О профилактике самоубийств в России и в Санкт-Петербурге, перспективах создания системы психотерапевтической помощи детям и подросткам в рамках пресс-конференции в «ТАСС» рассказали: президент Профессиональной медицинской психотерапевтической ассоциации Владимир Курпатов, руководитель отделения лечения пограничных психических расстройств и психотерапии Национального медицинского исследовательского центра психиатрии и неврологии имени В.М. Бехтерева Татьяна Караваева, ректор Восточно-Европейского Института психоанализа Михаил Решетников, главный психотерапевт Министерства здравоохранения Республики Башкортостан Ильгиз Тимербулатов, главный специалист по медицинской психологии Министерства здравоохранения Республики Башкортостан Ирина Хох. Пресс-конференция была посвящена открытию Первого форума по предотвращению суицидов «Скажи жизни «Да». Приводим цитаты из выступлений специалистов.
Владимир Курпатов: «...По данным ВОЗ, Россия занимает третье место по количеству суицидов, совершаемых населением (после Венгрии и Южной Кореи). По количеству самоубийств, совершаемых мужчинами, мы находимся на первом месте в мире. Мужчины совершают самоубийства в 7 раз чаще, чем женщины. Это действительно национальная катастрофа: мы теряем мужское население. Стало расти количество детских и подростковых суицидов. Профессиональная медицинская психотерапевтическая ассоциация, наши коллеги и единомышленники, очень обеспокоены и суицидами, и ростом психической патологии, особенно пограничной. Это, прежде всего, аффективные расстройства, депрессия (сейчас эпидемия депрессивных расстройств во всем мире и в России). Депрессивные больные, носители аффективной патологии также относятся к разряду лиц, которые находятся в зоне риска с точки зрения самоубийства. Причем, если говорить о детско-подростковых самоубийствах, во всем мире регистрируется значительное увеличение агрессии у детей и подростков. Это официальная статистика. Тут много социальных факторов, культуральных, связанных с психическими заболеваниями. Но когда мы говорим о детско-подростковой агрессии, она понимается как агрессия по отношению к окружающим. И это действительно ярко выражается, четко проявляется и регистрируется. Но ведь когда человек страдает агрессией, она может быть как вовне, так и на себя. Он себя не любит, ненавидит... Агрессивный человек, прежде чем уйти из нашего мира, нередко тянет за собой еще ряд людей, мы знаем из сообщений в СМИ о расстрелах в разных городах мира. Все это вызывает огромную тревогу, мы придаём этому колоссальное значение еще и потому, что, как правило, во всей литературе по проблеме суицидов рассматривается психическое состояние тех людей, у которых есть суицидальные мысли, действия или завершенный суицид.
Когда мы говорим о тех людях, которые совершают суицид, мы всегда анализируем то, в каком состоянии человек совершил суицид, что он при этом чувствовал, был болен или нет. Существует миф, что многие суициды совершаются сугубо импульсивно..., но это далеко не так, с точки зрения научных исследований. Человек долго анализирует свое состояние, ищет какой-то выход из своей ситуации, нередко заявляет вслух об этой ситуации, говорит о том, что не хочет жить, но мы часто воспринимаем это как какой-то каприз, желание привлечь внимание. Это не желание привлечь внимание, это страшный вопль: «Мне плохо, помогите мне!». Если человек не нашел решения проблемы, он совершает суицид. При этом, особенно в нашей стране, есть много проблем, связанных с психическим здоровьем... Более миллиона жителей нашей страны — это инвалиды по психическим заболеваниям. Эта цифра в 1,6 раза превосходит окружающие нас страны. Мы вовремя не выявляем, адекватно не лечим, не оказываем помощь...
Существует проблема, которая пока никак не решается — это проблема стигматизации. Человек думает: «Я обращусь к психиатру, меня поставят на учет или заведут на меня какую-то информацию, а мне надо получать права...» Уже обсуждается вопрос, что нужно провести экспериментальные исследования всех преподавателей, составить психиатрическое и психологическое заключение, чтобы допускать их к работе со студентами. А это и есть стигматизация: если мы начнем всем проводить экспертизу, тогда вообще к врачам-психиатрам никто обращаться в нашей стране не будет...
