Несчастье счастья материнства: о чем не принято говорить

Мария Евгеньевна Блох, кандидат медицинских наук, психиатр, психотерапевт Научно-исследовательского института акушерства, гинекологии и репродуктологии им. Д.О. Отта, перинатальный психолог, сексолог, соруководитель программы дополнительного профессионального образования «Клиническая перинатальная психология, психопатология, психотерапия» Института практической психологии «Иматон», выступила с докладом «Несчастье счастья материнства: о чем не принято говорить» на пленарном заседании 10-го Зимнего фестиваля Психологической газеты «Счастливая семья — это…».

Начну доклад с представления тех фраз, которые я как врач-психотерапевт слышу на приёме от женщин, обратившихся за помощью: от молодых мам из социально благополучных семей, от тех мам, которые хотели ребенка, которые сознательно шли в материнство, кто-то очень долго, кто-то достаточно быстро там оказался… Но в своём материнстве они столкнулись не только с позитивными переживаниями. И фразы, которые представлены на этом слайде, в пространстве психотерапевтического кабинета часто звучат как «только здесь и только Вам»:

Признаться кому-то из близких, признаться даже зачастую самой себе бывает крайне сложно. Если мы с вами заглянем в интернет, в котором сейчас много можно написать, спросить… Я периодически сталкиваюсь с постами женщин, которые также пишут, как им бывает и трудно, и тяжело, и невозможно. Но это всегда анонимные посты.

То есть тема, о которой мы сейчас будем говорить, она — при всей возможности проявлять себя сейчас открыто, что даёт нам цифровизация, что даёт нам психологизация общества — всё равно остается завуалированной, стыдной в какой-то степени, той, которую нужно прятать, на которую могут быть очень неоднозначные реакции. И наша с вами задача, наверное, в первую очередь, понять, что происходит. Потому что, только понимая, мы можем оказывать помощь.

Говоря о развитии темы материнства… Мы с вами знаем исторически, что тема материнства всегда была важна. И в психоаналитических трудах теме материнства посвящено огромное количество работ, начиная с Зигмунда Фрейда, который обращал внимание на значимость ранних отношений для развития любой психопатологии, продолжая в работах Анны Фрейд, Мелани Кляйн, Рене Шпица, Уилфреда Биона. Все они говорили о важности роли матери, о её способности адаптироваться к ребёнку, о её терпимости, чувствительности, отзывчивости, возможности удовлетворить потребности ребенка здесь и сейчас.

По сути, феномен материнства рассматривался в призме развития ребёнка, его психического здоровья. Представляете, какая фигура матери, какой властью она обладает, такая архетипическая огромная мама, от которой зависит абсолютно всё.

Мы с вами согласны, что материнское отношение является залогом будущего развития ребёнка. Но мама — тоже живой человек, и идеализация образа матери, которая должна дать ребенку все, чтобы он дальше развивался, в таком одностороннем порядке в какой-то степени приводит сейчас к нам пациентов, клиентов, которые говорят: у меня проблемы, потому что мама плохая, потому что мама нарцисс, потому что мама меня плохо воспитала, потому что она недостаточно любила, потому что она развелась с папой и т.д.

Во всём этом теряется настоящее, находится виновник всего глобального. И в общем-то, мы в тупике: как помочь этому человеку, мы не дадим ему другую маму, правда?

Способность увидеть маму в её реальности, в её живости, некая деидеализация материнской идентичности началась с работ Дональда Винникотта, который стал говорить о том, что идеальная мать не нужна ребёнку, ребёнку нужна достаточно хорошая мама, та, которая способна удовлетворять его потребности, но не всегда; которая может быть просто человеком со своими трудностями, сложностями, переживаниями.

Рассмотрим феномен материнства в призме материнской идентичности, с точки зрения того, что же происходит всё-таки с мамой.

Мы знаем, что ни одно событие не меняет так сильно жизнь человека, как рождение ребёнка, как переход на совершенно другой этап своего развития. Как бы ни завершилась беременность, на каком бы этапе она ни завершилась, вернуться к той идентичности «не родителя» уже невозможно. Даже когда мама воспитывает своего ребёнка, он вырастает, сам становится родителем, уходит из дома в свою собственную жизнь, она все равно не возвращается в свою идентичность «не родителя».

