100-летний юбилей Учителя (памяти М.С. Роговина)

Слово «Учитель» многократно используют авторы публикаций о Михаиле Семёновиче Роговине, которому 27 октября 2021 года исполнилось бы 100 лет. В двух публикациях (наша — третья) это слово помещено в заголовки [3; 12].

Цель публикации. С одной стороны, мы намерены представить в ограниченном объеме журнальной статьи (конечно же, список не полный) мнения и оценки людей, чьи судьбы в начале научной карьеры пересеклись с М.С. Роговиным. Добавим к этому, что все цитируемые авторы выбрали путь научной карьеры в области психологии и большинство уже, в свою очередь, заслужили звание профессор, доктор наук по психологии.

Вторая цель — объявить на страницах журнала проведение «Года М.С. Роговина» (подробнее — в предстоящих публикациях в № 6 (71) 2021 — № 5 (76) 2022) как ещё один путь привлечения внимания широкой профессиональной общественности к научному вкладу и личности Учителя.

В своё время мы уже публиковали развёрнутую статью учеников М.С. Роговина, посвящённую его жизни и научному творчеству (см. Залевский Г.В., Мазилов В.А., Урываев В.А., Соловьёв А.В., Урванцев Л.П. «Михаил Семёнович Роговин — опережая время» [9]), в настоящей статье мы приводим новые воспоминания и факты.

Предваряя дальнейшую публикацию, хотелось бы подчеркнуть, что, по мнению автора статьи, необходимо отметить и наличие в отзывах переживания того, что между авторами и Учителем состоялась «Встреча». Используя это понятие, широко обсуждаемое в экзистенциальной психологии, мы хотим подчеркнуть максимальную «подлинность», «истинность» сопереживания участников Встреч (с обеих сторон). И если со стороны молодых ученых это во многом представляется ожидаемым (порукой тому — возраст и позиция ученика), то со стороны М.С. Роговина это было «Даром». Этим Даром он щедро делился с окружающими, вне зависимости от того, готов его собеседник в полном объеме оценить приношение или ещё не готов. Возможно, предельная открытость при беседах «по существу» самых разных вопросов, связанных с проблемами науки и жизни, объяснялась как личным мужеством М.С. Роговина (в сочетании с мудростью), так и верой в то, что пройдут годы и его собеседники вспомнят и оценят этот дар.

Об этом пишет и профессор, доктор психологических наук В.В. Козлов: «...хочется произнести слова глубокой и искренней благодарности настоящему Учителю и мудрецу, энциклопедисту и философу психологии — профессору Михаилу Семёновичу Роговину.

Думаю, что все, кто встречался с профессором Роговиным, помнят его глаза, они всегда светились внутренней улыбкой, и он всегда был готов помочь словом и делом.

Есть светлые люди.

И Михаил Семёнович уже 100 лет светит на этой Земле своей энергией жизни.

Когда мы учились, мы только догадывались, что имеем счастье общаться с человеком такого масштаба.

А сейчас мы уже знаем» [4, с. 70].

Из публикации доктора психологических наук Александра Анатольевича Карпова: «Михаил Семёнович Роговин родился 27 октября 1921 г. в Москве в семье приват-доцента Московского госуниверситета известного философа и переводчика Семёна Мироновича Роговина*. М.С. Роговин поступил на механико-математический факультет МГУ. Вскоре началась Великая Отечественная Война, и Михаил Семёнович прямо со студенческой скамьи в 1942 году был направлен на службу в танковые части. Армии он отдал 14 лет жизни, прошел всю войну, принимал участие в боях под Москвой и Смоленском, в освобождении Венгрии и Чехословакии, а также в войне против Японии. Был командиром танка. Затем, после ранения, был назначен инструктором и военным переводчиком. Награжден двумя орденами и многими медалями.

