Профессор кафедры психологии личности факультета психологии Московского государственного университета им. М.В. Ломоносова, заместитель заведующего кафедрой, директор Фонда развития Интернет, академик РАО, доктор психологических наук Галина Владимировна Солдатова представила доклад «Личность и информация в цифровом мире: от новых моделей медиапотребления к инфодемии» на симпозиуме «Личность в пространстве возможного» в рамках Международной научной конференции «Ананьевские чтения — 2021. 55 лет факультету психологии в СПбГУ: эстафета поколений».
Легендарную фразу «Кто владеет информацией, тот владеет миром» сказал когда-то Натан Ротшильд. Информация позволяла ему так строить поведение на бирже, что он заложил основы своего баснословного богатства.
Значение информации в информационном обществе трудно переоценить. Существует точка зрения, что и личность, и человек отдельно рассматриваются как совокупность информации так же, как и любой материальный предмет. Сегодня эту совокупность информации можно носить с собой в гаджете, можно передать.
Я взяла тему «Личность и информация в цифровом мире» и сузила её до модели медиапотребления, это один из аспектов того, что мы исследуем в рамках изучения цифровой социализации.
Здесь я буду проводить две линии. Во-первых, все возможности, которые связаны с информацией, граничат с рисками, перетекают в них. Это оборотная сторона возможностей.
Вторая линия — это межпоколенческий анализ. Буду опираться на разработку социально-когнитивной концепции цифровой социализации, которую мы делаем с нашим коллективом. Подробно не буду на ней останавливаться, я говорила об этом на Саммите психологов в Санкт-Петербурге.
Здесь мы рассматриваем такую важную вещь, как техносистема, которая состоит не только из компьютеров и гаджетов, включает в себя социальные сети, мессенджеры, облачные хранилища, электронные книги, видеоигры, программы искусственного интеллекта, но и способы работы с ними, способы действий, которые происходят в процессе их использования.
В качестве ключевых измерений цифровой социализации мы выдвигаем гиперподключенность, которая определяет, что все всем пользуются, всегда в сети, всегда на связи. Эту смешанную совмещенную реальность, а также техносистему мы рассматриваем как технологическую достройку современного человека. Беспрецедентную, которой никогда раньше не было в таком масштабе. Это обеспечивает новую социальность, которую мы называем цифровой социальностью.
Цифровая социальность — приобретаемые человеком в ходе межличностного онлайн-взаимодействия, а также в составе различных групп, существующих в интернете, способы и практики социального взаимодействия и самопрезентации, совокупность качеств и особенностей, определяющих диапазон социальных контактов, освоение и реализацию социальных ролей, усвоение, принятие и соблюдение норм и правил цифровой среды и выполнение на их основе различных социальных функций.
Цифровые устройства и цифровые платформы как культурные средства (орудия) «подключенного» индивида опосредуют:
- психические процессы,
- новые виды взаимодействия,
- форматы повседневной деятельности,
- социальный порядок,
- социальные и культурные практики,
- динамики постоянных изменений.
В данном случае нас интересуют социальные и культурные практики. Это один из аспектов, которым мы занимаемся. Мы опираемся на классиков, рассматриваем социальные практики как формы организации индивидуальной и совместной деятельности людей, которые сложились в культурно-историческом контексте с целью удовлетворения потребностей отдельных индивидов, социальных групп и общества в целом (Бурдье, 1994; Гарфинкель, 2007).
Социально-культурные практики на протяжении истории развития человечества определяются разными эпохами. В своей книге «Третья волна» (1980) Элвин Тоффлер выделял три волны новых возможностей.
- сельскохозяйственная цивилизация — преобладают добывающие виды хозяйственной деятельности: земледелие, рыболовство, добыча полезных ископаемых, производство пищевых продуктов;
- индустриальная цивилизация (с 1650-х годов) — общество, основанное на механизированном (индустриальном) товарном производстве, производство товаров, урбанизация, возникновение предпринимателей и наемных работников, рыночной экономики;
- цивилизация третьей волны (с 1950-х годов) — появление капитализма и среднего класса, научно-техническая революция превращает науку в производительную силу, одним из важнейших ресурсов становится информация, ускорение исторического процесса.
