«Неизъяснимы наслажденья…» с посвящением А.С. Пушкину

Почему людям хочется нарушать правила, рассказали Вадим Артурович Петровский, доктор психологических наук, член-корреспондент Российской академии образования, научный руководитель Центра фундаментальной и консультативной персонологии НИУ ВШЭ, и Александр Сергеевич Огнев, доктор психологических наук, декан факультета психологии и педагогики Российского нового университета.

Вадим Петровский предложил гипотезы, почему людей притягивают запреты:

«Самоизоляция!.. Это – не изоляция самости. Самость – при нас. Но так уж она «устроена», самость, что ей свойственно стремиться выйти за пределы себя. Трансцендировать. Нам хочется вырваться, покинуть пределы заданности. Подняться над всем этим. 

«Дайте о ребра опереться. Выскочу!» (Маяковский). 

Нам хочется, по словам Достоевского, «осмелиться захотеть!». 

Хочется повести себя неадаптивно. 

Увы, правда состоит в том, что легко перепутать выход за рамки ситуации с выходками, которые мы себе позволяем или готовы позволить, когда рискуем не собой, а другими людьми, нашими ближними, нашими дальними. Нам может казаться, что мы, поднимаясь над ситуацией, контролируем ее «сверху» – то ли горный орел, то ли гордый горьковский буревестник... Роль глупого пингвина нам не подходит. 

Ищем бури, – мятежные!

Это ведь у них, – японцев, – такая пословица: «Увидишь высокую волну, нагни голову»; «Прежде чем дать подзатыльник, посмотри, чей затылок». У нас – не так! Из Словаря пословиц русского народа В. Даля: «Да, дело это нехорошее… а дай-ка попробуем!» 

Мы проводили эксперименты с запретной чертой. Первым экспериментатором была Елена Кузьмина (курсовая работа, середина 70-х). Комната в детском саду разделена на две. В одной половине комнаты находиться можно, в другой – нельзя; ленточка отделяет одну часть комнаты от другой. Дети 3, 4, 5 лет. Что делают дети? Выходят, выбегают, прогуливаются по ленточке. Их тянет выйти, их притягивает черта. Что это? «Рефлекс свободы» (в ответ на стесненность в движениях, как в опытах Павлова)? «Реактивное сопротивление» («Не ешь пирожное!» – в экспериментах с детьми Брема)? «Прирост мотивации в ответ на препятствие к удовлетворению потребности» (В.П. Протопопов, П.В. Симонов и др.)? Но ведь здесь нет никакой иной мотивации, инициировавшей поведение, кроме желания нарушить запрет. Дети совсем маленькие, но им открыта великая истина: «Запретный плод сладок». 

В этом и других экспериментах удалось показать, впрочем, что и булыжник, если его запретить, приобретает вкус (нет-нет, с булыжником я не экспериментировал, – хорошо бы попробовать!).

Таким образом, то, что нас тянет «выйти», пересечь границы дома, оказаться за запретной чертой, это не только особенности национальной охоты за ощущениями. Здесь есть что-то общее, транснациональное, то, что нацеливает нас на транс.

Так все-таки, что это? – Какое-то мучительное наслаждение бытия на границе! Пушкин выразил это ощущение: «Есть упоение в бою, и бездны мрачной на краю…». И вы прекрасно помните, как сказано дальше: 

«И в разъяренном океане,
Средь грозных волн и бурной тьмы,
И в аравийском урагане,
И в дуновении Чумы…».

К счастью, – не чума! Но пир, где-нибудь, на тусовке, – это всё можно, да и потанцевать в знак протеста, – нормально! 

В чем здесь дело? В первую очередь, конечно, защитные механизмы. О них должно быть сказано, и сказано веско. 

Но… есть что-то еще! Какое-то специфическое влечение к опасности, как таковой. 

«Все, все, что гибелью грозит,
Для сердца смертного таит
Неизъяснимы наслажденья —
Бессмертья, может быть, залог!
И счастлив тот, кто средь волненья
Их обретать и ведать мог».

Что скрывается за всем этим? Откуда тяга? 

Гипотезы, по этому поводу, не конкуренты друг другу. Пересекаются, дополняют друг друга, и все они – остаются гипотезами. Мы назовем их семь. 