По воспоминаниям [члена-корреспондента РАО, заслуженного деятеля науки РФ, доктора психологических наук, профессора] Генриха Владиславовича Залевского, Михаил Семёнович «был несколько раз ранен, горел в танке, выжил благодаря тому, как он мне рассказывал, что «когда во время какой-либо паники все бежали в одну сторону, я бежал в другую сторону». Это было сказано как бы в шутку, но в этой шутке — большая доля правды в том смысле, что Михаил Семёнович был человеком очень свободолюбивым, независимым, не терпел диктата, предпочитал делать в жизни свой выбор. Таким он был и в науке» [1, с. 113].

Леонид Петрович Урванцев [8], доцент, кандидат психологических наук, так пишет о возможной причине скорого ухода из жизни М.C. Роговина: «Возможно, сказала своё слово война, которую он прошёл от Москвы на запад и закончил на Дальнем Востоке. Михаил Семёнович был танкистом, а потом — военным переводчиком. С присущим ему юмором он рассказывал о том, как несколько раз был на волоске от смерти, но судьба была благосклонна к нему. Он вспоминал, что на Дальнем Востоке во время войны с Японией весил меньше 40 килограммов. Храню сделанную во время встречи ветеранов фотографию, где Михаил Семёнович выглядывает из люка танка. 17-я танковая бригада, где он служил, первая преградила путь наступлению фашистов на Москву в конце сентября — начале октября 1941 года и стояла насмерть, как писал впоследствии маршал Г. К. Жуков» [12, c. 8].

Кандидат психологических наук доцент Александр Викторович Соловьёв вспоминает: «Михаил Семёнович Роговин пришёл в психологию не юношей-студентом, а уже зрелым человеком, прошедшим долгий путь по дорогам войны, а затем закончивший Военный институт иностранных языков. Будучи преподавателем немецкого языка в Шуйском военном училище, он поступил в аспирантуру на кафедру психологии Московского государственного института иностранных языков, где под руководством профессора В.А. Артемьева выполнил своё первое научное исследование на тему «Проблема понимания».

Выбор темы для кандидатской диссертации очень характерен. Во-первых, он во многом определялся предшествовавшим лингвистическим образованием молодого исследователя. Во-вторых, отражал большой интерес М.С. Роговина к проблемам познания и, в частности, к механизмам мыслительной деятельности. В-третьих, в нём проявился философский склад его ума, стремление разобраться в самых трудных вопросах психологии: проблема понимания, несомненно, относится к наиболее фундаментальным и сложным проблемам психологии познания.

В конце 50-х и начале 60-х годов М.С. Роговин работал в фундаментальной библиотеке по общественным наукам АН СССР. Через его руки проходила вся новая литература по психологии, а он жадно впитывал её содержание, компенсируя недостаток своего базового психологического образования. Результатом стала гиперкомпенсация. Именно в те годы были заложены основы широчайшей эрудиции, которая поражала всех, кому приходилось с ним общаться. Отличное владение иностранными языками, широта и глубина научных интересов, огромная работоспособность — вот что стояло за этой эрудицией» [12, c. 8].

О работе М.С. Роговина в Москве Л.П. Урванцев пишет: «Наша первая встреча произошла в 1969 году, когда я в группе других стажёров-исследователей оказался на кафедре психологии Московского государственного педагогического института. Михаилу Семёновичу поручили курировать, опекать нас, практически ничего не знавших о психологии, что он вполне успешно и делал два года. Мы слушали его лекции, потом сами читали пробные лекции и обсуждали их, участвовали в обсуждении докладов аспирантов, ходили в психиатрическую клинику, где Михаил Семёнович мастерски демонстрировал искусство психологического обследования больных...

До сих пор помним, какая конкуренция была среди студентов, желавших писать у Михаила Семёновича курсовые и дипломные работы, стать его аспирантом. Дело было, конечно, не только в том, что он давал интересные темы, но и в том, как он руководил научными исследованиями — без диктата, ненавязчиво, предоставляя студенту и аспиранту право на самостоятельность и поощряя её, но всегда помогая по трудным и принципиальным вопросам. Не прощал он, пожалуй, лишь одного — недобросовестного отношения к работе, очковтирательства и халтуры. Он имел на это право, поскольку сам был образцом ответственного отношения к делу и высочайшей работоспособности. Поэтому и от учеников требовались максимально исчерпывающий анализ литературы по теме, максимально глубокий анализ полученных данных, максимально тщательное планирование экспериментов. Вообще слово «максимально» мы слышали от Михаила Семёновича очень часто. И это относилось не только к научной работе» [12, с. 5–6].

