Психологи в «красной зоне»

Они спасают врачей от эмоционального выгорания, а пациентам помогают обрести душевное равновесие.

У медиков сегодня есть все основания для утраты душевного равновесия: непосильные нагрузки, тяжелая неуклюжая одежда, исключающая возможность без смертельного риска сделать хотя бы глоток воды. Многим из них пришлось надолго расстаться с семьями, чтобы не подвергать своих близких риску заражения. Понимая это, на помощь к медикам в больницы пришли психологи. Как они работают? Об этом рассказывает главный внештатный медицинский психолог Минздрава России, декан факультета психологии МГУ, президент Российского психологического общества, президент Российской академии образования, академик РАО, профессор Юрий Зинченко.

— Поначалу мы вовлеклись, но в основном дистанционно, во взаимодействие с врачами и медперсоналом. Пандемия — это большой вызов не только психологической практике, но и психологической науке, поэтому при поддержке Министерства науки и высшего образования РФ, Российского союза ректоров консорциум ведущих вузов страны (МГУ, СПбГУ, РАНХиГС, ВШЭ, ТГУ, КФУ и др.) запустил Всероссийский исследовательский проект под названием «Исследуем дома».

Это масштабная работа по изучению изменений в эмоциональной и когнитивной сферах у студентов, аспирантов, преподавателей и других социальных и профессиональных групп в период самоизоляции. В проекте участвуют все ведущие вузы страны. Изначально мы столкнулись с тем, что у нас оказалось не так много методик по теме, поэтому пришлось что-то разрабатывать, что-то адаптировать, чтобы мы могли уловить особенности состояния относительно сложившейся ситуации.

Удалось разработать методики, которые мы теперь используем не только в России, но и в других странах. Наши зарубежные коллеги из Европейской федерации психологических ассоциаций и Международного союза психологической науки при ЮНЕСКО параллельно проводят исследование с использованием наших методик на различных социальных группах в своих странах. На выходе мы получим общемировой инструментарий и нормы. Для нас это ситуация включенного эксперимента. Мы его не планировали, как планируем и организовываем обычно наши научные эксперименты, а этот эксперимент сам начался!
 
И мы обратились к коллегам из РАНХиГС, Московского института психоанализа и других ведущих региональных вузов — давайте фиксировать, что и как где происходит, решать, с помощью каких инструментов мы можем эту ситуацию сделать предметом и объектом науки. Проходим уже второй уровень. Планируем, что с помощью отслеживания динамики изменений во всех сферах жизни человека, находящегося на самоизоляции, мы сможем разработать персонифицированные рекомендации, чтобы свести к минимуму негативные последствия пандемии.Еще члены Российского психологического общества (РПО) думали, как помочь всем людям в новых сложных обстоятельствах. И решили создать рекомендации с максимальным учетом всех рисков.

— Рекомендации есть на сайте РПО, давайте дадим ссылку нашим читателям.

— Да, у нас получилось порядка 10 разных направлений, и мы быстрее всех сорганизовали часть этих рекомендаций. Отдельно для тех, кто находится в самоизоляции с детьми: как организовать график жизни детей различных возрастов, чтобы избежать переутомления, как и чем их занять в условиях ограничений и с учетом сниженной физической активности. И о том, как выстраивать с детьми и подростками взаимоотношения, чтобы сохранить доверие и свой авторитет, но при этом обеспечить личное пространство для каждого члена семьи.

Отдельное внимание мы уделили рекомендациям, направленным на увеличение мотивации и вовлеченности в дистанционный процесс обучения детей и отдельно — студентов. Также мы представили рекомендации для тех, кто переживает самоизоляцию с пожилыми людьми, где рассказали об особенностях эмоциональной и когнитивной сфер старшего поколения и о том, как выстраивать общение с ними так, чтобы избежать конфликтов в условиях повышенной тревоги и неопределенности. Еще одна категория — это те, кто переживает самоизоляцию в одиночестве. Здесь тоже есть свои психологические особенности. Крайне важно, чтобы такие люди находили источники поддержки для снижения тревоги и стресса.

