16+
Выходит с 1995 года
29 марта 2024
Личность и информация в цифровом мире: от новых моделей медиапотребления к инфодемии

Профессор кафедры психологии личности факультета психологии Московского государственного университета им. М.В. Ломоносова, заместитель заведующего кафедрой, директор Фонда развития Интернет, академик РАО, доктор психологических наук Галина Владимировна Солдатова представила доклад «Личность и информация в цифровом мире: от новых моделей медиапотребления к инфодемии» на симпозиуме «Личность в пространстве возможного» в рамках Международной научной конференции «Ананьевские чтения — 2021. 55 лет факультету психологии в СПбГУ: эстафета поколений».

Легендарную фразу «Кто владеет информацией, тот владеет миром» сказал когда-то Натан Ротшильд. Информация позволяла ему так строить поведение на бирже, что он заложил основы своего баснословного богатства.

Значение информации в информационном обществе трудно переоценить. Существует точка зрения, что и личность, и человек отдельно рассматриваются как совокупность информации так же, как и любой материальный предмет. Сегодня эту совокупность информации можно носить с собой в гаджете, можно передать.

Я взяла тему «Личность и информация в цифровом мире» и сузила её до модели медиапотребления, это один из аспектов того, что мы исследуем в рамках изучения цифровой социализации.

Здесь я буду проводить две линии. Во-первых, все возможности, которые связаны с информацией, граничат с рисками, перетекают в них. Это оборотная сторона возможностей.

Вторая линия — это межпоколенческий анализ. Буду опираться на разработку социально-когнитивной концепции цифровой социализации, которую мы делаем с нашим коллективом. Подробно не буду на ней останавливаться, я говорила об этом на Саммите психологов в Санкт-Петербурге.

Здесь мы рассматриваем такую важную вещь, как техносистема, которая состоит не только из компьютеров и гаджетов, включает в себя социальные сети, мессенджеры, облачные хранилища, электронные книги, видеоигры, программы искусственного интеллекта, но и способы работы с ними, способы действий, которые происходят в процессе их использования.

В качестве ключевых измерений цифровой социализации мы выдвигаем гиперподключенность, которая определяет, что все всем пользуются, всегда в сети, всегда на связи. Эту смешанную совмещенную реальность, а также техносистему мы рассматриваем как технологическую достройку современного человека. Беспрецедентную, которой никогда раньше не было в таком масштабе. Это обеспечивает новую социальность, которую мы называем цифровой социальностью.

Цифровая социальность — приобретаемые человеком в ходе межличностного онлайн-взаимодействия, а также в составе различных групп, существующих в интернете, способы и практики социального взаимодействия и самопрезентации, совокупность качеств и особенностей, определяющих диапазон социальных контактов, освоение и реализацию социальных ролей, усвоение, принятие и соблюдение норм и правил цифровой среды и выполнение на их основе различных социальных функций.

Цифровые устройства и цифровые платформы как культурные средства (орудия) «подключенного» индивида опосредуют:

  • психические процессы,
  • новые виды взаимодействия,
  • форматы повседневной деятельности,
  • социальный порядок,
  • социальные и культурные практики,
  • динамики постоянных изменений.

В данном случае нас интересуют социальные и культурные практики. Это один из аспектов, которым мы занимаемся. Мы опираемся на классиков, рассматриваем социальные практики как формы организации индивидуальной и совместной деятельности людей, которые сложились в культурно-историческом контексте с целью удовлетворения потребностей отдельных индивидов, социальных групп и общества в целом (Бурдье, 1994; Гарфинкель, 2007).

Социально-культурные практики на протяжении истории развития человечества определяются разными эпохами. В своей книге «Третья волна» (1980) Элвин Тоффлер выделял три волны новых возможностей.

  • сельскохозяйственная цивилизация — преобладают добывающие виды хозяйственной деятельности: земледелие, рыболовство, добыча полезных ископаемых, производство пищевых продуктов;
  • индустриальная цивилизация (с 1650-х годов) — общество, основанное на механизированном (индустриальном) товарном производстве, производство товаров, урбанизация, возникновение предпринимателей и наемных работников, рыночной экономики;
  • цивилизация третьей волны (с 1950-х годов) — появление капитализма и среднего класса, научно-техническая революция превращает науку в производительную силу, одним из важнейших ресурсов становится информация, ускорение исторического процесса.

