16+
Выходит с 1995 года
28 марта 2024
Конфликт поколений: вчера, сейчас и всегда!

18 мая 2023 года исполнилось бы 75 лет доктору психологических наук, кандидату юридических наук Борису Иосифовичу Хасану. Представляем вниманию читателей одну из последних его статей.

Эту статью Борис Иосифович написал, готовясь к конференции. Текст публикуется в том виде, который оставил автор. Конфликт поколений находится в центре рассуждений автора и представляет его взгляд и позицию по этой проблеме. Эта тема была ключевой в мыслях и действиях автора.

Есть пьесы настолько слабые, что они не в силах сойти со сцены.
Станислав Ежи Лец

Поколения сменяли и сменяют друг друга — так мы говорим про какой-то любопытный процесс, который (спасибо Ивану Сергеевичу Тургеневу) довольно прочно поселился на сцене и, похоже, совсем не собирается ее покидать и скорее всего не из-за собственной слабости. Я попробую просто порассуждать на эту тему. И не только в плане отношений родовых, но и в целом как человек, перешагнувший определенную возрастную границу и оглядывающийся назад с вопросом: идет ли кто-то следом?

Конечно, очень хотелось бы остановиться на определении поколенческой границы, потому что мы, часто разговаривая о поколениях, говорим так: детство — взрослость или зрелость — юность. А где заканчивается один и где начинается следующий этап? И исчерпывается ли эта структура двумя, весьма масштабными единицами, или есть какие-то более строгие варианты?

Известно, например, что отрочество появилось в истории культуры сравнительно недавно. Для нас, живущих в современности, понятие подросток привычное, и мы этому феномену даже относительно конкретные границы задали. Хочется на эту тему поговорить, но я предпочту использовать этот вариант как рамочку. Где граница? Сколько лет должно пройти для появления смены? Мы из этого поколения или не из этого? Кто попадает в мою поколенческую страту? По какому принципу?

Некоторые социологические попытки отвечать на эти вопросы содержатся в недавней интересной книге Вадима Радаева «Миллениалы» [1], но я хочу попробовать взглянуть не только на картинку смены, но и само ее устройство. Очень важную вещь, на мой взгляд, сказал Л.С. Выготский о том, что, когда мы оформляем границы возраста, важно обсуждать не только притязания, не только то, на что претендуем, и в этом смысле, чего еще нет, но чего уже хочется, но важно определять и то, чего уже не хочется из того, что хотелось, но уже было взято. Как оформляется завершение этапа? В чем, в каких признаках мы можем удерживать представление о том, что какая-то возрастная группа вышла из состава поколенческой страты и перешла в другую? Обычно, мы пользуемся при этом какими-то формально-юридическими вещами и традициями. Когда-то существовали обряды переходов. Сейчас изменилась ситуация, стала сложней, никаких обрядов нет, кроме получения паспорта, или наоборот, всего так много и все такое разное, что невозможно определить, где сигнал точный и для всех. Раньше мы могли этому только радоваться, нам казалось, что это замечательно, когда пришел человек в школу, у него кончилось дошкольное детство, его взяли и привели в школу. И родители тревожатся чаще всего по поводу того, впишется их ребенок в эту когорту или нет. У детей тревоги, конечно, совсем иного типа. И мы даже когда-то изучали этот вопрос — откуда дети получают представление об образе школ. Было 10-летнее исследование социально-психологическое, и мы обнаружили, что большое число молодых людей в возрасте 6-ти с небольшим лет в школу вовсе не хотят идти. И нам было интересно, почему школа потеряла для них привлекательность. Взрослая идея была такая: ребенок всегда хочет в школу, для него это перспектива. А мы вдруг выяснили, что в представлении ребенка это не так. И, когда мы спрашивали детей про это, они отвечали нам, например, так: «В школе не кормят», «В школе не спят днем». Из чего мы поняли, что на самом деле — это аргументация для нас, на самом деле дети не любят тихий час и редко когда понимают, что голодны. А нам они говорили про это, потому что мы их про это спрашивали. Следом было проведено тоже такое замечательное исследование, в котором мы выясняли, как реагируют дети на всякого рода социологические опросы. Мы сделали большое количество фокус-групп с детьми, нашли среди них значительное количество экспертов, в искренности которых были уверены. Мы выясняли, что думают дети, когда к ним подходят с разными вопросами. Например, хорошая у тебя школа или нет. Первая реакция детей состояла в том, что они вообще ни о чем таком не думают, они все время думают о чем-то своем, о другом, но ответить, что они про это ничего не думают, они не могут. И ребенок говорит: думаю, что хорошая. Ответ его часто зависит от настроения или еще от чего-либо. А на самом деле они думают: что нужно этому человеку ответить, чтобы он отстал. И вот что мы выяснили в итоге.