Большой цикл рекомендаций был разработан специально для врачей, медперсонала и руководителей медицинских учреждений. Мы понимаем, что эти социальные группы находятся в особых психологических условиях, где нагрузка и страх могут негативно влиять как на их личное психологическое благополучие, так и на атмосферу в коллективе. Мы постарались учесть всю специфику ситуации и предложили конкретные практические технологии и техники, которые позволят стабилизировать психологическое состояние и тех, кто спасает жизни, и тех, кто болеет и борется за нее.

— Как психологи начали работать непосредственно в больницах, где лечат COVID-19?

— Организовывалось все параллельно, пока больницы перепрофилировались, мы кроме рекомендаций создавали сразу несколько новых линий телефонов доверия и психологической помощи. В этом большое участие приняли хорошо известные читателям «Новой» мои коллеги из МГУ, академики РАО Александр Асмолов и Галина Солдатова, а также специалисты РАНХиГС и Московского института психоанализа. Квалифицированных психологов не так много, сколько оказалось нужно в ситуации пандемии. Но есть и другая проблема, как только были открыты дополнительные горячие линии психологической помощи, тут же появились психологи-мошенники, которые предлагают в интернете псевдопомощь за деньги. Пользуясь случаем, хочу сказать — обращайтесь за психологической помощью только на официальные горячие линии, телефоны которых вы можете найти на официальных сайтах. Эта помощь оказывается квалифицированными психологами-волонтерами бесплатно!

То есть сначала мы работали в дистанционном сопровождении для россиян, — тех, кто попал в беду, и особенно для тех, кто потерял близких. А потом, когда врачи организовались в команды в перепрофилированных больницах, мы пришли к выводу, что теперь необходимо позаботиться о них. Им пришлось все делать в кратчайшие сроки, устроить все под инфекционные болезни, и, конечно, это непросто — работать в практически заново укомплектованных коллективах клиник. Там много высококвалифицированных реаниматологов, инфекционистов, эпидемиологов, но немало и других специалистов, которые прежде никогда инфекционными больными не занимались.
И новые коллективы достаточно оперативно справляются в трудной ситуации. Конечно, в этой работе много трагического, волшебных таблеток нет, и болезнь небольшого процента больных принимает необратимый характер. Врачам переживать это тоже очень сложно. Эмоциональная ситуация у каждого, и у обслуживающего персонала в том числе, но тем не менее они должны помогать людям, которые продолжают болеть и находиться в клинике. И мы видим, что врачи и медперсонал делают все что могут.

— Итальянские врачи больше всего страдали от сортировки, когда им приходилось решать, кому жить, кому нет, — это адская ситуация. И они, конечно, без посттравматического синдрома из этой ситуации не вышли. 

— К счастью, у нас пока сортировки нет, по крайней мере, насколько мне известно. Это может начаться, если все места в реанимации будут заполнены и все аппараты заняты, тогда новым больным не будет хватать помощи. Пока коек хватает и аппаратуры достаточно. Но и у наших врачей нагрузка просто колоссальная. Они прекрасно понимают всю ответственность за то, что делают, и борются за жизнь каждого. Многие врачи из тех, у кого была возможность, отправили семьи за город, чтоб самим было можно возвращаться после смены домой, нивелировав при этом вероятность заражения своих близких. И они уже довольно долго находятся на дистанции от своих семей, и это тоже стрессовая ситуация. Плюс невероятно большая нагрузка на работе и фактически ежедневный стресс,
в таких обстоятельствах вполне могут возникнуть вопросы эмоционального выгорания, профессиональной деформации.

Это вполне естественный процесс в том положении, в каком наши медики оказались. Наша цель была помочь в стрессовой ситуации стабилизировать их внутреннее состояние, вернуть врачам и медперсоналу эмоциональную стабильность, саморегуляцию — все эти моменты важны для них сейчас.

— Как конкретно происходит ваша работа, вы находитесь непосредственно внутри больницы?

— Я лично оказываю помощь медикам и больным в Центре цереброваскулярной патологии и инсульта, который перепрофилирован под инфекционную клинику. Сейчас у нас психологическая помощь разворачивается во всех клиниках, которые занимаются больными коронавирусом. Работа отдельная с персоналом — санитарки, медсестры. Они не меньше, а может, даже больше взаимодействуют с тяжелыми больными, которым нужно и капельницу вовремя поставить, и таблеток дать, и успеть справиться со многими другими разными процедурами. Притом что условия труда не самые простые, они же тоже в этих костюмах космонавтов, где температура сложно регулируется.
 
— Где вы принимаете медиков для психологических консультаций, у вас в больнице есть свой кабинет? 

— Да, есть и кабинет, и сейчас создаются комнаты психологической разгрузки. Мы организуем пространство тихой зоны, куда врачи и медперсонал смогут прийти и просто подремать. Или побыть с собой наедине, релаксировать, улучив минутку. Это физический отдых, он необходим при таких нагрузках. А с другой стороны, нужны и объединяющие игры, типа настольного тенниса, бильярда, чего-то, что бы позволило людям хоть немного разнообразить день, переключало бы внимание от тяжелой длительной стрессовой работы.
И поэтому мы отдельно организуем громкую зону, где они смогут в игры поиграть.

В клинике есть и свои штатные психологи, человек 10, которые принимают участие в нашей работе, и плюс наши преподаватели из МГУ. Мы подключили 6 человек с разных кафедр — клинической, психологии труда и инженерной психологии, и организационной психологии. Это очень важная поддержка руководству клиники, помогающая в трудной ситуации правильно выстроить все процессы взаимодействия между людьми, многие из которых впервые оказались в этих стенах. И времени на знакомство у них не было, они сразу включились в работу. Мы сейчас уже практически сделали единую систему психологического сопровождения.

— Только для медиков или для больных тоже? Вам приходилось быть в красной зоне?

— Да, я вместе с директором Центра цереброваскулярной патологии и инсульта прошел в красную зону, где лежат больные коронавирусом. Это было важно для понимания, в каких условиях они и медики находятся. С больными мы тоже работаем, для этого есть дистанционные формы — видеокамеры в компьютере. И можно в реальности проводить какие-то беседы с пациентами, в соответствующем снаряжении — работать непосредственно с больными, лично. Я пообщался так с тремя больными, но это, конечно, необычно.

Психолог привык лицом к лицу, глаза в глаза работать. А здесь ты ходишь в скафандре и общаешься, как инопланетянин.
Но у пациентов больницы не было какого-то отторжения, очевидно, благодаря тому, что они уже привыкли видеть врачей и медперсонал в таких костюмах, и они достаточно адекватно шли на контакт.

— Как вы сами себя чувствовали, когда общались с пациентами с коронавирусом? Не было страха?

— Я в тему погружен уже давно, общался сначала с зарубежными коллегами, когда в России еще не было такого большого распространения вируса. Я понимаю, что, наверное, самое главное — выполнять рекомендации, которые дают врачи: маски, перчатки, дезинфекция, мытье рук, социальная дистанция. Страх возникает только тогда, когда ты что-то из нужных инструкций не выполнил, например, схватился за ручку двери и не протер руки, забыл или поленился.

У меня рационализированное состояние, это не значит, что я не могу заболеть. Но тревоги, переходящей в страх, пока как-то не отрефлексировал. Тем более в таком костюме, ты во все это облачился, зашел, а там стоят еще два сотрудника, которые проверяют, насколько правильно ты все надеваешь, насколько герметично все привязываешь, подвязываешь. Там все это отслеживают, у них четкий алгоритм, настолько, что ты не можешь ошибиться.

Все расписано до автоматизма, и эти два человека стоят рядом, если ты где-то что-то забыл, они помогают, полностью одевают, как космонавта. Дальше ты проходишь еще через соответствующие шлюзы и попадаешь и там под сопровождение сотрудников. Невозможно зайти, чтобы с собой туда что-то пронести, хотя там уже внутри и так достаточно ковида. Проверяется герметичность, чтобы не было никаких дополнительных инфекций. И на выходе так же невозможно пройти так, чтобы что-то с собой оттуда вынести.

— А внутри вот этого костюма вы себя как чувствовали?

