Познакомившись с материалом, опубликованным в «Психологической газете» за авторством профессора Алёхина, я счёл важным его прокомментировать. В комментарии я обозначил своё мнение о том, что используемый в статье профессора Алёхина подход к работе с фактами и подачей информации демагогичен. Под словом «демагогичен» я понимаю вольную интерпретацию автором фактов, нарушение логики при их изложении, использование необоснованных обобщений и других псевдоаргументов. К моей досаде, режим комментариев на сайте «Психологической газеты» не поддерживает пунктуации: весь текст макетируется в строчку, без абзацев и выделений текста. Господин Алёхин был так любезен, что ответил на мой краткий комментарий весьма оперативно, сохранив и в комментарии дух своей статьи. Это означает для меня необходимость разъяснить свою позицию.
Данный материал состоит из двух частей:
- Моё видение ситуации с принятием закона о психотерапии, моя личная позиция по этому поводу, представление о конструктивном решении, и о затруднениях, которые реализации такого решения мешают.
- Мои комментарии (курсивом) к статье профессора Алёхина, поясняющие мою позицию к высказанным автором идеям и аргументам.
1. Моё видение
Ситуация с законом о психотерапии представляется мне, на сегодня, почти проигранным сражением.
Основания: Российское психологическое сообщество разобщено. Это связано, как я думаю, с историей развития психологической и психотерапевтической помощи в России. В отличие от европейской или (тем более) американской модели, история психотерапевтической помощи в России намного меньше связана с необходимостью и интересам взаимодействия с клинической и малой психиатрией. А история советской психиатрии, в свою очередь, имеет несколько эпизодов, весьма настораживающих население в отношении этой медицинской дисциплины.
Попросту: мои родители и я вполне помним времена, когда психиатрическая клиника выполняла, кроме лечебных, еще и карательные функции. То есть, альянс психиатрии и психотерапии сегодня еще только налаживается. Дело это крайне важное, весьма перспективное, и весьма непростое. Перед психотерапевтами и психиатрами, находящими возможности и желание сотрудничать, искренне снимаю шляпу: это трудная работа. Что в ней важного?
Во-первых, это помогает лечить людей, которым плохо.
Во-вторых, это позволяет не просто «нивелировать симптомы пациента», а работать с этиологической частью нарушения: в большом количестве случаев, психопатические проявления у пациента - это симптом нарушения семейной или социальной коммуникации. Соответственно, действуя этиологически — на источник болезни — мы повышаем качество жизни пациента и, в том числе, редуцируем симптомы.
В-третьих — этот процесс, хоть и не очень быстро, повышает уровень интеграции в обществе в целом. Возможность в каждом отдельном случае понять друг друга и договориться о взаимодействии, или о том, что невозможно взаимодействовать — это намного лучше, чем силовое решение. Война — затратная штука, если только вы не зарабатываете на оружии.
То есть, психотерапия в России развивается. И тут образуется законодательная инициатива по регулированию этого вида деятельности. Любая инициатива имеет свой конкретный источник. Как учил мистер Шерлок Холмс: «ищите кому это выгодно». Обличать и обвинять — неинтересно. Интересно предложить подумать.
Факт 1. Западно-Европейская модель оказания психотерапевтических услуг относит их (отчасти) к услугам, стоимость которых покрывается медицинской страховкой. Это значит, что имея медицинскую страховку, я могу обратиться за краткосрочной психотерапевтической помощью (то есть от 7 до 15 сеансов примерно), и получить ее. Как страховой случай, то есть по факту — бесплатно. Если это обоснованно, могут и добавить объем терапии — зависит от страны и страховки. И психотерапевт получит деньги из страховой кассы. Внимание: любой психотерапевт, соответствующий стандартным требованиям, и оформивший соответствующие документы (в разных странах они различаются). Не врач. Психотерапевт. Другая профессия. Есть ли врачи-психотерапевты? Есть. Учатся психотерапии на общих основаниях, дополнительно. Почему? Отдельная область знания, требуется отдельное обучение. Не медицина. Знаю достоверно. Имею диплом врача. Отдельно учился психотерапии. Как учат психотерапии в медицинских вузах — тоже знаю. В базовом курсе медицинского ВУЗа — недостаточно для того, чтобы врач мог работать по специальности психотерапия.