Наши представления о детстве существенно расходятся с представлениями о детстве у самого детства. Детство позиционирует себя несколько иначе, чем мы об этом говорим и пишем и чем мы можем располагать, пытаясь изучить это самое детство. Это предположение у нас исходило из целого ряда представлений, сложившихся в культуре, например, из того, что детство экспансивно по отношению к взрослости. Детство всегда осуществляет экспансию. Суть этой экспансии состоит в том, что взрослость — это штука неизбежная. Почему-то в культуре идея взросления понимается как положительная, т.е. быть взрослым — хорошо, а быть не взрослым (ребенком) — это хуже. Откуда это представление? Еще одно исследование в рамках старшей школы и в рамках старших курсов вузов, где есть формальная институциональная граница, привело нас примерно к тем же выводам. Хотя здесь мы обнаруживаем существенные различия в том, как об этом говорят молодые люди, относящие себя к мужскому полу и к женскому. И тут не понять — либо это преувеличенная женская откровенность и мужская скрытность, или они просто так аккуратно врут, или, наоборот, искренне говорят, что они думают. То же самое примерно мы обнаруживаем и в конце вузовского периода. Если исключить тот мотив как «надоела эта школа или институт», то, оказывается, что они на самом деле не против приостановиться и никуда особо не шагать. Это забавное противоречие выявляется во многих исследованиях. Мы предполагаем, что есть притязание, экспансия на взрослость, и одновременно полагаем, что есть определенные сдерживающие факторы. Некоторая неспешность во взрослость, в зрелость, потому что там есть атрибуты, которые присвоить себе человек не очень торопится. Итак, с одной стороны, детство экспансивно по отношению к взрослости, претендует на взрослость. Похоже, что есть какой-то период «предвзрослости», в котором люди рассматривают взросление как положительную перспективу и одновременно есть ряд сдерживающих факторов, часто не осознаваемых, иногда — сознательных, в которых эта перспектива сдерживается или просматривается как нежелательная. Т.е. мы имеем некоторый внутренний конфликт или картинку конфликта, противоречия. Это со стороны предвзрослых когорт. Это пока про такой, с позволения сказать, «внутрипоколенный» конфликт, оформляющий противоречия взросления. А со стороны взрослости? Про отношение предыдущего поколения к последующему…

Воспользуюсь метафорой про завещание. Известно, что можно написать завещание в любом возрасте. И можно спросить: зачем люди, находящиеся в расцвете лет, пишут завещание? Есть ряд вариантов. Вообще завещание пишется перед концом, когда человек начинает размышлять, что останется после него и что я кому завещаю. И в этот момент он представляет себе, что его уже нет. А тут странная ситуация — завещание написано, а человек здоров и продолжает жить. А тот, кому завещание адресовано, начинает чувствовать себя как его получивший. И получается, что завещанное не отдано, а только обещано. Но говорят, что обещанного три года ждут... И вот вопрос — как «пишут завещание» или как взрослое поколение представляет себе молодое. Где оно передает наследство?

