Атака на ментальность: Украина в кабинете психоаналитика. Видеозапись доклада на 10-м Саммите психологов

В рамках 10-го Саммита психологов состоялась ключевая панельная дискуссия «Фундаментальные смыслы и проклятая реальность».

Психолог из Екатеринбурга Вероника Кувшинова в докладе «Атака на ментальность: Украина в кабинете психоаналитика» представила два взгляда психоаналитиков на одну и ту же проблему - свой и Елены Башмаковой, коллеги из украинского города Одессы:

Полная текстовая версия доклада:

Кувшинова Вероника Сергеевна, психолог-психоаналитик, семейный психотерапевт, коуч, консультант по профдиагностике, ведущая групп личностного роста, бизнес-тренер (Екатеринбург)

Иногда неспособность терапевта исследовать связь реакций клиента с определенными событиями общественной жизни приводит к тому, что часть психической жизни клиента останется незамеченной. Поводом к этому может служить установка «находиться вне политики».

По словам К.А. Абульхановой «российское сознание, воспитанное на лозунгах, привыкло к создаваемой ими социальной определенности». А, как известно, определённость не предполагает критического мышления или постановки проблемы. Следствием такой ситуации явилась убеждённость в том, что тема вины и стыда не является проблемной, требующей специального, дифференцированного и подлинно научного изучения. Изучения именно в социальном аспекте.

Что если соединить социальное общественное и личное, как проживание этого социального, как ответ на него?

В одном из своих интервью Ханна Сигал, известный британский психоаналитик, говорит о будущем психоаналитической терапии в целом, которое ей представляется туманным, так как происходит атака на ментальность, рушатся связи между прошлым и будущим, история народов постоянно подвергается искажению и переписыванию. А без наличия этих связей, без памяти о прошлом невозможно терапевтическое действие психического анализа. По её мнению, это делается для того чтобы у существующей власти была возможность удерживать народ в регрессивном состоянии, для его большей управляемости.

На мой взгляд, терапевту очень часто приходится работать в условиях такой атаки, когда что-то в психике клиента или кто-то в рядах политической элиты противится восстановлению и установлению связей. И наиболее показательными для этого процесса являются различные кризисные периоды.

Что же видится мне в основе такой атаки? Это действие таких механизмов как вытеснение, отрицание и расщепление, что в рамках терапевтического процесса принято рассматривать как сопротивление, если это касается психических откликов клиента. На социальном же уровне эта атака проявляется в виде переписывания истории или изменения трактовки определенных событий, также в виде навязываемого СМИ представления о происходящем, вследствие чего разрушается возможность критического восприятия этих событий и отсутствует необходимость их анализа.

Для того чтобы иметь возможность увидеть объёмную картинку я предложила нашей коллеге из Одессы Башмаковой Елене Владиславовне, кандидату психологических наук, доценту кафедры социально-гуманитарных дисциплин Одесского института, дать сравнительное описание отклика клиентов и нашего собственного на происходящие общественные события. Была задана тема - но каждая из нас попыталась выразить свое понимание происходящего.

А теперь позвольте мне перейти к конкретизации самого понятия ментальность: Наиболее полным определением ментальности, мне показалось определение данное М. М . Решетниковым в книге «Психологические факторы развития и стагнации демократических реформ», здесь ментальность является категорией психического по месту своего существования – коллективного сознания и бессознательного народа. Ментальность формируется веками и тысячелетиями, отражаясь в типичных мифах, устойчивых стереотипах индивидуального и массового поведения, вариантах постановки, а также в способах решения личных и общественных проблем, типичных ожиданиях и надеждах, корни которых чаще всего скрыты в архаической памяти народа.

Народ – это, с одной стороны, итог уже сформировавшейся ментальности, а с другой стороны, непосредственная манифестация её развития во времени. Если нет этого «клея», соединяющего народ изнутри, тогда остаётся пагубный и не бесконечный путь поиска внешнего врага».

Итак, в статье основной акцент ставится на понятии ментальности, которая проявляется в существующих представлениях, способах решения личных и общественных проблем, а также понимании ментальности как «клея» соединяющего народ.