...В Санкт-Петербурге практически не существует стурктурированной психотерапевтической помощи населению —– она есть в коммерческих учреждениях, а бюджетная служба почти ликвидирована. Могу привести конкретные примеры: по нормативным документам в нашем городе должно быть 10 психотерапевтических центров, это очень мощное и структурированное учреждение. У нас есть один и то развернутый, в лучшем случае, на 1/5. У нас должно быть 20 психотерапевтических отделений, где страждущие получают помощь в стационарных условиях. Из этих 20 в городе нет ни одного... Теперь о психотерапевтических кабинетах: прописано во всех регламентирующих документах — врач-психотерапевт, клинический психолог, специалист по социальной работе и медицинская сестра. У нас на пятимиллионный город из необходимых 213 кабинетов действует 46, из них только 9 укомплектованы штатами по нормативным документам...»
Татьяна Караваева: «…Цифры, которые озвучивал Владимир Иванович, пугающие. На сайте ВОЗ опубликована информация о том, что каждые 40 секунд где-то в мире совершается один суицид и 20 попыток суицида. Это то, что зарегистрировано. Мы можем представить, сколько же происходит того, что не попало в официальную статистику. Надо сказать, что жизнь и смерть — это не последовательные процессы, так или иначе смерть присутствует в наших мыслях и в нашей жизни. И поскольку вопросы смерти, смысла смерти являются экзистенциальными, человек сталкивается с необходимостью отвечать себе на эти вопросы. И суицид, конечно, является проблемой и психологической, и социальной, и во многом зависит от того, что происходит в обществе. Вполне оправданный лозунг, который есть в Интернете: «В моей смерти прошу винить мою жизнь». То, что происходит в жизни человека, какие ценности у него формируются, во многом определяет и отношение к смерти, и отношение к суициду. Надо сказать, что известный писатель Беккер, книга которого получила Пулитцеровскую премию, делает акцент на наличие ценностей в обществе, которые могут наполнить жизнь человека и сделать ее более осмысленной. Но сегодняшний день с ценностями есть большие проблемы, и именно поэтому пик суицидального поведения приходится, по данным ВОЗ, на возраст от 10 до 29 лет… Суицид и самоповреждающее поведение в некоторых группах населения становится, к сожалению, модным, и наши пациенты иногда рассказывают, что сверстники спрашивают: «У тебя не было ни одной суицидальной попытки? Да ты отстал от жизни!» Это культивируется, и надо понимать, что помощь, о которой мы говорим, нужная современному обществу, ни в коем случае не должна быть связана с проблемой самого суицида, когда человек уже стоит на этой грани. Она, в первую очередь, должна быть направлена на профилактику… Надо отвечать на известнейший вопрос о том, что делать и кому делать… То, о чем говорил Владимир Иванович, чрезвычайно актуально: у России (порядка 60%) существует дефицит психотерапевтов. Это очень существенно, и возникают большие проблемы. Должна быть разработана программа помощи, которая включает не только психологов, психотерапевтов, социальных работников, но и правовые структуры, социальные, организационные правительственные структуры, которые могли бы единым фронтом выступить против этой проблемы и предложить разработанную систему действий, направленных на решение этих вопросов. С моей точки зрения, очень важным является создание программы по консолидации усилий и внедрение этой программы в действие…»
Михаил Решетников: «Я бы хотел очень кратко отметить специфику современных суицидов и то, почему мы обратились к этой проблеме. Профессор Курпатов, инициатор этого форума, уже отметил, что главная причина — рост детского, подросткового и молодежного суицида. Мы лишаемся будущего. Вторая специфика: раньше побуждение к суициду носило какой-то корыстный характер — борьба за имущество, социальный статус, возлюбленную. В информационную эпоху появилась новая специфика: люди побуждают молодых людей и девушек к суициду через Интернет, не имея с ними никаких других отношений. Они завлекают их на сайт, и этот сайт для тех, кого никто не понимает, не хочет выслушать. Так называемый «Синий кит», о котором мы уже почему-то стали забывать. Единственным мотивом таких людей является обретение власти над психикой, здоровьем и жизнью других людей. Больше никакого мотива нет. Причем, доказать такие преступления практически невозможно: из 15 суицидальных актов, которые были предъявлены организаторам группы «Синий кит», удалось доказать только 2. Следующая специфика: появились так называемые террористические суициденты. Я напомню вам про пилота немецких авиалиний, рейса А380 Любица. Человек решил покончить с собой, но так, чтобы об этом узнал весь мир. Он прихватил с собой более 300 пассажиров и экипаж самолета, которым управлял. Это желание доказать, что моя жизнь не была бесполезной, я вошел в историю, меня будут изучать, исследовать и так далее. Другого мотива здесь нет. Татьяна Артуровна называла много факторов: социальные, психологические. Есть еще этический фактор. Например, в 90-х годах, после утраты советской идеологии, количество суицидов в нашей стране выросло в 2 раза и снизилось только в 2012 году. Еще в 60-е годы 20-го века Эрих Фромм обратил внимание, что очень многие пациенты получают психические расстройства, и одной из их жалоб является утрата смыслов. Он тогда еще предсказал, что утрата смыслов обязательно повлечет за собой рост алкоголизма, наркомании, агрессивности и суицидов. Мы видим, что все эти прогнозы подтверждаются. Это вопрос идеологии, вопрос представления позитивного образа будущего, вектора, куда и зачем мы идем. Потому что молодые люди очень остро воспринимают социальные проблемы, реагируют на них так: «Я не хочу жить в таком обществе», — и уходят, прихватив с собой одноклассников, однокурсников, сослуживцев и так далее. Это не только российская проблема….