Был такой старый кинофильм. Там суть сюжета в том, что существовал большой завод. И вот приходит на этот завод молодой секретарь парткома (в те времена эта фигура была не менее важной, а зачастую и более, чем директор завода), и там решают провести эксперимент — передать завод молодым рабочим кадрам. И на заводе остается только молодежь, а все старики уходят. Но оставляют, конечно, своих информаторов на предприятии. И вот молодые начинают вводить различные новации. А старики за ними наблюдают, но затем, конечно, вмешиваются. И вот это перерастает в конфликт. Молодые, которых сначала пустили поиграть, а потом дали по рукам, и вот старики, которые как бы говорят молодым: «Мы завещание переписываем, мы вам дали возможность распоряжаться, но нам не понравилось, как вы это сделали, поэтому переписываем теперь завещание». И молодые, соответственно, обиделись, часть людей уволилась. Вот такой сюжет. Что я в этом месте обсуждаю? Как старшее поколение видит молодое? И как молодое видит старшее? И как они представлены друг другу? И реально вот эта представленность, т.е. поставленность перед, — на мой взгляд, это вещь нетривиальная, потому что чаще всего мы друг перед другом не становимся, а пользуемся условными картинками. Я говорю: у меня есть картинка следующего поколения со всей его структурой, со всем его развитием, с логикой. У меня достаточно ресурсов, чтобы все соответствовало. Что такое взросление в этом смысле. Взросление — это претензия на ресурсы, которыми, якобы, обладают взрослые. При этом есть тайна взрослости. И открытие этой тайны — это открытие того, как приобретаются эти ресурсы, как осуществляется овладение ими, соответственно, распоряжение, как так распоряжаться ресурсами, чтобы они не убывали, а наоборот — должны прибывать. И я теперь с позиции молодежи говорю: если старшее поколение ухитряется каким-то неизвестным для меня образом преумножать ресурсы, распоряжается ими так, что видно, как они умножаются, то я говорю, что это успешное поколение, и оно достойно подражания. И тут появляется такая форма поведения — уподобление. Однако это не то уподобление, которое из Ветхого завета. Там, по-видимому, уподобиться Образу предполагается через Действие Творения (или Со-творения), а здесь — «Я хочу быть таким, потому что это успешно». «А если взрослое поколение не смогло убедительным образом показать, что оно умеет распоряжаться ресурсами так, что они умножаются, то это поколение не представляет для меня образа успешности, и я, соответственно, не хочу быть уподобленным ему, а буду делать по-другому». Но вот как — по-другому? Замечательно, если есть хотя бы пара образцов. Итак, представлены картинки, которые соотносятся с какой-то реальностью, при этом картинки обобщенные, а реальность конкретная. У взрослых на картинке примерно так же нарисовано детство. У меня есть предположение о том, что картинка детства для взрослых, как и картинка взрослости для детства, имеет очень сильное искажение. Пункт первый — это наша ситуация. Чтобы внести коррективы в эти искаженные картинки, надо посмотреть, каковы источники их изображений, какова их история, как они реально изображены и в какой мере изображения согласованы? Это важно.

Итак, картинка взрослости для детства выглядит определенным образом. В свое время, особенно в том месте, где мы с вами живем, приключилась такая вещь, которая происходит часто, когда старшее поколение сильно и резко дискредитируется как успешное. Проходят массовые PR-акции, которые говорят о том, что старшее поколение все делает не так. И ресурсы все убили, и страну поставили на колени, полная зависимость, никакой автономии, распределение ресурсов плохое. И возникает рассогласованность. Вот эти картинки, которые каждый раз возникают, когда поколение напрочь дискредитируется, тогда новое поколение начинает искать свой путь, который не наследуемый, потому что в завещании одни долги. Эта замечательная идея с завидной регулярностью воспроизводится. Но я думаю, что эта нарисованная картинка требует некоторых коррективов. Мне это напоминает борьбу с наркоманией. Мы понимаем, что с этим явлением мы должны бороться. Если у нас есть надежда на победу, то мы должны вселять в аудиторию некоторый оптимизм. Чтобы появлялась идея того, что победа возможна. И, более того, что она именно нами достижима. Надо говорить о собственной силе и о собственных ресурсах, а не наоборот. А наши действия сегодня строятся с точностью «до наоборот». Из всех материалов, которые мы сегодня читаем, мы выясняем, что это явление такое страшное, что никаких сил для борьбы с ним нет. А у нас всегда стремятся сначала запугать. А запуганный, естественно, сдается. С другой стороны — другая крайность — абсолютно героическая, но сильно напоминающая компьютерную графику или анимацию. И та, и другая картинки какие-то неприглядные. Теперь изображение со стороны взрослости — как нарисовано для взрослых детство. Здесь масса проблем.