Первая гипотеза: Танатос. Инстинкт смерти. Экспериментально не доказано, но исключить нельзя. Насколько мы точно понимаем его, Фрейда, в обход обыденным представлениям? Инстинкт смерти, говорят нам, это потребность в агрессии, – все крушу, все уничтожаю; в отличие от либидо – всё люблю, всех люблю, сначала одно, потом другое, сначала одних, потом других, сам живу и другим даю жить. Но что такое Танатос на самом деле? Это стремление к возвращению, если внимательно прочитать Фрейда? Это стремление в то самое первоначальное состояние покоя, с которого все начиналось: и личное существование, и человеческое существование, и жизнь вообще. Возвращение к тому самому состоянию, когда жизни еще не было. Когда природа была ещё не живой. Это регрессия в состояние покоя. Агрессия – инструмент регрессии. Покойное состояние. 

Вторая гипотеза: близкая к первой, это трагический скрипт, хамартический (суицидальный) сценарий. Что есть скрипт вообще? Бессознательный план жизни, основанный на ранних решениях как следствии родительских предписаний, усиливаемый родителями и «подтверждаемый» всем ходом жизни человека в продвижении к определенному финалу («расплате»). «Место жительства» – Детская часть личности.

Хамартический (суицидальный) сценарий: здесь действуют предписания: «Не живи», «Не будь собой», «Не чувствуй», «Не думай (о последствиях)» и др. Иногда прикрывается контр-сценарием, основанным на Родительских директивах: «Будь сильным», «Будь бесстрашным», «Не будь слабаком», «Ты этого так не оставишь!» и т.п.

«Рискуны» – люди у которых Детская часть личности на разных уровнях организации личности вступает в противоборство с Родительской частью. «Я докажу тебе, даже если это убьет меня!».

Третья гипотеза: порыв, экзистенция, отстаивающая себя перед лицом смерти. Альбер Камю писал о том, что перед лицом возможной смерти мы остро ощущаем свое «Я»: борьба бытия против небытия. Нам нестерпимо ощущать в себе присутствие смерти. Хотим уничтожить то, что уничтожает нас, а это значит «один на один» встретиться с нею (символически или фактически). 

В русском фольклоре: «Прямо страху в глаза, и страх смигнет!». 

Победа над страхом небытия – это утверждение неограниченности своего бытия: «Бессмертья, может быть, залог».

Четвертая гипотеза: субъектность. Что происходит с нами? – смотрите! Ежедневно, ежечасно, ежесекундно мы теряем свою субъектность как способность контролировать происходящее: «Жить значит умирать», «Шел в комнату – попал в другую», «Любовь? Мы привязываем к себе тех, кого приручили» и т.д. (Утрата контроля = Утрата субъектности). 

Единственный способ вернуть себе чувство субъектности – ставить цели с неконтролируемым исходом достижения. Вот мы и ставим перед собой такие цели, идя на риск, вполне добровольно и бескорыстно. Мы выбираем непредрешенное, и тем самым предрешаем его – это главное в книге «Человек над ситуацией», и об этом я говорил год назад на ХIII Саммите психологв в Питере.

Постепенно, в исследованиях и консультировании, раскрывается многоуровневая детерминация субъектности: начиная с инфантильного «Всемогущее “Я”» и поднимаясь к ориентировке в своих возможностях.

Пятая гипотеза: преадаптивность. За этой идеей – глубокие разработки Александра Асмолова и его коллег, посвященные встроенному в нас механизму производства избыточности. Не нужно, но может понадобиться. Сегодня – преадаптация, завтра это становится нормой.

Таким образом, появляется внятный ответ на вопрос «Зачем?». То есть сегодня это – странно, завтра – нормально. Правда, не всегда… 

Иногда преадаптивность оборачивается дезадаптивностью, самодеструктивностью, – на слэнге это звучит так: «облом». Прекрасная энциклопедия дезадаптивности – книга «Принцип Питера», где собраны и классифицированы примеры, кунсткамера «дезадаптивности» (яркая коллекция!).

Дезадаптивность многолика. Иногда это что-то привычное. Но если приглядеться… Известные всем с детства лермонтовские стихи о «Парусе», из школьного учебника: 

«Играют волны — ветер свищет,
И мачта гнется и скрыпит…
Увы! он счастия не ищет
И не от счастия бежит!»

Вот что такое настоящая жизнь! Не прозябать, а вот так! Программа к действию. Как, впрочем, и «Буревестник». Но что будет с этим парусом дальше? Я думаю, ждет его одиночество – один из исходов сценарного развития событий. 

«Под ним струя светлей лазури.
Над ним луч солнца…
Видит Бог,
что он, мятежный, просит бури…
Вот потому и одинок».