Из воспоминаний доктора педагогических наук, кандидата психологических наук профессора Андрея Эдгаровича Симановского: «Около 20 лет проработал замечательный отечественный психолог Михаил Семёнович Роговин на факультете психологии Ярославского государственного университета. За это время он воспитал целое поколение психологов — ученых и практиков. У многих будущих выпускников ЯрГУ М.С. Роговин был научным руководителем курсовых, дипломных работ. Некоторые после окончания вуза поступали в аспирантуру и под его руководством писали и защищали диссертации. Но, безусловно, все с благодарностью вспоминают его лекции, научные работы и просто дружеские советы. М.С. Роговин был открытым человеком, он приглашал своих учеников домой, мог ненавязчиво подсказать одобрение или указать на ошибки при проведении исследований. Но главное, он был для всех образцом учёного, который сам активно занимается научно-исследовательской деятельностью. Он свободно читал научные публикации на трёх европейских языках: английском, немецком, французском, в его работах можно было встретить анализ исследований современных зарубежных авторов. Его собственные идеи послужили основой для многих научных проектов. Эти проекты касались актуальных тем психологии и медицины — психологической и медицинской диагностики» [10, с. 108].

Вспоминает доктор психологических наук профессор Владимир Александрович Мазилов: «Михаил Семёнович представлял собой уникальную личность — он знал практически все о психологах, философах, теориях, событиях. Очень легко вносил ясность в самые запутанные вопросы. Получив консультацию у М.С., ты уходил с новыми сведениями и, соответственно, новыми перспективами. Поняв, что это не только не раздражает мэтра, а, напротив, доставляет удовольствие, ибо М.С. был очень щедрым человеком, уходя, ты уже планировал, о чем стоит спросить при следующей встрече» [7, с. 13].

Из воспоминаний доктора психологических наук профессора Елены Викторовны Карповой: «Михаил Семёнович был не просто человеком энциклопедических знаний, высокой культуры, интеллигентом в самом истинном значении этого слова. В первую очередь, для меня Михаил Семёнович — настоящий ученый, а это всегда — масштаб личности.

Наверное, неуместно употреблять слово «идеал», но в моем понимании Михаил Семёнович был олицетворением того, как дóлжно делать, к чему стремиться; он научил меня делать все по-настоящему. Зная мой перфекционизм и ответственность и, соответственно, тревожность (успею ли?), часто повторял фразу: «Делай быстро, но не спеша». Михаил Семёнович всем и всему знал цену и был точен в своих оценках людей и событий, глубоко все видел. Был человеком с твердым и независимым характером и непростой судьбой, и еще — с большим чувством юмора.

Все, кто учился у Михаила Семёновича, помнят его и благодарны ему. Он задал всем нам ту планку личностного и профессионального роста, к которой нужно стремиться всю жизнь. И не растерять те настоящие и главные ценности, которые он передал нам и примером своей жизни — жизни поколения, прошедшего Великую Отечественную войну, и примером научной жизни, которой он был искренне и по-настоящему предан» [3, c. 67]

