа Выготского». А потом выстраиваешь сеть коммуникации идей Выготского внутри его школы. Но есть и более ценная прерывная преемственность, когда ты начинаешь общаться, произрастая не только в самой научной школе, а осуществляя гибридизацию школ, идей через конструктивные диалоги, полемики и споры с другими научными школами. У Курта Левина существует прямая линия преемственности, которая наиболее явно фиксируется в науке. Она весьма широка. Говоря о ней, мы в истории развития идей Левина хронологически фиксируем либо берлинский период идей Левина, либо американский период; либо говорим, например, о теории развития квазипотребностей, теории поля, топологической психологии и т.п. Прослеживая эту линию, мы реконструируем связи школы Курта Левина с психологией личности, социальной психологией и методологией психологии. Но есть гибридная линия идей Курта Левина, когда его исследования начинают обогащать и трансформировать другие школы, другие парадигмы через диалог с ними. Делаю шаг в сторону, чтобы пояснить свою мысль.

Мераб Мамардашвили в своем творчестве то и дело вступает в диалоги то с Рене Декартом, то с Марселем Прустом. Рождаются Декарт Мамардашвили и Пруст Мамардашвили. При этом Мамардашвили предостерегает нас, говоря следующее: если бы мои интерпретации увидели и Декарт, и Пруст, то не исключено, что они бы мне сказали: «Мы решали совсем не те задачи, о которых вы говорили», «Вы мне не то приписываете! Простите, я совсем не о том говорю». Поэтому и я, говоря о Левине в нашем общении, постоянно боюсь почувствовать его укоризненный взгляд: «Простите, я не о том говорю». Тем не менее, рельефно видя эти риски, я хочу транслировать общие смыслы, принесенные в психологию Куртом Левином. А для этого реконструировать социокультурный ландшафт, в котором порождались идеи Левина, навсегда преобразившие лицо нашей с вами науки.

Курт Левин — ценностный маяк для ментальности психологов, для методологии психологии, для многих и многих, воспользуюсь термином Альфреда Шюца, смысловых миров. Если есть ценностный маяк, то уже по-другому видятся и методология, и жизненный путь Курта Левина как, говоря словами близкой моему сердцу Людмилы Ивановны Анцыферовой, «история отклоненных альтернатив». И сотканных альтернатив, добавляю я. И не боюсь повторить, жизненный путь Курта Левина является историей отклоненных и сотканных альтернатив в психологической науке.

В этом жизненном пути оптика диалогов для меня невероятно важна. Скажи мне, с кем ты вступал в диалоги, и я тебе скажу, кто ты. С кем вступал в диалоги Курт Левин? И какие большие идеи он выбирал для обсуждения в этих диалогах? Я не берусь восстановить неисчислимое множество диалогических линий развития творчества Курта Левина. Поделюсь лишь тем, что помню на уровне личностных смыслов. На уровне личностных смыслов диалоги Курта Левина с разными исследователями в области психологии и с разными научными школами — это диалоги особой природы. С кем бы Курт Левин ни вступал в диалог, к этому диалогу относится весьма важная формула в контексте понимания влияния творчества Курта Левина на развитие различных проектов и научно-исследовательских программ. Сущность этой формулы, на мой взгляд, наиболее рельефно выражает известный в психологии «феномен идеализации», в том числе идеализации любимого человека. Если взглянуть на «феномен идеализации» через призму деятельностного подхода А.Н. Леонтьева, на развитие идей которого оказал прямое влияние Курт Левин, то идеализация представляет собой своего рода гештальт, «феномен жизненного пространства», в котором человек обретает такие сверхчувственные системные качества, которых у него не было до момента великой встречи — встречи любимого человека. В «феномене идеализации» проявляется идущее через все работы Курта Левина, но не всегда эксплицированное понимание целостности, понимание гештальта.

Существуют два различных понимания гештальта. Оба восходят, прежде всего, к идеям классика гештальтпсихологии Макса Вертгеймера. Первое понимание гештальта, кочующее из одного учебника в другой, состоит в том, что гештальт представляет собой целостность, не сводимую к сумме ее частей. Но есть и другое понимание гештальта: это целостность, внутри которой отдельные элементы начинают обладать новыми системными сверхчувственными качествами, наделяются новыми качествами. Это понимание гештальта особо значимо для меня для раскрытия роли диалога Курта Левина в его общении как со своими прямыми учениками и последователями, так и с представителями других научных школ, исследовательских программ и парадигм. Каждый диалог Курта Левина, с каким бы мыслителем он ни шел, это всегда развивающий диалог, который подчиняется дифференциации жизненных пространств и живет, если воспользоваться метафорой Хорхе Борхеса, как сад расходящихся тропок.

Второе смысловое действие.
Курт Левин и Нарцисс Ах: в начале была проблема воли

А.Г. Асмолов: Курт Левин вошел в психологическую науку, начав диалог о проблемах воли с Нарциссом Ахом. Этот диалог фокусировался на проблеме детерминации волевого выбора. По каким причинам Курт Левин выбрал в качестве одного из своих первых собеседников именно исследователя, который в свое время сам вырвался за пределы парадигмы Вюрцбургской школы безóбразного мышления, — Нарцисса Аха? Поделюсь несколькими предположениями.