Факт 2. Обучение психотерапии не бесплатно. В разных странах по-разному, но требования к психотерапевтам обычно подразумевают теоретический курс в выбранном направлении, значительный объем личной и групповой психотерапии, и значительный объем супервизии. Случайно ли? Определенно — нет. Это сугубо прикладная деятельность, имеющая некоторое отношение к теории, и очень большое отношение к практике. И практике, её качеству, уделяется в подготовке психотерапевтов ключевое внимание.
Факт 3. Лицензирование или сертификация психотерапевтов может быть коммерчески привлекательным делом: если в стране образуется единый орган, имеющий право обучать и сертифицировать психотерапевтов, и выдающий им лицензии на работу — именно этому органу за его монополию и будут платить все, кто такие документы захочет иметь. Поскольку такой орган один (монополия), качество обучения специалистов в такой ситуации может выйти на второй план, и задача из области «давайте сделаем работу хорошо» переходит в область «давайте сделаем работу коммерчески эффективно».
(Возможно это не очень наглядный пример для читателей «Психологической газеты», но то, как с треском провалилась в России модель бизнес-образования (MBA), убедительно иллюстрирует, к чему приводит излишняя коммерциализация процесса обучения.)
Факт 4. В целом, Российское общество наивно в плане понимания того, что такое современная психотерапия, чем она может быть полезна и по какому поводу к психотерапевтам стоит обращаться. С момента появления в России психотерапии как доступной услуги прошло мало времени, культура обращения к психотерапевтам за помощью только формируется.
Факт 5. Психотерапевты с трудом объединяются в ассоциации, и их сложно организовать для совершения любых совместных действий. И это не только Российский феномен. Причин тому много, назову одну: психотерапевт привык, работая с клиентом, все решать сам. Иначе просто не получается работать. Даже если речь о работе группы, группу ведут обычно 1-2 психотерапевта. Психотерапевт, в большой мере, действительно влияет через свою личность, свое мировосприятие, свой контакт с клиентом. И, разумеется, все личности, и все психотерапевты — разные. А оснований искать сходства и области для сотрудничества, как будто, не очень много.
И в этой ситуации возникает законодательная инициатива, в которой вполне ясно говорится: «психотерапия — медицинская дисциплина». То есть: европейский и американский опыт нам не годятся. У нас свой путь, когнитивная терапия — наше всё. Павлов и его теория условных рефлексов — это то, на чём мы будем строить наше будущее (шутка; но пересмотреть «Заводной апельсин» С. Кубрика, возможно, всё же стоит).
И уважаемый профессор Алёхин, служащий, как понимаю, в одном из ведущих университетов России (не медицинском, кстати), пишет статью о том, что немедицинская психотерапия — это то, чего нет, фикция, шарлатанство, шаманство и заклинание змей. Ну не странно ли?
Мне очевидно, что закон о психотерапии нужен. Что профстандарты нужны. Что система прозрачной и качественной подготовки и сертификации нужна. И нужна такая, в которой будут понятные и приемлемые критерии оценки компетентности и профессиональной зрелости терапевтов разных направлений.
Что это значит?
А. Необходимо, чтобы люди, уже работающие сегодня в этой области, был признаны компетентными и квалифицированными «по умолчанию», при выполнении ими самых базовых требований: минимальное необходимое образование, объём личной терапии, объём личной супервизии. Доказать такое образование на данном этапе невозможно в принципе, поскольку сертифицированных преподавателей и супервизоров, по причине понятной, нет. Значит нужно принять как данность то, что есть. «Нулевой вариант».
Б. Необходимо определить период (2 - 4 года, по моему мнению), за который действующие психотерапевты образуют или создадут ассоциации или другие профессиональные объединения по направлениям психотерапии, и разработают сертификационные требования для каждого направления. Сами. Минимальные приемлемые требования можно определить на входе. И мне очевидно, что в требованиях не должно быть медицинского образования.
В. Эти профессиональные ассоциации объединяются, и формируют единые стандарты для отрасли. Из этого можно создавать реально действующую, а не фиктивную систему обучения, развития и подготовки психотерапевтов в стране. И на этом основании можно принимать полезные для развития отрасли законы.
Как я уже писал раньше, по моему мнению, на таком пути есть несколько серьезных затруднений:
- Все компетентные и договороспособные психотерапевты — занятые люди, у них много работы и мало времени. Их трудно сподвигнуть к продолжительной, утомительной и неоплачиваемой активности в административном ключе.