Из публикации члена-корреспондента РАО, заслуженного работника высшей школы РФ, заслуженного деятеля науки РФ, доктора психологических наук профессора Анатолия Викторовича Карпова: «Одной из наиболее характерных черт личности Михаила Семёновича Роговина — и как ученого, и как человека — была энциклопедичность его натуры. Она проявлялась многогранно — и в широте его интересов, и в жизненной мудрости, и в необычайной эрудированности, в самых разных сферах, и в высочайшей культуре и, конечно, в науке. Он имел собственное мнение по очень многим, подчас весьма несхожим вопросам, по самым разным психологическим проблемам. При этом очень трудно выделить то главное, что характеризовало сферу его основных научных интересов. Он — свой для каждого, кто его знал в том смысле, что ви́дение Михаила Семёновича и его творчества для каждого из нас по необходимости субъективно. Я не являюсь исключением в этом плане; у меня тоже есть «свой» Михаил Семёнович, а среди широкой палитры его научных интересов мне в наибольшей степени импонирует его искренняя приверженность методологии уровневого, точнее — структурно-уровневого исследования психики. Быть может, вовсе не это является объективно основным в его вкладе в развитие психологии; однако, повторяю, именно субъективно — для меня это наиболее значимо. Более того, именно это в значительной степени повлияло и на формирование моих научных интересов и выбор приоритетных направлений и проблем исследования, а в еще большей степени — на общий подход к попыткам хоть как-то понять всю реальную сложность психического. Я и сейчас очень хорошо помню лекции Михаила Семёновича и просто — разговоры с ним, в которых он с видимым уважением и пиететом рассказывал об ученых, внесших, по его мнению, наиболее важный вклад в развитии этого подхода — о Д. Х. Джексоне, Н. А. Бернштейне, Л. фон Берталанфи и, конечно же, о любимом им П.Жане. Кстати говоря, именно та работа, которая была посвящена творчеству последнего и которую я выполнил в студенческие годы под руководством Михаила Семёновича, позволила мне гораздо лучше — я бы сказал, по-взрослому, понять своеобразие состояния психологии в то время, прежде всего, отечественной, а также её преемственность по отношению ко многим иным школам, равно как и вклад в неё целого ряда выдающихся ученых. Особо подчеркну также, что М.С. Роговин был не просто так сказать сторонником структурно-уровневого подхода, а именно его активным создателем, внеся очень большой клад в его развитие в целом. Самое лучшее свидетельство этого — разработанная Михаилом Семёновичем теория «акционального уровня действия», хорошо известная сейчас, но, на мой взгляд, не совсем понятая и явно недооцененная в то время. Эта теория, разумеется, не всегда и не во всем проста, однако, как известно, «истина может и не быть простой». Более того, именно сложность этой концепции как раз и является залогом её адекватности реальной сложности самого психического в целом и феномена действия, в частности» [2, c. 19].

Из воспоминаний доктора психологических наук профессора Владимира Александровича Мазилова: «При этом — может быть, кому-то покажется парадоксальным — повторюсь: Михаил Семёнович был удивительно скромным человеком. Его уникальное ви́дение психологии в её становлении находило отражение в его текстах, но к себе он относился с изрядной долей самоиронии… Вероятно, он был очень одиноким человеком. Дружил в основном с философами (среди которых А.Г. Спиркин, Ю.М. Бородай, Э.Г. Юдин, М.Б. Туровский, Е.П. Никитин и др.), в возможности официальной психологии найти выход из трудной ситуации верил мало… О наших философах науки отзывался очень высоко. Именно от М.С. Роговина я впервые услышал о прекрасной книге Е.П. Никитина «Объяснение — функция науки» (1970). М.С. Роговин очень расстраивался, рассказывая, как Э.Г. Юдин ехал к нему домой для обсуждения совместного проекта, и не доехал, так как ему стало плохо, и он умер в вестибюле станции метро «Университет»…» [7, с. 17].