Нарцисс Ах, вырываясь из плена ассоциативной психологии и выходя за границы школы безóбразного мышления, предложил, вслед за Освальдом Кюльпе, как особое понимание задачи (нем. Aufgabe — аналог целевой установки в современной психологии), так и эвристичную идею «детерминирующей тенденции». За идеей детерминирующей тенденции проступает в методологии науки проблема целевой детерминации поведения, а тем самым особой телеологической оптики в мышлении о природе, человеке и обществе. Детерминирующая тенденция, которая порождается задачей (Aufgabe), в методологическом плане символизирует в экспериментальной психологии мышления начало диалога о целевой детерминации в психологии, о влиянии будущей цели, временнóй перспективы, образа потребностного будущего на поведение сложных развивающихся систем. Именно вопрос о том, как воздействует «перспектива», «образ цели» на человеческий выбор, стоял и стоит на повестке в различных направлениях, пытающихся раскрыть одну из классических проблем психологической науки — проблему воли. Именно через разработку представлений о роли будущего в деятельности человека, создание различных концепций детерминации и самодетерминации выбора и продолжается в наши дни тот конструктивный диалог, в который вступил Курт Левин с Нарциссом Ахом, а также с автором представлений об «антиципирующем комплексе» Отто Зельцем. Для прояснения своего личностного смысла диалога о целевой детерминации воли между Куртом Левином и Нарциссом Ахом, для понимания того, почему в моем восприятии мира объединены Нарцисс Ах, Отто Зельц, Курт Левин и, не удивляйтесь, столь разные исследователи, как Альфред Адлер, Дмитрий Узнадзе, Эдвард Толмен, Алексей Леонтьев, Джеймс Гибсон, Николай Бернштейн, выступающие как разработчики субъективной и объективной телеологии в науке, воспользуюсь слегка измененным образом «люди перспективы», предложенным моим другом Дмитрием Леонтьевым в его предисловии к книге последователя Курта Левина Жозефа Нюттена, названном «Человек перспективы» [Леонтьев, 2004].

Третье смысловое действие.
Рождение теории преднамеренной деятельности Курта Левина

А.Г. Асмолов: Другой важный диалог связан в моем восприятии с периодом исследования Курта Левина, посвященным созданию экспериментальной психологии личности, теории преднамеренной деятельности, концепции «квазипотребностей» и, наконец, зарождением великой идеи Курта Левина о теории поля и топологической психологии. Этот период творчества Курта Левина в истории психологии иногда называют берлинским периодом. Для меня этот этап творчества — до его вынужденной эмиграции из Третьего рейха в США — это этап, повторюсь, разработки теории преднамеренной деятельности, появления представления о «квазипотребностях», «побуждающем характере предметов», «валентности», «временнóй перспективе», «уровне притязаний», «идеальном и реальном Я» и др. На мой взгляд, именно Курт Левин является одним из основных конструкторов идей и методов экспериментальной психологии личности. Именно диалоги различных исследователей XX и XXI вв. с Куртом Левином как создателем экспериментальной психологии личности и определили для многих исследований XXI в. расходящиеся тропки движения, не побоюсь вновь прибегнуть к метафоре Хорхе Борхеса: экспериментальная психология личности XX и XXI вв. — это сад расходящихся тропок методологии психологии и экспериментальной психологии личности, возделанный Куртом Левином.

Четвертое смысловое действие.
Диалоги Курта Левина со школой культурно-исторической психологии Льва Выготского, Александра Лурии и Алексея Леонтьева

А.Г. Асмолов: Этот диалог стал плодоносящим диалогом для Льва Выготского, всей его группы и особенно потом, когда жизненные пути перемешались, когда Лев Выготский вступил в дискуссию с Куртом Левином и рядом с ним была блистательная, восхитительная Блюма Вульфовна Зейгарник.

Ход в сторону. У меня на кафедре присутствует фотография, на которой Курт Левин танцует вальс с Блюмой Вульфовной Зейгарник.

На фото: К. Левин и Б. Зейгарник на вечере по случаю отъезда Б. Зейгарник в СССР в Грюнвальдском парке, Берлин, май 1931 г. Фото из архива ученицы Левина В. Марер. Публикуется с любезного разрешения доктора Ханса-Юргена Вальтера, почетного председателя Общества гештальттеории и ее приложений (GTA).

И это не случайно. Вся диалогическая коммуникация между Куртом Левином, Львом Выготским, Алексеем Леонтьевым и Александром Лурией, в которой Блюма Зейгарник часто была гениальным медиатором и собеседником, стала приглашением к великим «танцам» в психологической науке.
По сути дела, в этих «танцах» появилось столько новых идей, что, как говорится, мало не покажется. Назову лишь некоторые из них.

