Вадим Петровский размышляет об иллюзии смысла

Доктор психологических наук, профессор Вадим Артурович Петровский выступил с докладом «Иллюзия смысла» в рамках панельной дискуссии 15-го Санкт-Петербургского Саммита психологов.

Мы читаем стихи, это стало традицией на нашем Саммите, и больше, по-моему, нигде в России ничего подобного не происходит.

Передо мной два стихотворения Владимира Маяковского, оба про смыслы. Но только они противоположны по смыслу. Первое всем очень хорошо известно, второе, может быть, меньше. Здесь интересен контраст.

Послушайте!
Ведь, если звезды зажигают —
Значит — это кому-нибудь нужно?
Значит — кто-то хочет, чтобы они были?
Значит — кто-то называет эти плевочки
жемчужиной?
И, надрываясь
в метелях полуденной пыли,
врывается к богу,
боится, что опоздал,
плачет,
целует ему жилистую руку,
просит —
чтоб обязательно была звезда! —
клянется —
не перенесет эту беззвездную муку!
А после
ходит тревожный,
но спокойный наружно.
Говорит кому-то:
«Ведь теперь тебе ничего?
Не страшно?
Да?!»
Послушайте!
Ведь, если звезды
зажигают —
значит — это кому-нибудь нужно?
Значит — это необходимо,
чтобы каждый вечер
над крышами
загоралась хоть одна звезда?!

Вот это особая модель смыслоустройства: что есть, то и имеет смысл. Я говорю об этом — «модель преисполненности смыслом».

А вот и другие стихи В. Маяковского, что называется, почувствуйте разницу. Не буду читать полностью, только несколько строчек.

Славьте меня!
Я великим не чета.
Я над всем, что сделано,
ставлю «nihil».
Никогда
ничего не хочу читать.
Книги?
Что книги!

Нигилист отказывается признавать то, что пребывает по ту сторону его «Я». Он преисполнен ощущением значимости всего того, что существует по сю сторону «Я». Это — модель перевернутых смыслов.

Виктор Франкл, безусловно, придерживается модели преисполненности смыслов. Смысл всегда есть, его нужно только найти. И для него категорически неприемлем девиз «я над всем, что сделано, ставлю “nihil”».

Обе позиции крайние, им обеим противостоит трезвый взгляд. Что-то из происходящего бессмысленно, существуя «не зачем». И отнюдь не всегда и во всем «смыслю, значит, существую».

Чудес в решете не бывает. Реальность, и надо твердо принять это, не пронизана смыслом.

Фёдор Тютчев выразил это предельно отчетливо:

Природа — Сфинкс. И тем она верней
Своим искусом губит человека,
Что, может статься, никакой от века
Загадки нет и не было у ней.

Но все-таки в нашей жизни доминирует модель поиска смысла во всем.

Вот эксперимент, который мы провели когда-то с моим аспирантом Николаем Васильевичем Зоткиным, талантливым человеком, сегодня это известный самарский психолог. Его на этапе подготовки диссертации волновала проблема смысла. Это было очень давно. И я вспомнил об одной игре. Это была интрига, положенная в основу нашего эксперимента. Николай Васильевич играл, и делал это очень умело, со студентами. Испытуемому в индивидуальной беседе предлагалось задавать любые вопросы экспериментатору. От обычной игры ситуация отличалась тем, что не требовалось отгадывать или прогнозировать возможные ответы экспериментатора.

Вообще в моих исследованиях по виртуальной ситуативности мало что требуется от испытуемого. Мы смотрим, как свободно разворачивается его активность. Экспериментатор совершенно игнорировал содержание вопросов испытуемого. «Да» или «нет» — ответы на вопросы — были в случайном порядке. Число «да» и «нет» было уравновешено.