В кабинете психоаналитика у нас есть возможность более полно и развернуто увидеть внутренние процессы психического отклика наших клиентов на внешние события. В 2014 - 2015 годах, наблюдая за людьми, приходящими ко мне в кабинет, я выделила два периода всплеска откликов на внешние события и их разное содержание. Повторение этих периодов произошло и в этом 2016 году, но в этом году они уже проявились совместно.

Первый период: начало кризисных событий, которые были связаны с введением санкций в отношении нашей страны, чуть ранее присоединение - Крыма. Второй период возвращения к обсуждению событий политического поля - празднование Дня Победы.

В течение первого периода основные страхи некоторых клиентов, возраст, которых от 30 до 45 лет, были связанны с ухудшением финансового благополучия, с повышением неуверенности в завтрашнем дне, приводящей к паническим состояниям. И только одна из клиенток, женщина 45 лет, выразила желание уехать в Крым, поскольку для присоединения потребуется много ресурсов как финансовых, так и человеческих. Для нее была знаковой речь Путина и когда она пришла на консультацию после этой речи, первое, что она сказала: «Мы с вами живем в такое знаменательное время, мы свидетели такого важного политического события, которое может и не повториться уже на нашем веку». Для нее была важна сопричастность к этому событию. В результате последующего анализа этого желания переезд в Крым рассматривался как возможность начать с чистого листа.

Кто-то говорил о панических состояниях, страхе перед неопределённостью и более глобальном страхе бедности. Некоторые из клиентов стали опять говорить о необходимости иммиграции. Один из клиентов, собственник бизнеса, пришел в терапию с проблемой резкого падения доходности бизнеса и связанного с этим сильного психологического напряжения. В течение нескольких месяцев он отказывался предпринимать какие-либо активные меры по спасению бизнеса, в нём была очень сильна надежда, что завтра все будет по-старому.

Большинство же клиентов не только не поднимали вопрос о событиях происходящих на Украине, но и мало кто выразил свое яркое отношение к экономическому кризису. У меня создавалось впечатление, что существует что-то, о чем нельзя говорить, клиенты охотнее говорили об авиакатастрофах, обнаруживая тем самым страх смерти, чем связывали происходящие экономические и политические события с собственной жизненной ситуацией, а она действительно изменилась у многих.

Когда же произошло некоторое накопление различных реакций клиентов, я пришла к выводу, что возможно для каждого из этих клиентов совершается личная атака на ментальность, они не хотят анализировать свои реакции на внешнюю ситуацию, не хотят в нее вникать и взаимодействовать с ней, избегают говорить об этом. И это, то, о чем говорит Р. Гринсон: «Если внешняя ситуация не ведет к личной, внут-ренней ситуации, значит работает сопротивление (по¬разительно, как редко пациенты действительно говорят о политических событиях). Я помню, как был поражен, пишет он, когда ни один из моих пациентов не упомянул об убий¬стве Ганди, когда оно произошло. Замечу, что лишь один пациент говорил об убийстве президента Кеннеди».

Почему атака? Потому что есть восприятие событий, но нет формирования к ним личностного отношения, попытки анализа ситуации и её индивидуального критического осмысления; поиск истины, верного или неверного - это уже второстепенный вопрос. То есть, здесь отсутствует установление связей с одним из аспектов реальности, имеются в виду политические и экономические перемены.

Однако в изучении этой темы меня поджидало ещё одно не самое приятное для меня открытие, оно было в том, что и у меня как у терапевта в данной ситуации появились слепые пятна. Я сама избегала глубокого анализа темы кризисных перемен, по причине личной болезненности её восприятия, так как события на Украине и кризис в России для меня тесно связаны. Я выросла на военных историях бабушки, она была партизанкой в Великую Отечественную вону, и, к тому же, украинкой. Поэтому всё, что связанно с нацизмом и упоминанием о нем, а именно это транслируется в СМИ с момента начала событий на Украине, вызывает мое непринятие. Возможно, что в этот момент мне не хотелось слышать мнение, которое каким-то образом могло бы обесценивать заслуги моих предков. И в этом случае мы в очередной раз задаем себе вопрос: должен ли терапевт оставаться политически нейтральным?

Алекс Хофер в статье «Полемика Фрейда и Ференси «Живое наследие»» говорит о необходимости изучения таких универсальных конфликтов, что помогает объяснить выраженные напряжения чувств каждого пациента и лучше его понять в аналитической ситуации.

Как известно основная задача аналитической терапии - сделать клиента более устойчивым по отношению к событиям внешней и внутренней реальности, за счёт восстановления разорванных связей восприятия настоящих событий и сформированных ранее детских представлений.

Как мне кажется, немаловажное значение в специфике проблем клиентов, которые приходят ко мне в кабинет, имеет утрата исторической идентичности: нет корней, нет уверенности в будущем и настоящем, нет традиций.

В связи с этим я хотела бы перейти к описанию второго этапа реакций клиентов, они связаны с празднованием 70-летия победы в ВОВ. Сразу несколько клиентов после прошедшего праздника принесли «в анализ» очень разные чувства, кто-то говорил о чувстве гордости, вдохновлённом состоянии, каком-то особом ощущении праздника. Кто-то - о сочувствии и боли. В этом году практически ни один клиент не обошел тему парада, каждый выразил свое отношение к ней. Одна из клиенток, мать троих детей, рассказала, как они готовили семейный концерт, посвящённый празднику, и это дало ей возможность почувствовать единение с семьёй и вселило неё большую уверенность.

Можно предположить, что эти два типа реакций связанны между собой. И если в первом случае происходит вышеупомянутая атака на ментальность и не позволяет столкнуться с эмоциональными откликами на ситуацию или хотя бы задуматься о ней, то второй тип реакций как-бы усиливается за счет вытеснения в первом типе. Идентификация с народом-победителем позволяет почувствовать себя сильнее и увереннее по отношению к предыдущим кризисным событиям.

В. Волкан говорит о том, что понимание реакции человека и восприятие им международных конфликтов может оказать влияние на аналитическую практику и расширить понимание индивидуальной психологии. Здесь мы можем наблюдать влияние истории, включая историю предков на желания анализантов их мечты и сепарационно-эдипальные проблемы. Подобного рода конфликты порождают в человеке понимание себя как резервуара психических образов индивидов, которые были ранены и уничтожены, и осознание этого понимания приводит к достижению большей внутренней свободы.

Исходя из этих двух направлений проявления атаки на ментальность в социальном и индивидуальном контекстах, хотелось бы продолжить дальнейший анализ ситуации. И если до этого обсуждался индивидуальный или личностный контекст изучения темы, то сейчас предлагаю перейти к социальному контексту.

Зададимся вопросом о том, как может отражаться в нашем представлении и представлении наших клиентов война в Украине и последующие за ней события экономического кризиса в нашей стране? Возможно, это будет ответом на вопрос почему мы сталкиваемся с подобного рода сопротивлениями и как они формируются.

Основной источник информации в настоящее время— это СМИ, поскольку через эти каналы идет одно из основных формирований социальных представлений для большей части населения. Второй источник информации - обсуждение социальной ситуации с людьми, живущими в Украине: родственники, знакомые которые тоже имеют там родственные связи или просто сочувствующие. Это второй возможный канал поступления информации для обычного человека, не связанного с политической элитой или историческим или социальным анализом. Ниже приведено некое обобщение информации, поступающей по этим каналам.

На данный момент мы можем наблюдать, что украинский народ разделен на две части - пророссийскую и антироссийскую. Причина такого разделения, на мой взгляд, одинаково транслируется СМИ и воспринимается из личных контактов - это вмешательство России в политический кризис в Украине. Россия воспринимается, как агрессор. Вследствие такого вмешательства и были введены санкции против России со стороны Европы. Одновременно восприятие украинских событий в России окрашивается негативными чувствами по отношению к США как основному зачинщику и разжигателю этой войны. Есть ли это историческая правда или навязанный поиск внешнего врага - вопрос остаётся открытым.

Можно задаться вопросом о том, какие процессы в массовой или индивидуальной психологии могут провоцировать эти события. Например, могут ли те, кто уехал в Россию, и те, кто остается в России и имеет родственников на Украине, испытывать «вину выжившего». Ведь вина выжившего имеет несколько трактовок. Наиболее подходящим для нашего анализа является определение, которое содержится в межличностной когнитивной теории Джозефа Вайсса, одного из крупнейших современных психоаналитиков.

Механизм этой вины таков: у человека есть неосознанное иррациональное представление, что существует ограниченное количество благ, и что что-то хорошее, что человек переживает, происходит за счет других. Например, в случае гибели члена семьи, оставшийся в живых чувствует себя так, как будто ему досталась чужая доля «блага». Это объясняется тем, что у всех людей адаптация к новым условиям происходит не сразу. Отношения между людьми представляют некую систему, а когда из нее выпадают элементы, то челочек не может сразу перестроится и адаптироваться к новым условиям, вот тут и приходит вина выжившего. Жили все мирно, в одночасье агрессорами стали, произошло изменение системы, и с этим сознанию и бессознательному нужно что-то делать.

Применяя эти понятия к нашему исследованию, можно предположить, что если в России нет войны, но она идет в Украине, по информации СМИ Россия причастна к этим событиям, то возможно некоторые из тех, кто по эту сторону могут испытывать вину за то, что происходит по ту сторону, и невозможность на это как-то повлиять. Этот тот же самый механизм, который проявляется в отношении к тем предкам, которые воевали: они воевали и погибали чтобы мы жили. Так как воздействие СМИ повсеместное, то возможно это ощущение переходит в разряд массовой реакции.

М.М. Решетников в своём докладе в Вене 5 декабря 2014 говорит о том, что проблема конфликта в Украине - это проблема различий в ментальности у восточного и западного частей украинского народа. Так как существует исторически разное проживание у одной и другой части этого народа.

Что же мы можем наблюдать сейчас? Возможно, такое различие в ментальности в дополнение к личной истории может формировать различные реакции наших клиентов и других людей на кризисные события или политические перемены. И это же различие провоцирует атаку на ментальность, как возможность избежать травмирующих переживаний.

Что же может не позволить свершиться такой атаке? Когда я общаюсь со своими родственниками из Одессы, они говорят о сильнейшем давлении на сознание: расклеенные агитки, массированное воздействие СМИ, чему сложно противостоять, Идет негативизация образа России. И если нет прививки (а для моих родственников этой прививкой является история наших предков, которые воевали, мы много знаем об этом), то у людей формируется высокая степень агрессивности по отношению к России. Некоторые семьи прекратили общение между членами семьи из-за различий в политических установках. Однако моим родственникам и мне общая память от наших предков не позволяет принять Бандеру как героя, или равнодушно относиться к ситуации. Избежать так называемого гипноза настоящего, о котором говорит Надежда Мандельштам, описывая его как реакцию на иррациональную силу и иррациональную неизбежность, которые меняют психику. Как раз подобным искажениям времени, по мнению Мандельштам, призвана противостоять работа аналитика: «Анализ – это техника, позволяющая работать со временем, устранять застывшие или монотонные свойства, которые оно приобретает в неврозах и травмах». По-видимому, здесь мы вправе поставить вопрос о социальном значении психоаналитической практики.

В целом же кризисная ситуация подталкивает людей к тому, чтобы принимать быстрые и рискованные решения, чтобы сохранить бизнес или найти новую работу, пойти или не пойти на войну. Резко меняющаяся реальность требует иного подхода к выполнению привычных действий, и в этой ситуации более остро вскрываются внутренние представления, ограничивающие спектр действий некоторых людей. Так как глобальные политические или экономические изменения в социуме могут вызывать реакцию у человека, поскольку они символически включаются в его трансферентные желания и страхи. Часть этих желаний и страхов может быть обусловлена представлениями, которые имеют родовую историю или тесно приплетаются с ней. Этот же аспект может оказаться ресурсным и выступать в качестве приемлемой идентификации и присвоения собственных спроецированных, а потому утраченных, частей.

Сейчас мы находимся, с одной стороны, в самом процессе формирования в человеке различного рода психических представлений, складывающихся в связи восприятием происходящего международного конфликта, который затрагивает сразу несколько сторон, и приобретает причудливые формы для каждой из этих сторон. Но одновременно - это отражение прошлых исторических событий и памяти о них. По моему мнению, именно события в Украине способствовали тому, что в России 9 мая число участников марша Бессмертного полка на праздновании 70-й годовщины победы в этом году стало таким массовым. За всю историю празднований не наблюдалось такого количества людей, желающих сказать о своей памяти о прошлом и отдать ей дань.

Я также считаю, что необходимо уделять внимание таким событиям внешнего мира, а также острым и хроническим историческим кризисам, которые могут оказывать влияние на нашу внешнюю и внутреннюю реальность. Это возможность не только понимать, как происходит передача определенного представления от поколения к поколению в настоящей ситуации, но и то, как это представление формируется. И если мы допустим существование такой атаки на ментальность, то это позволит нам в своей терапевтической деятельности достичь боле качественных результатов и возможно достичь большей интегрированности в формировании совей идентичности как терапевта.

В заключение своей части я приведу цитату из материалов 8-ой Восточноевропейской психоаналитической конференции «Как практиковать психоаналитическую терапию в периоды социальной нестабильности» (Киев, 28.04. – 01.05.2000 г.): «В подобных обстоятельствах заботой аналитика становится выстраивание пространства, в котором душевная жизнь сможет вернуть себе свое достоинство. Выполнение этой задачи подразумевает проработку травматических воздействий социальной реальности, постоянное усилие по восстановлению границ между внешним и внутренним миром. Именно поэтому в периоды нестабильности осмысление социальных процессов становится для психоаналитика неотложным делом.

А сейчас я приведу вторую часть аналитической работы, выполненную Еленой Владиславовной Башмаковой, кандидатом психологических наук, доцентом кафедры социально-гуманитарных дисциплин Одесского института. Я сознательно не стала переплетать в одном повествовании два мнения, чтобы у читателей появилась возможность увидеть альтернативный взгляд человека, который является психотерапевтом и как раз находится почти в центре кризисных событий.

Башмакова Елена Владиславовна, кандидат психологических наук, психолог-психоаналитик, сертифицированный психотерапевт и тренер-наставник (обучающий терапевт) по методу кататимно-имагинативной психотерапии (символдрамы), доцент кафедры социально-гуманитарных дисциплин Одесского торгово-экономического института Киевского национального торгово-экономического университета, руководитель Центра психологического консультирования «Логос» (Одесса, Украина)

Из моих клиентов никто не обошел тему «революционных» событий в Украине. Безотносительно к родовой истории совершенно очевидно было различие в восприятии, переживании и стратегиях совладания с тревогой у людей с различной структурой (в понимании Ж. Лакана). Здесь они остаются верными себе.

1. Клиенты с психотической структурой озабочены собственной безопасностью, но не выстраиванием отношения к ситуации (её содержание и смысл им безразличны) и своего места в ней: Одесса далеко от военных действий, главное не попасть на войну в качестве «мяса». Клинический шизофреник в ремиссии благополучно вписал ситуацию в свое изобретение, в котором война - дело «автоматики», а он её законам не подлежит. Компенсированный, адаптированный клиент перечитал законы и простроил алгоритм уклонения от призыва, готовый «отсидеть» 5 лет, но не пойти воевать.

2. Обсессионалы привычно смещают фокус тревоги на других людей - детей, мужей, «невинных людей», участвуют в сборе средств в пользу обеих сторон, озабочены мирным разрешением конфликтов, но «своего отдавать не намерены», всемерно это рационализируя («у меня трое детей, мы без мужа погибнем» или «мой парень - программист, от него на войне больше проблем, чем пользы» и т.п.). Один клиент уже около года находится в растерянности, поскольку не может однозначно решить, какая из сторон «больше не права». В целом, обессионалы, как всегда заботливые, «добрые» и осторожные.

