Я.И. Гилинский как основоположник девиантологии: дискурс-анализ теоретического наследия ученого

Гилинский Яков Ильич — советский и российский ученый-правовед, криминолог, социолог, девиантолог. Основоположник и патриарх советско-российской девиантологии, доктор юридических наук, профессор. Академик Международной академии образования, член Международной ассоциации девиантологов и др. Автор более 650 публикаций, из них более 150 — на английском, французском, немецком, венгерском, норвежском, итальянском, японском, украинском и др. языках.

Ровно 104 года тому назад (7 ноября 1917 года) Макс Вебер, выступая перед студентами Мюнхенского университета, объяснил им сущность науки и определил миссию ученого. «Учёный, — сказал он, — не должен быть бесстрастным, но его страсть должна быть целиком посвящена делу, которое человеку со стороны покажется довольно бессмысленным. Он должен быть готов жертвовать своим временем и усилиями ради крупиц нового знания …» [1].

Приведенную цитату Макса Вебера можно с полным основанием отнести к Я.И. Гилинскому, его усилиям и потраченному времени, неудержимой страсти, направленной на институционализацию, развитие и популяризацию советско-российской девиантологии. Его вклад в отечественную и мировую девиантологию огромен, бесценен и достойно не оценен.

Теоретическое наследие Я.И. Гилинского многогранно и объемно. Стоит упомянуть лишь некоторые хорошо известные его труды

по девиантологии:

• Девиантность, преступность, социальный контроль в обществе постмодерна. — СПб, 2017;
• Девиантность в обществе постмодерна. Монография. — СПб: Алетейя, 2017;
• Творчество как позитивная девиантность. — СПб: Алеф-Пресс, 2015;
• Девиантология. — СПб: Юридический центр Пресс, 2007;
• Девиантология: социология преступности, наркотизма, проституции, самоубийств и других «отклонений». — СПб: Юридический центр Пресс, 2004 (Акад. тип. Наука РАН);
• Девиантность, преступность, социальный контроль: Избранные статьи. — СПб: Юридический центр Пресс, 2004;
• Глобализация, девиантность, социальный контроль: сборник статей. — СПб: ДЕАН, 2009 и др.;

по социологии:

• Социальное насилие. Монография. — СПб: Алетейя, 2017;
• Девиантность в обществе потребления. — СПб: Алеф-Пресс, 2012 и др.;

по криминологии:

• Криминология постмодерна (неокриминология). Монография. — СПб: Алетейя, 2021;
• Очерки по криминологии. — СПб: Алеф-Пресс, 2015;
• Конструирование девиантности. — СПб: ДЕАН, 2011;
• Криминология: теория, история, эмпирическая база, социальный контроль (учебник для вузов). — СПб: Питер, 2002;
• Криминология: теория, история, эмпирическая база, социальный контроль. — 4-е изд., перераб. и доп. — СПб: Алеф-Пресс, 2018 и др.

К сожалению, в одной статье невозможно даже перечислить все труды выдающегося ученого. Однако даже этот скромный перечень трудов характеризует многогранность и талант Я.И. Гилинского как теоретика и исследователя-девиантолога, социолога и криминолога. Также в одной статье не представляется возможным осветить все многообразие научного наследия ученого, поэтому я ограничусь дискурс-анализом только теоретических идей в девиантологии и, насколько это будет возможным и уместным, дополнить их своим пониманием проблемы. Заранее прошу Якова Ильича простить меня за такую дерзость и вольность с моей стороны.

Ad hoc акцентирую, что изучение научного творчества Я.И. Гилинского предопределено востребованностью его огромного научного наследия, характеризующегося научной многогранностью, широтой исследуемых проблем, оригинальностью подходов и идей. Научные труды Якова Ильича имеют не только историческую и научную ценность; они важны и для современной девиантологии и гуманитарной науки в целом, направляя и стимулируя ее поиски в ряде ключевых направлений.

Исследование научного наследия Я.И. Гилинского позволяет, во-первых, определить его место в истории отечественной гуманитарной науки и вклад в ее развитие; во-вторых, акцентировать внимание на его новаторских идеях в области исследования методологии девиантологии, важных для решения задач, стоящих перед современной наукой и практикой; в-третьих, отследить судьбу его научных идей и продуктивных наработок в трудах молодых исследователей-девиантологов.