- Организовать сегодняшнее разнообразие психотерапевтических подходов, методик и форм — это действительно нетривиальная задача (и дальше их будет только больше).
- Многие, с кем я говорил про «новый закон», исходят из идеи «поживем — увидим». То есть не воспринимают проблему как значимую, или не видят конструктивных сценариев её решения.
- Согласовать позиции 10 психотерапевтов намного сложнее, чем 10 директоров компаний: переговорные навыки у психотерапевтов великолепны, эмпатия и рефлексия развиты; при этом навыки поиска консенсуса или компромисса, и совместного принятия решений – страдают. (Это моё мнение, я в нём уверен; проверял больше 10 раз за последние 25 лет в трёх разных странах).
То есть: ситуацию исправит объединяющая, конструктивная и способная действовать последовательно сила. Проблема в том, что такая сила пока себя не проявляет. Это — плохая новость. Потому что много компетентных достойных людей рискуют оказаться заложниками в своей достойной профессии. Заложниками чьих-то частных интересов, некомпетентности принимающих решение лиц, и — важно — заложниками собственной неготовности объединяться, организовываться, и действовать последовательно. Система обычно побеждает, так устроен наш социум.
Есть альтернатива: сделать вид, что это не проблема, или что она нас не касается. Подождать что будет. Найти в законе лазейки — очевидно, что они будут — и работать дальше в режиме клуба по интересам, мини–пекарни, или агентства знакомств.
Это чисто российский путь, так уж заведено. Я вижу на этом пути пару сложностей: цифровизация нашей страны идёт полным ходом. Власть чем дальше, тем больше знает о наших доходах, тратах, переписках и перемещениях. Этот процесс, видимо, не остановить. И здесь вопрос не в том, что меня поймают на нелегальной деятельности и накажут. Просто при условии прозрачности моих социальных коммуникаций, понятность моей деятельности для власти, легальность и законность постепенно становится преимуществом. Это основание побороться за то, что я занимаюсь законным и достойным делом.
Ну, и ещё одно: мне представляется неправильной ситуация, когда я занимаюсь важным и достойным делом, и должен при этом прятаться. Иногда это необходимо, но по сути — это неправильно. Противоречит моим представлениям о достойном.
2. Мои комментарии (курсивом) к статье профессора Алёхина
В своей статье «Искушение психотерапией» профессор А.Н. Алёхин пишет:
«О психотерапии сказано и написано уже так много, что, казалось бы, обсуждать больше нечего. Разве только предлагать собственную оригинальную модель так, как это остроумно рекомендует А.М. Сосланд [6]. И всё же хочется обратить внимание думающих людей на те аспекты прикладной психологии, которые с очевидностью присущи так называемой психотерапии. Интересно, что именно многочисленные «психотерапии», а не «психологии» стали результатом вожделенного освобождения психологов от необходимости искать общий язык. Использование множественного числа здесь – не описка, возможно, именно так эта деятельность зафиксируется в названиях учебных дисциплин и практических руководств (по «психотерапиям»). Первый шаг к этому в психологии уже был сделан, когда безуспешные усилия преодолеть методологический плюрализм завершились полным и безоговорочным примирением с ним [12], закрепившим за каждым конкретным психологом право быть автором собственной психологии, а то и психотерапии, точнее ее психологической модели, противопоставляемой медицинской.»
Если я понял тезис правильно, по мнению автора у кого-то («различных психотерапевтов») существовала и существует «вожделенная потребность» избегать договоренностей и сотрудничества. Какую задачу в такой ситуации решает законодательная инициатива: принудить к необходимости договориться на законодательной платформе. То есть на платформе, которая представляется правильной (выгодной) законодателям. Парадоксальное решение: «принуждение к открытому диалогу». То есть подготовка диалога с позиции силы: «если вы не делаете то, что нас устраивает, мы примем закон о том, чтобы вы это стали делать; мы пытаемся принудить вас к выбору: играть по нашим правилам, или быть вне закона».
