Клинико-психологические особенности аутоагрессивного поведения несовершеннолетних

Актуальность. В настоящее время решение проблемы суицидального поведения подростков и молодёжи в целом является наиболее актуальной среди других проблем современного общества. Несовершеннолетние, живущие в префигуративном обществе, где изменения среды происходят стремительно, а опыта переработки разной информации, вариантов социального взаимодействия в условиях внешне устанавливаемых стандартов подростковым сообществом недостаточно, могут манифестировать психологическое неблагополучие такими формами поведения, как аутоагрессия и крайним её проявлением — суицидом. Подростки стоят сегодня перед лицом будущего, которое настолько неизвестно, что им нельзя управлять, оно пугает ЕГЭ, выбором профессии, когда к нему не готовы, ответственностью перед близкими людьми, которую не знают, как реализовать, уходом в виртуальную реальность и потерей границ с реальной жизнью и т.п.

Аутодеструкция подростка — это проявление искажения его социализации в виде системы поступков, которые противоречат социальным нормам, и в результате которых он вольно или невольно причиняет существенный вред своему физическому, психологическому и социальному благополучию [1]. И если процесс социализации несовершеннолетнего рассматривать как «врастание в культуру» современного общества, процесс приспособления к нормам и правилам «общежития», то подростков, имеющих склонность к аутоагрессивному поведению, нужно определять как социально дезадаптированных субъектов.

Основная функция социализации заключается в формировании личности, адекватно отражающей социальную ситуацию, способной взять на себя решение важных общественных задач и транслировать в социум свою духовность. Учитывая, что в детском и подростковом возрасте основным критерием нормативного развития личности выступает успешность социализации [12], важной особенностью аутодеструкции является социально-психологическая дезадаптация, вызванная рядом условий, среди которых ведущая роль принадлежит структурам личности как отражению складывающихся отношений и связей с существенными характеристиками человеческого бытия [2]. На этом основании ракурс рассмотрения подростков с аутодеструктивным поведением не только указывает на социальную дезадаптацию, но и нахождение их в социально опасном положении.

Анализируя причины отклонений от поведенческой нормы, Л.С. Выготский отмечал, что в основе большинства подобных случаев лежит психологический конфликт между ребёнком и средой, или между отдельными сторонами и слоями личности ребёнка. Поэтому изучение трудновоспитуемых детей всегда должно исходить из исследования основного конфликта [10].

Таким образом, аутодеструктивное поведение рассматривается нами в широком контексте явлений как системное образование, а аутоагрессия — как активность, нацеленная (осознанно или неосознанно) на причинение себе вреда в физической и психической сферах, то есть как поведенческий акт.

В ракурсе рассмотрения аутоагрессии и её крайней формы — суицидального поведения, особенно в подростковом возрасте, остро стоит вопрос распознавания признаков суицидального поведения, которое будет рассматриваться нами как суицидальный риск.

Суицидальный риск — комплексная характеристика психического состояния дезадаптированной личности, сформированного индивидуально неповторимым сочетанием особенностей личности и способами её взаимодействия с социальной средой в экстремальных для неё жизненных ситуациях, сопровождающегося негативно окрашенными аффективными переживаниями и отражающего степень сформированности суицидальных намерений [10].

В представленной статье будет рассматриваться вариант оценки суицидального риска несовершеннолетних в школьной среде, определяться факторы, провоцирующие такой вид поведения в кризисный возрастной период отрочества. Суицидальное поведение необходимо уметь распознавать участникам образовательного процесса (учащимся, педагогам, родителям) для своевременного оказания психологической помощи подростку и предотвращения суицидального поведения. В свете сказанного, будет кратко описана система психолого-медицинского сопровождения несовершеннолетних суицидентов в Республике Башкортостан (Россия).

Суицидальное поведение может выступать как синоним аутоагрессии; тогда берётся широкий термин «самоуничтожение» (А.Е. Двирский с соавт., 2004; Ю.В. Валентик с соавт., 2004; З.Л. Зуркарнеева, Д.М. Менделевич, 2004; Г.Т. Красильников, Е.В. Мартьянова, 2004; И.Е. Пащенко с соавт., 2004; С.Н. Стрельник, 2004). Ряд авторов разделяют данные понятия по содержательному наполнению, и под аутоагрессивным поведением понимают бессознательные (в психологическом аспекте) механизмы формирования психосоматических расстройств (Л.В. Ромасенко, 2004) [6]. Однако Г.А. Бутрим и А.А. Колмаков определяют суицидальное поведение как защитную реакцию личности в ответ на невозможность конструировать своё поведение в условиях кризиса, помещая таким образом данный вид поведения в континуум «субъект — среда» [3].

В российской психиатрической традиции заслуженное признание получила теоретическая концепция суицидов, разработанная А.Г. Амбрумовой, в рамках которой суицид есть следствие социально-психологической дезадаптации личности в условиях переживаемого и неразрешенного микросоциального конфликта [1].

Реалии современности указывают на то, что предугадать результаты социализации сегодняшнего подростка не представляется возможным. В какую социальную группу попадёт учащийся, какие ценностные ориентиры выберет он для себя в образовательной среде, в семье, с какими моральными установками и принципами он воспитывается, какой стиль отношений между поколениями царит в его семье, как это отражается в межличностных отношениях среди участников образовательного процесса (администрацией образовательной организации, учителями, родителями обучающихся, учениками) — всё это влияет на процесс и результативность социализации [14].

Пубертат — это переходный период от детства к взрослости. Он отмечен резким ускорением физического развития и полового созревания. Вместе с тем, это не просто совокупность соматических изменений, но общая, системная реорганизация человека, включающая в себя изменение разных уровней индивидуальности. Так, физиологический дискомфорт способствует возникновению психического напряжения [1].

Немалую роль играет в рассматриваемом возрастном периоде и процесс формирования характера как основы личностной структуры. Так, исследуя взаимосвязи между социально-психологической дезадаптацией и конфликтом в формировании суицидального поведения, В.Ф. Войцех и Е.В. Гальцев выявили, что формируются два варианта социально-психологической дезадаптации. У одних лиц юношеского возраста дезадаптация идёт по пути формирования и усугубления депрессивной симптоматики, у других несовершеннолетних — по пути формирования паранойяльных или параноидных структур [4].

Подросток часто не находит адекватных способов сброса этого психического напряжения из-за отсутствия жизненного опыта решения проблемных ситуаций, оппозиции к опыту родителей, хаотичного поиска собственного пути взросления. А половое созревание в анализируемом возрастном периоде может пойти как по нормативному, так и по аномальному пути, активизируя психологические защитные механизмы для снижения уровня напряжения. Так, А.В. Соловьева указывает в своём исследовании, что специфика защитных профилей в возрасте 13 лет у девочек с нормальным и аномальным половым развитием становится наиболее выраженной. Различия получены по всем известным защитам (проекции, замещении, регрессии и т. п.) кроме рационализации. Различия между мальчиками и девочками становятся менее выраженными и наблюдаются только по проекции. К 14 годам количество различий по психологическим защитам уменьшается [11].

Но, как мы знаем, психологические защитные механизмы как часть общей защитной системы личности проявляются на подсознательном уровне, поэтому выбор копингов осуществляется человеком осознанно. Исследование, проведённое А.С. Орешкиной с помощью «Опросника способов совладания» Р. Лазаруса и С. Фолкман, показало, что такие копинги, как планирование решений, поиск социальной поддержки, положительная переоценка жизненной ситуации, имеют более высокие показатели в группе нормативных подростков, чем в группе лиц с суицидальными тенденциями, что повышает возможность условно здоровых респондентов справляться с проблемной ситуацией и находить адекватные способы её решения [3].

Как отмечает K. Comptois, анализируя суицидальное поведение подростков, существует весьма значительное и опасное различие в понимании суицида между подростками и взрослыми. Автор указывает на то, что подростки неадекватно воспринимают существующий континуум между жизнью и смертью. У многих подростков с суицидальными и саморазрушительными стремлениями одновременно в различной степени присутствует желание жить и не умереть [5].

В исследовании Н.Ю. Жуковой утверждается, что у подростков выявлен проявляющийся в равной степени средний и высокий уровень тревоги по поводу смерти, что говорит об актуальности темы смерти для этого возрастного периода. Тревога по поводу смерти связана с осознанием течения времени, что является особенностью психологического содержания подросткового кризиса: изменение и расширение временной перспективы. Автор подчеркнул важность такого аспекта, что у большинства подростков типом отношения к смерти является её принятие. Трудно сказать, что является причиной такого отношения и к каким последствиям это может привести. Возможно, повсеместное (прежде всего в СМИ и среде Интернет) распространение тематики смерти и вероятность свободного доступа подростка к ней обусловливают такой результат [12].

Несовершеннолетние с 6–7-летнего возраста до 15–17 лет большую часть времени проводят в школьной среде, которая может играть роль мощнейшего инструмента социализации ребёнка, так как является моделью общества, где отрабатываются важнейшие личностные качества, но может и развернуться как среда, невротизирующая ученика, формирующая провокационные факторы для различных форм его агрессивного и аутоагрессивного поведения, таких как буллинг (школьная травля, осуществляющаяся учениками по отношению к другому ученику на систематической основе) либо его разновидность кибербуллинг; боссинг (систематическое унижение или игнорирование ученика со стороны учителя); традиция конфликтного противостояния в диаде «учитель — родитель»; отсутствие психологической помощи и педагогической поддержки обучающихся и другое. В частности, к последствиям травли относят нарушение социальной адаптации, высокий уровень тревоги, депрессии и суицидального мышления у жертв [13]. В исследовании Н.В. Король студенты-первокурсники Белорусского государственного университета, основываясь как на предполагаемом, так и на собственном опыте, ответили, что третирование в школе приводит к замкнутости и застенчивости жертвы (32,4% респондентов), 22,5% выборки считают, что к низкой самооценке, 18,3% студентов полагают, что травля вызывает психические нарушения, а 19,7% ответивших указали, что буллинг может привести к суициду [11].

Действительно, как указывает Е.М. Гамова, обучающиеся, которые принимают на себя роль «жертвы» под воздействием негативных факторов, бытующих в школьной среде, могут демонстрировать повышенное чувство тревожности как эмоционально-личностное образование, установку на беспомощность, низкую самооценку, легко поддаются принятым в обществе виктимным стереотипам и дают волю своим индивидуально-психологическим особенностям: агрессии, конфликтности, тревожности, эмоциональной неустойчивости, которая под воздействием неблагоприятных ситуаций может манифестироваться как суицидальное поведение [5].

Одним из направлений профилактики суицидальной формы поведения среди несовершеннолетних в Республике Башкортостан является ежегодный психологический мониторинг по выявлению в образовательных организациях подростков, имеющих риск аутоагрессивного поведения. Так, в 2017 году было протестировано 34001 обучающихся 6–11-х классов общеобразовательных организаций г.о. Уфа (что составило 73,4% от общего числа обучающихся данной категории).

Цель исследования: анализ и выявление роли клинико-психологических механизмов суицидального поведения несовершеннолетних, таких как: потеря смысла жизни, параметры школьной тревожности, выбор добровольного ухода из жизни.

Методы исследования. В качестве методов исследования использовались описательные и математико-статические. Психодиагностический инструментарий включал: Методику психодиагностики суицидальных намерений А.А. Кучера, Методику выявления суицидального риска у детей (А.А. Кучер, В.П. Костюкевич, В.Ф. Войцех) и Тест школьной тревожности Б.Н. Филлипса (School Anxiety Questionnaire), в адаптации теста на отечественной выборке Н.П. Кондратьевой.

Ориентируясь на крупномасштабный объём исследования, были проведены ряд обучающих семинаров для психологов образовательных организаций г. Уфа для понимания специфики предъявления психодиагностического материала и способа обработки полученных результатов. Разработаны были унифицированные бланки тестов и таблицы для подсчёта массива данных.

Родители обучающихся с 6-го по 11-е классы образовательных организаций муниципалитета были оповещены о цели психологического обследования и рассматривали возможность дачи добровольного согласия, как законные представители интересов своего ребёнка, на данную процедуру сбора данных по склонности к суицидальному поведению. И только при наличии информированного согласия со стороны родителя ребёнок включался в группу тестируемых.