Более современный взгляд на ситуацию Клаус Шваб изложил в работе «Четвертая промышленная революция» (2006):

  • первая промышленная революция (1760–1840-е годы) — строительство железных дорог и создание парового двигателя;
  • вторая промышленная революция (конец 19-го – начало 20-го века) — электричество, конвейер, массовое производство;
  • третья промышленная революция (1960–1990-е годы) — полупроводники, ЭВМ, персональные компьютеры, интернет;
  • четвертая промышленная революция (21-й век) — искусственный интеллект, роботизация, Big Data, интернет вещей, 3D-печать, виртуальная и дополненная реальность, био- и нейротехнологии.

Цифровые трансформации, которые сейчас происходят, способствуют расширению социально-культурных практик, традиционные практики трансформируются при переносе их в онлайн. Получается смешанная реальность. Здесь появляется много методологических вопросов, существует огромное количество подходов и взглядов на эту тему. В рамках этих взглядов можно остановиться на двух основных подходах.

Есть подход нашей коллеги, Елены Леонидовны Вартановой, декана факультета журналистики МГУ, которая говорит о том, что одна из вершин развития человека — это homo mediatus, «человек медийный». И говорит о процессе медиатизации, связанном с процессом производства, хранения, переработки и потребления информации.

Специфика потребления информации — одна из ключевых характеристик для понимания устройства общества, его социально-экономических детерминант, способов построения взаимодействий и траекторий дальнейшего развития на том или ином этапе.

Об этом говорил Маршалл Маклюэн, работы которого легли в основу такого направления, как медиаэкология — экология средств коммуникации. Он еще в 1960-е годы сказал, что письменность, книгопечатание, телевидение — «внешние расширения» человека. «Средство коммуникации есть сообщение». Для нас это, в первую очередь, означает то, что цифровые устройства сочетают в себе орудийные и знаковые компоненты.

Это направление интересно тем, что оно очень широкое и изучает влияние окружающей среды на коммуникационные системы: на технологии, методы передачи информации, как это всё влияет на человека и на общество.

Есть такое направление — теория использования и удовлетворения, довольно расплывчатая, за рубежом она хорошо известна, у нас меньше её используют. Но нам она тоже интересна, потому что идет от человека, изучаются потребности пользователей, сам пользователь влияет на коммуникации, на производство информации.

Цель — изучение потребностей пользователей, изучение взаимосвязи искомого вознаграждения (гратификации), мотивации и полученного вознаграждения, удовлетворения потребности (модель «ожидание — оценка»).

Основные постулаты (Катц, Бламлер, Гуревич, 1973).

  1. Аудитория — активный участник процесса коммуникации, использует СМИ для удовлетворения потребностей.
  2. Инициатива в процессе выбора СМИ для удовлетворения конкретной потребности лежит на пользователе медиа.
  3. Пользователь ищет альтернативы для удовлетворения потребностей, СМИ конкурируют как друг с другом, так и с альтернативными источниками удовлетворения потребности, например, в социализации, в общении.
  4. Потребители СМИ обладают достаточным самосознанием, чтобы сообщать о своих интересах и мотивах.
  5. Идеологические, социо-культурные, политические ориентации не изучаются в рамках подхода.

Можно выделить следующие мотивы пользователей СМИ (Гринберг, 1974; Рубин, 1994):

  • когнитивные: получение информации, знаний, понимания, обучение, поиск совета, осведомленность;
  • аффективные: получение возбуждения, эмоций, эстетического наслаждения, развлечение, релаксация, уход от реальности;
  • социальные: общение, конструирование идентичности, поддержание компании, выяснение условий существования других;
  • личностные: поиск моделей поведения, выстраивание системы ценностных ориентиров, повышение собственного статуса, уверенности, доверие к себе, самопознание.

Мы говорим о том, что информации слишком много. Но разговоры об информационной перегрузке ведутся со времен возникновения письменности. «Чрезмерное обилие книг распыляет мысли», — Сенека (4 в.до н.э.). «Многочисленность фактов и сочинений растет так быстро, что в недалеком будущем придется сводить все к извлечениям и словарям», — Вольтер.

