Понятие психологического здоровья как ориентир в деятельности практического психолога

Понятие психологического здоровья позиционируется как одно из ключевых психологических понятий в сфере отечественной психологической практики, именно через него задается цель деятельности практического психолога: «Современный практический психолог — это специалист по обеспечению психологического здоровья личности в условиях той или иной социокультурной среды. Такую помощь он оказывает через разные виды работ, среди которых одно из центральных мест занимает консультирование» [1, с. 7]. В связи с этим, содержательная разработка этого понятия представляется существенно важной.

Как известно, термин «психологическое здоровье» был предложен И.В. Дубровиной в 90-е гг. прошлого века в контексте разработки концепции психологической службы образования [2]. Это были годы, когда практически с нуля создавалась отечественная психологическая практика и психолог впервые становился самостоятельным субъектом собственной профессиональной деятельности. Именно тогда возникла необходимость осознанно формулировать цели и ценности в сфере «своей» практики [3], дифференцировать их от ценностей и целей других специалистов помогающих профессий.

Введение в научный психологический лексикон нового термина «психологическое здоровье» также было направлено на помощь психологам-практикам, работающим в различных детских учебно-воспитательных учреждениях, в определении предмета и специфики их деятельности. Автор нового термина, проводя различие между ним и термином «психическое здоровье» (который в то время тоже только начал входить в научный психологический обиход), отмечает, что если последний имеет отношение «прежде всего к отдельным психическим процессам и механизмам, то термин “психологическое здоровье” относится к личности в целом, находится в тесной связи с высшими проявлениями человеческого духа и позволяет выделить собственно психологический аспект проблемы здоровья человека в отличие от медицинского, социологического, философского и других аспектов» [2, с. 52]. Психолога-практика призывают обращать внимание не только на умственное, психическое развитие ребенка, но заботиться о его духовном развитии, так как именно духовность является конституирующей особенностью человека, «это то, что отличает человека, что присуще только ему и ему одному» [4, с. 93]. И здесь надо отметить, что связь понятия психологического здоровья с понятием «духовность», показывает, что выделить собственно психологический аспект проблемы здоровья человека, не прибегая к философии, вряд ли возможно. Ибо «духовное» измерение психологического здоровья сразу задает очень высокую планку для его осмысления, поскольку «духовность» — одно из самых сложных, неоднозначных понятий, существующих в культуре и философии.

Таким образом, в связи с понятием «психологическое здоровье» возникает множество вопросов, требующих серьезного рассмотрения, среди которых автор называет такие: «Человек, обладающий психологическим здоровьем, — каков он? В каких условиях он рос, развивался? Каковы его самоощущения, взаимоотношения с жизнью, чем он отличается от людей, имеющих различного рода “психологическое нездоровье”»? [5, с. 18].

Последующие варианты разработки проблемы обеспечения психологического здоровья личности как цели деятельности психолога в сфере образования представляют собой авторские подходы, связанные с собственными научно-практическими исследованиями [6, 7]. Они вырастают из разных философско-мировоззренческих оснований и потому формируют очень несхожие модели практической работы психолога.

Вместе с тем, существует еще одна авторитетная модель работы практического психолога — модель сопровождения [8], разработанная также в помощь организации школьной психологической службы. Данная модель стала популярной среди психологов-практиков, работающих не только в сфере образования, и, что примечательно, обходится она без понятия психологического здоровья. Популярность этого теоретического подхода к организации психологических служб, который автор назвала «парадигмой сопровождения», связана, на мой взгляд с тем, что он имеет отчетливую «деятельностную направленность, ориентацию не на объект, а на работу с объектом» [8, с. 14]. М.Р. Битянова предложила психологу-практику ту самую психотехническую теорию [3], теорию практики, которая смогла стать для него достаточно ясным руководством к действию, «средством понимания смысла своих действий» [8, с. 14]. Согласно идеологии сопровождения, цель работы психолога — не в том, чтобы узнать, как устроен внутренний мир ребенка и его отношения с собой и миром, а в том, чтобы организовать с ним сотрудничество, «направленное на его самопознание, поиск путей самоуправления внутренним миром и системой отношений» [8, с. 15].

Представляется, что эти две модели организации психологической службы — «модель психологического здоровья» и «модель психологического сопровождения» — вполне согласуются друг с другом. Можно полагать, что сотрудничество с ребенком (или взрослым), «направленное на его самопознание, поиск путей самоуправления внутренним миром и системой отношений», и будет способствовать его психологическому здоровью.

И здесь, на мой взгляд, каждый практический психолог (особенно по мере своего профессионального становления) должен суметь отдать себе отчет в том, что он под этим понимает: «Куда мы двигаемся с клиентом в нашей работе?», «На что направлено его самопознание (для чего он познает себя)?», «Для чего ищет пути самоуправления внутренним миром и системой отношений?». Иначе говоря, психологу-практику полезно было бы прояснять свой образ, свое понимание психологического здоровья. И начинать нужно с осмысления своего мировоззрения, своей «профессиональной философии» [9, с. 51], лежащих в основе собственной профессиональной позиции: каков мой взгляд на природу человека, его развитие, механизмы нарушения / сохранения психологического здоровья? На какую философскую, научную школу опираются мои взгляды, моя профессиональная деятельность? Ведь именно от этого зависит понимание целей психологической помощи, выбор методов работы, характер устанавливаемых с клиентом отношений. От этих теоретико-философских оснований будет зависеть и подход к определению понятия «психологическое здоровье».

Далее позволю себе перейти к формулированию собственных мыслей и представлений о психологическом здоровье как цели практической деятельности психолога. Поскольку мировоззренчески мне близки идеи экзистенциально-гуманистического подхода, именно на них я строю свою профессиональную позицию, именно в них ищу ответы на вопросы о природе человека, его развитии, механизмах нарушения / сохранения психологического здоровья и о том, каким является психологически здоровый для себя и других. Собственно, первые лидеры гуманистического подхода и были пионерами в исследовании и описании здоровой личности (Г. Олпорт, А. Маслоу, К. Роджерс). Представленные ими характеристики зрелого, самоактулизирующегося и полноценно функционирующего человека получили широкую известность и очертили нам ее идеальный образ (у каждого из ученых он имел свои особенные черты). Важно отметить, что образ полноценно функционирующего человека Карла Роджерса родился из осмысления результатов его практической деятельности как психотерапевта, он указывал тенденцию, направление, в котором двигался человек в процессе клиент-центрированной терапии. Вместе с тем, ориентация на описательный идеальный образ психологического здоровья в практической работе с конкретным человеком может невольно ставить психолога в оценочную позицию. Поэтому важен не столько сам образа (его черты могут меняться), сколько прояснение сущностных оснований человеческой природы, к которым тяготеет этот образ.

Итак, гуманистический подход дал свои ответы на вопрос, что представляет собой психологически здоровая личность. А какие ответы на этот вопрос можно найти в экзистенциальной психологии и психотерапии? Задаваясь этим вопросом, мы сразу обнаруживаем некоторое противоречие: понятие психологического здоровья относится к личности, это личностное здоровье, а экзистенциальный подход уходит от категории «личность», рассматривая человека через категории экзистенции, бытия-в мире. Одно из наиболее точных определений человека как существа экзистирующего дано Мерабом Мамардашвили: «…человек всегда находится в стадии становления… Человек не существует — он становится… Фундаментальная страсть человека — дать родиться тому, что находится в зародышевом состоянии, осуществиться. … человек — это весьма и весьма напряженное усилие, длительный труд» [10, с. 313].

Разрешить это противоречие может помочь различение и соотнесение между собой понятий «человек» и «личность», предложенное Б.С. Братусем [11]. Если сущность человека — экзистирование, процесс бесконечного становления, самоосуществления, то возможность такого самоосуществления и становления подразумевает «наличие некоего психологического орудия, “органа”, постоянно и ежечасно координирующего и направляющего этот невиданный, не имеющий аналогов в живой природе процесс. Этим “органом” и является личность человека» [11, с. 58]. Таким образом, личность — это «орган», своего рода «инструмент» становления «человека как человека». И потому «понимание личности не должно иметь значение лишь идеала; личность — рабочий инструмент человеческого развития», и этот инструмент «может быть “плохим”, “очень плохим” и даже “никудышным”, равно как “хорошим”, “очень хорошим” и даже “идеальным” — в зависимости от того, как он служит своему назначению» [11, с. 59].

Продуктивным представляется также подход Б.С. Братуся к пониманию психического здоровья: «его следует рассматривать не как однородное образование, а как образование, имеющее сложное, поуровневое строение. Высший уровень психического здоровья — личностно-смысловой, или уровень личностного здоровья, который определяется качеством смысловых отношений человека. … Следующий уровень — уровень индивидуально-психологического здоровья, оценка которого зависит от способностей человека построить адекватные способы реализации смысловых устремлений. Наконец, уровень психофизиологического здоровья, который определяется особенностями внутренней, мозговой, нейрофизиологической организации актов психической деятельности» [11, с. 72]. И далее важно отметить: «несмотря на взаимосвязь и взаимообусловленность уровней, возможны самые различные варианты их развитости, степени и качества их здоровья. Иначе говоря, психическое здоровье, будучи многоуровневым, может страдать на одних уровнях при относительной сохранности других» [11, с. 72–73].

Понятие «психологическое здоровье» можно соотнести, по-видимому, с высшим, личностно-смысловым уровнем психического здоровья.

А теперь перейдем к пониманию проблемы психологического здоровья в собственно экзистенциальном подходе. Психологическое здоровье связывается в нем с подлинным (аутентичным) способом существования, а его расстройство, соответственно, с неподлинным (неаутентичным) способом существования.

Главным атрибутом аутентичного существования является ответственность по отношению к собственной жизни: «Аутентичное существование — это модус, в котором человек принимает ответственность за свое существование» [12]. Принимая ответственность за собственную жизнь, человек способен выдерживать тревогу, связанную с решимостью делать осознанный собственный выбор, осуществлять самостоятельное руководство собственной жизнью. Или, как выразил это Виктор Франкл: «Ответственность человека, осознание которой столь важно для экзистенциального анализа, — это ответственность перед неповторимостью и уникальностью каждого человеческого существования…» [13, с. 75]. Обращаясь к философским истокам понятия «аутентичное существование», его можно определить словами М. Хайдеггера как «способность быть из своей самости» [14, с. 268]. Чтобы эта способность появилась, ее, прежде, нужно захотеть и на нее нужно решиться. И чтобы такая решимость возникла, необходимы «умение быть» [14, с. 193], а точнее — «умение-быть-в-мире» [14, с. 191], поскольку только в мире это умение и осуществляется (проявляется). Приведу поясняющую цитату из «Бытия и времени»: «Возвращение себя назад из людей, т.е. экзистенциальная модификация человеко-самости в собственное бытие-самостью должно происходить как наверстание выбора. Но наверстание выбора означает избрание этого выбора, решимость на способность быть из своей самости. В избрании выбора присутствие впервые позволяет себе свою собственную способность быть» [14, с. 268].

Прояснение того, что значит для этого конкретного человека (как бытия-в-мире, развивающегося, становящегося) «быть из своей самости», и помощь в развитии умения быть из своей самости, то есть, «умения-быть-в-мире» аутентично, и может быть самым общим ориентиром для экзистенциально ориентированного психолога в его работе с клиентом.

Исследование того, что значит «быть из своей самости» требует (предполагает), в первую очередь, развития умения прислушиваться к своей субъективности, развития «слушающего Я» [15, с. 23], обретения доверия к нему. В современном информационном обществе, где роль и количество информации в жизни людей чрезвычайно велико и продолжает постоянно возрастать, развитие умения слушать и слышать себя требует особого внимания и заботы. Человек утрачивает или не развивает способности уединяться, быть с самим собой, прислушиваться к собственным потребностям и желаниям, своему телесному самочувствию, своему настроению и чувствам, а тем более понимать их и размышлять в связи с ними о том, что происходит в его жизни. Он ищет ответы на свои вопросы в интернете, у телевизора, «в людях» [14].

Надо отметить, что прислушивание к своей субъективности не только открывает человеку его внутренний мир, оно делает его более открытым по отношению к его жизненному миру в целом. Более того, оно может способствовать расширению жизненного мира, развитию тех его измерений, которые были недостаточно сформированы [16]. Работа по осознанию собственных желаний, ценностей и целей (в том числе, различения чужих, навязанных или некритично воспринятых и собственных ценностей и целей), по прояснению смысла важных для человека явлений, событий, отношений собственной жизни и образует, в значительной мере, духовное измерение жизненного мира человека — того феномена, который мы называем словом «духовность». По мере проделывания этой работы возникает необходимость искать пути и формировать умения претворять действительно важные желания, цели, смыслы в жизнь. Для этого, в том числе, важно знание и принятие собственной индивидуальности (например, каких-то своих психофизиологических особенностей), нахождение возможности жить в согласии с ней. Прояснение и постановка реалистичных жизненных целей требует их согласования с особенностями своего личностного склада и, конечно, конкретных обстоятельств жизни, иначе они будут скорее иллюзиями, закрывающими поиск / видение реальных возможностей человека [16]. На этом пути приходится подвергать сомнению и пересматривать собственные установки, привычные взгляды и образ мыслей, то, что казалось само собой разумеющимся. Все это, в конечном счете, и можно назвать движением к более подлинной жизни, движением к тому, чтобы чувствовать себя «более живым», «иметь больше жизни и меньше смерти» [15, с. 20]. Принятие ответственности за свою жизнь способствует полноте переживания своего бытия, пробуждает творческий потенциал человека, так как он ищет собственный путь и собственный способ движения по этому пути. Становясь более восприимчивым к собственному опыту, опыту проживания и переживания событий своей жизни, субъект открывает многообразие этого опыта и, как пишет Эмми ван Дорцен, «ощущение того, что в самой сердцевине личного бытия скрывается гораздо больше секретов, чем кажется поначалу, пробуждает надежду и дает радость жизни» [17, с. 33].

Это не означает, что из жизни уходит тревога. «Быть из своей самости», самому отвечать за свое бытие — этот модус способа жить неизбежно связан с тревогой. Но эта тревога (экзистенциальная тревога) будет менять свой смысл по мере развития умения человека жить аутентично. Тревога может подавать человеку сигнал «SOS», сообщая ему о пустоте, неподлинности его жизни; она может говорить ему о том, что он соприкасается с чем-то доселе ему неизвестным, что предстоит прояснить, понять ему самому; она может сообщать ему о том, что он стоит перед выбором, в нем зреет решимость на собственный поступок, а это рискованно, ведь никаких инструкций, как действовать, и гарантий от неудачи нет. И тревогу эту надо учиться понимать и выдерживать.

Психолог-консультант, терапевт в отношении всех вызовов бытия — на равных со своим клиентом. Он находится в такой же неизвестности и непредсказуемости живой жизни и должен уметь ее выдерживать (толерантность к неопределенности как одно из базовых качеств профессионала), быть готовым творчески отвечать на эти вызовы, в том числе в работе с клиентом. Поскольку алгоритма по развитию аутентичного «умения-быть в-мире», конечно, в принципе быть не может. Как замечает Э. ван Дорцен, «всерьез браться за рассмотрение жизненных проблем нужно, действуя совершенно определенным, конкретным и индивидуальным образом. Обобщения, абстрагирование и подражание, в конечном счете, имеют очень невысокую практическую ценность» [17, с. 29].

Таким образом, психологическое здоровье личности, если рассматриваем личность как орган сборки целостности индивидуальности, формирования индивидуального способа проживания жизни, прояснения и проработки разнообразного и, нередко, противоречивого экзистенциального опыта, будет проявляться через ее готовность отвечать за свое бытие, заботиться о нем, умение, несмотря на тревогу и необходимость прилагать усилие, претворять желаемое в жизнь, получая от этого радость.

Библиографический список

1. Забродин Ю.М, Пахальян В.Э. Психологическое консультирование / под общ. ред. Ю.М. Забродина. М.: Эксмо, 2010. 384 с.
2. Практическая психология образования: учеб. пособие / под ред. И.В. Дубровиной. 4-е изд. СПб.: Питер, 2004. 592 с.
3. Василюк Ф.Е. От психологической практики к психотехнической теории // Московский психотерапевтический журнал. 1992. №1. С. 15–32.
4. Франкл В. Человек в поисках смысла. М.: Прогресс, 1990. 368 с.
5. Руководство практического психолога: Психическое здоровье детей и подростков в контексте психологической службы / под ред. И.В. Дубровиной. М.: Академия, 1997. 176 с.
6. Хухлаева О.В. Основы психологического консультирования и психологической коррекции. М.: Академия, 2001. 208 с.
7. Шувалов А.В. Психологическое здоровье в свете христианского мировоззрения // Консультативная психология и психотерапия. 2009. №3. С. 50–82.
8. Битянова М.Р. Организация психологической работы в школе. М.: Совершенство, 1997. 299 с.
9. Битянова М.Р. Профессиональное самоопределение психолога в образовании // Вестник практической психологии образования. 2008. №4(17). С. 50–54.
10. Мамардашвли М.К. Европейская ответственность // Как я понимаю философию. 2 изд. М.: Прогресс, 1992. С. 311–314.
11. Братусь Б.С. Аномалии личности. М.: Мысль, 1988. 301 с.
12. Элленбергер Г. Клиническое введение в психиатрическую феноменологию и экзистенциальный анализ // Экзистенциальная психология / под ред. Р. Мэя. М.: Апрель Пресс & ЭКСМО-Пресс, 2001. С. 201–236.
13. Франкл В. Психотерапия на практике. СПб: Ювента, 1999. 256 с.
14. Хайдеггер М. Бытие и время. М.: Академ. проект, 2011. 460 с.
15. Бьюдженталь Д. Наука быть живым: Диалоги между терапевтом и пациентами в гуманистической терапии. М.: Класс, 1998. 336 с.
16. Кондратова Н.А. Быть из своей самости // Консультативная психология и психотерапия. 2017. Т. 25, №1. С. 92–108.
17. Дорцен Э. ван. Практическое экзистенциальное консультирование и психотерапия. Ростов н/Д: Ассоц. экзистенциального консультирования, 2007. 216 с.

Источник: Кондратова Н.А. Понятие психологического здоровья как ориентир в деятельности практического психолога // Социальные и гуманитарные науки: теория и практика. 2018. №1(2). С. 724–734.