Поскольку содержание ответов не зависело от вопросов испытуемого, могли возникать ситуации абсурдной противоречивости в ответах. Ну вот послушайте внимательно:

Испытуемый: — Вы хотели бы защищать диссертацию?
Экспериментатор: — Нет
— Сейчас вы будете защищать диссертацию?
— Да.
— Потому что это нужно кому-то?
— Нет.
— Ну а вам нужна эта диссертация?
— Нет.
— Разве её нужно защищать, если она никому не нужна?
— Да.

В эксперименте участвовали 54 человека, студенты-психфаковцы, от 17 до 22 лет. Из участников всего два человека догадались, что никакого смысла, сокрытого в ответах экспериментатора, — нет. 52 человека из 54 искали смысл.

Никто иной, как Иммануил Кант, писал о том, что наше сознание вносит смысл, оно телеологизирует происходящее. В силу этого нам очень трудно принять абсурд.

Но иногда в поэтическом плане мы добиваемся вот такого, я называю это, телеологического замыкания. «Медуза», стихотворение Евгения Винокурова:

Медуза скользкая мясиста,
Она заметна без труда
Вон там, где цвета аметиста
Мерцает в глубине вода
Почти не составляя груза,
И омерзительно нежна,
Ты, бесполезная медуза,
Зачем на свете ты нужна?
Заполнив южные широты,
Как стекловидное тряпьё,
Ты славишь замысел природы
И бескорыстие её.

Существует много психотерапевтических систем, не только Виктора Франкла, исходящих из идеи универсальной осмысленности всего сущего. Природного, социального, персонального. Происходящие в мире события — они рифмуются смыслами. Будь то синхроничность Карла Г. Юнга или распространение посланий по каналу мира Арнольда Минделла.

Манера во всем находить смысл, общую смысловую основу разнообразными проявлениями активности, легко сочетается с идеей единого плана жизни, высказанной Альфредом Адлером. Идея сверх-детерминации Зигмунда Фрейда — она о том же. Я мог бы присоединить и своего любимого Эрика Берна со сценариями жизни, с разверткой сценариев жизни. Это та линия развития, которая от А. Адлера пошла. Но Э. Берн говорил о том, что смысл психотерапии — побудить человека подняться над сценарием. А когда в ответ на немой вопрос «Вы не могли бы показать, как это делать?» — Берн, естественно, не показывал, потому что он не хотел создавать новых программ. Это дело каждого — идти за своей спонтанностью.

Часто к психологу-консультанту люди приходят с вопросом, который их всерьез мучает: почему он или она повели себя так? Подразумевается, что когда-то все было по-другому. Помните, как у Марины Цветаевой? «Вчера ещё в глаза глядел, а нынче — всё косится в сторону!»

В чём дело? Часто пытаются найти общее основание там, где его нет, не допуская мысли о том, что в разное время в разных ситуациях проявляются разные «Я» человека без всяких признаков сходства. Человек, верящий в то, что он и все остальные всегда поступают осмысленно, подобен мелихановскому джентльмену. Настоящий джентльмен у Константина Мелихана — это совершенное воплощение идеи быть безупречным во всём, задающей смысловую ось поведения. И в самом деле, «настоящий джентльмен всегда моет руки перед едой и брюки — после еды».

Я защищаю альтернативную точку зрения. Разделяю иронию, с которой Уинстон Черчилль говорил о себе: «История будет ко мне благосклонна, ибо я намерен написать её лично». Я приветствую критический взгляд на проблему безусловной осмысленности, выраженный в словах Стивена Хокинга: «Любое событие, хотя бы раз случившееся, компетентным историком может быть представлено как исторически неизбежное событие». Я ощущаю справедливость шутки, описывающей современную российскую действительность: «Страшен русский сервис, бессмысленный и беспощадный».

Я полагаю, нет единого смысла, нет в нас высшего единосущного существа, субъекта, заправляющего нашей жизнью, верховодящего во всем.

Можно, конечно, искать причины. Но это не значит искать смысл. Ветер дует куда-то и почему-то, но не зачем-то и не ради чего-то. Так и человек в силу движения его деятельности действует почему-то, но не зачем. Иногда нет ответа на вопрос «Зачем?». Иногда нужно сказать так: «За не зачем, а потому что не иначе как».