Мы входим в это пространство, и вернуться из него невозможно. И этот экзистенциальный смысл перехода… я здесь специально в названии слайда говорю «обретение или утраты идентичности» с использованием такого термина, как versus, у которого есть несколько значений.

С латыни он переводится как «против», противопоставление, и как сравнение. То есть в процессе перехода на новый этап своего развития, становясь родителем, мы обретаем, но при этом и утрачиваем.

И в зависимости от того, на что мы будем смотреть: на приобретение или на утрату, наши чувства будут разными, но присутствуют и те, и другие. И от того, насколько приобретаемое желанно, насколько оно неожиданно, насколько утрата может быть для нас осознаваема, зависит сила того конфликта амбивалентных чувств, которые есть у каждой матери.

Мы знаем, что отношение мамы к своему ребёнку не возникает здесь и сейчас. Зачастую я слышу от своих пациентов: «Ну мне же все говорили, что после того, как я возьму его на руки, я сразу буду любить. Говорили, что включается что-то такое в мозгу, там же есть гормоны. Это же совершенно естественно чувствовать любовь к своему ребёнку. Почему у меня не включилось? Где этот тумблер, на который нужно нажать, чтобы моё материнское отношение, любовь к ребенку начали проявляться?»

А тумблера-то нет. И материнское отношение, материнская идентичность формируются постепенно, проходя определённые этапы: сначала в фантазийном пространстве, ещё до возникновения беременности, потом в процессе взаимодействия с ребенком как частью себя, потом во взаимодействии с ребёнком как отделяющимся объектом, потом как субъектом, имеющим собственные границы. И на этот длительный процесс влияет огромное количество разных факторов, весь опыт жизни.

Обретение материнской идентичности опирается на множество факторов: особенности адаптивности, опыт эмоциональных отношений с собственной мамой, культурные, социальные, личностные характеристики, супружеские отношения и удовлетворенность семейными отношениями, физическое и психическое здоровье женщины.

«Верните мне мою жизнь! …та, прошлая женщина все умела и могла, нынешняя ничего не может…» — это тоже фраза пациентки, которая обратилась ко мне, когда ребёнку было уже больше полугода. И ей настолько было тяжело находиться в своём собственном материнстве, что её психика сформировала защитный механизм по типу диссоциации: она не воспринимала себя через «Я», она говорила о себе исключительно в третьем лице, потому что она потеряла себя.

Почему возникает такой механизм защиты от переживания настоящего? Безусловно, наши защитные механизмы включаются на фоне очень высокого уровня тревоги. Любые противоречивые переживания, когда они не признаются, когда психика не готова переработать этот конфликт, вызывают огромное количество тревоги. И когда женщина сталкивается с теми чувствами, к которым она не была готова внутри себя, она пытается от них уйти, на это нужно очень много энергии потратить.

В теории очень просто говорить: «Вы имеете право злиться, вы имеете право на раздражение, вы имеете право на усталость». Ну да, имею право. Но когда они внутри меня и меня разрывают, это же так страшно. Потому что эти чувства направлены к тому, к кому я не имею права их чувствовать, — к части себя, к ребёнку как части себя, к ребёнку, которого я хотела.

Донести до общества, донести до широкого круга людей, что женщина, как абсолютно живой человек, не становится святой, когда рожает ребёнка, она остаётся женщиной со всеми её переживаниями. И она имеет право уставать, может как раздражаться, так и радоваться. И сами по себе негативные чувства не являются вредными. Чувство не может быть вредным, вредным может быть поведение.

Привести все эти переживания к их нормальности. Лишь вытеснение, отрицание проблемы способно дальше передавать эстафету нарциссической травмы, эстафету утраты и переживания утраты как утраты части себя дальше в поколение.

Уже во время беременности женщина воспроизводит тот ранний опыт, который она обрела во взаимодействии со своей мамой. Она продолжает его воспроизводить в ранних отношениях с собственным ребёнком. И большинство этого опыта находится в бессознательной части нашей психики.