Тестирование проходило в комфортных условиях, в хорошо проветриваемых помещениях, с предъявлением понятных инструкций, с опорой на возрастные особенности реципиентов. Бланки тестов, которые были предъявлены учащимся, не имели обозначения цели тестирования и без названий «суицид» и «суицидальное поведение», чтобы не спровоцировать несовершеннолетнего на апробацию «новых ощущений» при наличии у него латентной склонности к такому виду аутоагрессивного поведения.

Результаты исследования

Результаты исследования показали, что существует определённая стигма у родителей обучающихся, продиктованная страхом выявления у ребёнка склонности к суицидальному варианту реагирования, так как отказ от тестирования детей составил 22,4% от общего числа родителей обучающихся описываемой выше категории. Мы предполагаем, что кроме указанного феномена стигматизации здесь проявляется психологический защитный механизм «отрицание», который помогает заблокировать негативную информацию, так как она несовместима с положительным представлением о своём ребёнке, которое уже сложилось с психологическим благополучием в семье. Этот же психологический автоматизм мешает увидеть родителям на ранних этапах проявления маркеров суицидального риска у своего ребёнка / подростка.

Проанализировав результаты показателей «Потеря смысла жизни» и «Добровольный уход из жизни», мы обнаружили, что у респондентов большинства образовательных организаций они ниже допустимых значений — при рассмотрении всей совокупности данных. Но при этом ряд индивидуальных показателей указывает на особое внимание — при наличии выраженного суицидального риска.

При этом выявлено, что в районах г.о. Уфа с высокой концентрацией промышленных предприятий, неблагоприятной экологической обстановкой и значительной плотностью населения уровень показателей несовершеннолетних респондентов по шкалам «Добровольный уход из жизни», «Потеря смысла жизни» оказался статистически выше, чем у респондентов, обучающихся в других районах города (7,6–11,2%, соответственно, при среднем показателе 3–4% по указанным параметрам у респондентов в других районах города). Мы рискнем предположить, что данные факторы могут иметь косвенное влияние на формирование суицидального поведения — чрезмерная занятость родителей на производстве, низкий эмоциональный доступ к ним их детей, психологическая и эмоциональная перегрузка, с которой несовершеннолетний не справляется.

В результате данного крупномасштабного исследования были выявлены 1074 учащихся, у которых показатели по параметру «Добровольный уход из жизни» явились высокими, что составило 3,15% исследуемой выборки респондентов. Сравнивая, например, приводимые показатели с аналогичным исследованием А.А. Кирпиченко, А.Н. Барышева в Республике Беларусь, которые указали, что высокий риск суицидального поведения был отмечен у 6,4% обследованных подростков [9].

Среди факторов, провоцирующих выбор суицидального поведения как ухода несовершеннолетнего от тягостных для него проблем, являются в рейтинговом порядке следующие: «Несчастная любовь», «Семейные неурядицы», «Алкоголь, наркотики». Вышеуказанные авторы аналогичного исследования в г. Витебске описывают, что обращают на себя внимание показатели «Несчастная любовь» и «Семейные неурядицы», т.к. в количественном отношении они наиболее приближены к контрольным значениям, требующим формирования антисуицидальных факторов [9].

Таким образом, можно утверждать, что подростки имеют психологическую уязвимость на представленные выше внешние факторы, способствующие активизации их суицидального поведения.

Концепция факторов риска, несмотря на свою ограниченность в плане предикции суицида конкретного индивидуума, представляет ценность для более ясного понимания причин и механизмов, способных привести к самоубийствам на популяционном уровне. Условно факторы риска можно разделить на две группы: 1) провоцирующие — семейная история суицида, нарушения ранних этапов развития, импульсивно-агрессивное поведение, наличие факторов постоянного физического и психологического стресса и т.д. и 2) потенцирующие — негативные эмоциональные состояния, скорбь, тоска, печаль, разрыв значимы отношений, буллинг и кибербуллинг, рискованное поведение и т.п. Естественно предположить, что наличие более одного провоцирующего фактора, подкреплённого факторами потенцирующими, с большей вероятностью вызывает суицидальную активность [10].

Проанализировав показатели школьной тревожности, мы выявили, что уровень школьной тревожности тоже статистически выше у обучающихся в охарактеризованных выше районах г.о. Уфа (8,9–12,4%, соответственно, при среднем показателе 6,4% по указанному параметру у обучающихся в других районах города). Фрустрация потребности в безопасности и любви вызывает чувство тревоги; здесь тревога является индикатором неблагополучия / нарушения функции межличностных отношений несовершеннолетних, в том числе в образовательной среде.

Наши результаты исследования подтверждаются в статье Н.В. Дмитриевой и Ц.П. Короленко, которые, описывая личностные и поведенческие характеристики подростков с суицидальным поведением, указывают на фиксацию тревоги, склонность к навязчивому беспокойству, фобиям, напряжённости, нерешительности, повышенному вниманию к отрицательным сигналам, неспособности дифференцировать реально значимое и неважное, стремлению к избеганию неуспеха, ритуальному ограничительному поведению, стремлению к информированности о любой, даже незначительной ситуации, способной вызвать фрустрацию, отказ от деятельности с непредсказуемым исходом, скрупулёзному контролю собственных импульсов, высокому внутреннему стандарту успешности собственных действий и результатов, сверхпунктуальности, сверхдобросовестности [10].

Применив корреляционный анализ Пирсона, мы выявили наличие линейных взаимосвязей между показателями школьной тревожности и другими — «Потеря смысла жизни», «Несчастная любовь» и «Семейные неурядицы» — от r=0,4 до r=0,52, при р меньше 0,01. Таким образом, определились важнейшие сферы жизни современного подростка: образовательная среда, семья, партнёрские отношения, которые — при неблагополучии в них — могут создавать основу для такого реагирования, как аутоагрессивное поведение.

Как указывают А.А. Бутрим и А.А. Колмаков, профилактика суицидального поведения подростков и юношей (девушек) должна включать в себя превентивные меры и мероприятия по выявлению и оперативной психолого-педагогической коррекции неблагоприятного развития кризисных состояний [3].

В Башкортостане разработана и реализуется система психологического сопровождения несовершеннолетних, склонных к аутоагрессивному поведению, которая имеет трехуровневую структуру оказания психологической / психотерапевтической помощи, соблюдение маршрутизации и создание психотерапевтических центров в муниципальных районах с высоким уровнем суицидов на базе ГАУЗ «Республиканский клинический психотерапевтический центр» Министерства здравоохранения Республики Башкортостан (Россия), который осуществляет консультативно-диагностическую и лечебную помощь взрослым и детям с кризисными состояниями вследствие семейных, внутри- и межличностных конфликтов, пограничных нервно-психических расстройств.

Выбор алгоритма оказания психолого-психотерапевтической помощи в рамках системы психологического сопровождения несовершеннолетних, склонных к аутоагрессивному поведению, основывается на оценке отклоняющихся от нормы действий подростка или прогноза таковых.

1. Если при ежегодном скрининге суицидальной направленности у подростков в образовательной организации выявляются обучающиеся с латентными, пассивными формами данного типа поведения (высказывания суицидальных мыслей, размещение рисунков на тему смерти на своей странице и т.д.), то организовывается работа педагога-психолога по психологической коррекции и профилактике с привлечением специалистов районных центров психологической помощи.

2. Если произошёл незавершённый суицид несовершеннолетнего (попытка покончить жизнь самоубийством), то кроме указанных специалистов привлекается психотерапевт и медицинский психолог лечебного учреждения. Работа разворачивается со всей семьей для выявления факторов, актуализирующих данный тип поведения у подростка. При диагностировании аддиктивных форм отклоняющегося поведения привлекается врач-нарколог, а при дебютах психических расстройств — врач-психиатр.

3. Если произошёл завершённый суицид, окончившийся смертью ребёнка, то тогда работа психолого-психотерапевтической бригады разворачивается с так называемыми «выжившими», то есть ближайшим окружением несовершеннолетнего суицидента, а именно: с родителями и друзьями погибшего, педагогическим составом класса, одноклассниками и их родителями.

Координационную, регламентирующую, информационную функции по факту суицидальной попытки и завершённого суицида несовершеннолетнего выполняет комиссия по делам несовершеннолетних и защите их прав, которая организована в каждом муниципалитете и районном образовании.

По всей России действуют единые «телефоны доверия», которые могут иметь и спецификацию по возрастному цензу (например, детский телефон доверия), и по типологии абонентов (например, для женщин, переживших насилие и т.д.), оказывающие в круглосуточном дистанционном режиме профессиональную психологическую помощь.

Уровень и динамика самоубийств, особенно несовершеннолетних, служат одним из важнейших индикаторов социальной, экономической, политической ситуации и её изменений, барометром жизнедеятельности общества, его благополучия или неблагополучия. Эффективная оценка суицидального риска и оказания адекватной помощи по-прежнему остаётся проблемой общегосударственной.

Суицидальное поведение несовершеннолетнего является результатом сложного взаимодействия социальных, психологических и социокультурных факторов в экстремальных для личности ситуациях.

Список источников

1. Бутрим А.А. Колмаков А.А. Неадаптивность копинг-стратегии как фактор суицидного риска у молодых людей // Вышэйшая школа. 2012. № 6. С. 49-53.
2. Бутрим Г.А., Колмаков А.А. Стратегии совладающего поведения в генезе суицидального риска у молодых людей // Психолого-социальная работа в современном обществе: проблемы и решения: сборник материалов международной научно-практической конференции, Санкт-Петербург, 19-21 апреля 2012 г. / СПбГИПСР; редколл.: Ю.П. Платонов [и др.]. СПб, 2012. 778 с.
3. Войцех В.Ф., Гальцев Е.В. Нарушение адаптации и суицидальное поведение у молодежи // Социальная и клиническая психиатрия. 2009. С. 17-25.
4. Гилязева А.М. К вопросу о клинико-психологических особенностях подростков, склонных к аутоагрессивному поведению // Наука — шаг в будущее. Сборник научных трудов по материалам Всероссийской молодежной научно-практической конференции с международным участием. Уфа, 2021. С. 49-51.
5. Гилязева А.М. Основные факторы, влияющие на аутоагрессивное поведение подростков // Наука — шаг в будущее. Сборник научных трудов по материалам Всероссийской молодежной научно-практической конференции с международным участием / Отв. редактор И.Р. Хох. 2020. С. 129-132.
6. Ипатов А.В. Личность аутодеструктивного подростка. Исследование и коррекция. СПб: Аура Инфо, 2012. 248 с.
7. Колмаков А.А. Микросоциальные и личностные факторы суицидального риска у военнослужащих // Военно-психологический вестник: Информационно-методическое пособие для офицеров социально-психологической структуры Вооруженных Сил Республики Беларусь / Информ.-метод.центр ЦДО; под ред. В.А. Сероштана. Минск, 1999. №2. С. 61-64.
8. Кузнецова Н.О., Мануйлова Р. Г., Халфина Р.Р. Проявление агрессии у молодежи в процессе межличностного общения // Проблемы современного педагогического образования. 2017. №57-3. С. 218-226.
9. Орешкина А.С. Особенности копинг-поведения суицидальной личности// Социальная и клиническая психиатрия. Т. 27. №3. 2017. С. 43-48.
10. Перевалова С.Г. Проблемы социализации современных школьников // Вестник Московской финансово-юридической академии. 2014. №2. С. 216-223.
11. Рахимкулова А.С., Розанов В.А. Суицидальность и склонность к риску у подростков: биопсихосоциальный синтез // Суицидология. 2013. №2(11). С. 7-25.
12. Руженков В.А., Лобов Г.А., Боева А.В. К вопросу об уточнении содержания понятия «аутоагрессивное поведение» // Научно-медицинский вестник Центрального Черноземья. 2008. №32. С. 20-24.
13. Соловьева А.В. Cпецифика психологической защиты в подростковом возрасте// Вестник Костромской государственный университет им. Н.А. Некрасова. 2007. Том 13. №2. С. 159-163.
14. Халфина Р.Р., Сафронова Е.В., Сафронов А.М. Психологические особенности склонности к делинквентному поведению подростков // Вопросы психического здоровья детей и подростков. 2020. Т. 20. №1. С. 75-79.

Источник: Халфина Р.Р., Тимербулатов И.Ф., Сальникова Е.П. Клинико-психологические особенности аутоагрессивного поведения несовершеннолетних // Вестник психофизиологии. 2022. №3. С. 60–68. DOI: 10.34985/t1174-4913-1562-e