В продолжение обсуждения законодательной инициативы Совета Федерации по регулированию деятельности психологов своими размышлениями с редакцией «Психологической газеты» поделилась Ирина Мироненко — доктор психологических наук, профессор Санкт-Петербургского Государственного университета, профессор Ленинградского государственного университета им. А.С. Пушкина, сотрудник Нильс-Боровского центра разработки проблем культурной психологии (The Niels Bohr Professorship Centre for Cultural Psychology) университета г. Ольборга (Дания). Член Европейского общества историков гуманитарных наук (European Society for History of Human Sciences).
Инициатива Совета Федерации заключается в том, чтобы создать группу, которая будет разрабатывать закон о психологической помощи. СМИ писали об этом в контексте сравнения психологов с шарлатанами, наносящими вред населению, от которых необходимо защищать людей.
- Ирина Анатольевна, в своей лекции «Современная российская психология в контексте мировой науки: мотивы и проблемы интеграции» в декабре 2013 года Вы привели статистику, согласно которой до 1984 года в нашей стране ежегодно выпускалось из вузов до 300 психологов, то сейчас выпускается порядка 5000 психологов в год. Качество психологической помощи сегодня действительно очень низкое?
- Мир меняется, а психологическая наука в России меняется в последние десятилетия особенно быстро. Если сравнивать ситуацию с 2013 годом, на мой взгляд, она улучшается. Однако разобраться в том, что происходит сегодня, и решить, «куда ж нам плыть», невозможно без учета того, как актуальное положение дел сложилось.
Наше сообщество существенно выросло численно в 90-е годы. В то же время, 90-е – это для российской психологии, прежде всего, время колоссальной катастрофы, когда мы утратили великую научную школу советской психологии и пустились в плавание по весьма мутным водам. Этот период потрясений был исторически неизбежен и необходим, через потери происходит и обретение чего-то нового. Но не стоит говорить о прогрессивном развитии психологии в 90-е, основываясь только на количестве открывшихся факультетов. Количество переходит в качество, но это не простой и не безболезненный процесс. Много возникло хорошего, но многое было и еще есть действительно плохо, и, наверное, необходимо, чтобы мы прошли еще один круг испытаний, потому что нужно очиститься от того дурного, что прилипло к нашему кораблю в мутной воде 90-х.
Новое психологическое сообщество, которое возникло на руинах советской психологии, сегодня нельзя описывать ни одними светлыми, ни одними темными красками, оно очень дифференцированно. Я не могу согласиться с коллегами, которые считают, что сейчас никакая новая сертификация не нужна, достаточно диплома государственного образца. Мне представляется очевидным, что дипломы многих университетов, открывших обучение психологии в 90-е, не гарантируют приемлемого уровня подготовки своих выпускников. Сейчас стон по всей стране – закрывают факультеты, университеты. Я считаю, это необходимо делать сейчас, потому что уровень подготовки во многих ВУЗах дискредитирует профессию психолога. Но с другой стороны, в процессе сертификации ВУЗов сейчас страдают и те, кто делают свое дело достойно. Необходима, в первую очередь, дифференциация. Какие-то инициативы нуждаются в поддержке, какие-то – необходимо вымести за порог.
В отношении нового закона, очень важно, кто и как будет отделять, так сказать, овец от козлищ. Я вижу здесь большую опасность неквалифицированного чиновничьего контроля, к сожалению, традиционного для России.
Посмотрите, что происходит сейчас во всей системе образования, от начального до университетов - люди завалены документацией, отчетной и плановой. Учителям некогда работать с детьми, преподавателям – со студентами, поскольку они бесконечно оформляют какие-то бумажки, порожденные отвратительной чиновничьей системой, которая разрастается, порождая и поддерживая бумагооборот, непрерывно этот бумагооборот расширяет, питается им и высасывает соки из тех, кто реально работает в образовании. Бумажки, которые мы создаем по строгим, но лишенным реального смысла правилам, таблички, каждый раз новой формы, в которые мы вставляем информацию, - никому не нужны, кроме контролирующих инстанций. В результате люди работают не на тех, кого они учат, а на тех, кто их контролирует. Мне кажется, было бы правильно, чтобы те инстанции, которые контролируют, понимали себя как помощников тех, кто работает, что называется «на земле». Чтобы они каким-то образом были подотчетны работникам образования, чтобы кто-то спрашивал учителей и преподавателей, довольны ли они деятельностью министерства. И чтобы эта оценка «снизу» имела реальное значение для чиновника. Если чиновники поймут, что они должны помогать учителям и преподавателям, то все встанет с головы на ноги. Надо как минимум ввести какие-то нормативы отчетной документации за год, чтобы не было как сегодня, когда раз в месяц приходит новый циркуляр…
Если этот новый закон о психологии выльется в то, что появятся новые формуляры и нам нужно будет их непрерывно заполнять, то неизвестно, будет ли от закона больше пользы или вреда. Здесь очень большой вопрос, главный вопрос, именно в том, кто и как будет осуществлять контроль.
В общем, главное, чтобы здравая идея о сертифицировании психологов не привела к тому, что им просто будут мешать работать.
- Кто именно может контролировать психологов?