С появлением интернета можно наблюдать информационное цунами. В 1993 году существовало 130 сайтов, в 2016 году — более миллиарда, в 2021 году насчитывается более 1,8 миллиарда сайтов. Предполагается, что к 2025 году показатель утроится, при этом 80% данных будут генерироваться гаджетами, а не живыми людьми.

Особенности распространения информации в интернете:

  • многократное увеличение скорости и объемов производимой информации,
  • трансграничность — расширение спектра доступных информационных каналов,
  • возможность персонализации информационного потока для каждого пользователя,
  • возрастающая роль социальных СМИ и неформальных каналов связи,
  • отсутствие четкой границы между «потребителями» и «производителями» информации,
  • снижение уровня достоверности и ценности информации.

Дебаты об информационной перегрузке идут уже полвека, впервые этот термин использовал Элвин Тоффлер в работе «Шок будущего» (1970).

Информационная перегрузка — сенсорная перегрузка в информационную эпоху. Существуют пределы восприятия сенсорной информации. Во-первых, человек имеет ограниченную «пропускную способность», во-вторых, переполнение системы ведет к серьезным нарушениям в поведении.

Информационная перегрузка — состояние, при котором объем потенциально полезной и актуальной информации превышает возможность её обработки человеком и становится помехой, а не помощником (Bawden, Robinson).

В рамках нашего проекта «Цифровая социализация в культурно-исторической перспективе: внутрипоколенческий и межпоколенческий анализ» при поддержке Российского научного фонда изучались особенности цифровой социализации у представителей разных поколений.

Сбор данных проводился в 2018–2019 годах в 5 федеральных округах РФ, в 6 городах. Выборка исследования составила два поколения, 637 человек. Подростки 14–17 лет — 300 человек, родители — 337 человек.

Например, в ходе исследования выяснили, что подростки чаще, чем родители, обращаются к людям и к цифровым ресурсам как источникам информации. Роль взрослых как предпочитаемых источников информации сохраняется, что показывает несостоятельность опасений о поражении родителей в «битве с интернетом» за своих детей.

У подростков наблюдаются гибридные практики медиапотребления, жизнь в смешанной реальности:

  • широкий репертуар инструментов получения информации: и новые, и традиционные медиа;
  • активная вовлечённость;
  • высокая скорость переключения при обращении с информацией;
  • медиамногозадачность.

Цифровые платформы управляют фокусом внимания пользователя, создавая «тоннель реальности» — тот узкий спектр явлений и мнений, которые мы видим, находясь внутри сформированной алгоритмами реальности. У подростков больше возможностей обойти «пузыри фильтров».

Особенности «новых медиа» как источников информации:

  • интерактивность,
  • кроссплатформенность,
  • динамичность,
  • горизонтальности взаимодействий,
  • высокая вовлечённость.

Горизонтальность онлайн-взаимодействия как характеристика медиапотребления у подростков включает:

  • близкое окружение как источник информации,
  • предпочтение информации в сети, созданной обычными пользователями (соцсети, Википедия),
  • обсуждение новостной информации со сверстниками онлайн и офлайн,
  • доверие близкому окружению и горизонтальным онлайн-источникам.

По результатам исследования выяснилось, что подростки больше доверяют людям и цифровым ресурсам как источникам информации. При этом 38% подростков проверяют найденную для распространения информацию, в то время как среди родителей — лишь каждый пятый.

Элвин Тоффлер в своей книге «Революционное богатство» ввел понятие «протребитель» — тот, кто создает товары, услуги и опыт для собственного пользования или удовольствия, а не для продажи или обмена. В этом случае индивиды одновременно ПРОизводят и поТРЕБляют продукт.

По данным исследования, каждый пятый подросток выступает не только в роли медиапотребителя и распространителя, но и производителя новостного контента. Родители такие роли выбирают реже. 28% подростков выбирают в сети роль «творца», т.е. создают новое. 53% подростков публикуют посты хотя бы раз в месяц.

Модели медиапотребления

Подростки:

  • широкий репертуар инструментов получения информации — новые + традиционные медиа;
  • активные участники информационного пространства, в том числе распространители и создатели контента;
  • социальные сети — активно используемый инструмент;
  • учатся управлять информационными потоками в смешанной реальности;
  • менее подвержены заточению в информационных пузырях старых или новых медиа;
  • чаще критически оценивают информацию и проверяют ее.

Взрослые / родители:

  • репертуар получения информации уже, доминируют традиционные медиа;
  • более пассивные потребители информации;
  • социальные сети — нечасто используемый инструмент;
  • недостаточно адаптированы к управлению информации в смешанной реальности;
  • характерны информационные пузыри традиционных медиа;
  • реже критически оценивают информацию и проверяют ее.

Однако, согласно результатам исследования, между родителями также существуют разница: молодые родители (до 39 лет) — ближе к подросткам.

Новые модели медиапотребления — фундамент для конструирования цифрового гражданства. Цифровое гражданство — высокий уровень готовности к ответственному, безопасному и эффективному использованию цифровых возможностей. Культура цифрового гражданства напрямую связана с формированием надпрофессиональных компетенций, в том числе и цифровой грамотности как вида функциональной грамотности.

Потребность в познании была в фокусе внимания многих исследователей (Б.Г. Ананьев, Л.И. Божович, А.Н. Леонтьев, Т.Д. Марцинковская, А. Маслоу, З. Фрейд, Э. Фромм, Huurne, Gutteling, Savolainen и др.)

Потребность в информации как форма познавательной потребности возникает у ребенка уже на четвертой-пятой неделе его жизни (Л.И. Божович) в форме потребности в новых впечатлениях, характеризуется как «ненасыщаемая».

Согласно результатам исследования, 42% подростков ежедневно ищет новости в сети, 88% подростков посещают новостные сайты, из них 28% — часто. 28% подростков часто делятся новостями в соцсетях. 75% подростков выбирает активные стратегии распространения новостной информации, среди родителей эта доля составляет 59%.

Полученные результаты свидетельствуют о высокой погруженности представителей подрастающего поколения в новостную онлайн-среду, что соответствует и общемировым трендам (Notley et al., 2017; Ofcom, 2018; Ku et al., 2019; Robb, 2017).

В структуре потребности в новостях выделяется, как минимум, две различных составляющих — потребность в регулярном получении текущих новостей («быть в курсе») и потребность в обсуждении новостей с другими людьми.

Общая потребность в новостях и их распространении проявляется в ситуации пандемии в субъективной̆ необходимости отслеживания и обсуждения информации о коронавирусе, а общая потребность в распространении / обсуждении новостей — в готовности к распространению информации о пандемии, в том числе и некритичному, без проверки этой информации.

Потребность «быть в курсе» новостей более выражена у мужчин, людей более старшего возраста, людей с высшим образованием, лиц, состоящих в браке, людей, у которых есть дети. Люди с более выраженной потребностью в получении и обсуждении новостей чаще отслеживают информацию о коронавирусе.

Потребность в обсуждении и распространении новостей выступает сегодня одним из вероятных источников «инфодемии».

Инфодемия — информационная эпидемия, характеризующая «вирусным» распространением дезинформации, фейковых новостей, слухов, моральной паники и конспирологических теорий (Rothkopf, 2003). Психологические последствия восприятия информации из СМИ могут быть более серьезными, чем от переживания самого факта пандемии (Garfin, 2020).

Негативные эффекты инфодемии:

  • нарушение внимания и памяти, повышенная отвлекаемость, снижение уровня критического мышления из-за слишком большого количества стимулов;
  • ограничение возможности нахождения достоверной информации, способствующей формированию адекватного образа ситуации и соответствующих поведенческих реакций;
  • распространение игнорирующего или активно отрицающего поведения как ответной реакции на невозможность разобраться в противоречивой информации;
  • неадекватность восприятия ситуации как с точки зрения завышения, так и занижения опасности;
  • рост недоверия к ответным действиям официальных структур;
  • распространение среди различных социальных групп широкого спектра негативных переживаний (тревога, депрессия, злость, чувства несправедливости и бессилия, чувство потери контроля, подавленность);
  • формирование долгосрочных стратегий рискованного поведения в условиях кризисных ситуаций.

Феномен «боязни потерь» (стремление не к расширению ресурсов, а снижению «убытков») приводит к тому, что негативная информация обрабатывается более тщательно, чем позитивная. Негативные впечатления и стереотипы формируются в нашем сознании быстрее и более устойчивы к изменениям, чем позитивные.

Некоторые особенности различения «хорошего» и «плохого» определяются биологическими установками, направленными на выживание: человеку нужно быть более бдительным к плохим событиям, поскольку они угрожают его жизни.

Глобальное обилие новостных заголовков с разнообразной информацией часто провоцировало и стимулировало развитие страха, тревоги, предрассудков, возмущения, дискриминации и паники.

Уже проведенные исследования (Moghanibashi-Mansourieh, 2020; Roy et al., 2020; Huang, Zhao, 2020; Тхостов, Рассказова, 2020) согласованно показывают, что отслеживание, обсуждение и в целом время, затраченное на информацию о пандемии, связано с более высоким уровнем тревоги.

В условиях пространственно-временного коллапса, приводящего к болезненным разрывам в линии жизни, происходит рассогласование или даже схлопывание временных и смысловых перспектив. Чувство бессилия от информационного цунами может привести к воображению наихудшего исхода или «катастрофизации», способствуя возникновению чувства тревоги и страха в и так объективно тревожный период (Wiederhold, 2020).

Распространение феномена киберхондрии — постоянного онлайн-поиска медицинской информации, который подпитывается скрытым беспокойством о здоровье, приводит к повышенной тревожности.

Инфодемия определяет не только психоэмоциональный уровень личности, но и влияет на индивидуальное поведение, способствующее непосредственному распространению вируса. Распространение дезинформации может усилить процесс конструирования искаженного восприятия пандемии COVID-19. Возникают новые деструктивные практики: ковид-диссидентство, ковид-нигилизм, ковид-вечеринки, антивакцинаторство.

Возможные причины:

  • совладание с неопределенностью. Отказ от информации, нарушающей ощущение комфорта и уверенности — homo ignorance (Hertwig, Engel, 2016);
  • когнитивные ограничения. Знакомство с мерами социального дистанцирования как новой нормы и их соблюдение представляют трудоемкий процесс принятия решений, который полагается на рабочую память (Xie, Campbell, Zhang, 2020);
  • снижение социального доверия к власти и официальным источникам. Непоследовательность, противоречивость, непрозрачность принимаемых мер могла приводить к их неприятию и игнорированию.

Можно сделать следующие выводы о векторах трансформации практик медиапотребления.

Результаты, полученные при сравнении моделей медиапотребления поколений подростков и их родителей, подтверждают, что «медийность» — это одна из характеристик современного человека, в том числе младших и старших подростков.

Выраженная потребность в информации, разнообразие ее источников, высокое доверие к человеческому ресурсу и новым медиа с сочетании с критичностью — особенности потребления информации у подростков. Распространение горизонтальных интерактивных социальных практик взаимодействия с информацией позволяет подросткам выступать активными участниками информационного пространства с раннего возраста.

Меньшее присутствие родителей в «новых медиа» усиливает цифровой разрыв между поколениями, и старшее поколение оказывается слабо осведомлено о тех событиях и процессах, которые не выходят за пределы социальных сетей и не попадают в новостные заголовки. Цифровой разрыв и низкая цифровая компетентность не позволяют взрослым выступать полноценными навигаторами для детей в информационном онлайн-пространстве и смешанной реальности и корректировать негативные процессы трансформации моделей медиапотребления под влиянием инфодемии.

Раннее и активное погружение в информационное онлайн-пространство детей при недостаточном уровне компетентности и отсутствии межпоколенческих форм передачи онлайн-опыта по медиапотреблению может приводить к попаданию в информационные пузыри, снижению критичности при восприятии информации, информационной перегрузке, возникновению недоверия при выходе за привычные рамки социального окружения, подверженности инфодемии.

Полное видео выступления Г.В. Солдатовой:

В статье упомянуты
Комментарии

Комментариев пока нет – Вы можете оставить первый

, чтобы комментировать

Публикации

Все публикации

Хотите получать подборку новых материалов каждую неделю?

Оформите бесплатную подписку на «Психологическую газету»