.jpg)
С 21 по 23 апреля 2021 года состоялась Международная научная конференция молодых ученых «Психология XXI века: Психологические исследования: от теории к практике». Организаторами конференции выступили факультет психологии СПбГУ и Студенческое научное общество факультета психологии. Мероприятие прошло в онлайн-формате.
На пленарном заседании выступил Андрей Юрьевич Агафонов, доктор психологических наук, профессор, заведующий кафедрой общей психологии психологического факультета Самарского национального исследовательского университета им. академика С.П. Королёва. Андрей Юрьевич поднял вопрос: «Как соотносятся между собой теория и психологическая практика?» Он обратил внимание, что проблема схизиса, то есть разрыва между теоретической и практической психологией, сильно преувеличена:
«Проблема разрыва между академической и практической психологией — Федор Ефимович Василюк для ее обозначения ввел понятие «схизис» — обсуждается не одно десятилетие. Говорят, что это чуть ли не одна из главных методологических проблем психологии, свидетельство кризиса нашей науки, «хроническая болезнь». Я полагаю, что в профессиональном сознании психологов эта проблема гипертрофирована; ее масштаб и значимость сильно переоценены. Если это и болезнь, то не хроническая. Это — некое недомогание, с которым успешно справляются и академические, и практические психологи».
«…Вспомним, в XIX веке психология была гомогенной, более или менее монолитной наукой. Первый ее предмет изучения — сознание. Но в самом начале ХХ века ситуация кардинально меняется. В 1900 году выходит «Толкование сновидений» З. Фрейда, первый том «Психологии народов» В. Вундта. Отец академической психологии фактически признает: построить психологию только по образцу естественных наук не удастся: психология должна также изучать культуру, обычаи, язык — все то, что определяет социокультурную детерминацию человека. В начале XX века психология, по меткому выражению Владимира Петровича Зинченко, стала развиваться не в ствол, а в куст: она стала обретать новые территории, расширять предметную область. Я согласен с американским исследователем Смитом, который писал, что нельзя говорить об истории психологии, следует говорить об истории психологий. …Ничего не объединяет христианскую психологию и нейропсихологию, трансперсональную и когнитивную психологию, экзистенциальную и зоопсихологию, персонологию и психофизику. Де-факто не существует такой науки как психология: это семейство наук».
Андрей Юрьевич подчеркнул, что для гуманитарных теорий нет таких критериев оценки научности, которые были сформулированы в методологии для естественных наук:
«В подавляющем большинстве гуманитарные концепции непроверяемы, не строятся для идеализированных объектов, часто противоречивы, базируются на жизненном опыте их создателей. В гуманитарной психологии в огромной степени присутствует то «личностное знание», о котором писал М. Полани… Студентам я привожу нарочито примитивный пример, чтобы продемонстрировать отличие гуманитарной и естественнонаучной парадигм в психологии. Идет по улице девочка, плачет. Мы — босоногая стайка психологов — идем ей навстречу. Понятно, что у каждого явления есть причина. Причиной слез не могут быть слезы. Мы хотим рационализировать реальность, поэтому мы строим догадки о причинах явлений, а не просто наблюдаем: «Она, наверное, не сдала экзамен», «Нет, наверное, ее любимый бросил», «Наверное, у нее деньги вынули из кармана». Девочка села в такси и уехала. Вот что такое гуманитарная психология: все вынужденно оказываются правы, потому что нельзя проверить эти интерпретации. Но если мы все-таки успеем остановить девочку и спросим её, почему она плачет, она нам, может, ответит: «Я актриса, репетирую роль. У меня вечером спектакль». Проверка показала, что мы все оказываемся неправы. И вот это — естественнонаучный сюжет… Теория выдумывается, чтобы решить какие-то проблемы. Проблема — это факт, требующий объяснения. Реальность состоит из фактов, а не из наших конструкций. Из теории мы выводим следствия и проверяем их на другой фактологии. Есть факт слез девочки, есть наши интерпретации, есть ее ответ, который проверяет наши догадки».
Так зачем существуют гуманитарные теории? А.Ю. Агафонов ответил:
«Именно гуманитарные, а не естественнонаучные теории являются основой для психологической практики. Практик в своей работе всегда опирается на теорию. Если он не опирается на теорию, то его деятельность не является профессиональной. Теория — это язык, который позволяет строить модель понимания того, что происходит в ходе практической деятельности, язык, на котором происходит обучение и анализ эффективности».
Андрей Юрьевич отметил, что практическая психология — это ремесло, которое передается из рук в руки, и это ремесло нельзя освоить, только изучая теорию. Особое значение он придал вере практика в теорию.
«Я вспоминаю Оксану Лаврову, которая окончила мединститут, защитила кандидатскую по психофизиологии, вела курс психофизиологии в Самарском университете. Однажды она прочитала труды Юнга и позже рассказывала мне: «Я поверила Юнгу, окунулась в его тексты как в Священное Писание». Она стала юнгианским аналитиком, написала книгу, описала новый архетип красавицы, преподавала в Восточно-Европейском институте психоанализа. …Личный опыт, установки и ценности психолога должны корреспондировать с тем, что предлагает автор терапевтической модели».
А.Ю. Агафонов подчеркнул, что теория для практиков должна быть полезна и эвристична:
«Научное знание — это сомневающееся знание, ученый ничего не знает, он обо всем догадывается. Мы строим гипотезы, иногда они оказываются состоятельными. Путь к истине — это путь элиминации ошибок. Сомнение — вот что главное для ученого. Что главное для практика? Вера! Если он не верит, не срастился с теорией, у него ничего не получится. Важна и другая вера — вера самого клиента, пациента в личность специалиста. Может быть, психотерапия — это даже особый вид искусства, где произведениями являются плацебо-эффекты».
На выступление Андрея Юрьевича откликнулся Александр Григорьевич Асмолов, доктор психологических наук, заведующий кафедрой психологии личности факультета психологии МГУ имени М.В. Ломоносова, профессор-исследователь НИУ ВШЭ, директор Школы антропологии будущего Института общественных наук РАНХиГС:
«То, что Вы рассказывали — это был живой поток решения задач, а не решение по заранее заданному алгоритму. Перед нами была уникальная ситуация — ситуация мышления вслух, и за это, Андрей Юрьевич, я Вам невероятно благодарен. Я считаю, что Ваше определение практической психологии невероятно важно. Я поддерживаю Ваш тезис о том, что опора на теорию, которая является языком, делает деятельность практического психолога профессиональной. Только я бы вместо «языка» предложил другой конструкт — «миф», думаю, Юнг опирался именно на миф. Вспомним Нильса Бора, его концепция неклассической физики — это особого рода мифология. Физик Леонид Мандельштам сказал: «Уравнение Шредингера было не открыто, а угадано». Каждая деятельность опосредствуется сознанием, в котором свои мифы…
Мне близка и вторая Ваша формула: хватит нам со времен Фехнера и Вундта болеть комплексом неполноценности по отношению к естественным наукам. Как говорил Лев Маркович Веккер, естественные науки, которые смотрят на нас свысока, забывают, что все, что они открывают, опосредовано сознанием… Естественные науки генетически вырастают из тех же смысловых установок, что и оппозиция гуманитарных наук.
Вы правы, хватит упиваться нашим схизисом. Федор Василюк выходил от схизиса в пространство практики, на его примере, на примере понимающей психологии и психотерапии, которую он создавал, есть тезис, с которым я хотел бы поспорить, потому что нет ничего более опасного, чем несомневающийся практик. Федор Василюк и Фрейд всегда были сомневающимися практиками. Если Декарт говорил: «Я мыслю, значит, я существую», то для меня ключевая формула: «Я сомневаюсь, значит, я существую» — это формула исследования и исследователя в практике.
Особенно важен акцент на практике. Невозможно передать практическую деятельность, если ты не идентифицировался с мастером. Если бы я не влюбился в Льва Семеновича Выготского и Алексея Николаевича Леонтьева, я бы не смог стать психологом. А Выготский с девяти лет обожал Спинозу и его формулу, что он причина самого себя…
Настоящий практический психолог — не фанат, вера должна быть в виде любви к учителю, но это не вера, которая убивает то, что Кант называл критическим разумом. Без критического разума нет практического психолога, он превращается в человека, от которого мы можем ожидать великое зло, — в носителя единственной истины, фундаментализма в любом смысле. Не сомневающийся, а верящий в то, что делает, человек опасен. Таких практиков я называю представителями психологического терроризма».
Александр Асмолов на конференции выступил на тему «Блеск и нищета антропологических профессий».
На пленарном заседании также представили свои доклады:
- Ушаков Дмитрий Викторович — доктор психологических наук, академик РАН, директор Института психологии РАН, специалист в области когнитивной психологии, психологии творчества и одаренности. Тема выступления: «Психологическая практика в век информационных технологий»;
- Стрижицкая Ольга Юрьевна — доктор психологических наук, профессор, и.о. заведующего кафедрой психологии развития и дифференциальной психологии, председатель научной комиссии факультета психологии СПбГУ. Тема выступления: «Роль теории и практики в психологии: уроки психологии старения»;
- Исурина Галина Львовна — кандидат психологических наук, доцент кафедры медицинской психологии и психофизиологии факультета психологии СПбГУ. Тема выступления: «Психотерапия и психологическое консультирование: теория и практика».
.jpg)
Комментариев пока нет – Вы можете оставить первый
, чтобы комментировать