В рамках панельной дискуссии на XIII Санкт-Петербургском саммите психологов с докладом «Себя не убивает тот, кто не хочет убить другого» выступил Михаил Михайлович Решетников – профессор, доктор психологических наук, кандидат медицинских наук, ректор Восточно-Европейского института психоанализа, президент Российского отделения Европейской конфедерации психоаналитической психотерапии, председатель Общероссийского совета по психотерапии и консультированию, член Президиума Российского психологического общества:
Дорогие коллеги, перед началом нашего заседания прозвучала фраза: «Есть много способов умереть, лучший из них — продолжать жить». Я не случайно выбрал темой выступления суициды. Во всех странах идет рост суицидов и суицидального поведения в целом, как проявления аутоагрессии. По некоторым данным, в большинстве европейских стран число молодых людей, погибающих от суицидов, уже сравнялось с количеством людей, гибнущих в авто- и авиапроисшествиях – это сотни тысяч людей.
Начну с того, что психоаналитические объяснения суицидального поведения являются чрезвычайно сложными, нередко запутанными, неоднозначными и даже противоречивыми. Напомню, что именно в психоанализе в 20-х годах прошлого века впервые появляется понятие «влечения к смерти» в работе Фрейда «Я и Оно». Наличие которого, этого влечения, у каждого из нас общепризнанно. Гораздо труднее принимается идея, что в психике каждого из нас в той или иной степени присутствуют суицидальные тенденции.
Исследование любого случая суицида, как правило, длительное, спокойное, привлекаются юристы, врачи… Но обычно оно осуществляется только на уровне объективных, внешних факторов и сознательных мотивов: путем опроса родственников, близких, знакомых, свидетелей и т.д. Но на самом деле, по моим представлениям, это весьма поверхностно.
В этом докладе я попытаюсь обратиться к глубинным, бессознательным аспектам суицидального поведения, которые впервые были раскрыты в работах Фрейда и его последователей. В психоанализе суицидальное поведение рассматривается как реализация инстинкта агрессии, влечения к смерти и самодеструкции.
Готовя этот доклад, я с удивлением обнаружил, что фактически в большинстве случаев сам феномен суицида в этих работах Фрейда как бы «на полях», как некая табуированная тема, которая, как правило, описывается очень кратко и просто только упоминается, как бы не имея отношения ко всем остальным психологическим фактам и страданиям пациента. Искать эту тему в работах психоаналитиков приходится буквально по крупицам.
Думаю, все знают случай Анны О. Но не все помнят, как он начинался. Еще в 1881 году Анна О., выдающийся деятель, в течение нескольких суток отказывалась от еды, била окна в своем доме и пыталась осколками стекла вскрыть себе вены. Врачи, что было естественным для того времени, рекомендовали ей свежий воздух, смену обстановки, хлорал и другие успокаивающие вещества на ночь. И лишь в процессе терапии методом катарсиса Йосифа Брейера было выявлено, что ее патология связана с особым отношением Анны к ее отцу. Никакого инцеста там не было… просто были особые чувства и особые отношения. И эти отношения она перенесла на Брейера. Позднее, когда на фоне выздоровления у Анны появился симптом «мнимой беременности», Брейер тут же дистанцировался от этой пациентки, взял жену Матильду и уехал путешествовать по Италии. А вот Фрейд переинтерпретировал этот случай – и впервые появляется понятие «перенос» (1895). Те чувства, которые Анна испытывала к Брейеру, были адресованы вовсе не Брейеру. И мы с этим встречаемся в терапии… Когда пациентка говорит мне: «Михаил Михайлович, мы с Вами столько болтам-болтаем, можем, нам уже начать трахаться?..» Я говорю: «Отличная тема – давайте обсудим!..» «Не хочу обсуждать,» - отказывается пациентка. Нет, мы будем обсуждать, потому что те чувства, которые она выражает ко мне, относятся вовсе не ко мне. И нам нужно найти именно того субъекта, к которому эти чувства относятся. Таким образом, в психоанализе был вскрыт один из бессознательных мотивов суицида – это детско-родительские отношения.