— Ну сказать, что это суперудобная комфортная одежда, не могу, но тем не менее это та одежда, в которой можно работать. Конечно, в отношении теплообмена тяжело. Представьте, если вы в достаточно теплом помещении находитесь в теплой одежде. Будет мешать дополнительное тепло, которое эта одежда не позволяет вам от тела отводить. Я где-то час пробыл в красной зоне, и это жарче, чем обычно. В центре инсульта, где я был, смена врачей и медработников длится 8 часов, и это очень тяжело. Они каждый день по 8 часов просто совершают подвиг.

— С чем к вам обращались больные, что их больше всего пугает?

— Не сказать, что их что-то пугает, они находятся в основном в ситуации сниженного настроения, поэтому нет ажитации. Ничего такого сильно депрессивного, потому что большая часть больных, которые попадают в клинику, часто лежат с высокой температурой и слабостью. Здесь больше усталости и какого-то агрессивного или резко эмоционального состояния нет. Хотя случаи разные бывают, и в зависимости от того, как болезнь протекает, бывают и единичные яркие реакции на происходящее. Врачи там готовы ко всему.
 
— А с чем врачи обращаются?
 
— Врачи как раз меньше всех обращаются, наверное, потому, что их степень саморегуляции, самоорганизации достаточно высокая. Обращаются больше медсестры и санитарки, которые помогают выхаживать больных. У них естественная тревога за то, что заразятся, домой принесут. Но эта тревога погашается выстроенными мерами безопасности, которые они сами испытывают на себе.
В клинике для медперсонала установлены все те же ограничения, что и для нас с вами в самоизоляции, — это и социальная дистанция, и все остальное. Там, если они заходят в зону, где можно перекусить, то видят, как четко на необходимом расстоянии друг от друга расставлены столы. Подход к холодильникам или к разогретой еде, организован так, что они максимально отдаляют людей друг от друга. То есть маски, перчатки и социальная дистанция, несмотря на то что они уже не в красной, а в зеленой зоне, для всех обязательны. Поверхности обрабатываются постоянно, в этом смысле все достаточно жестко и жестче, чем у нас с вами.

Это, кстати, мое самое яркое впечатление: то, что я не прочувствовал какого-то повышения тревоги или страха, потому что степень защиты от эпидемиологической ситуации очень высокая. Все до одного четко следуют всем рекомендациям. Вначале я тоже думал, ну это же клиника, большая концентрация тех, кто в себе носит вирус. А когда пришел, не было ощущения, что оказался в очаге, а значит, заразишься, завтра ты уже сюда не сам приедешь, а тебя привезут. Не было тревоги, потому что увидел своими глазами и на себе прочувствовал все меры защиты, которые предпринимаются.

— Удалось ли помочь кому-то уже сейчас в больнице вам как психологу?

— Конечно, но я историй рассказывать не буду, потому что, если я даже изменю в них многое, люди узнают себя, а моя задача — не добавлять стресс, а уменьшать его. Но расскажу с удовольствием о том, что у меня развеялся миф о том, что врачи работают «под дулом автомата», потому что если откажутся, то уволят. В клинике руководство поступило так: все, кто готов продолжать работать с больными COVID-19, — продолжают работать. Те, кто по причине возраста, либо каких-то сопутствующих заболеваний не может, — работает виртуально. И по-другому быть не может — как долго ты можешь работать под страхом выполнять свои профессиональные обязанности, понимая, что твой выбор между смертельным риском или потерей работы?

Врач приходит на работу, там больные, которые нуждаются в его помощи, — это мощная мотивация. Ему тяжело, но есть чувство долга. Вот я пришел в красную зону, когда врачи уже больше семи часов там проработали. Думал, что будут усталые, измученные люди, — нет, очень бодро держатся. Они по отношению к больным умеют создавать атмосферу профессиональной помощи, внимания к ним.
Это тоже яркое впечатление, что, несмотря на седьмой час работы, у врачей настолько живая реакция на пациентов и настолько они вовлечены в работу, что без высокопарных слов не обойтись — это самообладание, самопожертвование — это низкий поклон просто.

Автор: Галина Мурсалиева
Источник: «Новая газета»