Более современный взгляд на ситуацию Клаус Шваб изложил в работе «Четвертая промышленная революция» (2006):
- первая промышленная революция (1760–1840-е годы) — строительство железных дорог и создание парового двигателя;
- вторая промышленная революция (конец 19-го – начало 20-го века) — электричество, конвейер, массовое производство;
- третья промышленная революция (1960–1990-е годы) — полупроводники, ЭВМ, персональные компьютеры, интернет;
- четвертая промышленная революция (21-й век) — искусственный интеллект, роботизация, Big Data, интернет вещей, 3D-печать, виртуальная и дополненная реальность, био- и нейротехнологии.
Цифровые трансформации, которые сейчас происходят, способствуют расширению социально-культурных практик, традиционные практики трансформируются при переносе их в онлайн. Получается смешанная реальность. Здесь появляется много методологических вопросов, существует огромное количество подходов и взглядов на эту тему. В рамках этих взглядов можно остановиться на двух основных подходах.
Есть подход нашей коллеги, Елены Леонидовны Вартановой, декана факультета журналистики МГУ, которая говорит о том, что одна из вершин развития человека — это homo mediatus, «человек медийный». И говорит о процессе медиатизации, связанном с процессом производства, хранения, переработки и потребления информации.
Специфика потребления информации — одна из ключевых характеристик для понимания устройства общества, его социально-экономических детерминант, способов построения взаимодействий и траекторий дальнейшего развития на том или ином этапе.
Об этом говорил Маршалл Маклюэн, работы которого легли в основу такого направления, как медиаэкология — экология средств коммуникации. Он еще в 1960-е годы сказал, что письменность, книгопечатание, телевидение — «внешние расширения» человека. «Средство коммуникации есть сообщение». Для нас это, в первую очередь, означает то, что цифровые устройства сочетают в себе орудийные и знаковые компоненты.
Это направление интересно тем, что оно очень широкое и изучает влияние окружающей среды на коммуникационные системы: на технологии, методы передачи информации, как это всё влияет на человека и на общество.
Есть такое направление — теория использования и удовлетворения, довольно расплывчатая, за рубежом она хорошо известна, у нас меньше её используют. Но нам она тоже интересна, потому что идет от человека, изучаются потребности пользователей, сам пользователь влияет на коммуникации, на производство информации.
Цель — изучение потребностей пользователей, изучение взаимосвязи искомого вознаграждения (гратификации), мотивации и полученного вознаграждения, удовлетворения потребности (модель «ожидание — оценка»).
Основные постулаты (Катц, Бламлер, Гуревич, 1973).
- Аудитория — активный участник процесса коммуникации, использует СМИ для удовлетворения потребностей.
- Инициатива в процессе выбора СМИ для удовлетворения конкретной потребности лежит на пользователе медиа.
- Пользователь ищет альтернативы для удовлетворения потребностей, СМИ конкурируют как друг с другом, так и с альтернативными источниками удовлетворения потребности, например, в социализации, в общении.
- Потребители СМИ обладают достаточным самосознанием, чтобы сообщать о своих интересах и мотивах.
- Идеологические, социо-культурные, политические ориентации не изучаются в рамках подхода.
Можно выделить следующие мотивы пользователей СМИ (Гринберг, 1974; Рубин, 1994):
- когнитивные: получение информации, знаний, понимания, обучение, поиск совета, осведомленность;
- аффективные: получение возбуждения, эмоций, эстетического наслаждения, развлечение, релаксация, уход от реальности;
- социальные: общение, конструирование идентичности, поддержание компании, выяснение условий существования других;
- личностные: поиск моделей поведения, выстраивание системы ценностных ориентиров, повышение собственного статуса, уверенности, доверие к себе, самопознание.
Мы говорим о том, что информации слишком много. Но разговоры об информационной перегрузке ведутся со времен возникновения письменности. «Чрезмерное обилие книг распыляет мысли», — Сенека (4 в.до н.э.). «Многочисленность фактов и сочинений растет так быстро, что в недалеком будущем придется сводить все к извлечениям и словарям», — Вольтер.