«Известно и не оспаривается, — пишет проф. А.Н. Алёхин, — что понятие психотерапии и соответствующая практика зародились в медицине. В медицинском контексте психотерапия определяется как «система лечебных воздействий на психику и через психику – на организм человека» [5]. Это определение и лежит в основе медицинской психотерапии, которая предполагает клиническую квалификацию состояния обратившегося за помощью, представления о патогенезе этого состояния (включающем и биологические, и психофизиологические, и психологические механизмы) и ясную цель вмешательства – избавление от заболевания или редукцию его симптомов. В настоящее время врачебная психотерапевтическая практика, как к ней не относиться, развивается, публикуются статьи и монографии [2], осуществляются попытки анализа ее эффективности [1], ведётся профессиональная подготовка и переподготовка специалистов, деятельность врачей-психотерапевтов регламентируется соответствующими нормативными документами (Приказ Минздрава РФ от 16.09.2003 №438 и др.). По всем признакам – это вполне оформленная профессиональная деятельность, о качестве и эффективности которой можно и следует, конечно, дискутировать. Но цель, задачи, средства этой врачебной деятельности ясно сформулированы и понятны.»
Формулировка «Известно и не оспаривается» — утверждение, не подкрепленное конкретикой, обобщенное. По моему мнению, «понятие психотерапии и соответствующая практика зародились в медицине» — необоснованное утверждение. На этом утверждении строится следующий за ним тезис о медицинской психотерапии, которая, по мнению автора, направлена на устранение или редукцию соматических симптомов, проявленных и подтвержденных клинически. Тезис также неверен: психотерапия, в том числе медицинская, занимается более широким кругом вопросов. То есть, конструкция в целом — демагогическая. Эта часть текста стала для меня основанием употребить формулу «демагогичность» в ответе на публикацию уважаемого профессора Алёхина.
«Ничего этого нельзя сказать, — продолжает проф. А. Алёхин, — о той, всё более распространенной деятельности, которая позиционируется как «немедицинская модель психотерапии» или, мягче – психологическая помощь – деятельности, к которой имеют особое тяготение как дипломированные психологи, так уже и студенты. Не лишне также отметить, что в самом термине «немедицинская модель психотерапии» содержится очевидное противоречие. Терапия – лечение, лечение – практика медицины, что же тогда есть «немедицинское лечение» [3]? Это противоречие, как, впрочем, и другие, разрешается психологами незамысловато: такая психотерапия есть лечение души. Ну, а поскольку что есть «душа человека» неясно, то ею занимается целый сонм «специалистов» – дипломированных психологов, парапсихологов, целителей, экстрасенсов, знатоков кармы и пр. К тому же, традиционно, душа человека является предметом заботы священнослужителей. Психология и здесь старается не отставать, и уже становятся привычными такие её отрасли, как «православная психотерапия» или «христианская психология». Возникает естественный вопрос: в чем деятельность профессионального психолога, «врачующего» душу своего клиента, отличается от деятельности, практикуемой, например, священнослужителем или экстрасенсом-целителем? Есть ли основания для выделения психологической практики в качестве самостоятельной и, соответственно, существуют ли предпосылки для законодательного регулирования профессиональной деятельности психолога, осуществляющего подобные практики?»
Тем самым автор неявно, методом последовательной подмены понятий «терапия — лечение — медицина — немедицинское лечение — парадокс — бессмыслица», проводит идею дискредитации деятельности психологов и психотерапевтов, как людей, занимающихся «лечением души, то есть лечением ничего». Отсюда один шаг до параллели с экстрасенсом или оккультистом: если следовать логике автора — все верно.
К сожалению, логика тут нарушена.
Определение психотерапии по стандартам Европейской ассоциации психотерапии (EAP) в дословном переводе с английского выглядит так:
(1) практика психотерапии представляет собой комплексное, сознательное и плановое лечение психосоциальных, психосоматических и поведенческих нарушений или состояний страдания с помощью научных психотерапевтических методов посредством взаимодействия между одним или несколькими лечащимися лицами и одним или несколькими психотерапевтами с целью облегчения тревожного отношения к изменению и содействия созреванию, развитию и здоровью лечащегося лица. Это требует как общей, так и специальной подготовки/образования.
(2) независимая психотерапевтическая практика состоит из автономного, ответственного принятия возможностей, описанных в пункте 1; независимо от того, является ли эта деятельность свободной практикой или институциональной работой…
Источник — сайт EAP.