По Аристотелю, целевые причины и действующие причины — это разные вещи. Наша жизнь — это проявление действующих причин. Иногда они могут выступать как смысловые.

Я уверен, что человек почувствовал бы себя значительно свободней, достиг бы большего, состоялся бы полноценнее, если бы принял для себя идею множественной личности, высказанной еще Уильямом Джеймсом, совсем не опасаясь сходства с идеей больного расщеплённого «Я».

Каждый человек — это множество «Я». Личность — мультисубъектное образование. И в этом страховка на случай попыток свести человека, личность к чему-то одноплановому, моносценарному. Каждый из нас — носитель множества логик, неоднозначности, может, даже иррациональности смысловых композиций жизни — на манер фигур невозможного. Почему-то я не встречал исследований, которые посвящены феноменологическому анализу фигур невозможного.

Вот в этом, мне думается, исток свободы, маневренности бытия. Предсказать, какой логики смыслоустройства придерживается человек — крайне трудно. Сложность еще и в том, что личность — это не один субъект, а множество, единомножество, единомножие субъектов. Они говорят так: субличности, эго-состояния или просто части «Я». В берновской модели личности есть объединение эго-состояний Взрослого, Родителя и Дитя. Это известно очень хорошо. И мы могли бы принять, вот это важно, что каждая из частей — носительница особенного, особого смыслоустройства.

Так что лучше не брать на себя добровольно роль Ивана Сусанина, пытаясь разобраться в логике происходящего. Злые языки говорят, что он сам заблудился. Но я думаю, что это не так. Иногда происходят удивительные вещи: то прекрасные, то печальные, то смешные. «Шел в комнату — попал в другую», искал Индию — открыл Америку, «хотел как лучше — получилось как всегда».

Иногда рушится, например, естественная логика предпочтений. Мы исследуем это эмпирически. Вот феномен нетранзитивности: A лучше B, B лучше C, C лучше A. Я думал, какой бы серьезный, самый серьезный пример этому привести на нашем серьезном Саммите. Я нашел самый серьезный пример: муж любит жену больше подруги Сони, Соню любит больше подруги Маруси, а Марусю любит больше жены. Как такое возможно?

Когда люди ранжируют ценности, то, как мы показали в недавней публикации в «Вопросах психологии» вместе с моей коллегой Кариной Акопян, они нарушают порядок предпочтений. И это зависит от внутреннего устройства личности. От того, как сочетаются в личности эти разные эго-состояния, эти внутренние субъекты. Вот от этого зависит рациональность или иррациональность предпочтений.

Если вернуться к проблеме любви. У разных частей личности во мне могут быть разные логики предпочтений. Одна часть меня верит в любовь: «Если я тебя придумала — Стань таким, как я хочу» (Роберт Рождественский). Другая часть предпочитает интим, но отвергает интимность, т.е. серьезные отношения. Третья часть расценивает поверхностные контакты как что-то пустое и придает значение только отношениям близости.

Вот и рождаются, например, такие строки, написанные моим другом в студенчестве, когда его звали Саша. Теперь он Александр Григорьевич. Стихи его опубликованы в его сборнике, я был автором предисловия к этому сборнику. Если я немножко ошибусь, то, надеюсь, Александр Григорьевич меня поправит. Вот одно из его стихотворений:

Я сотворил тебя из пустоты,
В себя одел и под себя примерил.
Но пустотою оказалась ты,
А я в тебя, как бог — в людей, поверил.

Ему же принадлежит двустишие, совершенно очаровательное, по-моему:

Не примирить мне двух послов:
Слова без смысла, смысл без слов.

Не должно нам универсализировать идею присутствия смысла в жизни, с её непредсказуемостью, непредрешённостью, непрозрачностью.

Об этом сегодня говорилось, это была заявленная тема моего выступления — «Иллюзия смысла».