В 1901 году в своей работе «Психопатология обыденной жизни» З.Фрейд вспоминает о случае 1898 года, когда один из его пациентов покончил с собой из-за неизлечимой болезни половых органов. Этот случай лишь упоминается, и мы не имеем никаких сведений ни об этом пациенте, ни о его анализе. Тем не менее, это позволило сформировать еще одну гипотезу, а именно – о связи суицидального поведения с сексуальной сферой, с сексуальными и любовными отношениями. Эта тема была близка не только пациентам З.Фрейда, но и самому создателю психоанализа. Опубликована на русском не так давно переписка Фрейда с невестой. В 1885 в письме к своей будущей жене Марте Бернейс Фрейд пишет, что готов покончить с собой, если они расстанутся. В последующем Фрейд не раз возвращался к этой теме, проводя параллели и вскрывая связи между влюбленностью (как вариантом сумасшествия) и самоубийством.
В своей работе «Психическая травма» мне уже приходилось подробно анализировать этот феномен. Напомню. Когда человек кого-то любит, он частично инвестирует свое Я в любимый объект (объект своей любви), но большей частью (в силу естественного нарциссизма) интроецирует любимый объект в собственное Я (Эго), вплоть до метафорического желания поглощения и присвоения этого объекта (своим Я). В случаях реальной влюбленности Эго переполнено объектом. Таким образом, происходит расширение и обогащение своего Я (за счет инкорпорированного объекта). Утрата такого дорогого объекта, независимо от того, произошла ли она реально, или предчувствуется только возможность такой утраты, провоцирует мощнейший конфликт между собственным Супер-Эго и связанным с инкорпорированньм объектом (и потому – ослабленным, «потесненным») Эго. При этом Супер-Эго трансформируется в жестокую карающую инстанцию психики, которая терзает, мучает и обвиняет собственное Эго в этой утрате и, лишая его защит, побуждает к само-деструктивному поведению (от обычного удара кулаком по столу, битьем головой о стену или нанесением себе других ран или увечий - вплоть до суицида).
В изложении случая Сергея Панкеева – «Человека-волка» «за кадром» присутствует идея семейной предрасположенности к суицидам, или даже просто к суицидальному поведению, запугиванию смертью. Когда мать говорит ребенку: «Если ты будешь так себя вести, я покончу с собой» – это уже сиуцидальное поведение… Я не склонен видеть в случае Сергея Панкеева некие генетические факторы, и скорее отнес бы подобные ситуации к патологическим идентификациям и семейному фону. Сергей Панкеев, как известно, страдал депрессией и предъявлял ряд других симптомов, которые обострились после самоубийства его любимой сестры. Обнаружив у единственного сыны суицидальные мысли, отец Панкеева (который и сам был склонен к депрессиям) консультировал Сергея у всех мировых светил – В.М. Бехтерева, Э.Крепелина и, в конце концов - у З.Фрейда. Это был случай успешной терапии (1910-1914 годов), многократно описанный, проанализированный и переанализированный.
Затем был случай Доры (1905) – молодой девушки, которая была фрустрирована изменой отца (она случайно увидела, как отец ее целует и обнимает другую женщину). В своей практике мне приходилось не раз встречаться с подобными случаями. Что делает девочка дальше? Она пишет письмо родителям, в котором прощается с отцом и матерью, и нечаянно забывает его на самом видном месте. И вот здесь мы приходим к идее: суицид как послание, запрос на какое-то отношение.
В процессе анализа мотивов таких поступков и даже предпринятых демонстративных суицидов (с запланировано благополучным исходом) самым частым объяснительным мотивом было: «Вот тогда они, наконец, поймут!..» Идея послания обязательно присутствует. Объяснения того, что должны были понять самые близкие люди были самыми различными: от высоко духовных до предельно примитивных. В одних случаях это были какие-то идеи, включая религиозные, а в других, например, отказ родителей в приобретении модного смартфона для 14-летней дочери.