Русскую редакцию подобного определения со ссылкой на положения Страсбургской декларации по психотерапии 1990 года можно увидеть, например, на сайте ОППЛ.
Обратите внимание, в определении не употребляются понятия «душа» и не приводятся необходимые к диагностике медицинские (клинические) признаки заболевания. То есть, автор спорит с тезисами, которые сам выдвигает; вновь — демагогия.
«Безусловно, — утверждает проф. А. Алёхин, — значительную роль в психологизации психотерапии в России сыграла масштабная перепечатка в 1990-е годы западной психологической литературы различного качества, спровоцированная этим мода на «психологические проблемы» и «психологическую помощь», возросшая доступность психологического образования (включая ускоренную профессиональную переподготовку), повлекшая за собой неоправданную массовость психологической профессии.»
Тезис автора об оправданности или неоправданности «массовости» психологической помощи в России также требует уточнения. С чем проводится сравнение? С предыдущим периодом, например сравнение периода 1990 – 2018 с периодом 1960 – 1978? Да, тогда рост налицо. Если сравнить с «массовостью» в период 1990 – 2018 в Западной Европе или США, ни о какой «массовости» в России речь не идёт. Если обратиться к статистике обращений, речь идёт о кратном отставании России в этой области.
«Следствием недостаточности естественно-научной подготовки психологов, — продолжает проф. А. Алёхин, — стала идея о вреде клинической верификации состояния человека, подмена понятия болезни понятием проблемы. Что и говорить, разговор «по-душам», конечно, менее затратен. Результат подобных «гуманистических» изысканий – многочисленные случаи запущенных психических расстройств среди бывших потребителей психологических услуг, запоздалое распознавание тяжелых психопатологических состояний, угрожающих благополучию и самого больного, и его близких. Несколько менее очевидный, но не менее деструктивный аспект отказа от четкой квалификации психического состояния – произвольное обозначение тех или иных переживаний как проблемных, требующих изменения (естественно, с небезвозмездной помощью специалиста). Неразработанность представлений о причинах и механизмах развития «психологических проблем» привела к подчеркиванию в рамках немедицинской модели интуитивно-творческого начала психологической помощи, доминирующей роли взаимоотношений психолога и клиента по сравнению с собственно корригирующей стороной, обоснованной пониманием патогенеза.
Руководствуясь опытом собственного свидетельства становления психологической практики в России, — пишет проф. А. Алёхин, — я берусь утверждать:
- реализуемые практики психологической психотерапии научного обоснования не имеют, а по содержанию и форме являются вариациями традиционных, то есть донаучных способов воздействия человека на другого человека;
- «немедицинская модель психотерапии» есть по сути своей современная форма миссионерства, а психологическая помощь представляет собой способ реализации мотивов помогающего и профессиональной не является;
- существующие разновидности психотерапии, практикуемые дипломированными психологами, целителями или экстрасенсами ни по сути, ни по содержанию, ни по научности не могут быть различены, а следовательно, не могут подлежать законодательному регулированию.»
Важная, по моему мнению, мысль: «Если я не понимаю, с чем имею дело, я не могу этим управлять. Следовательно, мне не нужно претендовать на то, чтобы это регулировать, пока я не разберусь в предмете». Думаю, что это правильный подход. Либо необходимо разобраться в предмете управления, либо не нужно им управлять, и создавать законы на неясную для меня тему.