3. Клиентки с истерической структурой были очень склонны погружаться в то, что происходило, воодушевляться, страдать и искать виноватых; они очень быстро выбрали «свою» - революционную, освободительную, героическую - сторону. Они громко и категорично заявляют о своей позиции, но не способны четко её сформулировать, аргументы им не нужны, главное - убеждение, они носят соответствующую символику и фантазируют о своих героических актах (утирать слезы детей и кормить солдат). К конкретным действиям переходят немногие: только одна клиентка 50 лет ходила на одесский Майдан и приняла к себе друзей-беженцев из Славянска. При этом, поощряя 25-летнего сына «быть мужчиной», сначала отправила его в Киев на Майдан отстаивать идеалы независимости, а потом - в Грузию, подальше от призыва. Еще одна 35-летняя клиентка затащила мужа на курсы боевой и медицинской подготовки и к «войне теперь готова». Другая 25-летняя клиентка хотела накормить 200 раненых в госпитале, но подсчитала, что надо будет пожарить 60 сковородок котлет и… забыла про раненых.

Итак, я не утверждаю, но, похоже, именно структура - это то, что обуславливает переживание и отношение к ситуации у моих клиентов.

Со временем яркость переживаний угасает, жизнь переходит в новое русло, согласованное с ситуацией, люди приспосабливаются, и на первый план снова выходят проблемы отношений, признания, выбора. Все всколыхнулось, и успокаивается - война и трагические события далеко, а здесь - все практически по-прежнему. Я не склонна видеть здесь «разорванное мышление», скорее мобилизуются привычные защиты и стратегии, а за реакциями, аффектами и поведением по поводу событий в Украине стоят личные конфликты и индивидуальное вытесненное. Более того, для большинства моих клиентов ситуация не стала кризисной по сути, поэтому в терапии этот материал было трудно использовать для изменения формы мышления (которое так и не разорвалось) и развития.

С другой стороны, через 1,5-2 года в дискурсе тех же и новых клиентов стали концентрированно появляться апелляции к своему происхождению - стали «обнаруживаться» дедушки с вышиванками, «настоящие еврейские бабушки» и «репрессированные дворяне». И это, на мой взгляд, является более важным следствием событий в Украине, поскольку открывает возможность открытия конкретными людьми собственных смыслов, не схваченных идеологическим полем.

Далее, в отношении моей собственной установки и её влияния на терапевтический процесс. Я признательна своей клиентке - той 50-летней истеричке, отправившей сына в Грузию - которая в самое же первое время (февраль 2014 года) непринужденно конфронтировала меня с моим переносом. Я полагала её в качестве «единомышленника» (возраст, с Донбасса - «комсомолка из Комсомольска»), но именно она объявила, что она идентифицирует себя как «Л. - правый сектор» и «готова скидывать одно правительство за другим, пока не будет то, что надо». Это было для меня неожиданным (!), столкнуло меня с моими заблуждениями и иллюзиями и обратило меня к собственному - казалось, контролируемому - неврозу по поводу ситуации. Я стала вменяемой! И самое главное - поняла, что абсолютно все, что происходит - и со мной, и с клиентами - это воображаемое. Я думаю, именно это - про «слепые пятна» аналитика, про универсальное слепое пятно: думать, что то, что возникает в содержании материала анализанта (и в собственных переживаниях и рассуждениях) - нечто реальное само по себе.

Если исходить из того, что мы - продукт своих родителей, их и своей истории - то, исходя из того, что украинское общество на сегодня жестко разделено на 2 лагеря - видимо, у нас разные истории!

По этому поводу, не абсолютно точно, но с вероятностью 80-90%, раздел в пристрастиях проходит по возрасту и по «происхождению» (Западная или Юго-восточная Украина).