С появлением интернета можно наблюдать информационное цунами. В 1993 году существовало 130 сайтов, в 2016 году — более миллиарда, в 2021 году насчитывается более 1,8 миллиарда сайтов. Предполагается, что к 2025 году показатель утроится, при этом 80% данных будут генерироваться гаджетами, а не живыми людьми.
Особенности распространения информации в интернете:
- многократное увеличение скорости и объемов производимой информации,
- трансграничность — расширение спектра доступных информационных каналов,
- возможность персонализации информационного потока для каждого пользователя,
- возрастающая роль социальных СМИ и неформальных каналов связи,
- отсутствие четкой границы между «потребителями» и «производителями» информации,
- снижение уровня достоверности и ценности информации.
Дебаты об информационной перегрузке идут уже полвека, впервые этот термин использовал Элвин Тоффлер в работе «Шок будущего» (1970).
Информационная перегрузка — сенсорная перегрузка в информационную эпоху. Существуют пределы восприятия сенсорной информации. Во-первых, человек имеет ограниченную «пропускную способность», во-вторых, переполнение системы ведет к серьезным нарушениям в поведении.
Информационная перегрузка — состояние, при котором объем потенциально полезной и актуальной информации превышает возможность её обработки человеком и становится помехой, а не помощником (Bawden, Robinson).
В рамках нашего проекта «Цифровая социализация в культурно-исторической перспективе: внутрипоколенческий и межпоколенческий анализ» при поддержке Российского научного фонда изучались особенности цифровой социализации у представителей разных поколений.
Сбор данных проводился в 2018–2019 годах в 5 федеральных округах РФ, в 6 городах. Выборка исследования составила два поколения, 637 человек. Подростки 14–17 лет — 300 человек, родители — 337 человек.
Например, в ходе исследования выяснили, что подростки чаще, чем родители, обращаются к людям и к цифровым ресурсам как источникам информации. Роль взрослых как предпочитаемых источников информации сохраняется, что показывает несостоятельность опасений о поражении родителей в «битве с интернетом» за своих детей.
У подростков наблюдаются гибридные практики медиапотребления, жизнь в смешанной реальности:
- широкий репертуар инструментов получения информации: и новые, и традиционные медиа;
- активная вовлечённость;
- высокая скорость переключения при обращении с информацией;
- медиамногозадачность.
Цифровые платформы управляют фокусом внимания пользователя, создавая «тоннель реальности» — тот узкий спектр явлений и мнений, которые мы видим, находясь внутри сформированной алгоритмами реальности. У подростков больше возможностей обойти «пузыри фильтров».
Особенности «новых медиа» как источников информации:
- интерактивность,
- кроссплатформенность,
- динамичность,
- горизонтальности взаимодействий,
- высокая вовлечённость.
Горизонтальность онлайн-взаимодействия как характеристика медиапотребления у подростков включает:
- близкое окружение как источник информации,
- предпочтение информации в сети, созданной обычными пользователями (соцсети, Википедия),
- обсуждение новостной информации со сверстниками онлайн и офлайн,
- доверие близкому окружению и горизонтальным онлайн-источникам.
По результатам исследования выяснилось, что подростки больше доверяют людям и цифровым ресурсам как источникам информации. При этом 38% подростков проверяют найденную для распространения информацию, в то время как среди родителей — лишь каждый пятый.
Элвин Тоффлер в своей книге «Революционное богатство» ввел понятие «протребитель» — тот, кто создает товары, услуги и опыт для собственного пользования или удовольствия, а не для продажи или обмена. В этом случае индивиды одновременно ПРОизводят и поТРЕБляют продукт.
По данным исследования, каждый пятый подросток выступает не только в роли медиапотребителя и распространителя, но и производителя новостного контента. Родители такие роли выбирают реже. 28% подростков выбирают в сети роль «творца», т.е. создают новое. 53% подростков публикуют посты хотя бы раз в месяц.
Модели медиапотребления
Подростки:
- широкий репертуар инструментов получения информации — новые + традиционные медиа;
- активные участники информационного пространства, в том числе распространители и создатели контента;
- социальные сети — активно используемый инструмент;
- учатся управлять информационными потоками в смешанной реальности;
- менее подвержены заточению в информационных пузырях старых или новых медиа;
- чаще критически оценивают информацию и проверяют ее.
Взрослые / родители:
- репертуар получения информации уже, доминируют традиционные медиа;
- более пассивные потребители информации;
- социальные сети — нечасто используемый инструмент;
- недостаточно адаптированы к управлению информации в смешанной реальности;
- характерны информационные пузыри традиционных медиа;
- реже критически оценивают информацию и проверяют ее.
Однако, согласно результатам исследования, между родителями также существуют разница: молодые родители (до 39 лет) — ближе к подросткам.
Новые модели медиапотребления — фундамент для конструирования цифрового гражданства. Цифровое гражданство — высокий уровень готовности к ответственному, безопасному и эффективному использованию цифровых возможностей. Культура цифрового гражданства напрямую связана с формированием надпрофессиональных компетенций, в том числе и цифровой грамотности как вида функциональной грамотности.
Потребность в познании была в фокусе внимания многих исследователей (Б.Г. Ананьев, Л.И. Божович, А.Н. Леонтьев, Т.Д. Марцинковская, А. Маслоу, З. Фрейд, Э. Фромм, Huurne, Gutteling, Savolainen и др.)
Потребность в информации как форма познавательной потребности возникает у ребенка уже на четвертой-пятой неделе его жизни (Л.И. Божович) в форме потребности в новых впечатлениях, характеризуется как «ненасыщаемая».
Согласно результатам исследования, 42% подростков ежедневно ищет новости в сети, 88% подростков посещают новостные сайты, из них 28% — часто. 28% подростков часто делятся новостями в соцсетях. 75% подростков выбирает активные стратегии распространения новостной информации, среди родителей эта доля составляет 59%.
Полученные результаты свидетельствуют о высокой погруженности представителей подрастающего поколения в новостную онлайн-среду, что соответствует и общемировым трендам (Notley et al., 2017; Ofcom, 2018; Ku et al., 2019; Robb, 2017).
В структуре потребности в новостях выделяется, как минимум, две различных составляющих — потребность в регулярном получении текущих новостей («быть в курсе») и потребность в обсуждении новостей с другими людьми.
Общая потребность в новостях и их распространении проявляется в ситуации пандемии в субъективной̆ необходимости отслеживания и обсуждения информации о коронавирусе, а общая потребность в распространении / обсуждении новостей — в готовности к распространению информации о пандемии, в том числе и некритичному, без проверки этой информации.
Потребность «быть в курсе» новостей более выражена у мужчин, людей более старшего возраста, людей с высшим образованием, лиц, состоящих в браке, людей, у которых есть дети. Люди с более выраженной потребностью в получении и обсуждении новостей чаще отслеживают информацию о коронавирусе.
Потребность в обсуждении и распространении новостей выступает сегодня одним из вероятных источников «инфодемии».
Инфодемия — информационная эпидемия, характеризующая «вирусным» распространением дезинформации, фейковых новостей, слухов, моральной паники и конспирологических теорий (Rothkopf, 2003). Психологические последствия восприятия информации из СМИ могут быть более серьезными, чем от переживания самого факта пандемии (Garfin, 2020).
Негативные эффекты инфодемии:
- нарушение внимания и памяти, повышенная отвлекаемость, снижение уровня критического мышления из-за слишком большого количества стимулов;
- ограничение возможности нахождения достоверной информации, способствующей формированию адекватного образа ситуации и соответствующих поведенческих реакций;
- распространение игнорирующего или активно отрицающего поведения как ответной реакции на невозможность разобраться в противоречивой информации;
- неадекватность восприятия ситуации как с точки зрения завышения, так и занижения опасности;
- рост недоверия к ответным действиям официальных структур;
- распространение среди различных социальных групп широкого спектра негативных переживаний (тревога, депрессия, злость, чувства несправедливости и бессилия, чувство потери контроля, подавленность);
- формирование долгосрочных стратегий рискованного поведения в условиях кризисных ситуаций.
Феномен «боязни потерь» (стремление не к расширению ресурсов, а снижению «убытков») приводит к тому, что негативная информация обрабатывается более тщательно, чем позитивная. Негативные впечатления и стереотипы формируются в нашем сознании быстрее и более устойчивы к изменениям, чем позитивные.
Некоторые особенности различения «хорошего» и «плохого» определяются биологическими установками, направленными на выживание: человеку нужно быть более бдительным к плохим событиям, поскольку они угрожают его жизни.
Глобальное обилие новостных заголовков с разнообразной информацией часто провоцировало и стимулировало развитие страха, тревоги, предрассудков, возмущения, дискриминации и паники.
Уже проведенные исследования (Moghanibashi-Mansourieh, 2020; Roy et al., 2020; Huang, Zhao, 2020; Тхостов, Рассказова, 2020) согласованно показывают, что отслеживание, обсуждение и в целом время, затраченное на информацию о пандемии, связано с более высоким уровнем тревоги.
В условиях пространственно-временного коллапса, приводящего к болезненным разрывам в линии жизни, происходит рассогласование или даже схлопывание временных и смысловых перспектив. Чувство бессилия от информационного цунами может привести к воображению наихудшего исхода или «катастрофизации», способствуя возникновению чувства тревоги и страха в и так объективно тревожный период (Wiederhold, 2020).
Распространение феномена киберхондрии — постоянного онлайн-поиска медицинской информации, который подпитывается скрытым беспокойством о здоровье, приводит к повышенной тревожности.
Инфодемия определяет не только психоэмоциональный уровень личности, но и влияет на индивидуальное поведение, способствующее непосредственному распространению вируса. Распространение дезинформации может усилить процесс конструирования искаженного восприятия пандемии COVID-19. Возникают новые деструктивные практики: ковид-диссидентство, ковид-нигилизм, ковид-вечеринки, антивакцинаторство.
Возможные причины:
- совладание с неопределенностью. Отказ от информации, нарушающей ощущение комфорта и уверенности — homo ignorance (Hertwig, Engel, 2016);
- когнитивные ограничения. Знакомство с мерами социального дистанцирования как новой нормы и их соблюдение представляют трудоемкий процесс принятия решений, который полагается на рабочую память (Xie, Campbell, Zhang, 2020);
- снижение социального доверия к власти и официальным источникам. Непоследовательность, противоречивость, непрозрачность принимаемых мер могла приводить к их неприятию и игнорированию.
Можно сделать следующие выводы о векторах трансформации практик медиапотребления.
Результаты, полученные при сравнении моделей медиапотребления поколений подростков и их родителей, подтверждают, что «медийность» — это одна из характеристик современного человека, в том числе младших и старших подростков.
Выраженная потребность в информации, разнообразие ее источников, высокое доверие к человеческому ресурсу и новым медиа с сочетании с критичностью — особенности потребления информации у подростков. Распространение горизонтальных интерактивных социальных практик взаимодействия с информацией позволяет подросткам выступать активными участниками информационного пространства с раннего возраста.
Меньшее присутствие родителей в «новых медиа» усиливает цифровой разрыв между поколениями, и старшее поколение оказывается слабо осведомлено о тех событиях и процессах, которые не выходят за пределы социальных сетей и не попадают в новостные заголовки. Цифровой разрыв и низкая цифровая компетентность не позволяют взрослым выступать полноценными навигаторами для детей в информационном онлайн-пространстве и смешанной реальности и корректировать негативные процессы трансформации моделей медиапотребления под влиянием инфодемии.
Раннее и активное погружение в информационное онлайн-пространство детей при недостаточном уровне компетентности и отсутствии межпоколенческих форм передачи онлайн-опыта по медиапотреблению может приводить к попаданию в информационные пузыри, снижению критичности при восприятии информации, информационной перегрузке, возникновению недоверия при выходе за привычные рамки социального окружения, подверженности инфодемии.
Полное видео выступления Г.В. Солдатовой:
Комментариев пока нет – Вы можете оставить первый
, чтобы комментировать