Проф. А. Алёхин продолжает: «Феномен до-рационального взаимодействия живых существ известен давно [13, 14]. Специальному рассмотрению истории практик такого осознанного воздействия человека на человека посвящена известная книга Л. Шертока и Р. Соссюра [11]. Наблюдаемые феномены психологического подчинения одного человека другому человеку (внесиловые, разумеется) именовались по-разному: животный магнетизм, гипноз, психотерапия. За всю историю изучения этих феноменов достоверных научных объяснений им найдено не было [4], что не помешало, однако, использовать их в практике и опредмечивать в разнообразные направления «психотерапевтической психологии». Рациональный этап применения подобных практик обусловлен эффективностью психологического воздействия при некоторых формах психических расстройств, известных как невротические. Специфическими особенностями таких расстройств являются их принципиальная обратимость, функциональный характер и обусловленность клиники и динамики состояния больного переживаемой им жизненной ситуацией, которая соответственно называется психотравмирующей. Относительная эффективность психологического воздействия во врачебной практике – «психотерапии» подобных расстройств, послужила основанием для создания различных «психологических теорий психического расстройства», не получивших, однако, научных подтверждений и представляющих сегодня лишь исторический интерес: психоанализ, неопсихоанализ, биоэнергетика, гештальт-терапия и т.п. Всего А.И. Сосланд [6] насчитывает 16 таких «школьных» теорий психотерапии. Это нередко в медицинской практике, когда несостоятельность теории происхождения заболевания компенсируется эффективностью интуитивно найденного способа лечения. Возможно, временный успех «психологических учений» был обусловлен и ослаблением религиозного мировоззрения (неизбежным, под давлением становящейся науки), оставляющим человека один на один с миром и другими людьми. Так или иначе, трудно не удивляться тому, как эти учения, быстро покинув узкое русло практических задач (лечения неврозов), осуществляли мировоззренческую экспансию в культуре 20 века. Сами клинические термины утратили своё значение и стали толковаться расширительно, новоявленные пророки лишали человека шанса сохранить статус психически здорового: «Культурная сексуальная мораль и современная нервозность» [7], «невроз судьбы» [8], «Невротическая личность нашего времени» [10] и т.п.»
Уважаемый автор случайно или намеренно путает симптом, клинический признак и этиологию. Движение психотерапии в направлении исследования культурных феноменов и работы с ними, в большом числе случаев, имеет именно этиологическую причину.
«Однако и этот период закончился, — пишет проф. А. Алёхин, — рынок всё расставил по местам, как и обещалось. Теперь молодые специалисты-медики, забыв о «заповедях» отцов, всё чаще проповедуют когнитивно-поведенческий подход. Не потому, что он эффективен как-то по-особенному, но потому что такую терапию можно стандартизировать.»
Это важно. Речь о желании стандартизировать (а еще лучше – автоматизировать). Сделать стандартным, универсальным и удобно управляемым. К счастью или к сожалению, занимаясь человеком, мы имеем дело с достаточно сложной динамической системой. На сегодня формализации и стандартизации психические процессы поддаются не очень хорошо. Несмотря на огромное желание части людей это сделать. Хотя попытки делаются, и успехи есть. С целью получить на выходе хорошо управляемые биокибернетические системы, в частности.
«Характерно, — подчеркивает проф. А. Алёхин, — что в России на протяжении почти столетия такие процессы (экспансии психологических учений) никак себя не проявляли. Доминировала официальная идеология строительства коммунизма, которая освобождала отечественную психологию от решения мировоззренческих проблем, оставляя за последней лишь обслуживающую функцию. И психология с этой единственной своей задачей худо-бедно справлялась, порождая марксоидные теории деятельности и отношений. Но идеология отринули, в страну хлынул поток переводной литературы, и сегодня уже новые поколения практикующих психологов не без гордости идентифицируют себя как «психоаналитиков», «гештальт-терапевтов», «экзистенциальных психотерапевтов» и т.п.. Пик популярности заезжих специалистов и доморощенных активистов движения за человеческий потенциал как раз и пришёлся на смутные 90-е годы, когда, действительно, мировоззренческие опоры рушились, и почва уходила из-под ног простого человека, с детства воспитанного в условиях однозначной идеологии. Сейчас активность практикующих психологов, которые даже не пытаются определить состояния, подлежащие психологическому вмешательству, обосновать способы и основания для вмешательства, становится непонятной. Нет в психологии концептов, аналогичных понятию «организм» в медицине, теорий нормальной психологии (физиологии в медицине), представлений о нарушении психического процесса – личности (патогенез в медицине) и других концептов, способных представить цель, задачи и способы такой работы (правильнее сказать, их огромное количество –[9]). Разве не должны удивлять такие формы «целительства души», как: «песочная», «танцевально-двигательная», «иппо-», «сказко-», «смехо-», «танато-» и т.п.»
Хорошая попытка дискредитации психотерапии, смешав несколько подходов в одном миксере. Вместо того, чтобы разбираться в предмете (снова).