Однако самое главное в подобных случаях состоит в том, что идея самоубийства является своеобразным посланием. И в процессе терапии очень важно установить не столько мотив, сколько того, кому было адресовано это послание (при этом - именно из числа самых дорогих, самых любимых и любящих).
В 1909 году Фрейд выпускает описание случая, получившего наименование «Человек -крыса», где обосновывается еще один мотив, побуждающий к самоубийству, а именно – мотив соперничества и желание смерти другому человеку. Исследование мотива соперничества было наиболее убедительно обосновано при исследовании суицидов студентов венских университетов, где безусловными лидерами оказались молодые люди творческих профессий – музыканты и художники. Можно понять почему. После периода признания их первенства и уникальности их способностей в детском и юношеском возрасте со стороны родителей и сверстников в своих провинциальных гимназиях, поступив в столичную художественную школу или консерваторию они «вдруг» оказывались в среде куда более способных и талантливых. Это кошмарная трагедия соперничества. Для многих людей творческих профессий соперничество бывает непреодолимым...
Следующим нужно упомянуть случай судьи Шребера, опубликованный в 1911 году, который сам, страдая паранойей, но будучи высоким интеллектуалом, описал и опубликовал случай своей паранойи как отдельную книгу. Он постоянно просил лечащих врачей дать ему цианистый калий, пытался утопиться в ванне для купания…
Обратимся также к одной из самых известных работ З.Фрейда «Печаль и меланхолия» (1917). В этой работе описывается внутренний мир депрессии. А в современной медицине понятие «депрессия» стало симптомом – духовный и душевный мир пациента большинство психиатров интересует весьма посредственно. Связь суицидов с депрессивными состояниями является общепризнанной, и в целом тяжелую депрессию можно было бы вполне отнести к предсуицидальному состоянию.
Фрейд еще раз возвращается к этой идее в работе «Психогенез случая гомосексуализма у женщины» (1920), где причиной побуждения к суицидальным мыслям и попытке броситься под поезд стала ревность к матери и ее позднему ребенку. В результате этих переживаний девушка отвернулась от матери и обратила свою любовь на другую женщину, гораздо старше себя.
Остановимся на этом, и обратим внимание на то, что при всех различиях той или иной патологии этих пациентов, практически во всех случаях присутствовали идеи суицида. Позднее, благодаря З.Фрейду, А.Адлеру и В.Штекелю (цитата которого вынесена в заголовок доклада) в психоанализе было практически общепризнанно, что мысли о самоубийстве являются не чем иным, как обращенным на себя побуждением к убийству кого-то другого – предавшего, соперничающего, непонимающего, любимого и одновременно ненавистного и т.д.
При этом местом «локализации» таких мыслей является бессознательная часть Эго и Супер-Эго. Бесполезно искать эти мысли в гипотетической структуре Ид, которому неведома смерть. Для того, чтобы жить и чувствовать себя счастливым Эго (личность) должна чувствовать себя любимым со стороны своего Супер-Эго. Тем не менее, мы должны признать, что у каждого в жизни случаются ситуации, когда тяготы бытия кажутся непереносимыми, и наша терпимость по отношению к ним и к самим себе истощается, и как следствие – жизнь утрачивает смысл, становится пресной или даже обесценивается. В таких случаях, конечно, нужен Другой. Другой – психолог, психотерапевт – подготовленный к тому, чтобы подставить свое Эго в качестве «костыля» и помочь дохромать до нормальной жизни.
В заключение, обратимся к специфике некоторых суицидных актов современной эпохи. Ранее суицид был единичным актом единичного человека, но затем появились множества сообщений о сиуцидальных террористах или террористах-смертниках. В учебниках для таких террористов написано: чем больше жертв – тем скорее они поймут. И это тоже послание. Но апелляция к мусульманскому терроризму ничуть не раскрывает проблему. Таких случаев описано много. Но самым потрясающим стал случай с рейсом А320-211 компании Germanwing (24.03.2015), когда страдающий психическим расстройством пилот Андреас Лубиц, совершая суицид, умышлено направил авиалайнер в склон горы. Погибло 150 человек.