В воспоминаниях В.А. Мазилов обращает внимание на стремление М.С. увидеть основные проблемы психологии в максимально полном объеме: «И еще одно важное замечание. М.С. Роговин был сторонником идей французской школы, которая традиционно рассматривала проблемы нормальной психологии в связи с нарушениями психики. Глубокая мысль, что сама природа ставит эксперимент, психическое нарушение выявляет механизмы работы психики, которые оказываются недоступны другим методам исследования. Очень важно, что такой подход оказывается необходимо целостным. И он не оставляет ни тени сомнения в реальности существования психики, в том, что психика имеет несомненный онтологический статус. Потрясающе интересно, что автором-основателем этой ориентации в франкоязычной психологии был несомненный гуманитарий Ипполит Тэн. … Как мне представляется, именно представление М.С. Роговина о целостной психике человека позволило ему сделать фундаментальные открытия в психологии. … М.С. Роговин не имел медицинского образования, но, посещая разборы психически больных в Институте психиатрии Академии медицинских наук, стал признанным и авторитетным специалистом и в этой области. М.С. Роговин был одним из немногих, кто отстаивал целостность и единство психологической науки на основе понимания её предмета как целостного. Наверное, здесь уместно назвать тех теоретиков, кто сумел выйти за границы дозволенного: это, безусловно, А.А. Ухтомский, С.Л. Рубинштейн в его последней работе «Человек и мир», Б.Г. Ананьев, сумевший отстоять свои представления о целостности психики, Я.А. Пономарев, заявлявший об онтологии психического. Среди них был и М.С. Роговин…» [5; 7, с. 15].

Кандидат психологических наук доцент Александр Викторович Соловьёв (один из первых учеников М.С. Роговина), перечисляя направления психологии, в которые М.С. Роговин внес свой вклад, отмечает: «Другой областью, в которой М.С. Роговин был признанным специалистом, являлась патопсихология. Помимо великолепного знания литературы по этим вопросам, он сам в течение многих лет систематически занимался практической психодиагностикой в клинике и обучил этому несколько поколений студентов. Его статьи регулярно появлялись в «Журнале неврологии и психиатрии им. С. С. Корсакова» (современная редакция названия журнала — прим. авт.). Вот только некоторые из них: «Экзистенциализм и антропологическое течение в современной зарубежной психиатрии» (1964); «Сравнительная психология — этология — психиатрия» (1965); «Некоторые вопросы теории мнестических расстройств: обзор работ французской школы» (1967); «Клиническая оценка расстройств мышления на основе экспериментально-психологического изучения процессов формирования понятий» (1969); «Речь при шизофрении» (1972)» [12, с. 9].

Доктор психологических наук профессор Владимир Александрович Мазилов подчеркивает: «М.С. Роговин специально отмечает роль данных патопсихологии для построения курса психологии: «С точки зрения поставленной задачи особое значение приобретают данные патопсихологии. Имевшее место до недавнего времени известное отчуждение между общей и экспериментальной психологией, с одной стороны, психопатологией и патопсихологией, с другой, сменилось желанием сблизиться и взаимно использовать данные из обеих областей, с тем чтобы понять действие самых основных, самых сокровенных психологических механизмов» [6, с. 48]. В другом месте он замечает: «И совершенно незабываемый источник общения — практические занятия с профессором Роговиным на базе психиатрической больницы. М.С. Роговин пользовался у психиатров огромным авторитетом. Для студентов-психологов это был неоценимый опыт. М.С. Роговин оказался непревзойденным мастером общения с больными. Я до сих пор помню и блестящее построение обследования, и мастерский анализ клинических случаев… Эти занятия прекрасно показали, какова роль психолога, психологического обследования и психологического заключения в психиатрической клинике. Был показан замечательный пример взаимодействия психолога и врача, при котором психолог никоим образом не подменяет психиатра, не выходит за границы своей компетентности, но продуктивно с врачом сотрудничает. Для того времени, когда нормативные отношения психологов и представителей смежных специальностей только «отстраивались», это был несомненно позитивный опыт» [7, с. 14].

Автору публикации представляется, что только при высокой общекультурной базе можно писать предельно просто о сложнейших вещах. Приведём развернутую цитату из работы М.С. Роговина «Научные критерии психической патологии»: «Мышление в рамках клинического метода можно сравнить с движением исследовательского судна вверх по незнакомой реке в поисках её верховья. На пути этого движения встречаются многие притоки, их следует занести на карту, но не сворачивать на них, ибо конечная цель экспедиции: найти настоящие истоки — причину патологии — этиологию расстройства. После этого мы мысленно должны пройти тот же путь в обратном направлении, разобравшись в соотношении основного течения и его притоков, то есть установить особенности патогенеза. Диагноз как констатация сущности заболевания следует за установлением этих двух клинических критериев» [13].

