Ленинградские психологи в годы войны

22 июня 1941 г. началась Великая Отечественная война. Перед всеми гражданами Советской страны встали задачи участия в обороне Родины. Конкретные вопросы были поставлены и перед наукой, ее различными областями с их спецификой. Психологи Ленинграда с первых дней войны участвовали в обороне города.

Отдел психологии Ленинградского института мозга им. В.М. Бехтерева по заданию правительства в предвоенные годы работал над проблемой зрительного восприятия цветовых характеристик здания, что было связано со строительством высотных правительственных зданий Москвы. Научной основой разработки этой проблемы было всестороннее изучение закономерностей контурного и цветового зрения при восприятии архитектурных сооружений. Созданный в результате комплекса этих исследований атлас цветового восприятия отразил некоторые характерные свойства пространственного восприятия зданий и их фона. Было показано, что фактор цвета не действует изолированно, а в естественных условиях наблюдения синтезируется с влиянием объемных качеств объекта и с расстоянием от него. Серии экспериментов позволили установить роль отдаления, величины, формы и фактуры зданий, расположения деталей в общей его структуре, соотношения объекта с фоном и ландшафтом в условиях зрительного выделения и восприятия центральной фигуры здания.

Летом 1941 г. работавшие ранее над данной проблемой психологи Института мозга переключились на задачу военного камуфляжа зданий Ленинграда и учет тех особенностей зрительного восприятия, которые могут быть использованы для сокрытия или изменения образов зданий в восприятии вражеского наблюдателя. В эту группу психологов входили работавшие под руководством проф. Б.Г. Ананьева кандидаты наук, старшие научные сотрудники: А.И. Зотов, 3.М. Беркенблит, Р.А. Каничева и др. Участвовали и архитекторы Ленгорисполкома: А.И. Гегелло, Л.П. Звягина, В.И. Москвина.

Необходимость маскировки объектов для наилучшей их защиты освещалась в специальной и широкой печати [6].

Целью камуфляжа становится зрительное сокрытие объектов, их деформация и имитация. Специальная маскировочная техника скрывает действительное зримое существование объекта или создает о нем неопределенное и ложное представление у врага. Здесь применяется декоративная маскировка, куда входит и маскировочное окрашивание. Этими средствами создаются ложные или искаженные для зрения сооружения и изменяются реальные строения и объекты. Общие принципы маскировки, по Л. Скляру [8], учитывали цвет маскируемого объекта, но ограничивали его действие той степенью отличия цвета самого объекта от цвета фона, при котором достигается зрительная маскировка объекта. В ходе опытов возникло сомнение в этом общем принципе. Введя в эксперимент фактор расстояния — угла зрения, удалось доказать их научное и практическое значение для динамики цветоразличения в условиях полевого наблюдения. Фактор цвета объекта становится как средством маскировки, так и демаскирующим свойством объекта. Он никогда не выступает изолированно. Учет взаимодействия всех факторов с пространственным цветовым компонентом восприятия и представления в целом и был положен в основу разработки проблем маскировочного окрашивания. Группа психологов Института мозга экспериментально исследовала дистанционные изменения восприятия цвета, формы, величины и структуры пространственно-оптических качеств объектов в условиях полевого наблюдения, сходного с воздушным наблюдением летчика в полете. Специальная методика, имитирующая эти условия, была создана в лаборатории. Эксперимент шел на двух площадках: 1) для объекта наблюдения и средств его экспериментальной маскировки; 2) для наблюдателя-экспериментатора, ведущего и регистрирующего наблюдения. Дистанция между ними 125 м. Бинокль измерял расстояние до 500 м. Масштабы объекта позволяли приравнивать расстояние до 3 тыс. и до 12 тыс. м.

Серия в 300 опытов позволяла установить дистанционные изменения цвета в условиях воздушного наблюдения величины и формы объектов, а также факторы трансформации и выпадения объекта из поля зрения наблюдателя, причины пространственных иллюзий, смещения объектов и т.п.

Макеты зданий изображали: производственное кирпичное здание, крытое толем; дощатый склад, крытый асбестом; административное здание, крытое железом; кирпичное здание, стандартное для производственных корпусов.

В протоколах регистрировались визуальные данные наблюдателя при изменении расстояния, давались зарисовки воспринимаемого объекта. Типизированные зарисовки восприятия при различных приемах маскировки были объединены в альбом с зарисовкой экспериментальных зданий и их зрительных образов при различных средствах их маскировки.

Обработка полученных экспериментально данных позволила конкретно уточнить некоторые приемы применения и выбора маскировочных средств в практике обороны Ленинграда от воздушных нападений врага. Осенью 1941 г. были представлены в соответствующие органы научно обоснованные рекомендации для отбора маскировочных средств защиты конкретных объектов Ленинграда. В них учитывалась характеристика данного объекта, зависимость выбора типа маскировочной окраски или сеточного покрытия, изменяющего контуры здания, иллюзорно слив его с фоном осеннего (или, позже, зимнего) ландшафта.

Так маскировались, например, пропилеи Смольного, покрытые сначала сеткой с имитацией осенней листвы, сливающейся с фоном Смольного сада, а затем белой сеткой — со снежным полем того же сада при белом покрытии. Контуры высокого здания маскировались под цвет его фона — осеннего неба. Один из авторов статьи долго не мог найти на фоне ноябрьского неба знакомые ему с детства очертания старинного здания, хотя знал о камуфляже его, и только вблизи выделил из облаков — слитые с ними контуры купола, серо-голубого вместо былой позолоты. Старожилы Ленинграда также сообщали о «пропаже в поле зрения таких массивных компонентов пейзажа, как купол Исаакиевского собора и др. А. Розен приводит слова генерал-лейтенанта Сухомлина: «Я вышел из машины, показываю пропуск, спрашиваю: “Я у Смольного?” — “Да, у Смольного”. Я много знал и сам работал в области маскировки, но маскировка Смольного меня изумила» [7].

Качественный и количественный анализ экспериментальных материалов дал возможность оценить применявшиеся в камуфляже цвета спектра не только при их выборе для объектов, но и с учетом взаимовлияния их в общей структуре скрываемого от взора объекта. Так, выбор серого цвета или хаки для данной плоскости стал зависеть от цвета сочетаемых в поле зрения плоскостей, деталей и композиции фона объекта. Взаимодействие цвета объекта и его фона стало зависеть и от их контрастных или сливающихся соотношений, которые, в свою очередь, стали управляемыми согласно задаче камуфляжа. Не только сам свет, но и его насыщенность, и его изменения в сторону дополнительного к превалирующему цвета, как и вариативность цветового восприятия, различная для цветов спектра, должны были быть учтены. Так, установлена контрастная вариативность, различная для теплых и холодных цветов — большая для последних. Зависимость влияния цвета от сравнительной величины цветовых пятен, превалирующее влияние пятен больших размеров на меньшие позволили констатировать индуцирующие и реагирующие в этих условиях цвета. Цвет фона следует считать индуцирующим при построении макета камуфляжа, а цвет объекта становится реагирующим на фон, что играет важную роль при конструировании камуфляжной системы. Специальные опыты по влиянию дистанции восприятия на динамику его показали, что взаимодействие серых и зеленых тонов на большом расстоянии и при высотном наблюдении относительно: зеленые тона рядом с серыми как бы иррадиируют, преувеличиваются, давая зрителю иллюзию преувеличения объекта (темно- и светло-зеленые), а серые площади преуменьшаются в восприятии и представлении наблюдателя. Серый цвет (ахроматический), как было известно из предыдущих исследований психологов Института мозга, весьма чувствителен к дистанционным изменениям и может приобретать хроматический оттенок, что было установлено в лаборатории и подтверждено опытами в полевых условиях. При увеличении дистанции наблюдения хроматизм серого цвета усиливается. Зеленый цвет уменьшается в насыщенности с увеличением дистанции наблюдения и с уменьшением насыщенности фона.

Следовательно, серый цвет может стать маскирующим, не обеспечивая полностью выпадения объекта из поля восприятия наблюдателя, давая преуменьшение размера и трансформацию контуров воспринимаемого объекта.

Следующая серия опытов показала, что в соотношении фона и объекта по цвету необходимо учесть и светлоту (насыщенность) их. Одинаковая светлота светло-серых и красных пятен ведет к неточности их восприятия, к выпадению из поля восприятия отдельных наблюдаемых объектов, различных по своей окраске и конфигурации. Красный цвет не во всех опытах абсолютно демаскировал объекты, а при малой насыщенности он может перейти в маскировочное качество при правильном соотношении с фоном и другими цветными плоскостями и деталями объекта маскировки.

Все эти данные, систематизированные и соотнесенные с практическими задачами маскировки ленинградских сооружений, были доведены до соответствующих инстанций и учтены при выполнении задач маскировки, осуществлявшейся с участием тех архитекторов, которые участвовали в экспериментах.

В конце 1941 г. персонал Ленинградского института мозга был эвакуирован в тыл вместе с Военно-медицинской академией и переброшен в Самарканд, где психологи вели работу в тыловых госпиталях по диагностике и восстановлению функций раненых и контуженых бойцов.

Нарушения зрения, слуха, памяти и мышления исследовались, дифференцировались, и создавались методики восстановления и компенсации утраченных функций, что отражено в ряде работ, опубликованных как в медицинских изданиях, так и в трудах Ленинградского института мозга им. В.М. Бехтерева [3-5]. Эту работу проводили 3.М. Беркенблит, А.И. Зотов, Р.А. Каничева, В.И. Кауфман, С.Е. Драпкина, В.Н. Осипова и др.

В эвакогоспиталях Тбилиси работал в плане военной психопатологии, над дифференциальной диагностикой и методиками восстановления утраченных функций проф. Б.Г. Ананьев [1].

Еще в 1941 г. ушли в ряды армии, на Ленфронт, сотрудники Института мозга: психологи В.И. Кауфман, Г.3. Рогинский, Б.О. Хотин, А.Л. Шнирман, А.В. Ярмоленко. Погибли в первые годы войны: П.О. Эфрусси в душегубке Кисловодска и Р.И. Черановский, повешенный в Псковской области на глазах его семьи и местных жителей.

В блокадную зиму 1941/42 г. противовоздушная оборона города включала звуковые установки, на которых слухачи засекали приближавшиеся вражеские самолеты по слуху и проверяли их контуры по таблице их силуэтов. В условиях туманного ленинградского неба зрительная проверка была неточной, а слуховой сигнал принимался первым, почему эта профессия именовалась «слухачами, а кандидаты отбирались по высокому уровню слуха. В условиях голода и лишений первой блокадной зимы, при частых налетах врага в штаб ПВО стали поступать сигналы о том, что бойцы-слухачи на звуковых установках стали хуже работать — с опозданием обнаруживают в воздухе самолеты противника, неверно определяют их положение, дальность, тип самолета, скорость, из-за чего прожектористы орудий позже ловят врага в перекрест лучей, а зенитчики поздно открывают по ним огонь. По мнению врачей, причиной этого снижения меткости засекания было влияние недоедания и холода, от которого страдало не только гражданское население, но и бойцы Ленинграда.

Полковой комиссар ПВО приказал редактору газеты ПВО Ленинграда С. Бытовому [2] проверить литературу по состоянию слуха при потере зрения, особенно при потере зрения от рождения. Такая консультация была дана начальником гражданского госпиталя для населения психологом В.Н. Мясищевым, и в указанных источниках мнение физиологов, психологов, дефектологов позволило сделать вывод, что при врожденной потере зрения остаточный анализатор — слух достигает высокой изощренности и дифференциации. В январе 1942 г. начальник политотдела ПВО армии Геллер на совещании офицеров прожекторной службы по мерам улучшения их работы сообщил, что вопрос о призыве слепорожденных для несения боевой службы на звукоулавливателях обсуждался Военным Советом армии и в штабе Ленфронта. При соответствующей подготовке слепорожденных от них можно ожидать более совершенного обнаружения цели и установления ее координат, несмотря на отсутствие зрения. Решили через Ленинградское общество слепых связаться со слепорожденными в возрасте 18–30 лет и через райвоенкоматы призвать в армию их первую группу.

Выяснилось, что группа слепорожденных уже работала на войну надомниками по деталям оружия и маскировочным сеткам. Тех из них, которые были признаны медицинской комиссией «годными к военной службе без учета отсутствия зрения», направили в прожекторный полк. После специальной тренировки слепые слухачи настолько освоили непростую технику звуковых установок, что показали себя с самой лучшей стороны. Бинауральный эффект, пространственный слух, позволял им точно определять направление и дальность источника звука. Горизонтальная и вертикальная пара рупоров установки в руках двух слухачей позволяет определять положение и дальность приближающегося самолета врага и сообщать эти данные наводчикам орудия. Слуховое выделение характерного звука данного самолета позволяло определить его тип даже без зрительной проверки силуэта его по той таблице, которой пользовались зрячие слухачи. Поиски самолета в воздухе могли длиться часами и были напряженными.

Слепые слухачи стали засекать вражеские цели в воздухе на такой дальности и высоте, которых ранее не давали зрячие бойцы. Слепые по тревоге бежали на пост, руководствуясь (буквально) проводом, натянутым между их землянкой и установкой, не теряя лишнего времени. С появлением слепых слухачей фашистские летчики принуждены были держаться выше, на предельной высоте, откуда прицельное бомбометание почти невозможно или неточно. Репутация слепорожденных слухачей была так высока, что после гибели одного из них на боевом посту его начальник ходатайствовал о его посмертном награждении и просил о назначении в его роту другого слепого слухача, «так как на нашем участке вражеская авиация стала проявлять активность». Эти слухачи в приказе отмечены как «отличники боевой и политической подготовки», интересующиеся политинформациями, читающие другим бойцам художественную литературу (по книгам шрифта Брайля).

Единственный в мире пример активного боевого участия в обороне своего города, своей страны дали и те ленинградцы, которые были лишены зрения, но нашли способ боевой деятельности в компенсаторном развитии своей чувствительности — слуха. Психологическое изучение дефекта и педагогическая его компенсация тифлопедагогикой восстановили их социально-трудовую ценность и позволили им стать на защиту Родины.

Ленинградские психологи работали на всех постах, которых потребовали условия блокады. А.А. Люблинская была сначала санитаркой в госпитале, затем преподавала в школе. О.И. Галкина, А.Н. Давыдова и Н.О. Ободан организовали в госпитале инвалидов войны их переквалификацию на новые, приспособленные к дефекту виды труда, новые профессии.

На Ленфронте сражались А.Г. Ковалев, А.И. Щербаков, А.В. Веденов, Ю.А. Самарин, А.Ц. Пуни и др. В тылу несли службу Родине психологи, нашедшие новое применение своим знаниям.

В данной статье приведены более подробно лишь два примера разработки тем военной психологии ленинградскими психологами. Можно было бы прибавить еще ряд тем, которые были отражены в литературе тех лет и позже.

Примечание: Публикуемая статья Каничевой Р.А., Ярмоленко А.В. была подготовлена на факультете психологии ЛГУ в 1975 г. и ранее не публиковалась. Изложенный в ней материал представляет интерес прежде всего потому, что авторами его являются непосредственные участники и очевидцы описываемых событий.
Печатается с некоторыми сокращениями.

Источник: Каничева Р.А., Ярмоленко А.В. Ленинградские психологи в годы войны // Психологический журнал. 1985. Т. 6. №6. С. 3–7.