Маньяки опасны, как террористы. Михаил Дебольский о работе с лицами, совершившими половые преступления

После выхода фильма Ксении Собчак о скопинском маньяке Викторе Мохове, который отсидел в тюрьме 17 лет за то, что почти четыре года удерживал в своем подвале и насиловал двух несовершеннолетних девушек, в социальных сетях разразилась дискуссия, насколько этично брать интервью у преступника и как в публичном пространстве обсуждать такие события. Редакция «Психологической газеты» также задумалась над этими и другими вопросами и решила обсудить их с психологами.

Михаил Георгиевич Дебольский, кандидат психологических наук, профессор кафедры юридической психологии и права факультета юридической психологии Московского государственного психолого-педагогического университета, один из организаторов психологической службы уголовно-исполнительной системы и ее первый руководитель (2000–2010), ответил на вопросы корреспондента «Психологической газеты».

— Как Вы считаете, в каких формах допустимо рассказывать о преступлениях в СМИ?

— Это может быть просто фактологическая, безоценочная информация о конкретном событии. Если журналист намерен взять интервью, то, в первую очередь, надо бы встретиться не с маньяком, а с жертвами и потом в глаза сказать преступнику, что о нем думают пострадавшие и другие люди. Недопустимо представлять бывшего осужденного с гордо поднятой головой: пока не попросил прощения, опусти глаза! Даже в исправительных учреждениях такие осужденные ходят с опущенной головой, остальные осужденные пренебрежительно к ним относятся.

— Может ли широкая огласка подробностей сексуального насилия спровоцировать появление подражателей или это нехарактерно для этого типа преступлений?

— Как заявлял сам Виктор Мохов, начать строить бункер его спровоцировала история в газете о мужчине, державшем в плену женщин, которые на него работали. Для человека, который фантазирует о насилии, огласка подробностей может стать дополнительным толчком к преступлению, поэтому важно показывать не героя, а человека со звериным лицом. В интервью Виктор Мохов пытается демонстрировать свое «благородство»: девушки же остались живы. Нельзя в средствах массовой информации тиражировать такой образ, пропагандировать взгляды преступника.

Я видел интервью с Александром Пичушкиным, который насиловал и убивал женщин в Битцевском лесопарке. Когда он находился в следственном изоляторе, ему писали почти десяток женщин, которые предлагали ему вступить в брак. Одна из таких женщин добилась своего. И в средствах массовой информации рассказывали, как она приезжала к нему на свидания. Так что мы можем говорить, что среди населения есть поклонники таких преступников. Здесь трудно объяснить мотивацию. Кто-то из этих женщин считает, что преступнику просто не повезло в жизни, он не встретил женщину, способную его понять. Кто-то мечтает перевоспитать его. Кто-то имеет мазохистские наклонности.

Запретить влюбляться в маньяков мы не можем, но пропагандировать такие вещи ни в коем случае не должны.

— Есть ли общие черты у людей, совершающих насильственные преступления сексуального характера?

— В главе 18 Уголовного кодекса описаны преступления против половой неприкосновенности и половой свободы личности. На данный момент по этим статьям отбывает наказание более 20 тысяч человек, это примерно 7% от числа всех осужденных. Их, как и других осужденных, психологи изучают на начальном этапе отбывания наказания. Если просмотреть жизненный путь насильников и маньяков, окажется, что, хоть каждый человек уникален, есть похожие элементы биографии: например, у лиц этой категории часто бывает родовая травма, раннее отлучение от мамы. Это не значит, что дети, которых не кормили грудью, могут быть склонны к насилию, просто это один из факторов, коррелирующий с данной категорией. У таких людей часто проблемы в общении со сверстниками своего пола, они не могут найти контакт, не пользуются авторитетом, уважением, часто являются изгоями, поэтому такие лица ищут, за счет чего самоутвердиться. Среди влияющих факторов — травматический опыт сексуальной жизни, неудачная семейная жизнь. Нам важно знать и понимать подобные травмы, тогда, возможно, наш прогноз поведения преступника будет надежнее, а психологическая работа — целенаправленнее.

Существуют различные классификации преступников, совершивших изнасилование. Первая категория — насильники, вымещающие агрессию. Есть компенсаторные насильники. Мне представляется, что обсуждаемый нами гражданин Мохов относится именно к этой категории: вероятно, он пошел на преступление, чтобы в собственных глазах поднять свой статус, чувствовать себя достойным мужчиной. Его агрессия, как говорят психологи, носила инструментальный характер, он ее проявлял в той мере, которая была необходима, чтобы добиться своего, подчинить волю узников, заставить выполнять его капризы. Выделяют категорию сексуально-агрессивных насильников, для них важно показать свое превосходство, власть над другим человеком, причинить ему боль, страдания. Для таких маньяков страдания жертвы доставляют даже большее удовольствие, чем сексуальный контакт. Выделяют также импульсивных насильников, их преступления носят ситуативный характер. У них особо развит механизм психологической защиты, они всегда находят различные способы самооправдания, почему они совершили данное преступление. Если их послушать, то жертва более виновна в совершенном ими преступлении, чем они сами. Для большинства осужденных за изнасилование характерен низкий уровень толерантности, отсутствие эмпатии

— Как работают в исправительной колонии с людьми, совершившими изнасилования, в том числе изнасилования несовершеннолетних?