В этих «танцах» складывалась культурно-историческая психология Льва Выготского; в этих «танцах» были поставлены левиновские проблемы, которые решались и школой культурно-исторической психологии, и выросшим на основе диалога с Куртом Левином деятельностным подходом в отечественной психологии. Среди этих проблем прежде всего назову проблему единства аффекта и интеллекта. Это не какой-нибудь, извините, говорю я, огрызаясь на современность, «эмоциональный интеллект». Это именно проблема взаимоотношений аффекта и интеллекта, из которой вырастают и многочисленные исследования детей в разработанной впоследствии Львом Выготским дефектологии, и продолженная в современной психологии концепция динамических смысловых систем, динамических смысловых образований. Именно к разработке Львом Выготским и Куртом Левином проблемы единства аффекта и интеллекта восходит современная смысловая психология личности. Эта линия проходит через всю психологию личности и становится для меня уже детерминирующей тенденцией разработки динамической смысловой культурно-исторической психологии личности в течение всей жизни. Если угодно, прикосновение к диалогу о природе аффекта и интеллекта между Куртом Левином, Львом Выготским, Алексеем Леонтьевым, Александром Лурией и Блюмой Зейгарник задали для меня «временнýю перспективу» психологии личности.

Одной из кульминаций в разработке смысловой психологии личности стала вышедшая в 1979 г. статья «О некоторых перспективах исследования смысловых образований личности». Статья стала итогом объединения исследователей разных поколений, в которое вошли Блюма Вульфовна Зейгарник, Любовь Семеновна Цветкова и Адольф Ульянович Хараш. Я называю имена не по алфавиту, а по влюбленности в тех, кого уже нет с нами. В это объединение вместе со мной вошли Борис Сергеевич Братусь, Вадим Артурович Петровский, Евгений Васильевич Субботский. Когда мы организовывали группу исследования смысловых образований в контексте психологии личности, каждый приходил к пониманию динамической смысловой природы личности своим путем. Блюма Вульфовна шла от исследований смысловых образований личности совместно с Куртом Левином, Львом Семеновичем Выготским и Гитой Васильевной Биренбаум, начавшихся еще в 1930-х годах; Любовь Семеновна Цветкова — от исследований восстановительной реабилитации личности в нейропсихологии, зарождающихся в диалогах Курта Левина, Льва Семеновича Выготского и Александра Романовича Лурии о взаимоотношении аффекта и интеллекта; Евгений Васильевич Субботский — от проведенных им еще на студенческой скамье под руководством Александра Романовича Лурии и Виктора Васильевича Лебединского исследований персевераций и свободного поведения ребенка; Адольф Ульянович Хараш — от разработки роли личностных смыслов в психологии общения; Вадим Артурович Петровский — от исследований надситуативной активности как механизма порождения деятельности и разработки динамической парадигмы в психологии деятельности, проведенных под руководством Алексея Николаевича Леонтьева. Особо сделаю акцент на инициации объединения этого коллектива авторов, которая принадлежит Борису Сергеевичу Братусю, разрабатывавшему совместно с Блюмой Вульфовной Зейгарник ценностно-смысловой подход к пониманию природы аномалий личности в патопсихологии и общей психологии. Я же двигался от разработки особого диалога школы Алексея Николаевича Леонтьева со школой установки Дмитрия Николаевича Узнадзе, в ходе которого акцентировал внимание на смысловой установке как эскизе будущих действий личности.

Все мы, разрабатывая смысловую динамическую психологию личности, так или иначе вчитывались в Курта Левина, все мы держали в руках его рукопись «Намерение, воля, потребность», которая была психологическим самиздатом и передавалась из рук в руки на факультете психологии МГУ. Мы знали ее как «Отче наш». Именно о ней нас на экзаменах спрашивал Алексей Николаевич Леонтьев.

Примерно в тот же период времени вышли две значимые книги — две монографии Блюмы Вульфовны Зейгарник «Теории личности в зарубежной психологии» и «Психология личности Курта Левина».

Блюма Зейгарник была, конечно, влюблена в Курта Левина, с которым была связана ее исследовательская молодость. Психологическая жизненная правда состоит в том, что в Курта Левина влюблялись его ученицы, среди них были и Блюма Зейгарник, и Тамара Дембо, и Мария Овсянкина, и Гита Биренбаум. Все они работали с Куртом Левином в берлинский период его научной биографии. Впоследствии они перенесли дух творчества общения с Куртом Левином в свою совместную работу со Львом Выготским, Алексеем Леонтьевым, Александром Лурией, Александром Запорожцем, Даниилом Элькониным, Петром Гальпериным, Леонидом Занковым, Петром Зинченко и Лидией Божович. Особо сделаю акцент на исследованиях, которые проводили в 1930-е гг. Зейгарник и Биренбаум, посвященные смысловым образованиям личности. В этих исследованиях фактически показывается, что смысловые образования не изменяются от вербализации, а меняются только через трансформацию жизненного пространства, через трансформацию жизненного мира, через трансформацию потоков преднамеренной деятельности. Анализ исследований 1930-х гг., связанных с диалогом между Куртом Левином и последующими разработками деятельностного подхода Алексея Николаевича Леонтьева, зримо показывает неразрывную связь между идеями теории деятельности А.Н. Леонтьева и концепцией «побуждающего характера предметов» К. Левина. Для того чтобы это увидеть, достаточно проанализировать проведенное А.Н. Леонтьевым в 1930-х гг. исследование, которое называется «Динамика познавательных интересов посетителей парка культуры и отдыха». Именно в этом исследовании Алексей Николаевич Леонтьев начинает называть предмет, побуждающий деятельность человека, «предметом потребности», а затем «мотивом деятельности». Именно на основе этих исследований появляется концепция мотива как предмета потребности, в дальнейшем разработанная Алексеем Николаевичем Леонтьевым и его учениками.