Примечательно, — пишет проф. А. Алёхин, — что услуги психологов назойливо продвигаются на рынок самими психологами. Чрезвычайно распространённой формой такого сетевого маркетинга стали разнообразные семинары («личностного роста», «раскрепощения» и т.п.), в которых сами же психологи и участвуют. Однако и по сегодняшний день нет ни профессиональных ассоциаций практикующих психологов, ни специальных изданий, освещающих их достижения, нет и профильных учебных заведений, где бы их готовили. Студенты же попросту перенимают поведенческие навыки ведущих различные обучающие тренинги, не вдаваясь особенно в суть и цели такого поведения.»
И снова: все перечисленное автором существует. Автор либо не в курсе, либо пытается ввести в заблуждение некомпетентных читателей.
«Девизы «психологической психотерапии» вполне понятны и приемлемы: избавить человека от страданий, направить его на истинный путь развития, расширить потенциал его личности и т.п., и по сути своей они не отличимы от извечных проблематизаций, содержащихся в традиционных религиозных учениях и новомодных сектантских идеологиях. Всё это и многое другое заставляет думать, что современная российская «немедицинская модель психотерапии» по форме, организации и способам своего осуществления мало чем отличается от деятельности миссионеров, практикующих в любом крупном городе» — резюмирует проф. А. Алёхин.
И вновь — демагогия. Если спросить окулиста, для чего он делает свою работу, он ответит: «сохранить и улучшить зрение пациента». Если его спросить: для чего? Он ответит: чтобы он мог видеть мир, ориентироваться, общаться с родными, работать. Если его — вновь — спросить «для чего?», он в итоге ответит: «чтобы он был рад жизни и счастлив!» Чем его деятельность отличается от деятельности миссионеров, практикующих в любом крупном городе? А, я догадался: у него есть диплом врача.
Проф. А. Алёхин продолжает: «Что же является мотивом такой безосновной практики? Проще говоря: что может лежать в основе неутолимого желания одного человека, не прибегая к насилию, «воздействовать» на другого человека? Уместно было бы здесь ссылаться на многочисленные труды М. Фуко, настойчиво и последовательно раскрывающего механизмы осуществления власти в человеческом сообществе. Однако и собственные наблюдения за работой психологов (будь то экспертиза, будь то профессиональная ориентация, будь то психологическая помощь) наводят на мысль о «стремлении к власти» как важнейшем и зачастую единственном мотиве «психологической активности». Здесь «знание – сила» в буквальном понимании и применении. Вспоминаются семинары А. Минделла (физика, создателя процессуально-ориентированной психотерапии). Вот он вещает о квантовом переходе, просит участников семинара задержаться на «квантовом дворике», и… публика послушно следует его указующим поручениям. Сам же он с удовлетворением нашептывает: «О! Я чувствую твою силу, я чувствую твою власть!» Комментарии, как говорится, излишни. От себя мог бы добавить наблюдения о невинных шалостях подобных психотерапевтов, но руководствуюсь обязательством соблюдения врачебной тайны. Впрочем, даже и, отказавшись от собственных наблюдений, трудно найти иные рациональные мотивы стремления к осуществлению «психологической помощи» при том, что ясных показаний к такому вмешательству нет, психологические причины обращения непонятны, механизмы воздействия неизвестны, эффективность помощи всегда сомнительна.»
У меня возникает гипотеза о проективной природе таких размышлений и выводов автора. Разумеется, такая гипотеза требует проверки.
Далее проф. А. Алёхин пишет: «Закономерен вопрос. На рынке услуг помощи в «трудных жизненных ситуациях» действует множество агентов. Здесь и целители, и экстрасенсы, и колдуны, и провидцы. Аналогичные услуги предлагают представители разных современных «церквей»: «сайентологи», «почитатели Сатьи Саи Бабы», «братья во Христе», всех не перечислить. Общие основания для такой помощи тождественны: вера в «учение» и «учителя». И психологические «учения» отличаются не по основаниям, а по формам «опредмечивания», которое, конечно же, выглядит более научно, всё-таки –…логия! Но этого, увы, недостаточно для убеждённости в том, что самодеятельность «дипломированного» психолога - психотерапевта более законна, нежели самодеятельность смежных специалистов. Тогда какими могут быть разумные основания для законодательного регулирования «профессиональной» деятельности психологов?»
Основания просты: определяются границы метода. Определяется объект влияния. Описываются принципы влияния. Определяются критерии оценки результатов. Оценивается соответствие результатов ожиданиям. Исключаются законодательно запрещенные агенты влияния (наркотические вещества, например). И люди работают, а те, кто не хочет разбираться, как люди работают — им работать не мешают. А еще лучше: разбираются в предмете и включаются в хорошее дело. Исключив демагогию и подмену понятий для доказательств своих тезисов, желательно.