— Психологи работают со всеми категориями осужденных. Мы знаем, что во всем мире именно данная категория лиц считается наиболее агрессивной, их действия неприемлемы для общества. Для того чтобы вернуть этих людей в общество законопослушными и не опасными, разрабатываются различные программы. За рубежом этой проблемой занимались с 1960-х годов, сейчас программы, которые тогда использовали, осуждаются научным сообществом. Например, существовала шоковая терапия, основанная на бихевиоральном подходе: осужденному показывали фрагменты эротических фильмов и в момент возбуждения его ударяли током, и так повторялось неоднократно. Такая терапия, с одной стороны, действительно убивает сексуальное желание, но, с другой стороны, подавляет волю, и человеку, вышедшему на свободу, сложно отстаивать свои права. Другой вид неприемлемой терапии заключался в том, что осужденного заставляли заниматься мастурбацией и требовали продолжать даже после эякуляции, чтобы вызвать у него негативное отношение к этому процессу. Эти и другие методики описал известный американский криминальный психолог Курт Бартол в книге «Психология криминального поведения».

В настоящее время приемлемой и дающей определенный эффект считается когнитивно-поведенческая терапия. Она оказывает влияние на изменение взглядов, представлений, ценностей и поведения преступников. В ходе тренинга обсуждаются факторы, способствовавшие совершению преступления, анализируются причинно-следственные связи между мыслями, эмоциями и поведением человека, наличие искажений в восприятии окружающего мира, обсуждаются основные этапы преступного поведения, проводятся ролевые игры, направленные на изменение поведения, моделируется образ жизни после освобождения. Важный блок когнитивно-поведенческого тренинга — осознание вины в совершенном преступлении и принятие ответственности за свои поступки, развитие эмпатии к пострадавшим и формирование готовности к покаянию, написание извинительного письма пострадавшим. Это сложная психокоррекционная работа.

В 2000 году я, будучи руководителем психологической службы ФСИН России, с группой психологов выезжал в Германию, там есть психотерапевтическая тюрьма, где проводится терапевтическая программа с лицами, совершившими сексуальные преступления. Изучали опыт работы зарубежных коллег, они любезно предоставили нам свою программу. Позже приходилось быть в США, где нас также знакомили с подобной программой. Мы перевели немецкую программу, адаптировали, провели обучение группы психологов, затем в двух регионах провели ее апробацию. Программа занимает около девяти месяцев при двух занятиях в неделю. Но есть проблема: группа как за рубежом, так и у нас не всегда сохраняется: например, начинала заниматься группа из семи-восьми человек, а заканчивало трое.

— А с чем это связано?

— Чаще всего осужденные психологически устают и отказываются от участия. Это групповая терапия, не всегда удается сформировать атмосферу доверия, ведь обсуждаются интимные вопросы. В чем-то группа помогает, но может выступать и дополнительным барьером. Осужденные, совершившие тяжкие преступления сексуального характера, условно-досрочно, как правило, не освобождаются, хотя по закону имеют право, но им не доверяют, и суды отказывают в их ходатайстве, поэтому осужденные не видят одного из главных стимулов психотерапии. Бывает, что осужденного переводят в другое учреждение, поэтому он полностью не завершает курс.

Но отказ осужденного от психокоррекционной программы не является нарушением режима отбывания наказания. В 2003 году по инициативе ФСИН России Государственная Дума впервые законодательно закрепила право осужденных на психологическую помощь, а также установила норму, в соответствии с которой «участие осужденных в мероприятиях, связанных с оказанием психологической помощи, осуществляется только с их согласия» (Уголовно-исполнительный кодекс Российской Федерации, пункт 6.1 статья 12).

Если общество и государство посчитают, что необходима обязательная психокоррекционная работа в местах лишения свободы с лицами, совершившими преступление против половой неприкосновенности, то в законодательство должны быть внесены изменения, касающиеся обязанности осужденных проходить психотерапевтическую и иные формы лечения, в том числе при необходимости медикаментозное. Среди преступников данной категории встречаются «ограниченно вменяемые»: у них есть определенные психические отклонения, но они осознают свои действия и осознавали их в момент совершения преступления. С данной категорией проводится комплексная, в том числе психологическая, работа.