Обратите внимание, что конструкция «мотив как предмет потребности» непосредственно связана с введенным Куртом Левином в теории поля представлением о побуждающем характере вещей, «характере требования» (Aufforderungscharakter). Курт Левин ввел идею побуждающего характера предметов, которая впоследствии нашла свое воплощение в идее «валентности». В диалоге с Левином, еще раз отмечу, А.Н. Леонтьев фактически задает понимание мотива как предмета потребности в жизненном пространстве, а тем самым, вслед за Левином, в контексте экспериментальной психологии снимает субъектно-предметную оппозицию. В связи с этим упомяну, что в диалог с Куртом Левином вступил и Карл Дункер, который в контексте своей концепции продуктивного мышления ввел представление о функциональной фиксированности предметов (позднее это представление выступит у А.Н. Леонтьева, П.Я. Гальперина и К. Хольцкампа как представление о «предметных значениях»). Если проследить генезис идей «побуждающего характера предметов» в психологии, то мы увидим их связь с разработкой концепции А.Н. Леонтьева об «образе мира» и концепции «аффорданса» в экологической теории восприятия Дж. Гибсона. Рискну предположить, что представления, развитые в 1970-х гг. А.Н. Леонтьевым, — о том, что мы живем в таких измерениях, как «поле значений» и «поле смыслов», — и идеологически, и терминологически связаны с теорией поля Курта Левина, его идеями о побуждающем характере вещей. Необходимо особое исследование в истории психологии, чтобы высветить эти линии развития представлений о теории поля и жизненном пространстве Курта Левина в нашей науке. Еще раз подчеркну ключевой тезис теории поля Курта Левина: мы живем в жизненном пространстве, мы живем в мире побуждающих предметов, мы живем в мире вещей, которые имеют душу.

Близкую логику анализа мы находим и в теории психологии установки, разрабатываемой Дмитрием Николаевичем Узнадзе в 1923–1925 гг., описанной в монографии «Экспериментальные основы психологии установки». Он, по сути, показал, что идея «побуждающего характера предметов» лежит в основе представлений о порождении первичных установок, определяющих поведение человека. Обращаю внимание: не фиксированных установок, которые потом стали основным предметом исследования в школе психологии установки Д.Н. Узнадзе, а именно первичной установки. Встреча субъекта с ситуацией удовлетворения потребности — это значимая встреча в развитии поведения, детерминированного первичной установкой (см. об этом: [Асмолов, 1979]).

Обозначенные выше линии диалога Курта Левина с различными исследователями в нашей психологической науке иллюстрируют живые следы идей К. Левина, которые выступают как детерминирующие тенденции психологической науки (см. подробнее: [Ясницкий, 2012]).

Берлинский период творчества Курта Левина бездонен. В этот период Левин создал и экспериментальную психологию личности, и теорию уровня притязаний, которая через исследования его ученика Фердинанда Хоппе нашла продолжение в когнитивной социальной психологии и в концепциях мотивации достижения, даже если авторы этих концепций иногда и не ссылаются на родство с Куртом Левином. Иными словами, это богатство идей, которое было у Курта Левина, задало огромное количество эскизов будущего действия для современной психологии.

Пятое смысловое действие.
Гештальтизация бихевиоризма — диалоги Курта Левина, Эдварда Толмена и Эгона Брунсвика

А.Г. Асмолов: В конце 1930-х гг. в США развернулась полемика между Куртом Левином и классиком понимания целенаправленного поведения у человека и животных Эдвардом Толменом [Tolman, 1932a; 1932b; 1948]. В этой полемике принял участие и выдающийся исследователь Эгон Брунсвик [Brunswik, 1952], работы которого в области психологии в нашей стране недостаточно оценены. Будучи под влиянием гештальтпсихологии, психолог венгерского происхождения Эгон Брунсвик, начавший свою карьеру ассистентом Карла Бюлера, в 1930-х гг. еще в Германии встречался с Эдвардом Толменом. Могу предположить, что именно Э. Брунсвик сыграл немаловажную роль в коммуникации между К. Левином и Э. Толменом. На мой взгляд, диалог между К. Левином, Э. Толменом и Э. Брунсвиком состоялся именно потому, что и теория целенаправленного поведения, разрабатываемая в контексте молярного бихевиоризма Эдварда Толмена, и теория поля Курта Левина, и представления о вероятностном функционализме и экологической валидности Эгона Брунсвика сыграли свою роль в трансформации методологии психологии. Детальный анализ этой полемики еще ждет историков психологии. Для нас же в контексте понимания наследия Курта Левина важно подчеркнуть, что подобного рода диалоги являются ярким примером интеллектуальной гибридизации таких различных школ психологии, как школа гештальтпсихологии, из которой вышли и Курт Левин, и Эгон Брунсвик, и школа бихевиоризма, в которой шел поиск молярных, целостных концепций поведения, а не только атомарных, молекулярных концепций поведения в стиле Джона Уотсона. Возвращаясь к идее целевой детерминации и временной перспективы, отмечу, что именно Э. Толмен как лидер молярного бихевиоризма вводит понятие целенаправленного поведения, когнитивных карт, а также экспектации как промежуточной переменной. Именно Э. Толмен оказал влияние на Джерома Брунера [Брунер, 1977], который впоследствии разработал теорию перцептивных гипотез, определяющую конструирование образов восприятия. И вся полемика между Куртом Левином, Эдвардом Толменом и Эгоном Брунсвиком показывает, насколько в ходе этой полемики «гештальтировалась» методология американской психологии. Именно в 1930-х гг. Эдвард Толмен вводит понятие когнитивных карт у человека и животных, которое ныне стало привычным для социальной когнитивной психологии и вообще в когнитивной науке. Именно Э. Толмен в контексте своего варианта целенаправленного бихевиоризма рассматривал цель как объективную цель (goal). Если бы дискуссия конца 1930-х гг. между Э. Толменом, К. Левином и Э. Брунсвиком была издана в России и отрефлексирована, то родство идей Курта Левина со многими перекрещивающимися линиями интеллектуальной эволюции психологической науки стало бы более очевидным.

Шестое смысловое действие.
Теория поля Курта Левина и использование конструкта «поля» в категориальном аппарате психологии

А.Г. Асмолов: Вряд ли нужно доказывать, что язык теории поля Курта Левина, его идеи топологической психологии во многом задали научный лексикон психологических исследований. Достаточно упомянуть такие направления в психологии, как экологическая психология восприятия Джеймса Гибсона, экологическая психология развития Ури Бронфенбреннера, а также энвайронментальная психология, особенно продуктивно развиваемая, на мой взгляд, многие годы эстонскими психологами [Niit et al., 1994].

Не могу не упомянуть об оригинальных исследованиях сенсорных пространств Чингиза Измайлова, ученика Евгения Николаевича Соколова, а также об исследованиях перцептивных пространств в сфере психосемантики Виктора Петренко. Не думаю, что подобного рода исследования появились бы ныне, если бы топологическая психология Курта Левина не стала в нашей науке архетипом коллективного бессознательного.

Теория поля Курта Левина, его топологическая психология — это уход от банальных операционализаций, различных метрик, от дискретности — к торжеству гештальт-холистской идеологии. Именно Курт Левин подарил психологии «поле» как методологическую единицу анализа жизненных пространств. И когда мы говорим, вслед за Чарльзом Осгудом, о семантических пространствах, когда в работах таких наших психофизиологов, как Чингиз Измайлов, обсуждаем идеи перцептивного пространства, мы пользуемся категориальным аппаратом К. Левина, часто не рефлексируя,
что сами идеи сематического пространства и перцептивного пространства прорастают из топологической психологии Курта Левина.

Седьмое смысловое действие.
Курт Левин и стили методологии науки

А.Г. Асмолов: Когда-то канадский психофизиолог Ганс Селье предложил различать в интеллектуальной эволюции науки два индивидуальных стиля исследователей: стиль «решателей проблем» и стиль «постановщиков проблем». В исследованиях Курта Левина воплощались оба этих стиля. Он обладал искусством интеграции методологии и технологии исследования, набирая команды достойных учеников на самых разных этапах своей научной биографии. Для него реальные жизненные ситуации были своего рода моделью, используя представление А.Ф. Лазурского, «естественных экспериментов». В практике Курта Левина методология срасталась с онтологией. У него не было методолого-онтологического параллелизма. В этом стилистика его мышления. Он постоянно сращивает методологию, феноменологию и экспериментальные исследования. В этом смысле Курт Левин многорук, подобно индийскому богу Шиве. Он мог нырнуть в историю науки и проанализировать, как мы хорошо знаем, стили мышления Аристотеля и Галилея. Он все время занимал межпарадигмальные позиции, оставаясь при этом верен парадигме топологической психологии.

Для меня, когда я смотрю на современную психологию через оптику топологической психологии Курта Левина, в эволюции науки начинают пересекаться линии таких исследователей, которые вряд ли когда-либо сопоставлялись друг с другом. Так, например, в работах 1940-х гг. классик неклассической биологии целенаправленной активности Николай Александрович Бернштейн замечает, что в процессе построения движений примат — за топологией, а не за метрикой. В те же годы Курт Левин обсуждает, что топос всегда больше, чем метрика. И что в фокусе внимания психологов должна быть топология жизненных пространств. Совсем недавно в одном из диалогов Александр Николаевич Поддьяков обронил мысль o том, что психологи часто считают последним словом в науке те идеи, которые являются уже вчерашним днем математики, физики и биологии. За этими словами есть своя правда. Но эта правда не относится к методологии Курта Левина, который, разрабатывая топологическую психологию, продвигался в эволюции методологии науки, не столько заимствуя идеи у физиков и математиков, сколько наполняя их иными смыслами. Курт Левин, как и Н.А. Бернштейн, был звездным, многогранным человеком, многояйным человеком.

И для меня важно, что в экспериментах Курта Левина участвовали психологи, которые были живыми персонажами науки, а не только теми людьми, которым воздвигают памятники из бронзы. В его экспериментах, посвященных динамике гнева, как об этом рассказывала Б.В. Зейгарник, проявлялись индивидуальные стили поведения разных известных психологов. Так, в экспериментах Тамары Дембо, когда их участникам давалась неразрешимая задача, Макс Вертгеймер, видя, что задача не имеет решения, «поднимался над полем» и начинал писать свою очередную статью. Юный Александр Романович Лурия после нескольких безуспешных попыток найти решение задач впадал в ситуацию фрустрации, и молнии его гнева поражали экспериментаторов.

Курт Левин никогда не стеснялся своей национальной идентичности. Поэтому боль, драма, страдания еврейского народа, обожженного Холокостом, проходили через его исследования. В этих исследованиях природы конфликта проявилась еще одна особенность личности Курта Левина — его бесконечная преданность человечности.

Идеи Курта Левина прорастают в самых разных направлениях современной психологии. К его теории может быть полностью применен эффект прерванных действий, вошедший в историю нашей науки под именем «эффекта Зейгарник» [Zeigarnik, 1927]. Психологическая наука живет и развивается до тех пор, пока мышление психологов остается в состоянии прерванного действия, в котором всех нас оставил один из самых человечных психологов ушедшего XX в. — Курт Левин.

Н.В. Гришина: Я много лет читаю Курта Левина, люблю Курта Левина, но Ваш рассказ поразил меня, позволив увидеть что-то совершенно по-новому. Мне глубоко близка Ваша идея множественности миров Курта Левина, Вы называете это многояйностью Курта Левина, множественностью его Я. Он действительно играл на разных полях, на многих полях, и я хотела бы спросить у Вас об американском периоде его жизни, который был для него очень сложным, очень трагичным. На меня в свое время произвело большое впечатление то, как активно он занимается решением социальных проблем. То, как Курт Левин отстаивает свою парадигму активного действенного исследования, о которой он говорил: психолог не должен ограничиваться объяснением поведения, он должен идти дальше, и эмпирически, экспериментально, в реальной жизни проверять те теории, те идеи, которые у него возникают. И я хотела спросить о нашем сегодняшнем дне, о современной психологии: почему мы стали ограничиваться объяснением поведения? Вы один из немногих психологов, которые реально работают в парадигме активного действенного исследования. Дочь Курта Левина писала, что для него главной жизненной целью было сделать этот мир лучше. Вы один из немногих, кто это делает. Что мы можем сделать сегодня, особенно в той трудной ситуации, в которой мы сейчас находимся, чтобы не только терапевтически, не только психологической помощью онлайн, но сделать что-то большее для решения проблем нашего общества, чтобы сделать этот мир лучше?

А.Г. Асмолов: Ваш вопрос носит экзистенциальный характер. Не хочу отшучиваться в стиле одиннадцатого тезиса о Фейербахе, что до сих пор философы и психологи наблюдали мир; изменить его — вот наша задача. Вы правы, Курт Левин задолго до любого конструктивизма был конструктором пробуждающих сил саморазвития. Он никогда не работал с помощью манипулирования. Курт Левин все время пытался — и в этом он близок Виктору Франклу — трансформировать реальность. Он мечтал очеловечить человека. Что такое теория жизненного пространства? Это попытка создать очеловеченный мир. В этом смысле мотив очеловеченного мира — это смыслообразующий мотив жизни Курта Левина. Этот смыслообразующий мотив рельефно передается и названием книги А.Р. Лурии на английском «The Making of Mind». По своей философии жизни Курт Левин близок к экзистенциализму. Но что такое экзистенциальное мировоззрение? Для меня это социальная анестезиология боли, которая помогает пережить трагедии и выше поднять голову человеку. Курт Левин не только разрабатывал психологию перспективы. Он говорил о психологии жизненных пространств, особенно в американский период своего творчества — период, когда он оказался в ситуации «чужой среди чужих», когда рядом были бихевиористы, когда, как говорил Гордон Олпорт, преобладал галопирующий эмпиризм, а я бы добавил: и галопирующий прагматизм. Он знал конфликты не понаслышке, не по учебнику. Он проживал конфликты и с другими ментальностями, и с другими научными школами. Его диалоги — это откупорка смыслов других людей и создание своих смыслов. Он постоянно находился в ситуации развивающего конфликта. Он его проживал, так же как Виктор Франкл и Эрих Фромм. У всех этих изгнанников общность судьбы. Они понимали, что мир, распятый закрытостью и тоталитарностью, будет бесчеловечным миром, миром абсолютного зла. Поэтому применительно к нынешней ситуации встает мой любимый вопрос: «Как остаться человеком в бесчеловечную эпоху?» Вспомните строки песни Александра Галича: «Ах, какая странная эпоха, не горим в огне, но тонем в лужах. Обезьянке было очень плохо, человеку было много хуже». И ныне мне невероятно больно, когда психологи тонут в лужах социального конформизма.

Мы с вами пытаемся, чтобы разные научные школы вели непрестанный диалог друг с другом. Для меня это важно. Я начал диалог между школой психологии установки и школой психологии деятельности. Мне всегда хотелось подняться над полем, преодолеть изоляционизм и инкапсулирование научных школ, которые говорят только на своем языке, вольно или невольно перевоплощаясь в носителей жреческого разума. Курт Левин, Виктор Франкл или Абрахам Маслоу — хоть они не согласуются в своих концепциях — обладают общим ценностным императивом. Для меня значимы слова моего учителя Алексея Николаевича Леонтьева о том, что мы делаем не только действительную, но и действенную психологию. Психология Курта Левина была действенной психологией. И когда мы пускаемся во все тяжкие и ныряем в конструирование практики смыслового, вариативного, личностно образующего образования, мы верим, что народится тот мир, о природе которого спорили Нарцисс Ах и Курт Левин, — мир свободного личностного выбора. Курт Левин всю жизнь, говоря словами Людмилы Ивановны Анцыферовой, изменял себя, не изменяя себе. Уроки действенности — это всегда экзистенциальные уроки. Психолог, который в эксперименте велик, психолог, который в теории может быть прекрасен, всегда рискует, когда выходит на поляну действенности. В связи с этим вспоминаю слова одного фанатика, истово ненавидящего психологию и мечтающего о возврате тоталитарной эпохи. Он как-то обронил, что никакой бы перестройки в Советском Союзе не было, если бы в 1966 году не появились два факультета психологии — факультет психологии МГУ и факультет психологии ЛГУ. Когда этот фанатик предъявил это обвинение, у меня сначала сердце дрогнуло от горечи. А потом оно у меня перестало дрожать, потому что я понял, что те, кто так критикует, своим нутром чувствует, что наши факультеты пошли по пути от человекознания к человековедению. В связи с этим вспоминается библейская цитата, которую часто повторял Лев Семенович Выготский: «Камень, который презрели строители, должен встать во главу угла». А камень — это практика. Но практика в экзистенциальном смысле слова, а не техника. Он говорил о культурной практике, практике поддержки разнообразия, практике, где есть забота о другом человеке.

Что такое человек? Человек — это интериоризированная забота о других. Только заботясь о других, ты начинаешь заботиться о самом себе. Вот это та интериоризация, которая проходит через жизнь личности.

Невольно вспоминаются слова Анны Андреевны Ахматовой, раскрывающие решение задач на смысл, работу человека с самим собой: «У меня сегодня много дела, надо память до конца убить, надо чтоб душа окаменела, надо снова научиться жить». Психология, помогающая снова научиться жить, это психология Курта Левина, Виктора Франкла, Эриха Фромма. При этом уверен, что Курт Левин понимал то, насколько сложней быть человеком, чем, воспользуюсь формулой братьев Стругацких, быть богом.

А.С. Губанова: Александр Григорьевич, сегодня в цифровом обществе потребления у человека все еще есть воля искать свой путь?

А.Г. Асмолов: Во-первых, отвечаю как человек и психолог, глядя на вас, у вас этой воли больше чем достаточно. И то, что мы сейчас говорим, и то, что с вами делаем, создавая вокруг себя искусство общения непохожих друг на друга психологов — академических и практических, — это невероятно важно. Мы в психологии должны преодолевать и нравственный эгоцентризм, и познавательный эгоцентризм. Кто закутался в рыцарское одеяние парадигмы Т. Куна, тот стал эгоцентриком. Курт Левин работал на границах парадигм. Именно поэтому я считаю оправданным говорить о созвездии жизненных миров Курта Левина.

А.С. Губанова: Слушая Вас, я делаю для себя вывод: либо я буду человеком, либо меня не будет совсем.

А.Г. Асмолов: Нет, вы всегда обладаете возможностью быть человеком, возможностью встать над ситуацией и вырваться за рамки, как бы сказал Курт Левин, импульсивного поведения.

А.С. Губанова: Александр Григорьевич, спасибо за эту беседу о Курте Левине, чье 130-летие мы отметим — казалось бы, так давно это было, это далеко в истории…

А.Г. Асмолов: Он не в истории, он в сердце.