Завершение статьи проф. А. Алёхина: «Зафиксированное выше положение дел не является, конечно, приговором «психологической психотерапии». Отнюдь не в этом цель приглашения к дискуссии. Необычные реакции человека в меняющемся мире, состояния психической дезадаптации, саморазрушающее поведение, другие феномены психического неблагополучия ставят перед психологической наукой очевидные и совершенно понятные задачи: экспериментально-теоретическое обоснование механизмов психогенеза психических расстройств, разработка адекватных методик психологического консультирования и психологической коррекции состояний дезадаптации, методик обучения навыкам психической саморегуляции, популяризации научных психологических знаний. Эти задачи, конечно, более трудоёмки, нежели простое заимствование бывших когда-то модными «учений». Но не беда, если деятельность психолога не будет столь импозантной благодаря вычурным названиям манипулятивных приёмов. Быть может, подлинно научное решение реальных проблем психологии придаст профессиональному психологическому сообществу законные основания для существования.»
Итог: всё, что ненаучно — шарлатанство. Всё, что я не могу понять — ненаучно. Итак, всё, что я не понимаю — ненаучно. Научный подход? Думаю, нет.
Научным подходом была бы попытка понять то, что непонятно. И если то, что непонятно, не вписывается в доступную теоретическую модель — это основание для пересмотра модели, а не игнорирования или дискредитации фактов, которые её опровергают, или хоть бы ставят под сомнение.
Для чего я откликнулся на публикацию почтенного профессора Алёхина? Три основных мотива.
- Если я считаю что-то достойным делом, и некто говорит об этом в дискредитирующем ключе, я полагаю важным объяснять и отстаивать свою позицию. Опыт моей жизни говорит, что если этого не делать, то шансы принятия недостаточно компетентными людьми вредных решений увеличиваются. Вред от этих решений может коснуться меня, людей которых я уважаю, и дел, которые я считаю важными.
- Если кто-то, дискредитируя дело которое мне важно, манипулирует фактами и подменяет понятия, мне важно показать, что это манипуляция фактами и подмена понятий имеет место. Я знаю, что для многих людей, к которым попадется этот материал, разобраться с логикой и фактами будет сложно, а поверить стройному и эмоционально-вовлекающему тексту в совокупности со званием профессора будет легко. И они поверят. Так работают медиа. Это полезно для рекламы. И это вредно для дела.
- Меня искренне поразило, что в стране могут работать сотни (тысячи?) компетентных психотерапевтов, и одновременно с этим (2019 год, интернет, каналы связи, информация доступна — можно и разобраться в предмете) человек обличенный статусом, властью, и имеющий формальные основания претендовать на компетентность в том, о чем говорит, может утверждать, что этого всего не существует. Что немедицинская психотерапия — это фикция.
Я отдаю себе ясный отчет, что когда Уважаемые Законодатели зададут вопрос пяти Уважаемым Профессорам, и пять Уважаемых Профессоров уверенно и в унисон скажут «немедицинская психотерапия – шарлатанство и ерунда», а пять неизвестных законодателям профессиональных немедицинских психотерапевтов скажут «ну как же, мы ведь 20 лет работаем, какая же ерунда…», скорее всего Уважаемые Законодатели прислушаются к Уважаемым Профессорам.
Потому что Законодатели не учились психотерапии, то есть некомпетентны в предмете, о котором принимают Закон. Они пригласили Экспертов. Им в школе и ВУЗе говорили, что Профессор – это круто, и его экспертизы должно быть достаточно. А на деле — может оказаться и недостаточно.
Я не собираюсь в чем-то переубеждать уважаемого профессора Алёхина. Если такое случилось бы, я признал бы это за чудо.
Возможно, тем не менее, найдутся несколько человек, которые прочтут это, и скажут: «то, что происходит — неправильно». И будут действовать. Прелесть того, чтобы включиться в почти проигранную игру в том, что если проиграешь, не будешь удивлен результатом: было известно заранее. А если вдруг выиграешь — будет повод искренне порадоваться.
Комментариев пока нет – Вы можете оставить первый
, чтобы комментировать