Все это убеждает, что мы имеем дело с качественно новыми проявлениями человеческой агрессивности и ее частным проявлением – суицидальности, которые остаются недостаточно исследованными. В ряде своих работ и в переписке с Альбертом Эйнштейном Зигмунд Фрейд не раз проводил аналогию между самоубийством и войной. Давайте подумаем: а что будет, если какой-то суицидант, принадлежащий, как и пилот Лубиц, к категории субъектов высоких технологий, например, оператор атомной станции, оператор плотины, оператор пуска баллистических ракет решит покончить с собой и захочет «прихватить» с собой несколько тысяч или несколько миллионов других?..
Наш американский коллега Джеймс Фокс, профессор Северо-Восточного университета в Бостоне (США), констатирует (цитата из интервью проф. Дж. Фокса «Российской газете» от 15.12.2012 в связи с очередной массовой бойней в начальной школе «Сэнди Хук» (США), когда были расстреляны 28 человек, в том числе 20 детей в возрасте от 5 до 10 лет.):
«В американском обществе существует определенное число людей, которые озлоблены на окружающий мир, полностью им разочарованы, считают свою жизнь разрушенной и не хотят больше жить. Эти люди испытывают недостаток эмоциональной поддержки со стороны семьи и друзей. И решают жестоко отомстить тем, кто, по их мнению, несет ответственность за их неудачи и не дает им шанса справиться с жизненными проблемами. Выбирая между суицидом и кровавой расправой, они, как правило, выбирают и то, и другое». Может быть, эта ситуация характерна не только для США?
Мы не договаривались ни с Александром Асмоловым, ни с Наталией Гришиной, ни с Вадимом Петровским, что мы будем говорить все обо одном и том же, но я конец своего доклада посвятил только одной теме – смыслам.
Еще в 1960-е годы В. Франкл констатировал распространение в самых широких слоях населения утраты смысла жизни. Впервые в истории психологической науки. Согласно приведенной им статистике, при этом возрастает уровень депрессивности, наркоманий, алкоголизма и агрессивности, в том числе – аутоагрессии. На 1900 год количество депрессивных расстройств было на уровне 1-2 процентов, прогноз к 2020 – 30%. Это по всей Европе. Это примерно 160 миллионов человек, страдающих депрессивными расстройствами. В процессе серьезной дискуссии питерских ученых (в начале 2000-х, тогда еще Виктор Каган не покинул Россию и, по-моему, тоже участвовал) мы пришли к выводу, что смыслы жизни, не находятся, а привносятся выдающимися мыслителями, такими как Вольтер, Гоббс, Дидро, Локк, Руссо или даже Маркс. Кроме того, смыслы появляются только тогда, когда у каждого конкретного человека есть какая-то благая или даже иллюзорная цель, которая выходит за рамки его повседневного существования и объединяет его другими людьми. Когда я хожу на работу не для того, чтобы купить новый пиджак, или колбасы, или машину, или дачу… - а у нас есть общая цель! У советского народа такая цель была – иллюзорная, но была. И был смысл.
Но то, что не заметил Франкл, я позднее заметил и даже описал. До 60-х годов 20 века весь мир жил под влиянием идей выдающихся мыслителей. Ни Вольтер, ни Дидро, ни Руссо… Гоббс, Локк не занимали никаких постов, они не были министрами, президентами, королями… Но президенты, короли, министры и цари воспринимали их идеи и претворяли в жизнь. И вдруг в 60-х годах прошлого века происходит совершенно необыкновенный, ничем не обоснованный перелом: право провозглашать идеи и смыслы от выдающихся мыслителей переходит к руководителям государств. А вы понимаете, что лидеры – это самые агрессивные, но не самые умные… В итоге у нас как у Человечества нет общих идей и целей. И мне хочется закончить доклад вопросом: где же они – великие гуманисты современности?
в рамках XIII Санкт-Петербургского саммита психологов, 2 июня 2019 года
(полная видеозапись выступления)
Комментариев пока нет – Вы можете оставить первый
, чтобы комментировать