Те, кто постарше (лет от 45) являются носителями патерналистических взглядов и социальных ценностей. Они - продукт собственно советской эпохи, несущие те же подавления, страхи (не высовываться), жесткое Сверх-Я (приверженность Закону, каким бы он ни был), получившие достаточно глубокое классическое образование (и соответствующие формы мышления, с опорой на логику и аргументацию). Их идентичность - советская/русская, в них я предполагаю огромную агрессию, связанную с подавлением, их дискурс - Раба и Университета; им нужен Господин, которого следует обслуживать и который даст гарантии. И они сейчас в проигрыше: Закона (Отца) нет; Господин - сумасброд без собственного закона («европейские ценности» - голая декларация, на практике - средневековье и произвол); за несогласие - убивают, сажают, избивают, логикой схватить и объяснить происходящее невозможно (сегодня говорят одно, завтра - другое, сегодня - черное, а завтра - красное). Именно они, по-моему, самые травмированные в данной ситуации; их «русская» идентичность - предмет массированных атак; объектом запрета является не только «неправильное» поведение и высказывания, но мысли! (По городу некоторое время были расклеены билборды «Бытовой сепаратист - тот, кто не признает государственную символику и ждет прихода русского мира. Звоните круглосуточно. СБУ»). По моим представлениям, это самое настоящее запугивание и насилие, имеющее свой эффект: «неправильные» и «несвидомые» говорят шепотом, осторожно нащупывают «своих», а с чужими говорят о погоде. Здесь мы вплотную приходим к причине травматизации - покушении, атаке на идентичность.

Со второй группой (молодых и /или «западников») мне не все так ясно, но самое непонятное - та ярость, озлобленность, ожесточенность, нерефлексивность, непоследовательность, с которой они ринулись в эту ситуацию. Их ресентимент - тотален, их расщепление - истерическое, а часто и психотическое, их мышление - действительно разорванное, фрагментарное. Националисты, очевидно, продукт многовековой западноукраинской культуры: они воспользовались социально-политической возможностью, чтобы реализовать свою идею «самостийности», а сорвались в мщение. То, какую пристрастную интерпретацию получил Голодомор (сегодня про него забыли), может быть попыткой вписать свое многосотлетнее переживание унижения в социальный контекст и аргументом собственной ресентиментальности, а обращение к мировой общественности по этому поводу было попыткой получить санкцию на ненависть по отношению к Сталину = России.

Но молодежь - не западная, воспитанная вроде бы вне националистической идеологии. Именно здесь можно предполагть возвращение вытесненного, в том числе - в родовой истории. Откуда у «русских / советских» родителей такие «украинские» дети? Считать их продуктом школы затруднительно (образование по инерции оставалось «советским», история ещё не была переписана, да никто её и не учил). Остаётся вероятность, что именно они послужили контейнером для вытесненных родительских влечений к свободе, власти, эксклюзивности, жестокости, которые запрещались им к переживанию в советской системе подавления, включая идеологию. У самих этих молодых не было такого вытесненного, они воспитаны в обстоятельствах, когда, в соответствии с европейской идеологией, «самовыражение» и исключительность поощрялись (все они - «дети-индиго», конечно :)). Тогда ситуация в Украине 2014 года - канал для возвращения вытесненного родительского, и возвращается оно под видом страсти к справедливости и Европе.

Наверняка встречаются и исключения, но встречаю я их не в кабинете аналитика, а в студенческой аудитории, среди близких и коллег.

Таким образом, о родовой истории я могу говорить лишь в масштабе «столкновения идентичностей» и в режиме гипотез; непосредственных проявлений в материале клиентов я не нахожу, или не вижу их таковыми - все слишком хорошо объясняется структурой и личной историей.

Буду признательна за любые вопросы и несогласия. Или просто за продолжение диалога.

Вашему вниманию были представлены две части обсуждения одного вопроса, но с разных сторон, городов и стран! Вот так витиевато общественная история преломляется через отдельные человеческие жизни. И в каких-то моментах она становится контейнером определенных чувств, а в каких-то - путем, пройдя который человек получает возможность понять и таким образом трансформировать восприятие своего личного прошлого и своей психической реальности.

11-й Санкт-Петербургский саммит психологов состоится 4 - 6 июня 2017 года

Тематические материалы: