22 января 2021 года в Московском государственном университете имени М.В. Ломоносова состоялся круглый стол «Психологическая помощь в Российской Федерации: настоящее и будущее». Модератором встречи выступила Гаяне Михайловна Давидян, кандидат юридических наук, доцент кафедры истории государства и права юридического факультета МГУ.
Участники круглого стола обсудили, как создавался законопроект о психологической помощи, какие вопросы стремилась решить рабочая группа, как пандемия коронавируса повлияла на разработку этого проекта.
В обсуждении участвовали:
- Александр Константинович Голиченков, доктор юридических наук, профессор, декан юридического факультета МГУ, член-корреспондент РАО;
- Юрий Петрович Зинченко, доктор психологических наук, профессор, декан факультета психологии МГУ, академик РАО, Президент Академии;
- Валентина Владимировна Барабанщикова, доктор психологических наук, заведующая лабораторией психологии труда факультета психологии МГУ, руководитель Департамента психологической работы Минобороны России, член-корреспондент РАО;
- Юлия Сергеевна Шойгу, кандидат психологических наук, заведующая кафедрой экстремальной психологии факультета психологии МГУ, директор Центра экстренной психологической помощи МЧС РФ.
Юлия Сергеевна Шойгу рассказала, как начиналась работа над законопроектом: «Неслучайно идея создания этого документа зародилась и развивалась внутри Московского государственного университета. В какой-то момент возникла осознанная потребность внутри профессионального сообщества определить правила, по которым осуществлялась бы наша профессиональная деятельность. Мы обратились к ректору МГУ, и Виктор Антонович Садовничий пошел нам навстречу, был издан нормативный акт о создании рабочей группы юристов и психологов. Я вспоминаю, как нам сначала было трудно находить общий язык: нам нужно было учиться переводить психологический язык на юридический и обратно. Но чем больше мы работали, тем это становилось интереснее. Позже мы поняли, что нескольких психологов, которые участвуют в этой группе, недостаточно, нам на выручку пришло Российское психологическое общество и направило ряд региональных представителей в рабочую группу. Таким образом, у нас в рабочей группе оказалась почти вся страна и почти все направления психологической работы».
Александр Константинович Голиченков объяснил причины возникновения междисциплинарной рабочей группы по разработке законопроекта о психологической помощи и рассказал о неочевидных перспективах такой работы: «Создание любого законопроекта — это работа междисциплинарная. Велико заблуждение, что законы пишут юристы: мы участвуем, но законы пишет группа, я называю их “технологами”, — те, кто знает предмет, в данном случае речь шла о психологической деятельности или психологической помощи. “Первую скрипку” в написании этого закона, в обсуждении центральных позиций и принятии решений, мотивированных в том числе и научными средствами, играют представители науки психологии. Такого рода работа имеет, как правило, не только практическое значение (то есть выход в виде проекта конкретного закона), но и научный эффект: уточняются и вводятся в оборот новые термины и их определения, уточняются позиции тех или иных точек зрения на предмет (в данном случае на психологическую деятельность и ее составную часть — психологическую помощь), в идеале — создается задел для использования наработанных материалов в учебной работе, например, через создание специальных курсов по выбору для студентов, магистерских программ».
Отвечая на вопрос Г.М. Давидян о том, что удивило его как юриста при работе с психологами, А.К. Голиченков отметил: «Меня сначала удивила дискуссия по терминам и определениям: что это — деятельность или помощь? Если “психологическая помощь” более узкое понятие, то что добавляется к деятельности? В этой сфере экспертиза — это вид психологической деятельности? А психологическое образование и культура — это виды деятельности? Конечно, они пограничны. Они как кольца новобрачных: есть один супруг, есть второй супруг, но есть сектор пересечения между ними, и пока он будет существовать, будет существовать и семья. Так и здесь: есть целый ряд общественных отношений, которые являются либо составной частью (например, психологическая помощь как составная часть психологической деятельности), либо пересекаются, либо полностью включаются, либо соприкасаются, либо совсем никак к друг другу не относятся. Это обсуждение меня очень удивило и одновременно порадовало, потому что, прежде чем куда-то двигаться, надо договориться о терминах и языке, которым мы будем пользоваться. Меня также приятно поразила дискуссия среди представителей психологической сферы, нужен ли закон. Очень интересно было наблюдать за аргументацией. Если закон помогает решать своими специфическими инструментами возникающие и реально существующие проблемы, то такой закон нужен».
Юрий Петрович Зинченко рассказал: «Психологи, когда занимались этой работой, основной задачей выделяли решение вопроса, как в нынешних условиях законодательно закрепить качественную профессиональную психологическую помощь. С одной стороны, есть понятие психологической культуры, и каждый из нас обладает возможностью оказания психологической поддержки на бытовом уровне: мы можем близким доброе слово сказать и детей по головке погладить, создать приятную, психологически благополучную атмосферу. А с другой стороны, когда мы переходим к ситуации, когда не хватает просто психологической поддержки, а нужна профессиональная психологическая помощь, то нормативного документа пока нет. Что такое психологическая помощь, кто ее может оказывать? Вроде бы понятно, что психологическая помощь — это то, что делает психолог. Но правильный ответ: то, что делает психолог, не всегда является психологической помощью, у нас много разных задач. Есть люди, кто говорит, что оказывает психологическую помощь, но насколько их деятельность является профессиональной психологической помощью, которая приведет человека к избавлению от того или иного недуга либо улучшит его психологическое благополучие? Поскольку степень неопределенности в период коронавируса возросла, имели место не очень приятные перегибы мошенничества псевдопсихологического толка: например, вы заходите на сайт, проходите тесты, после чего неизменно всплывает красная надпись “Срочно обратитесь к профессиональному психологу на этом сайте” и дальше пишется стоимость этой помощи. Поэтому разработка законопроекта — это забота о каждом из нас, забота о населении, чтобы у людей было право получать качественную профессиональную психологическую помощь».
Ю.С. Шойгу назвала акценты, которые выделила рабочая группа: «Было два основных вопроса, на которые мы хотели ответить этим законом. Первый: что такое психологическая деятельность и психологическая помощь? Когда мы стали погружаться внутрь этой проблемы, выделять подвиды этой помощи и описывать само поле, оказалось, что это одна из наиболее сложных задач — описать, какие виды помощи может делать специалист, в тех словах, которые были бы понятны и могли трактоваться однозначно. Тем самым мы очертили то, что делает психолог, и прочертили границы с тем, чего психолог не делает. У нас одна граница проходит с профессиональными сообществами — это специалисты в области социальной поддержки, специалисты в области здравоохранения, охраны психического здоровья. А с другой стороны, у нас есть слабо регулируемое поле проведения тренингов, иногда это элементы мошенничества, иногда это сфера услуг, посвященная мистическим и экстрасенсорным возможностям, — и это точно не является психологической помощью. Второй вопрос касался точного определения взаимных прав и обязанностей участников психологического процесса. Что должен делать психолог, чего он не должен делать, на что он имеет право, какую ответственность он несет за свои действия? Что должен делать клиент или получатель психологической помощи, на что он имеет право, за что он несет ответственность? Какие есть возможности у заказчика психологической помощи, ведь не всегда человек, который получает помощь, и человек, который является ее инициатором, — это одно и то же лицо? Например, родители приводят ребенка на консультацию к специалисту или работодатель считает, что для прохождения на работу соискатель должен пройти психологическое тестирование: у каждой стороны должны быть понятная роль и понятные границы собственной ответственности. Мне кажется, что этот документ может нам помочь определить эти границы и начать жить по единым правилам».
Валентина Владимировна Барабанщикова подчеркнула важность просвещения о деятельности психологов: «Совсем недавно я спросила специалиста финансиста: “Как Вы думаете, психологи нужны?” Он сказал: “Конечно, нужны!” Тогда второй вопрос: “Как Вы думаете, чем они занимаются?” И это оказался тупик. Часть психологической работы очевидна, часть — нет. Оказывается, что некоторые просто не знают, что можно получить от психолога, какая польза от психолога. Федеральный закон диктует определенные направления деятельности, которые являются чисто психологическими, за которые мы отвечаем, в которых мы квалифицированны, которые мы действительно обеспечиваем для граждан. И это плоскость просвещения населения, что можно получить, если ты общаешься с психологом, чем он может тебе помочь, а чем не может».
Ю.П. Зинченко обозначил некоторые проблемы, с которыми сталкивается часть профессионального сообщества из-за отсутствия закона о психологической помощи: «В законе планируется отразить наши обязательства перед тем, кто эту помощь получает, распределение ответственности между участниками этого процесса. Например, когда школьный психолог по долгу службы должен общаться со школьниками, он должен иметь представление о родителях, об обстановке в семье. И если родитель узнает, что ребенок что-то рассказал, то психолог занимается незаконной оперативно-розыскной деятельностью и попадает под действие другого закона или выполняет свою профессиональную обязанность? А что делать психологу с теми данными, которые он узнал, например, о родителях? Если эта информация нужна, чтобы психолог поработал с ребенком в школе, то тут вроде понятно, а если возникают обстоятельства, которые выходят за рамки традиционной психологической работы и необходимо обращение к другим специалистам или самому родителю? Каковы здесь взаимодействия психолога и родителя? А если психолог обнаруживает сюжеты, связанные с противоправной историей в отношениях родителей и детей? Степень неурегулированности иногда из психолога или психиатра делает страшилку и не всегда помогает оказывать в полном объеме психологическую помощь, поэтому это тоже те моменты, которые закон должен закреплять».
Об уроках пандемии рассказала Ю.С. Шойгу: «Во время пандемии мы работали совместно с Общенародным фронтом на “горячей линии”, частично забирая на себя звонки, связанные с запросом на психологическую помощь. За четыре месяца такой работы было принято более 10 тысяч звонков. Это говорит о том, что этот вопрос очень востребован, он касается большого количества людей. При этом ситуация, связанная с пандемией, проявила проблему недостаточной психологической грамотности людей. Мы, проанализировав обращения, которые к нам поступали, отметили, что основное количество обращений было связано с тем, что люди были вынуждены поменять свой привычный образ жизни, отчего сильно ухудшилось их психологическое благополучие. Большинство из нас находились в достаточно комфортных для себя условиях — было тепло, светло, был доступ к средствам массовой информации, доступ к продуктам питания. Но, тем не менее, мы чувствовали себя плохо, мы боялись, чувствовали тревожность, зачастую не понимая, что происходит, а значит, не зная, что можно сделать, чтобы лучше себя чувствовать. Это натолкнуло на мысль, что мы не так хорошо знаем, как устроена наша психическая жизнь, и, как следствие, у нас более скудная палитра тех способов, которыми мы можем улучшить качество жизни.
Тема психологического просвещения связана с темой закона, потому что это возможность дать людям доступ к корректным психологическим знаниям, способам улучшения своего состояния, способам коммуникации с другими людьми.
Это большая задача и большой вызов, который стоит перед профессиональным сообществом. Главный урок пандемии — это осознание высокой потребности в психологическом просвещении».
В.В. Барабанщикова поделилась своими выводами после пандемии: «Минобороны и Вооруженные Силы не уходили на изоляцию, мы работали в прежнем режиме, но во многом были лишены привычных средств, например, встреч лицом к лицу без маски, когда ты четко понимаешь, что с человеком, что его может поддержать. Психологи оказались вне зоны комфорта. И особенно большое значение приобретает квалификация психолога и те методические средства работы, которыми он владеет или не владеет. С этой точки зрения, закон четко прописывает, кем должен быть, а кем не должен быть психолог, какое именно образование у него должно быть. Не секрет, что есть созвучные специальности, имеющие другие цели и требования к квалификации специалистов. Самый простой пример: «психология служебной деятельности» и «педагогика и психология девиантного поведения», акценты в этих специальностях разные. Мы должны четко понимать, что квалификация психологов, которые стоят на этих должностях и реализуют психологическую работу, крайне важна. Закон позволит нам защитить тех, кто эту квалификацию имеет, и тех, кто является потребителем помощи или услуги. С другой стороны, возрастает методическая роль: что именно можно, нужно, хорошо, надежно, безопасно делать, чтобы психологическое благополучие человека не пошатнулось, а только укрепилось в создавшихся сложных условиях».
А.К. Голиченков подчеркнул: «Хороший закон — это ответ юридическими средствами на возникающие в повседневной жизни проблемы. Почему сразу закон? Готовясь к встрече, я посмотрел одну из баз данных по законодательству, задал в поисковом поле слово «психологическая деятельность», «психология» и получил 4300 наименований актов. В такой ситуации даже суперпрофессионалу сложно ориентироваться, нужно привести это в порядок».
Слушатели круглого стола поинтересовались у экспертов, какие причины задерживали появление закона о психологической помощи. На вопрос ответил Ю.П. Зинченко: «Законопроект вносится не первый раз, будет уже третья попытка: первый вариант вносился еще в конце 90-х, затем была попытка лет пять или семь назад. Сейчас профессиональное сообщество договорилось, мы впервые работали над текстом вместе с профессиональными юристами».
Отвечая на вопрос «Как профессиональное психологическое сообщество относится к деятельности бизнес-тренеров, коучей? Предполагается правовая регламентация их деятельности в будущем законе?», Ю.П. Зинченко отметил: «Мы бы хотели, чтобы закон и эту часть деятельности тоже регламентировал. Но нельзя забывать, что все, что мы попытались максимально вложить в закон, еще должен закрепить законодатель. Мы уповаем на то, что законодатель правильным актом это закрепит. Конечно, во всех сферах необходимо минимизировать, а в идеале — исключить, возможность псевдопсихологической помощи, проведения под видом психологической практики других сюжетов. Думаю, нам тут помогут юристы, ведь один и тот же вид деятельности можно вывести из-под действия закона, просто “поиграв в слова”: “коуч” — это же не “психологическая помощь”, значит, под действие закона он не попадает, хотя по своей сути эти способы воздействия будут психологическими. Без юристов нам сложно прогнозировать, будет ли закон эффективным инструментом, если он не позволит нам привести в порядок эту “игру в слова”, которую многие уже сейчас начинают использовать, когда идет критика от профессионального психологического сообщества».
Тему обсуждают: «Психологическую помощь не должны регулировать чиновники — психологи о законе»
Комментариев пока нет – Вы можете оставить первый
, чтобы комментировать