Отмечу, что психотерапевтическая работа считается дорогостоящей. Например, в Германии по упомянутой программе проходят психотерапевтическое лечение только граждане Германии, хотя почти половину преступлений там совершают иностранцы.

— Получается, что программа оказалась непригодна для использования в России?

— Это не так. Психокоррекционная программа для работы с осужденными за сексуальные преступления не только апробирована, но она издана в качестве учебно-методического пособия для психологов-практиков и курсантов психологического факультета образовательных заведений ФСИН России еще в 2001 году. В уголовно-исполнительной системе России нет специализированных психотерапевтических тюрем для осужденных, совершивших особо тяжкие преступления сексуального характера, и сотрудник психологической службы типичной исправительной колонии, в которой 1000 осужденных и три-четыре психолога, не может 250–300 часов рабочего времени выделить на проведение психокоррекционной программы только с данной категорией преступников. Когнитивно-поведенческий подход был положен в основу разработки и проведения психокоррекционных программ и с другими категориями осужденных, но в объёме 30–40 часов. Апробировав программу, мы взяли оттуда только наиболее важные элементы. Например, прорабатывается отношение осужденного к пострадавшим, к совершенному преступлению. Используются такие техники, как пассивное обсуждение преступления, активное обсуждение (человек раскрывает не саму последовательность действий, а свои чувства), ролевое проигрывание, прояснение факторов риска (что может спровоцировать новое преступление). На тренингах группа также обсуждает трудности, которые могут возникнуть после освобождения. Обязательно прорабатывается вопрос, как себя поведет бывший осужденный, если встретится на свободе с пострадавшими от него, с жертвами преступления. Над этим направлением могут работать и специалисты по медиации. Необходима работа не только с осужденным, но и с пострадавшими.

Важно, чтобы жертвы не боялись преступника, но осознали, что нельзя жить с вечной ненавистью к этому человеку, ибо это чувство будет разрушать их самих.

Насколько я могу судить по СМИ, пострадавшие от действий Мохова заняли именно такую позицию. Одна из женщин говорит: «Я не хочу, чтобы ему мстили, не желаю, чтобы с ним произошло что-то ужасное, но я и не хочу его видеть, с ним общаться». Вероятно, с ней работали психологи, и она уже может говорить о пережитом.

— Расскажите, пожалуйста, подробнее, как прорабатывается вопрос о встрече преступника со своими жертвами? Есть ли общие рекомендации?

— Работа над этим вопросом зависит от личности преступника: осознал ли осужденный, что он совершил, есть ли в нем покаяние, готов ли он извиниться и уйти. Он должен понять, что без разрешения пострадавшей нельзя с ней общаться.

В случае с Моховым мы видим, что человек не осознал свою вину. На пресс-конференции, которую ему устроили, он вел себя вызывающе. Его заявления можно расценивать как попытку причинить дополнительную психологическую травму пострадавшим. Такие действия могут повторно вызвать проявления посттравматического синдрома. Я думаю, что здесь недоработка в организации административного надзора.

— Как, на Ваш взгляд, можно совершенствовать административный надзор за бывшими осужденными этой категории?

— Лица, совершающие преступления против половой неприкосновенности, в том числе допустившие насилие над несовершеннолетними, такая же опасная категория, как террористы. Они требуют повышенного внимания со стороны контролирующих, административных, правоохранительных органов.

Административный надзор должен предусматривать больше, чем необходимость отмечаться в органах внутренних дел. Например, он должен предполагать, что бывший осужденный не имеет права высказывать своего отношения к пострадавшим, кроме покаяния. Ему следует запретить давать интервью в телеэфире, писать в социальных сетях всё, что может нанести психологическую травму пострадавшим. И если человек нарушит эти правила, он должен привлекаться к уголовной ответственности за нарушение административного надзора.

Сейчас технические возможности позволяют закреплять электронные браслеты, чтобы контролировать, где находится бывший осужденный. Контролирующие органы обязаны установить маршруты, по которым он может передвигаться. О его маршрутах должны знать пострадавшие. Во многих странах за рубежом информируют население, школьные и дошкольные учреждения, что поблизости живет человек, имеющий судимость за преступления против половой неприкосновенности. Эти ограничения нужны, чтобы люди чувствовали себя в безопасности. Хотя, на мой взгляд, последняя рекомендация небесспорна.

— Как долго, по Вашему мнению, должны сохраняться такие ограничения для бывшего осужденного, чтобы можно было снять с него административный надзор?

— В некоторых государствах преступники такого типа обязаны соблюдать правила административного надзора до 10 лет. На мой взгляд, это зависит от конкретной ситуации. Для нас важна как безопасность граждан, так и содействие в социальной адаптации бывшим осужденным.

Тему обсуждают: Елена Дозорцева: «Сексуальных преступников сложно распознать».