В заключение хотелось бы ещё раз объявить начало «Года М. С. Роговина» на страницах нашего журнала (в течение этого времени будет существовать специальная рубрика) (журнал «Медицинская психология в России» — прим. ред.). Ожидаемо, что в выборе материалов мы постараемся максимально раскрыть вклад М.С. Роговина в области медицинской (клинической) психологии. К этому нас обязывает сформировавшая за годы работы журнала аудитория читателей.

Второе. От лица редакции хотелось бы обратиться к наследникам М.С. Роговина с просьбой выйти на контакт и помочь журналу (издатель — Ярославский государственный медицинский университет) решить разнообразные (не всегда простые) вопросы, связанные с публикацией научного наследия Учителя.

* С.М. Роговин, в частности, перевёл на русский язык ряд произведений классиков философии: Д. Юма, И. Канта, Н. Макиавелли, Б. Спинозы, Марка Аврелия и др. (прим. авт.).

Литература

1. Карпов А.А. Михаил Семёнович Роговин // Ярославский психологический вестник. – 2020. – № 2 (47). – С. 113–114.
2. Карпов А.В. Два основных подхода к структурно-уровневой экспликации профессионально-важных качеств // Ярославский психологический вестник. – 2021. – № 2 (50). – С. 19–32.
3. Карпова Е.В. Вспоминая Учителя // Ярославский психологический вестник. – 2021. – № 2 (50). – С. 66–67.
4. Козлов В.В. 100 лет света // Ярославский психологический вестник. – 2021. – № 2 (50). С. 68–71.
5. Мазилов В.А. Последний титан: методологические работы М.С. Роговина (60-е годы XX столетия) // Медицинская психология в России: электрон. науч. журн. – 2016. – № 1 (36) [Электронный ресурс]. – URL: http://mprj.ru (дата обращения: 21.10.2021).
6. Мазилов В.А. М.С. Роговин как историк психологии: завещание мастера // Ярославский психологический вестник. – 2021a. – № 2 (50). – С. 42–50.
7. Мазилов В.А. Уроки мастера: человек, который знал всё. Несколько штрихов к портрету М.С. Роговина // Ярославский психологический вестник. – 2021b. – № 2 (50). – С. 12–19.
8. Митрушина Н.А., Солондаев В.К., Яковлева Н.В. Леонид Петрович Урванцев — когнитивный подход к проблемам медицинской психологии // Медицинская психология в России. – 2013. – T. 5, № 5. – C. 2. doi: 10.24411/2219-8245-2013-15020
9. Михаил Семёнович Роговин — опережая время / Г.В. Залевский, В.А. Мазилов, В.А. Урываев [и др.] // Медицинская психология в России. – 2013. – T. 5, № 5. – C. 1. doi: 10.24411/2219-8245-2013-15010
10. Симановский А.Э. Психология понимания в работах М.С.  Роговина, как одно из направлений развития Ярославской психологической школы // Ярославский психологический вестник. – 2020. – № 3 (48). – С. 108–110.
11. Соловьев А.В. Научное наследие М.С. Роговина // Познавательные процессы и личность в норме и патологии: cб. научных трудов. – Ярославль: Яр. гос. университет. – 1995. – С. 8–10.
12. Урванцев Л.П. УЧИТЕЛЬ // Познавательные процессы и личность в норме и патологии: cб. научных трудов. – Ярославль: Яр. гос. университет. – 1995. – С. 5–8.
13. Урываев В.А. «Вверх по незнакомой реке…»: к проблеме психологического диагноза // Ярославский психологический вестник. – 2000. – № 3. – С. 207–211.

Источник: Урываев В.А. 100-летний юбилей Учителя (памяти М.С. Роговина) // Медицинская психология в Росси. 2021. № 4 (69). http://www.mprj.ru/