Только 20% психиатров и психологов выбирают профессионально работать в психотерапии. Это очень тяжелая профессия. Я иногда говорю такую фразу: «Мы работаем постоянно в гнойном психологическом пространстве». Не все это выдерживают. И я не осуждаю тех специалистов, кто, проработав два года, говорит: «Я больше не могу». К нам не приходят рассказывать анекдоты — рассказывают мерзости, гадости, подлости, каются, не имея возможности пойти в церковь, и мы все это должны слушать… Нам нужна серьёзная подготовка специалистов, отбор людей с крепкой психикой, обучение их умению работать и умению защищаться от этого гнойного пространства. Это большая проблема, потому что у нас, фактически, подготовка психотерапевтов, психологов и социальных работников поставлена на самотек. Никаких государственных решений пока нет».
Ильгиз Тимербулатов: «…В нашей республике несколько лет назад проблема суицидов была одной из очень острых проблем. По критериям ВОЗ, если количество суицидов более 20 на 100 000 населения — это угроза национальной безопасности. В 2009–2010 году в республике уровень суицидов был 56–58 на 100 000 населения. Это была колоссальная проблема, и решений было много. В качестве пилотного проекта в РФ в нашей республике была создана отдельная психотерапевтическая служба вне психиатрической службы. Практически во всех субъектах психотерапевтическая служба находится в структуре психиатрии, говорят о том, зачем отдельно что-то делать, есть же психотерапевты в структуре психиатрических больниц, диспансеров. Но сам факт того, что люди, которые испытывают стресс, депрессию, с неврозами, с пограничными душевными расстройствами, когда они находятся на одной территории с тяжело душевно больными — это неправильно. Они туда и не идут. Люди, которым нужна психотерапевтическая помощь, часто идут кто куда. Идут к так называемым интернистам, врачам различных специальностей, потому что есть понятие маскированной депрессии…, идут к представителям нетрадиционной медицины, колдунам. Люди упускают время, состояние становится тяжелым и это все завершается очень плохо.
Иногда говорят, что от душевных болезней никто не умирает. Умирает, но умирают по той причине, которая сегодня уже была озвучена. Душевную боль чаще тяжелее пережить, чем боль физическую. Поэтому на уровне руководства республики было принято решение о создании психотерапевтической службы, и за 8 лет мы доказали, что это было правильное решение. Мы смогли снизить уровень суицидов более чем в 2,5 раза… Говоря о подростковых суицидах и о том, что упоминал профессор Решетников: в 2016 году был всплеск более чем в два раза по детско-подростковым суицидам в России, связанным с суицидальными группами в интернет-сообществе. Мы были инициаторами разработки государственной программы по превенции суицидов, которая внедрялась впервые не только в РФ, но и в СНГ. Это так называемая дорожная карта, где объединены все заинтересованные министерства и ведомства: министерство образования, молодежной политики, труда и соцзащиты, муниципалитеты, совет ректоров, религиозные конфессии. Благодаря совместной слаженной работе мы не допустили в республике роста детско-подростковых суицидов. О том, что делать: могу сказать по опыту нашей республики, что было бы, на наш взгляд, правильным принять такую государственную стратегию, программу на федеральном уровне. Есть национальные проекты по онкологии, кардиологии, демографии, но, как говорили и Владимир Иванович Курпатов, и другие коллеги, которые выступали до меня, психическое здоровье мало кто рассматривает как серьёзную проблему. Как-то это далеко, меня не касается, это что-то такое постыдное — до сих пор сохраняется стигма. И что бы нужно было в этой программе принять, учитывая пилотный опыт нашей республики и те грабли, чтобы на них не наступать, потому что и плюсы, и минусы были, которые не были учтены.