В ситуации, когда взаимоотношения с собственной мамой, свой ранний опыт не дал надёжной идентичности, которая могла бы привести к мотивации обретения новой идентичности, материнской, бывает, что ребёнок и сама фантазия о ребёнке — это как попытка вернуть себе себя, но в виде лучшей мамы, чем была у меня. Когда материнство или беременность становится неким суррогатом идентичности: «Я хотела, чтобы у меня появился кто-то, кто будет меня любить безусловно». Все же говорят, дети любят безусловно свою маму, правда? А тут родился кто-то, кого надо любить безусловно, кому надо сначала давать, а он пока ещё не может.

И тогда ребенок становится нежеланным, потому что он скорее отбирает, нежели даёт. И это ощущение пустоты — «утратила гораздо больше, чем могла бы приобрести» — очень болезненно.

Ещё одна важная составляющая в амбивалентном соприкосновении счастья и несчастья — те социальные ожидания, культурные ожидания, личная особенность зависимости внешнего: «Я должна кого-то осчастливить, я должна подарить маме внука, я должна соответствовать ожиданиям, у всех вокруг есть, а у меня нет и т.д.»

С чем это может быть связано?

Это не моё желание, но при этом я его как бы сделала своим. Но если мы с вами чего-то не хотели... Представляете, вот вам сказали: «Ты очень хочешь чайник». Вы говорите: «Да, хочу чайник». Вам принесли этот чайник, он вам вообще не нужен, у вас свой любимый есть, вы им пользоваться не будете — а выбросить нельзя, подарили же. Вот и стоит он у вас и мешается. Понятно, что это такая аналогия, ребёнка с чайником ты не сравнишь, ребенка-то в угол не поставишь и тряпочкой не накроешь, он вообще жизнь очень сильно меняет.

Социальные ожидания имеют огромное значение и по сей день, до сих пор материнство остаётся обязательным фрагментом женского счастья.

К вопросу идеализации материнства, которое происходит в социуме и к чему она может привести.

Вообще идеализация — это очень хорошее качество, которое необходимо ребёнку в раннем возрасте. Он идеализирует свою маму, таким образом он делает её всемогущей: она может всё, а раз она может всё, значит, она точно меня вырастит, накормит, решит все мои проблемы. Это необходимый защитный механизм в ситуации зависимости от другого. И если мы сохраняем во взрослом возрасте зависимость от другого, то мы склонны к идеализации. Но вся беда идеализации в том, что невозможно всю жизнь прожить в воздушном пузыре, и мы так или иначе столкнемся с реальностью. И это столкновение с реальностью приводит к разочарованию, а далее — к чувству вины, самообвинению и обесцениванию того, что было для нас идеальным. То есть к обесцениванию ребенка, обесцениванию себя как матери, обесцениванию материнства как такового.

Если же я не могу выдержать обесценивание или чувство вины, то я буду прилагать все усилия, чтобы сохранить идеал, тратя на это все свои ресурсы, что приводит к эмоциональному истощению и выгоранию. Интенсивно развивается сейчас в психологической науке такой термин, как «родительское выгорание».

Исходя из понимания этих механизмов, мы с вами можем задать себе вопрос: та послеродовая депрессия, с которой к нам приходят, сколько там гормонов и сколько там тех психогенных факторов, которые являются для нас очень-очень важными.

В завершение своего доклада мне хотелось бы сказать, что материнство — это, безусловно, важнейшая задача, благодаря которой мы вообще здесь все сидим, существуем и продолжаем существовать несмотря ни на что. Но при этом это ещё и трудная задача, которая требует множество ресурсов и, в первую очередь, принятия собственной уязвимости, где-то несостоятельности, где-то несовершенства, принятие этого как нормального.

Мы все проходим через этот путь с разной степенью интенсивности. Мы переживаем положительные и отрицательные чувства. Каждая мать делает для ребенка всё, что может, просто каждая может разное… И наша задача — помочь ей увидеть её разное и дать ей возможность увидеть то, что у неё есть, но что она почему-то не может использовать.

Полная видеозапись второй части пленарных выступлений, доклад М.Е. Блох начинается на 44:35: