Психологическая антропология: от истоков в будущее

Я очень рад, что сегодня присутствую не просто на встрече с друзьями, с уважаемыми коллегами, но аж на международной конференции (международная конференция «Психологическая антропология и антропопрактика: история и современность» — прим. ред.), где ключевым словосочетанием является психологическая антропология.

Разговорно-профессиональный язык уже обкатал это словосочетание: оно стало привычным и вроде бы понятным. Однако простой вопрос: а какие специфические средства (категории, методы, технологии, практики) есть у этого, так поименованного научно-практического направления, чтобы утвердиться и как учебному курсу, и как научной дисциплине? Ведь паспорта у этой дисциплины нет и защищаться по ней нельзя. Вообще в существующих паспортах психологических специальностей трудно найти место, где можно было бы вставить такую позицию, как психологическая антропология. Так что конференции проводим, кафедры открываем, а такой отрасли психологических знаний нет. Кстати, в паспорте общей педагогики такая позиция существует — там есть «педагогическая антропология», правда, я не уверен, что современные педагоги понимают, что это такое. По той простой причине, что уже более 100 лет после К.Д. Ушинского никто этой проблемной областью всерьез не занимался и не занимается.

Почему так получилось — это отдельный вопрос историко-политического анализа путей развития гуманитарного знания и в нашей стране, и в Европе. Почему, например, не была подхвачена, развита очень сильная для своего времени идея Б.Г. Ананьева о создании системы комплексного человекознания. Возможно, по аналогии с ядерной физикой, не сложилась в то время критическая масса знаний, концепций, методологий, вообще — социальных обстоятельств, чтобы произошел кардинальный прорыв в особую реальность, в собственно человеческую реальность во всей своей универсальности. Не произошел этот прорыв ни в философии, ни в психологии, ни в педагогике.

Теперь несколько вступительных слов об основаниях нашей конференции, ведь формула ее, можно сказать, космического масштаба: Психологическая антропология и Антропопрактика. Особенно последняя категория — антропопрактика — как практика вочеловечивания человека, практика его становления в пространстве культуры и во времени истории, в интервале его индивидуальной жизни. Человек — существо не гарантированное: ни в генах, ни в социальных форматах его конкретная человечность не записана. И в тоже время — он есть, он всегда есть в своей конкретности и уникальности. В Священном Писании есть удивительная в своей простоте мысль: сущность грехопадения первых людей — Адама и Евы и их детей — состояла в том, что они, не успев стать людьми, захотели быть богами.

Именно в этом и состоит главный вопрос всякой антропологии, и психологической в том числе: что это значит — стать и быть людьми?

Еще в начале 1980-х гг. у меня все отчетливее оформлялась идея о принципиальном различении двух психологий — «психологии психики» и «психологии человека», — которую мы интенсивно обсуждали вместе с моим другом, психологом и педагогом Е.И. Исаевым. Так получилось, что в конце 1980-х по решению Председателя Госкомитета по образованию и науке Г.А. Ягодина был создан Временный научно-исследовательский коллектив — знаменитый «ВНИК-Школа» под руководством Э.Д. Днепрова. Сюда нас и пригласили работать. Перед ВНИКом была поставлена конкретная задача: разработать концепцию развития общего образования в нашей стране. Неведомо, по чьему благословению, я думаю, по Божьему, в состав ВНИКа вошел цвет научно-гуманитарной мысли того времени. Достаточно назвать несколько имен: психологи В.В. Давыдов, А.А. Леонтьев, А.В. Петровский; из философов — А.С. Арсеньев, Г.С. Батищев, Ф.Т. Михайлов, а также историки, методологи, педагоги, управленцы, политики. На мой взгляд, это было уникальное явление не только для того времени, но и для сегодняшнего дня.

Казалось бы, ну что это за задача — развитие общего образования? Но с первого шага стало понятно — это не узкопедагогическая задача, а прежде всего культурно-историческая, решение которой задавало принципиально новый образ отечественного образования. Для такого образования должны были буквально с нуля проектироваться и конструироваться новая педагогика, новая психология, новая философия образования, новые образовательные технологии, новые практики образования. То, что я перечислил, это были императивы, вызовы времени, ответ на которые требовался немедленно. Если кому-то интересен этот момент нашей истории, он очень глубоко представлен и проанализирован в трудах Э.Д. Днепрова. Его труды опубликованы и доступны.

По сути дела, именно в это время началось кардинальное осмысление и даже переосмысление самого понятия «образование». Так как до этого времени в педагогическом сознании господствовал такой термин, как учебно-воспитательный процесс. Обучали чему-то — сегодня это компетенции, которые просто другое имя бывших ЗУНов. И воспитание понималось как социализация, как процесс приспособления индивида к наличным социальным обстоятельствам. В работе ВНИКа образование переосмысливалось как философско-антропологическая категория, как одна из форм бытия человека, а не как узкопрагматическая функция обслуживания народного хозяйства. Поэтому и были востребованы педагогика образования человека, психология образования человека, философия образования человека — во всей полноте его телесно-душевно-духовного строя.