- Я считаю, что вопрос о том, кто и кого должен контролировать, важно обсудить самим членам профессионального сообщества, но никак не чиновникам, которые не понимают сути дела. Содержательный контроль уровня квалификации психолога – сложнейшая задача, и я не знаю, как ее решать. Психология по определению наука не единая, здесь есть школы, различные направления, между которыми существуют сложные отношения. Готового рецепта у меня нет. Ясно, что сертификация должна быть направлена не на выделение лучших из лучших, а на то, чтобы убрать из психологии то, что откровенно не соответствует профессиональному стандарту. Я считаю, что нужно выразить доверие тем ВУЗам, которые объективно его заслужили – выпускников таких ВУЗов, как МГУ, СПбГУ, РГПУ им. А.И. Герцена, Ярославский государственный университет, сертифицировать просто по факту наличия диплома. Нужно, чтобы сертификация была дифференцированной, с опорой на первое высшее образование.
- В России существует несколько крупных профессиональных общественных организаций, можно ли, на Ваш взгляд, привлечь их ресурсы для лицензирования специалистов?
- Это очень хорошая идея. Профессиональные психологические организации полного безобразия не пропустят. Тут надо действовать очень аккуратно, учитывая возможные различия школ и подходов, и, наверное, профессиональные общественные организации с их опытом объединения разных психологов, как раз могут сыграть очень позитивную роль. Мы также можем посмотреть, как происходит сертификация в профессиональных организациях в других странах и что-то позаимствовать. В Америке, например, членство в Американской психологической ассоциации является весьма престижным. Имеет значение при приеме на работу и при определении заработной платы.
- Вы много лет работаете в России и в Дании. Как в Дании обстоят дела с сертифицированием?
- Можно сказать, что в Дании во всех сферах меньше распространен чиновничий контроль, чем в России. Там в большей степени доверяют специалистам. Защита кандидатской диссертации происходит следующим образом: диссертация представляется в виде набора статей, которые опубликованы в ведущих журналах, специально пишется только автореферат, и все это подается соискателем. Руководитель и его кафедра утверждают несколько специалистов именно в этой области (проживающих в Дании или в других странах), которые и оценивают работу. Группа осуждает работу и присуждает PhD. Работа рецензентов очень высоко оплачивается. Я думаю, что в Дании больше доверия к признанным специалистам. Правда, сейчас ситуация несколько меняется - в связи с Болонским процессом количество бумажной работы и в Дании возрастает.
- Сегодня часто звучит мнение о том, что нам в России не нужно опираться на опыт других стран. Вы знаете положительные примеры внедрения в России зарубежного опыта?
- Время идет вперед, и мы не можем вернуться в наше прошлое. Нужно это принять и смотреть в будущее. Сейчас мы живем в мире, который становится единым. Я не верю в возможность изолированного развития российской психологии. От интеграции в мировую психологию нам никуда не деться. Не все иностранное плохо. Последние 25 лет показали наличие хороших примеров интеграции российских ученых с западными школами. Многие кафедры университетов сейчас работают в русле тех теорий, которые зародились на западе. Когда зарубежные теории применяются в нашей социально-культурной реальности, это порождает новые теоретические выводы, обобщения, концепты. Я думаю, здесь есть большое будущее. Сейчас в России новые теории будут рождаться в практике, в процессе применения «западных» теорий к российской действительности. Так во время Второй мировой войны ученики Фрейда уехали в Америку, и на новой почве возникло интереснейшее новое научное течение - неофрейдизм. Я считаю, что сейчас есть все основания, чтобы ждать мощного развития российской психологии в таком ключе.
В неизбежной интеграции в мировую науку я вижу не только проблемы для российской психологии, но, в первую очередь, новые перспективы развития. Я жду, что новые теории в России родятся на базе практики, но и для теоретиков открываются новые горизонты. У нас колоссальная наработка существует в области высокой методологии, какой нет нигде в мире. И это очень востребовано. Скажем, идея, которая представлена у Петровского и Ярошевского в «Теоретической психологии» – создание теории теорий. Это как раз отвечает сегодняшнему запросу мировой науки. Миф, что западная психология – вся насквозь эмпирическая и практическая, абсолютно не соответствует действительности. Этот миф порожден ограниченным опытом общения наших специалистов. Западное сообщество во много раз больше нашего, и оно сильно дифференцированно. Только в системе Scopus сейчас индексируется 1061 журнал по психологии (из них только 3 российских), а далеко не все журналы, даже западные, удостаиваются этой чести. Есть среди зарубежных коллег те, кто занимается теоретической и философской психологией. Есть журналы, полностью посвященные этой проблематике. Статьи в области теоретической психологии на западе очень востребованы. Наши теоретики должны, преодолев свое нежелание общаться на иностранных языках, все-таки выйти в мировой теоретический дискурс, и, я уверена, это путь взаимного обогащения.
- Завершить разговор о проблемах хочется как-то позитивно. Ирина Анатольевна, что Вы можете пожелать российским психологам-практикам?
- Удачи человеческой, она нам всем нужна, а также сил и терпения! Я сама никогда не работала в практической психологии, честно говоря, не понимаю, как люди решаются на эту работу, мне кажется, это труд очень душевно затратный. Но эта профессия необходима людям в современном мире, за ней настоящее и будущее. И, мне кажется, психологическая практика все теснее переплетается с психологической теорией в современном мире, который меняется так быстро, что простой здравый смысл уже не всегда спасает практика, а старая теория уже не годится для новой реальности. Здесь источник развития и практики, и теории.
.jpg)
Комментариев пока нет – Вы можете оставить первый
, чтобы комментировать