Н.В. Гришина: Сегодняшняя наша встреча — это событие в моей жизни, которое я еще должна осмыслить. И мне кажется важным, чтобы с этим обсуждением идей и личности Курта Левина познакомилось как можно больше людей. Что если мы назовем текст нашего обсуждения «Курт Левин: созвездие жизненных миров»? И я бы хотела дать подзаголовок «Диалоги с Куртом Левином». Я просто счастлива, что в моей жизни был Курт Левин, его работы, его личность оказали на меня огромное влияние. Чувство его влияния сопутствует мне всю жизнь. Когда я была студенткой, я прочла, как он пишет в письме Кёлеру, что когда-нибудь психология должна будет перейти от изучения концепта времени к концепту пространства. Я, конечно, в то время не могла понять это по-настоящему, но чувствовала, что в этом есть что-то очень важное. Потом мой диалог с Куртом Левином был прерывистым, я от него уходила, потом возвращалась. Был период, когда, мне кажется, я в течение целого года читала только работы Левина и работы о нем, тогда я и написала его биографию. Сейчас бы я не решилась это сделать. Но я была так в него влюблена, что мне хотелось написать о нем, чтобы все о нем читали. И сейчас рекомендую студентам перед тем, как читать работы Курта Левина и с ним знакомиться, прочесть его биографию, потому что его биография — это ключ к пониманию его профессиональной жизни, которую не понять без его биографии, без его удивительной жизни. Для меня это великий пример. Его дочь пишет, что Левин с самого детства был маргиналом. Сначала это маленький еврейский мир, в котором его семья имела высокий статус, за пределами которого, во время учебы в университете, ему непросто. А когда он переезжает в Америку, кем он становится в своем новом окружении? Беженец из Германии, для профессоров в университете он был эмигрантом, для бизнесменов, с которыми ему приходилось иметь дело, он был интеллектуалом. Он все время был маргиналом. Я его биографию заканчиваю словами о том, что обстоятельства его жизненной истории таковы, что могли бы сделать из него постоянного посетителя кабинета психоаналитика. Но Курт Левин — в его терминологии — встал «над полем». Вся его жизнь — это встать над полем. Это великий и вдохновляющий пример.

А.Г. Асмолов: Вы сказали: «Я была влюблена в Левина». Наш диалог о Курте Левине — это диалог влюбленных людей. Чтоб стать психологом в своей профессиональной жизни, надо пройти через идентификацию с целым рядом мыслителей. Я никогда не предам ни Льва Семеновича Выготского, ни Алексея Николаевича Леонтьева, ни Курта Левина, потому что предать их — это предать людей, которые тебя творили и в которых ты влюблен. Это далеко за пределами идеала рациональности. И это в буквальном смысле подняться над полем, осуществить, как бы сказал Вадим Петровский, акт надситуативной активности. Психолог, который погружается в связи со 130-летием в мир Курта Левина, имеет возможность идентифицироваться с Куртом Левином. Когда мы осмысляем, как вы, Наталия Владимировна, его биографию, мы не просто говорим — мы переживаем смыслы. И наш диалог о Курте Левине — это продолженная идентификация с этим мыслителем. Мы вычерпываем его смыслы. Пусть другие психологи рядом с нами или без нас подпитаются его смыслами. И каждый родит своего Курта Левина, превращая 130-летие К. Левина в продолжение его жизни в современной психологической науке.

Литература

1. Асмолов А.Г. Деятельность и установка. М.: Изд-во МГУ, 1979.
2. Асмолов А.Г., Братусь Б.С., Зейгарник Б.В. и др. О некоторых перспективах исследования смысловых образований личности // Вопросы психологии. 1979. № 4. С. 35–46.
3. Брунер Дж. Психология познания. За пределами непосредственной информации / пер. с англ. М.: Прогресс, 1977.
4. Зейгарник Б.В. Теории личности в зарубежной психологии. М.: Изд-во МГУ, 1982.
5. Зейгарник Б.В. Теория личности К. Левина. М.: Изд-во МГУ, 1981.
6. Леонтьев А.Н. Избранные психологические произведения: в 2 т. Т. I. М.: Педагогика, 1983.
7. Леонтьев Д.А. Человек перспективы // Нюттен Ж. Мотивация, действие и перспектива будущего. М.: Смысл, 2004. С. 5–16.
8. Узнадзе Д.Н. Экспериментальные основы психологии установки. Тбилиси: Изд-во Акад. наук Груз. ССР, 1961.
9. Ясницкий А. К истории культурно-исторической гештальтпсихологии: Выготский, Лурия, Коффка, Левин и др. // Психологический журнал Международного университета природы, общества и человека «Дубна». 2012. № 1. С. 60–97.
10. Brunswik E. The conceptual framework of psychology. Chicago, 1952.
11. Niit T., Heidmets M., Kruusvall J. Environmental Psychology in Estonia // Journal of Russian and East European Psychology. 1994. No. 32 (3), May. P. 5–40.
12. Tolman E. C. Purposive Behavior in Animals and Men. University of California Press, 1932a.
13. Tolman E. C. Lewin’s Concept of Vectors // Journal Gen. Psychol. 1932b. No. 7. P. 3–15.
14. Tolman E. C. Kurt Lewin: 1890–1947 // Psychol. Rev. 1948. No. 55 (1). P. 1–4.
15. Zeigarnik B. Das Behalten erledigter und unerledigter Handlungen // Psychologische Forschung. 1927. No. 9. S. 1–85.

Источник: Жизненное пространство в психологии: Теория и феноменология: сборник статей / под ред. Н. В. Гришиной, С. Н. Костроминой. СПб.: Изд-во С.-Петерб. ун-та, 2020. С. 7–29. Материалы сборника временно доступны в полном объеме

Видеозапись выступления профессора А.Г. Асмолова в ходе онлайн-симпозиума «Психология жизненного пространства (к 130-летию Курта Левина)» доступна для просмотра на сайте мероприятия.