Вопрос: как выглядят те, кто следует за нами. Тут можно прибегнуть к тексту Маргарет Мид. Она нарисовала три возможные картинки отношений между взрослостью и детством. Первый тип отношений — дети всегда следуют за взрослыми и повторяют их жизнь. В этой системе каждое следующее поколение следует за предыдущим. Небольшие отступления в этом случае возможны, они могут кое-что улучшить. Но все менять нельзя. Взрослые не позволяют. Они создали массу институтов воспроизводства себя. Второй тип отношений, который можно помыслить, — сосуществование. Два мира живут сами по себе. И у них при этом возникают отношения терпимости или нетерпимости. Параллельные возможности сосуществования. И возможен третий тип отношений — детство начинает забегать вперед взрослости. Взрослые в этом случае обнаруживают, что им, оказывается, есть чему учиться у своих детей. Дети открывают и осваивают в мире нечто для взрослых сокрытое. Оказывается, что отношение детства и взрослости — это отношение взаимной экспансии. Если дети постигают тайну взрослости, то они тем самым претендуют на взрослость. Если наоборот, то взрослые становятся инфантилами, регрессируют до детства. По Маргарет Мид, это один из типов сосуществования в культуре. На чем основана картинка детства для взрослости? Если взрослость строится таким образом для ребенка: есть идеальная взрослость — это полное владение ресурсами, умениями распоряжаться для достижения успехов и развития. Сила и могущество. Что, по сути дела, видно в разного рода достижениях. Есть мечты, которые постепенно сбываются. А есть реальная взрослость, которая либо в какой-то мере согласуется с этим, либо не очень. В ответах на вопрос о том, какие именно взрослые являются образцами, около 40% детей указывают своих ближайших родственников. А как выглядит в этой картинке для взрослых детство? Идеальное и реальное. У взрослых обычно есть три картинки (здесь начинается масса трудностей очень интересных): идеальное детство; реальное детство; а есть мое детство. Итак, есть еще и то, что я удерживаю как свое собственное прошлое, маркированное мной как мое детство. И пространство отношений между этими тремя образами довольно сложное. И тут одно из ключевых противоречий связано со страхом не успеть. В чем суть противоречия? Оно, кстати, хорошо известно, но не очень часто обсуждается. Наше сознание и мышление устроено так, что мы можем охватить им огромные промежутки жизни. Такие у нас возможности. Мы можем помыслить жизнь до нашего существования и после. Можем рассуждать категориями столетий, тысячелетий. Вот это ощущение возможности помыслить в огромном масштабе и одновременно ощущение краткости пребывания в этой жизни, пребывания между гигантскими масштабами, в которые мы проникаем в своем мышлении и реальным временем жизни, породило массу мечт. В.П. Зинченко как-то сказал: «Есть такая максима — умирают только другие». И я в детстве тоже так думал, что пока я до взрослости доживу, эти ученые что-нибудь придумают, чтобы я не умер. Позже я начал размышлять о возможности реинкарнации... Попытка преодоления ограничений натурального бытия, его кратковременности. Но одна из попыток преодолеть этот рубеж и это противоречие — это успеть как можно больше, пока ты здесь. Интенсифицировать жизнь. Так появляется идея ускорения. Надо все делать быстрее, потому что времени мало. Возможности осуществления рассогласуются жутко. Надо успевать, но как ты ни торопишься, а успевать не получается. И создается такое ощущение, что мы по всем генеральным показателям не успеваем. Есть ощущение, что нужно еще быстрее (в этом месте очень показателен разворачивающийся в настоящее время сценарий цифровизации как своеобразной гонки — куда?). И один из вариантов разрешения проблемы успеть-не-успеть — продлить собственную жизнь. Это связано отчасти с родовой идеей. Если я ассоциирую себя не только с этим исключительно местным, бренным существованием, то тогда понятно, что я — не один я, а целый род. Вот эта идея продлить себя в другом — идея простая. Следовательно, и надежды, и планы должны этим — другим продолжением меня — осуществляться. В этом колоссальная экспансия взрослости на детство. Т.е. детство — это есть фактически меня продолжение. Но при этом того, который вообще передвигается самостоятельно, контролировать сложнее. Он отделился и пошел. Свернул за угол и уже не видно, как он там ходит. У взрослых всегда есть потребность компенсировать, восстановить контроль, потому что это и есть я, мое продолжение. Александр Моисеевич Аронов как-то утверждал, что дети становятся самостоятельными не по собственной инициативе, а потому что мы их бросаем. Им нужно много внимания уделять, а хочется себе. «Я же еще здесь, живой, а как бы принадлежу ребенку». Отсюда и симметричное отношение — «тогда и он мне принадлежит». Но все чаще и чаще хочется от него освободиться и побыть собой. Вот в эти «уходы» взрослых оставшийся без опеки и опор ребенок вынужден становиться самостоятельным. Потом взрослый «возвращается», а ситуация уже другая. Экспансия — совершенно уникальная вещь. Я все время вспоминаю свое собственное детство, воспроизвожу то, в отношении которого я определился как мое, полностью контролировать и определять его движение, а оно уже само ходит — мое продолжение. И у него появляются мысли, которые ему надуло со стороны, а не с помощью родовой генетической передачи. Вот проблема. И идея продолжения контролируемого детства, с одной стороны, а с другой стороны — идея сдерживания экспансии. И вот это противоречие заставляет нас говорить: ты еще мал! И ребенок понимает, что когда нам надо — он для нас взрослый, а когда нам выгодно — он маленький. И он не понимает, как тут себя вести. Этот сюжет фактически воспроизводится и в более поздних периодах между так называемым старшим поколением и молодостью. Внешняя рамка у этой ситуации совершенно замечательная, она связана с тем, что действительно взрослость, с одной стороны, все время претендует на детство, с точки зрения обеспеченья, становления, самостоятельности и ответственности. С моей точки зрения, слово «ответственность» — ключевое, потому что взрослость по целому ряду исследований определяется тем, ответственность за какого масштаба действия готов взять на себя человек и эту ответственность реально осуществлять. Это и есть критерии взрослости, которые проявляются и в экономических, и в социально-психологических типах позиционирования. Речь идет о масштабе решений, за которые человек берет на себя ответственность и реально готов эту ответственность нести. Потому что когда мы говорим: ты отвечаешь за то, что ты делаешь, масштаб задачи ясен. Есть еще и внутренняя рамка противоречия, сильно влияющая на то, как мы определяем эти отношения, в каком материале эти отношения начинают возникать и обостряются, где у нас возникают конфликты и реальные способы их разрешения на уровне когорт или межличностных отношений. Подрастающее поколение (становящееся) претендует на места и ресурсы старшего (ставшего), ему уже надо что-то делать, как-то себя реализовывать, чтобы чувствовать свою значимость. Чтобы вообще Себя Чувствовать! И тут снова — место занято. Потому что уже сравнительно небольшая часть трудоспособного населения обеспечивает все потребности. Т.е. в развитых странах заняты в производстве, обеспечивающем прямые потребности человека, уже меньше 20% трудоспособного населения.

Надо создавать какие-то формы занятости, в которых человек мог бы почувствовать себя реально живущим вместе с другими людьми. Занят он все меньше и меньше, а свободного времени все больше. Нужно чем-то занимать молодых людей. Они приходят в мир и говорят: дайте нам что-то делать; а мы говорим: потребляйте пока. И это есть нормальная взрослая позиция, которая связана с мораторием — удерживать где-то большие когорты людей, которые уже половозрелые, имеют некоторые физические характеристики, связанные с их притязаниями на социальное позиционирование. А мест для социального позиционирования нет. Новых форм не придумано. Поэтому создаются компенсирующие ниши, и люди в эти ниши погружаются. Коммунисты решали эту задачку, с моей точки зрения, гениально. Появлялись такие проекты, как целина, БАМ, молодежные жилищные кооперативы (МЖК), студенческие стройотряды, и молодежь себя сделала. Это сработало как мораторий. И в это время сила, энергия и притязания были точно канализированы. И соответствующий PR был. Итак, у каждого своя картинка, каждый с ней живет и на основании этой картинки с другим сталкивается. При этом, столкнувшись, содержание картинки не выкладывает, культуры такой нет. Может быть, в этом и состоит Вызов — создавать такую культуру диалога поколений. Переговорный процесс между представителями различных поколенческих групп мог бы разворачиваться на разных уровнях, в разных формах и масштабах, но везде должны быть культурные переговоры, где оформляются интересы. Это вызов, но вызов моему поколению, скорее. Потому что я не думаю, что следующие за нами идут в след, это трудно несмотря на то, что есть такая необходимость. Далее могут быть конструктивные переговоры, предметом которых могут быть проблемы и взгляд на них тех и других. Потому что мне не раз приходилось убеждаться, что взгляд молодых не менее основателен, чем обусловленный опытом. Другое дело, что мы не привыкли, собственно, вести переговорные процессы. Мы привыкли быстро принимать решения, быстро их осуществлять, потом подсчитывать убытки и квалифицировать действия как поспешные и неэффективные. После чего без особого анализа мы приступаем к следующему мероприятию, и этот мероприятийный подход скончался, с моей точки зрения. Похоже, что конфликт поколений не сходит с культурно-исторической сцены не потому, что у него нет сил и он не разрешается. По-видимому, он и не должен разрешаться в терминальном смысле. Ему на этой сцене отведено специальное место, в котором и совершается поколенческий переход. Но хорошо бы, чтобы это место было соответствующим образом организованно.

Литература

1. Радаев, В. Миллениалы: Как меняется российское общество [Текст] / В. В. Радаев; Нац. исслед. ун-т «Высшая школа экономики». – М.: Изд. дом Высшей школы экономики, 2019. – 224 с.

Источник: Хасан Б.И. Конфликт поколений: вчера, сейчас и всегда! // Практики развития: образовательные парадигмы и практики в ситуации смены технологического уклада: материалы 27-й научно-практической конференции. Красноярск, ноябрь 2020 г. / отв. за вып. Е.А. Келлер. Красноярск, 2021. С. 5–14.

В статье упомянуты
Комментарии
  • Игорь Николаевич Белогруд
    31.08.2023 в 12:09:53

    Спасибо за интересную и аргументированную публикацию.
    Посыл о необходимости создавать культуру диалога поколений не теряет актуальности. Напротив, он приобретает новую значимость в связи с цифровизацией и развитием новых технологий. Преимущества молодых в применении цифровых технологий достаточно очевидны. И в этой области они сами готовы делиться опытом с более зрелым поколением. И эта их готовность непременно будет востребована.
    Белогруд И.Н. Преподаватель Финуниверситета

      , чтобы комментировать

    , чтобы комментировать

    Публикации

    Все публикации

    Хотите получать подборку новых материалов каждую неделю?

    Оформите бесплатную подписку на «Психологическую газету»