Но мы — психологи — знали, что существующая психология мало что знает о человеке. Много знает о психике, но не о человеке. Например, педагогическая психология — это знание о психических особенностях учителя и его деятельности, о психических особенностях ученика и его деятельности. О человеке скорее знали и знают литература и искусство, но не психология. А потому, чтобы выйти на психологию образования, с самого начала нужна была именно психология человека, а не психология психики. Вот так и сложился большой проект «Основы психологической антропологии» — как видение человеческой реальности в свете универсума психологического знания. Причем такое видение, которое могло бы лечь в основу образования как антропопрактики — как практики вочеловечивания человека, практики обретения им собственной человечности.

В 1990 г. на базе «ВНИК-школы» был создан принципиально новый в структуре АПН СССР Институт педагогических инноваций, который я и возглавил. В основу исследовательской программы института как раз и легли наши разработки по психологической антропологии, которая в это время открылась нам в своих трех взаимосвязанных частях: психология человека (введение в психологию субъективности); психология развития человека (развитие субъективной реальности в онтогенезе); психология образования человека (становление субъектности в образовательных процессах). В 1995 г. вышла 1-я часть — «Психология человека»; в 2000 г. 2-я часть — «Психология развития человека». А вот над 3-й частью — «Психология образования человека» — мы трудились 13 лет. В 2014 г. Православный Свято-Тихоновский гуманитарный университет издал сразу все три части «Основ психологической антропологии»; эти книги можно найти на сайте университета в разделе «Издательство».

Главной целью была разработка исходных понятий становления и развития внутреннего мира человека. Нужно было выявить и обосновать такую базовую категорию, которая, с одной стороны, задавала бы целостность всей психологической антропологии, а с другой — при ее конкретизации определяла бы предметность каждой из ее частей. В нашем подходе такой категорией явилось понятие «субъективная реальность» по следующему соображению: очевидно, что такие характеристики человека, как его телесность, психичность, духовность, на вполне традиционных основаниях могут изучаться сами по себе, объективно, извне. Однако возникает вопрос: как, при каких условиях эти внешние характеристики с позиции внешнего наблюдателя становятся внутренними, собственно человеческими характеристиками его внутреннего мира?

Классическая, естественнонаучно ориентированная психология — это не учение о душе и душевных явлениях, не надо строить себе иллюзий; это учение о психике как свойстве высокоорганизованной материи — телесности, в частности, мозга. Все другие характеристики человека, я бы сказал, незаконно считающиеся психическими, — личностные, духовные, нравственные и другие — не выводимы из отражательных и адаптивных функций психики. Относительно этих функций духовно-нравственные, собственно личностные характеристики человека имеют не естественный, а сверхъестественный статус. Психика сама по себе не имеет личности и сама себя не развивает. Скорее она может стать особым инструментом в руках человека, когда он начинает «работать» с собой, с собственной самостью. Вообще-то имеет смысл принципиально различить понятия «субъективное» и «психическое», оставляя за последним лишь то содержание человеческой реальности, которое еще не стало для человека предметом его практического освоения, т.е. осталось объектным, а соответственно — предметом естественнонаучного познания. Именно поэтому субъективная реальность («внутренний мир», «самость», «индивидуальность» и др.) явилась действительным ключом в поиске оснований и условий становления собственно человеческого в человеке в пределах его индивидуальной жизни.

Категория субъективности — это та основа, которая позволяет развернуть и панораму, и перспективу наших представлений о человеке, определяющемся в мире; о человеке, обретающем образ человеческий во времени не только личной биографии, но и мировой истории, в пространстве не только личного сознания, но и универсального мира культуры. В свое время меня поразила простая и ясная мысль Тейяра де Шардена в его книге «Феномен человека»: он говорил, что есть единственная способность человека, которая кладет непреодолимую границу между до-человеческим способом жизни и собственно человеческим, — это рефлексия. Именно поэтому рефлексия является высшей формой развитой субъективности; именно она обеспечивает человеку возможность практического отношения к себе, к своей жизни в целом. Она позволяет превратить свою жизнедеятельность и в целом, и в разных ее аспектах в предмет практического преобразования, в первую очередь практического и только во вторую очередь мыслительного.

Итак, субъективность есть первая основополагающая категория антропологической парадигмы, позволяющей позитивно строить теоретические основы и задавать действительную предметность как психологии человека, так и психолого-педагогической антропологии в целом. Следующий шаг — это выявление и категориальное оформление специфики способа бытия человека. Важно было утвердить, что онтология человека выступает основой построения единого категориального аппарата психологии человека, психологии развития человека, психологии образования человека.

В психологической антропологии были раскрыты три системообразующих, взаимозависимых принципа бытия человека: общность, деятельность, сознание. Генетически исходным, порождающим принципом здесь является человеческая общность, а именно со-бытийная общность как система связей и отношений каждого человека с Другим — с Вышним и ближним. Такая система связей и отношений человека и есть наиболее общее определение «собственно человеческого в человеке».

Со-бытийная общность, со-бытие есть живая общность, сплетение и взаимосвязь двух и более жизней, их внутреннее единство при внешней противопоставленности. В со-бытии впервые зарождаются специфически человеческие способности, «функциональные органы» субъективности и важнейшие из них — рефлексивное сознание и целеориентированная деятельность. Именно они позволяют человеку на разных этапах онтогенеза действительно «встать в практическое отношение» к своей жизнедеятельности. Таким образом, второй предельной категорией психологической антропологии является со-бытийная общность.

Теперь очень коротко о второй части психологической антропологии — о психологии развития человека. В основу теории общего хода развития человека — как субъекта собственной жизни — были положены, как уже говорилось, две предельные категории: субъективная реальность и со-бытийная общность, одновременно схватывающие разные стороны этого развития. Должен особо подчеркнуть, что, с генетической точки зрения, чтобы понять некоторое явление, необходимо показать и объяснить сам ход его становления, ответить на главные вопросы: «Из чего и как это явление становится и развивается?»

Вот главные вопросы генетического анализа: «Что развивается? Что является объектом развития? Из чего развивается (предпосылки и условия)? Что преобразуется в развитии (структура объекта)? Как осуществляется развитие (исходные противоречия, механизмы и движущие силы)? Куда и во что нечто развивается (направление, формы и результаты развития)?» Все перечисленные категории в своей совокупности и при соответствующем их содержательном раскрытии позволили достаточно полно воспроизвести ход развития исследуемого объекта, в нашем случае — со-бытийной общности, а главное, выстроить достаточно полную и адекватную периодизацию такого развития.

Интегральная периодизация развития субъективной реальности в нашем подходе описывает только тот вектор развития, который ориентирован на выход человека в режим саморазвития, т. е. в режим становления субъекта — хозяина и автора собственной биографии. Здесь саморазвитие понимается как сознательное изменение и (или) столь же сознательное стремление сохранить в неизменности самого себя, свою субъектность. Саморазвитие — это принцип периодизации развития субъективной реальности в интервале индивидуальной жизни, адекватный базовым ценностям европейской культуры. Однако даже в рамках европейской (христианской) культуры саморазвитие, восходящее к преодолению границ собственной единичной самости, не единственно возможный и даже не самый распространенный вектор становления личностного способа бытия. Поэтому нормативной рассматриваемая схема периодизации является лишь для тех, кто полагает нормой саму ценность саморазвития.

И теперь совсем коротко о психологии образования человека. Центральным моментом этой части психологической антропологии явилась разработка возрастно-нормативных моделей развития субъектности на разных этапах онтогенеза и на разных ступенях образования. Именно такие модели стали принципиальными ориентирами для возрастно-ориентированной педагогической деятельности и возрастно-сообразного образования на разных его ступенях. А соответственно, стали теоретической и методологической основой для проектирования и реализации развивающего образования — как подлинной антропопрактики, как практики вочеловечивания человека в универсуме образования. Так, можно конспективно представить истоки, опыт реализации и перспективы развития психологической антропологии на сегодняшний день.

Данное обстоятельство позволяет более точно и ответственно говорить об открытии антропологической перспективы отечественного образования в ХХI веке, но также — и о фундаментальных, часто катастрофических препятствиях на пути реализации этой перспективы.

Еще в начале 80-х гг. прошлого столетия замечательный отечественный философ М.К. Мамардашвили писал, что среди множества катастроф в мире одной из главных и часто скрытой от глаз является антропологическая катастрофа, которая обнаруживает себя не в таких катаклизмах, как землетрясение, цунами, столкновение с астероидом и т.п. В то время как физическая или социальная катастрофа как бы всегда открыты, антропологическая — всегда закрыта для глаз. Ее значения и смыслы не успевают оформиться в структурах нашего сознания, а «социально-политическая инженерия» затирает, блокирует способность человека говорить: «Я мыслю, я понимаю, я могу».

И если в конце ХХ в. антропологический кризис европейской цивилизации еще только предчувствовался, то сегодня не видеть его можно только при добровольном и осознанном самоослеплении. За последние годы, уже на наших глазах, стремительно изменился духовно-психологический климат общества. Рационализм и прагматизм Нового Времени практически осуществил свою многовековую «мечту» — полная оккупация духовных пластов сознания современного человека, кардинально изменив само содержание его внутренней жизни. Фактически, общество потребления оказалось сегодня в критической точке бифуркации: либо начало духовно-нравственного возрождения, либо движение к гуманитарной катастрофе, в которой не останется ни сверхдержав, ни социальных лидеров, ни аутсайдеров — ни первых, ни вторых, ни третьих. Именно в контексте такой фиксации и необходимо рассматривать проблему и перспективы становления «собственно человеческого в человеке» в свете психологической антропологии.

Источник: научно-методический журнал «Исследователь / Researcher» №1-2 / 2018.

Фото: Пётр Морозов, ИП РАН.

2 июня Виктор Иванович Слободчиков празднует день рождения. «Психологическая газета» поздравляет Виктора Ивановича и желает здоровья, вдохновения и успешной реализации всех надежд и планов!