Во-первых, это кадры. У нас в России катастрофический дефицит психиатров, а уж психотерапевтов — тем более. На всю Россию 1000 человек не наберется врачей-психотерапевтов, и это огромная беда. Сейчас есть такие мысли, что надо, чтобы лучше знания были, чтобы специалисты были более квалифицированными, нужна ординатура не 2 года, как сейчас, а 3–5 лет. Но, если в Москве и Петербурге это, наверное, возможно, то в регионах, где и так дефицит врачей колоссальный, это приведет просто к тому, что в специальность никто не пойдет... Что я предлагаю (и вот это было 7 ноября на совещании по судьбе и развитии психотерапии в законодательстве Российской Федерации по психотерапии): введение базовой медицинской специальности «Психотерапия» с первого курса, как и «Психиатрия». Создание факультетов по психическому здоровью, ментальному здоровью, где бы с первого курса обучали врачей-психиатров, психотерапевтов, клинических психологов. Тем самым мы бы сократили время обучения и качество бы абсолютно не пострадало… Далее необходимо принятие закона о психотерапевтической помощи. В настоящее время есть закон о психиатрической помощи, на выходе — закон о психологической помощи, но вопрос принятия закона о психотерапевтической помощи в настоящее время остается открытым. Без законодательного регулирования данной проблемы мы далеко не уйдем. Кому-то это покажется удивительным, может быть, даже диким, но у нас уже на протяжении более 10 лет нет должности главного психотерапевта Минздрава… И, конечно, необходимо на федеральном уровне директивно принять законодательные акты о создании в субъектах РФ отдельных психотерапевтических служб с минимальным набором структурных подразделений, отдельным финансированием, по аналогии с перинатальными центрами… По сравнению с перинатальными центами, психотерапия для государства гораздо дешевле, но эффект очень серьезный…»
Ирина Хох: «…У нас сейчас меняется вектор передачи опыта поколений. Если раньше он был вертикальным (от предыдущего поколения — последующему), то теперь сплошь и рядом передача опыта идет горизонтально. То есть, если мы говорим о детских и подростковых суицидах, то передача опыта — от подростка к подростку. То, о чем говорила Татьяна Арутровна, — модные тенденции зарабатывания легких лайков и легкого успеха. Вы посмотрите, какое распространение среди молодежи деструктивных хобби: «собачий кайф» от придушивания, «беги или умри», прыжки с крыши на крышу. Очень распространена сейчас модная тенденция, которая называется «селфхарм» — самопорезы и самоповреждающее поведение… Здесь я хотела бы поднять вопрос о прикладном значении тех саморегуляционных программ, которые практически нигде не реализуются. В семье — стихийный опыт, в образовании — точечный опыт. Когда мы говорим о селфхарме — это приемы саморегуляции, когда человек пытается снизить эмоциональную боль, перевести негативное эмоциональное состояние в физическую боль. В Башкирии выстроено 3 протокола, когда мы сопровождаем несовершеннолетних детей. Первый протокол применяется, когда нет никаких тенденций к саморазрушению. В школе устанавливается атмосфера жизнелюбия, сплоченности, ликвидации буллинга и кибербуллинга. Ребенок получает не только формирование положительного примера, но и программы саморегуляции, которые являются эффективными. Второй уровень алгоритма применяется, если зафиксирована суицидальная попытка. Идет мощная работа с ребёнком, предоставление различных форм психологической помощи, психотерапевтического сопровождения (в зависимости от оценки его состояния), работа с родителями — выясняется, что за симптом-мишень, который запускает саморазрушительное поведение. Третий, самый печальный алгоритм, – когда это завершенная попытка суицида. У нас есть мобильные бригады специалистов, в которые входят психотерапевт и психолог, выезжающие в учебные заведения, где это произошло. Работа проводится со всем ближайшим окружением: родителями одноклассников, ребенка, его друзьями и так далее. Суть передового опыта связана с тем, что мы не придумывали новые структуры, мы взяли те, что есть в каждом городе. Это КДН — комиссия по делам несовершеннолетних и защите их прав. Именно КДН является диспетчерским органом, который собирает специалистов на данный конкретный случай или на перспективу работы по профилактике и курирует в течение полугода. Я считаю, что это целостная программа, выстроенная, жизнеспособная и она дает свои результаты. В марте месяце запрос по нашей передовой технологии мы получили из Бурятии, там очень высокий уровень суицидов, и сейчас Бурятия наш опыт распространяет на свою территорию».
Комментариев пока нет – Вы можете оставить первый
, чтобы комментировать