С какой безошибочностью Лермонтов произносит это слово «Увы!». Читателям с годами на смену школьной подростковой романтизации «Паруса», именно эта интонация в исполнении «Паруса» чтецами сегодня, приходит взрослое ощущение сочувствия к нему, понимание обреченности на одиночество. Действительно, горько у Лермонтова звучит это «Увы!». Как мало здесь от горьковской интонации восхищения перед птицей, взывающей к буре. Консультируя, я время от времени имею дело с «Человеком-Парусом». Что ищет он в краю далеком? Что кинул он в краю родном?

Преадаптация, говорим мы. Иногда это дезадаптация. Зачем? 

Самое замечательное, что преадаптивность может стать также дизадаптивностью – способностью освободиться от функции приспособления к окружающему, ни на сейчас, ни на завтра, ни на послезавтра (на ХIII Саммите Психологов я использовал другой термин – «над-адаптация», вдогон «надситуативности»). 

Шестая гипотеза: дизадаптация или «свобода воли». Дизадаптация подразумевает автономию, освобожденность от функции приспособления. Это – поведение «не на заказ». Неангажированность обществом. Устремления, действия, постижения и чувства человека здесь самоценны. На вопрос «зачем?», лучший ответ «незачем»: просто я чувствую, что «могу», и испытываю себя: «Смогу ли?». Тут отступает функция инструментальности возможностей: чувство «могу» не обслуживает желания; «Хочу» живет на улице «Могу», что и означает «воление к действию».  

Но могу ли я позволить себе совершить это действие, а не просто стремиться к нему? Единственно возможный ответ – позволить! И мы позволяем… 

Вот и тянет, тянет, и наконец мы в пути в неизвестное. 

Кем мы в этот момент являемся: революционным «Буревестником» или неотразимой «Чайкой Джонатан Ливингстон»? 

Выход ли это или выходка? Поди, разбери!

Седьмая гипотеза: чувство собственной уникальности (неповторимости).

Существуют, очевидно, два вектора устремленности к Инаковости: «Я – не такой как все» и «Я – не такой как Я»:

• Дистанцирование от других – тут работает механизм самоопределения: «Я – не как все»; «Это – не для меня»; «Во мне есть что-то особенное»; «Я – не по шаблону!». И это – не негативизм, не эгоцентризм, это естественный поиск себя в мире других. Философ Штайнер спрашивает: «Как человеку жить? «По правилам» или «Против правил»? И Штайнер сам себе отвечает: «Между». Но что значит «между» конкретно? Общего ответа нет, и не может быть в принципе: никто, кроме нас не ответит. В психологическом плане данный данный феномен раскрывается в теории уникальности (Snyder, Fromkin, 1977, 1980). В поле зрения исследований – эффекты дистанцирования личности от других. 
• Самодистанцирование – действие механизма самообновления: «Я сам для себя неожиданый!»; «Меня никто не “вычислит”»; «Моя уникальность – в непредсказуемости». «Черный лебедь» Талиба, живущий в личности, иногда изворачивается и клюет своего обладателя. Даже собственные компромиссы с собой непредсказуемы. 

По-видимому, подобно тому как эволюцмия «встроила» в человека механизм преадаптивности, так и в отдельных индивидуумах встроен механизм самообновления. В каком направлении обновление состоится никому неизвестно, и в первую очередь – самому индивидууму. Тот же вопрос: «Зачем?» – И ответ: «За-не-зачем, а потому что “не-иначе-как!”». То, что избыточно – с точки зрения эволюции, в данном случае оправдано – с точки зрения индивидуума.

В своем стремлении к уникальности, человек не хочет, чтобы его копировали. Но ирония судьбы – в том, что именно в этом случае люди подражают друг другу, копируют, лишая индивидуума уникальности.

«Надситуативное» поведение, в отличие от нормативного, заразительно, и, таким образом, прогресс человечества обязан действию двух психологических механизмов: «Запретный плод сладок» и «Дурной пример заразителен».

Семь перечисленных гипотез суммируются в одной модели – восхождения к надситуативности. Ключевая идея здесь – притягательность границы между возможным и невозможным, допустимым и недопустимым, принятым и непринятым, познанным и непознанным». 

Александр Огнев поделился результатами экспериментов с запретной чертой:

«Здесь показана запись айтрекером глазодвигальных реакций, которые были получены в ходе следующих экспериментов.

В течение 10 секунд респонденты видели на экране айтрекера изображение, которое показано на следующем рисунке: 

Перед демонстрацией в этой части эксперимента всем респондентам давалось задание: «Смотрите туда, куда Вам хочется».

А здесь показано то, как реагировали на увиденное два респондента (траектория движения одного из них красного цвета, другого – синего). 

Здесь мы видим, что граница индуцирует, побуждает, подталкивает к тому, чтобы испытать себя, безо всякой внешней ситуативной необходимости проверить «Тварь ли я дрожащая или право имею».

Но в силу своей уникальности каждый из наших респондентов проверял свое. 

Наш первый респондент мгновенно преобразовал задание «Смотреть куда хочется» в желание проверить, а смогу ли я удержать взор там, где считаю нужным, справлюсь ли, совладаю ли с желанием посмотреть туда, куда нельзя?

Второй же респондент решил, что черта – это попытка лишить его личной свободы. Для него наш эксперимент стал возможностью проверить свою готовность противостоять внешнему диктату (именно так он воспринял черту и надпись над ней).

Что лежит в основе этих наших утверждений? Итоги послетестовой беседы и результаты другого эксперимента. 

Во второй серии экспериментов мы просили респондентов «смотреть наоборот», т.е. туда, куда им меньше всего хочется. И вот что мы получили: 

Далее мы показывали респондентам следующее изображение: 

Напомним, что универсальным заданием для всех было: «Смотрите туда, куда Вам хочется».

Над каждым из карикатурных персонажей показаны круги того цвета, которыми обозначены реакции глаз респондентов, демонстрирующих подобное поведение и в повседневной жизни.

А вот что получилось, когда во второй серии экспериментов мы просили тех же респондентов «смотреть наоборот», т.е. туда, куда им меньше всего хочется: 

То есть, снова безо всякой внешней ситуативной необходимости, каждый респондент движением глаз отвечал на вопрос о своем отношении к теперь уже незримой границе, отделившей приемлемое и неприемлемое для его натуры поведение.

Наш первый респондент снова в считанные секунды преобразовал задание «Смотреть куда хочется» в желание проверить, а смогу ли я удержать взор там, где дан образец приемлемой для меня роли?

Второй же респондент решил опять бороться за свое право быть свободным от каких-либо ограничений. Для него и эта часть нашего эксперимента стала возможностью проверить свою готовность противостоять внешнему диктату. 

Легко видеть, что характерная манера реагировать на различные ограничения у наших респондентов уже проявлялась в их повседневной жизни как когда-то принятое решение, своего рода сценарий. 

Как мы видим, созданные нами ситуации (проведенная черта, набор социальных ролей) не диктуют и не понуждают, а только дают повод к проявлению таких сценариев, воспринимаются респондентами как сцена, где можно проявить, «предъявить миру» самих себя, продемонстрировать свою уникальность.

На рисунке 1 вы видите запись движения глаз респондента, которого явно заинтересовало то, насколько здесь высоко и как долго придется падать, если шагнуть за край. На рисунке 2 представлена запись траектории движения глаз респондента, которого больше интересовало, как устоять. 

Далее показаны траектории движения глаз тех же респондентов. Первого снова занимал вопрос о том насколько здесь высоко и как долго придется падать, если шагнуть за край. Второго же по-прежнему больше волновало то, как устоять. 

Очень любопытно то, что варианты 1 с предыдущего и этого слайда мы часто наблюдали у бывших летчиков истребительной и штурмовой авиации. Это, пожалуй, вполне можно рассматривать как случай, когда «Танатос» оказывается преадаптацией к рискованной профессии. 

Эти и подобные им эксперименты, показали правомерность всех поименованных выше гипотез. 

И «Танатос», и «Скрипт», и «Порыв», и «Субъектность», и «Преадаптивность», и «Свобода воли», и «Чувство своей Уникальности» – все это различные пути «восхождения к надситуативности». Это пути взаимодополняющие друг друга и иногда тесно переплетающиеся. Это пути, которые становятся для нас притягательными, если мы решили, что настало время проверить свои возможности преодолеть границу между возможным и невозможным, допустимым и недопустимым, принятым и непринятым, познанным и непознанным». 

«P.S.: В интернете появилось сообщение о том, что конец эпидемии коронавируса решили отметить жители Праги за общим столом, накрытым на Карловом мосту. Цель акции — пробудить у людей доверие друг к другу, разрушенное «социальной дистанцией» и изоляцией, 30 июля сообщает Аktualne.

Напомним, что в Германии есть психологический тест на определение интеллектуальной и социальной вменяемости. Называется Идиотен тест…».