Еще 10 лет назад, когда я говорил об иллюзии смысла, поверьте, я наталкивался на сильное сопротивление коллег. Сегодня ситуация радикально изменилась. Думаю, что это результат объединения людей вот на этом на нашем форуме, людей, чьи смыслы рифмуются. Поэтому огромное счастье быть с вами, коллеги.

Конечно, Дмитрий Алексеевич, я с вами согласен, поиск смысла должен естественным способом сочетаться с идеей смыслостроительства, смыслосозидания, творения смысловой перспективы. Здесь важную роль со временем могло бы сыграть понятие, отсутствующее в нашем тезаурусе, — это слово, а за ним и понятие «урок». Урок — это то, что мы извлекаем из опыта: «вот, что произошло», «вот, к чему это приводит». Урок — это результат нашей деятельности. По Леонтьеву Алексею Николаевичу, смысл — это след деятельности.

Я сейчас рецензирую блистательную работу Елены Евгеньевны Соколовой «История школы теории деятельности». И как раз эта формулировка оттуда, из ранних работ А.Н. Леонтьева: смысл — это след деятельности. Смысл не опережает деятельность, как это иногда кажется. Смысл следует за деятельностью. Но он становится смыслом для человека только тогда, только в том случае, когда мы извлекаем урок из той деятельности, которая была осуществлена.

Я рад, что сегодня звучат такие слова, как надситуативная активность, неадаптивность, избыточность, невозможное, немыслимое. Я когда-то писал о том, что переживание как таковое — это бытие во мне немыслимого. В переживании схватывается трансфинитное, актуально бесконечное. Это может быть актуально бесконечное счастье, это может быть актуально бесконечное страдание.

Есть и другие слова, которые очень близки. Например, сама тема «не зачем». Сегодня она ярко очень прозвучала. Я думаю, что когда-нибудь слово «урок» и понятие, за ним стоящее, тоже войдут в наш общий лексикон.

Я вспоминаю слова, сказанные моим школьным учителем. Он и учитель, и поэт, и правозащитник — Анатолий Александрович Якобсон. Он читал нам лекции совершенно потрясающие. И вот его слова о Борисе Пастернаке, он сказал так: «Раннего Пастернака я люблю так, что невозможно любить больше. А позднего Пастернака я люблю еще больше. Через невозможное, через невозможное».

Я сегодня слушал стихи, которые читал Виктор Каган, я вспоминал эти слова: то, что я услышал, переполняет вот этим ощущением — «через невозможное», невозможно выразить, невозможно с чем-то сопоставить.

Урок. История не имеет смысла. Но возможны уроки истории. И в нашей индивидуальной жизни, и в социальной. Здесь-то и вызовы нашей немыслимой современности в контексте несветлого будущего.

Сегодня, переживая смерть близких, пострадавших от ковида, мы задаемся вопросом: «За что?», будто бы есть ответ. Это немыслимое — в терминах сегодняшнего доклада Виктора Знакова. Я слышал от некоторых знакомых: «Они не вакцинировались!» Но ведь это, честно говоря, подлая мысль. Мыслишка. И если она приходит в голову, чтобы как-то смириться с кошмаром: то есть это правильная мысль, но, когда она выступает как смысловое обоснование того, что произошло, — это чудовищно. «Как же так, он врач и не вакцинировался!» Но кем надо быть, чтобы позволить себе такую мысль — в утешение. Такая мысль, однако, все-таки у людей иногда возникает. Хотя сами они понимают, что думать так — дурно, они неосознанно эксплуатируют идею осмысленности. Между тем, надо иметь мужество осознать горе и извлечь урок.

Хотя говорят, и это справедливо, что единственный урок истории в том, что мы не извлекаем из нее уроков. Мы говорим сегодня о вызовах времени. Сейчас как раз то самое время, когда надо отбросить иллюзии и не оправдывать верой в осмысленность мира свое бездействие.

Спасибо, дорогие коллеги.