Итак, ключевые идеи профессора Я.И. Гилинского в девиантологической науке (в скобках замечу, что Яков Ильич, вслед за Нильсом Бором следовал тезису «каждое высказанное мною суждение надо понимать не как утверждение, а как вопрос»). Я постараюсь не нарушать эту традицию.

Во многих трудах ученого сквозной проходит тема насилия. Даже эпиграфы в отдельных трудах подобраны им не случайно («Человек является единственным видом, в котором борьба носит уничтожающий характер». Н. Тинберген; «Человек отличается от животных именно тем, что он убийца». Э. Фромм; «История человечества — история зла на земле». В. Швебель; «Насилие встроено в систему». Д. Беккер; «Вся история человечества — одно сплошное преступление». А. Макаревич; и др.).

Трудно не согласиться с мыслью Я.И. Гилинского, что насилие — в различных его проявлениях — неотъемлемая составляющая (элемент) общественного бытия, и что оно носит системный характер, пронизывает все сферы жизнедеятельности общества. Безусловно, — и Яков Ильич не отрицает, — что тема насилия, при всей ее дискуссионности, многолика, она заслуживает лонгитюдного, серьезного и объемного исследования, и ждет пытливых молодых ученых-исследователей [7].

Ученый приводит несколько аргументов, «разводящих» и характеризующих агрессивность животного и человека, главные из которых, по моему мнению, являются следующие:

• «Вряд ли можно считать собственно агрессивным поведение хищника по отношению к жертве, поскольку с не меньшим основанием «агрессором» предстает заяц, поедающий капустные листья или морковь»;
• • «Агрессия и убийство среди животных часто инструментальны: из-за пищи, из-за самки, при защите детенышей, при “самообороне” (т.е. “витально обусловлены, необходимы”), но никогда не превращаются в самоцель, не бывают, как у людей, “просто так”, “куражу ради”, “по пьянке”, “из хулиганских побуждений”. Если волк вынужден есть зайца, а заяц — капусту, то человек уничтожает и тех и других “ради спортивного интереса”» [7, с. 8].

Стало быть, насилие в человеческом обществе отличается от агрессивности животных не только масштабами, не только отсутствием «витальной необходимости», но и тем, что оно сопровождается враждебностью к объекту насилия (волк не испытывает враждебности к зайцу) и далеко не всегда носит инструментальный характер. Агрессия присуща всему живому, насилие же — только человеку, — заключает Я.И. Гилинский [7, с. 9].

Как известно, в социальной природе отношения между людьми носят социальный характер (в широком понимании — социально-экономический, социально-культурный, социально-политический и др.). Наличие власти и обладание материальными ценностями — перманентный фактор порождения и источник насилия. Специфика насилия, по мнению Я.И. Гилинского, — «принуждение других к определенной деятельности (или бездействию) или силовое же сопротивление принуждению» [7, с. 21], и что «нормы, типы и частота агрессивных форм поведения задаются культурой» [7, с. 23].

Главным в генезисе насилия (вообще девиантности), как считает профессор Я.И. Гилинский, является не сам по себе уровень удовлетворения потребностей, а степень различий в возможностях их удовлетворения для различных социальных групп [7, с. 31]. И здесь, как говорится, не поспоришь, ведь важный доминирующий девиантогенный (и криминогенный тоже) фактор заключается не в уровне доходов и благосостояния граждан, а именно в степени несоответствия между богатыми и бедными, обеспеченными и не обеспеченными, малоимущими и нуждающимися.

Эти и другие факторы способствовали тому, что в современном обществе произошло, по метким выражениям Э. Гидденса и В.В. Лунеева, «испарение моральности» (Giddens, 1984) и «гуманизация преступности» (Лунеев, 2014). Современная российская история, начиная с «легендарных» 1990-х годов, создала условия для огромного количества всевозможных рисков, препятствующих позитивной социокультурной и экономической динамике в обществе; породила неслыханную коррупцию, взяточничество, круговую поруку во всех эшелонах власти, такие виды преступлений, которых в недавнем историческом прошлом не было (похищение людей, терроризм и экстремизм, подростковая проституция, детско-подростковый суицид, насильственные преступления, жестокость и интолерантность и т.п.); спровоцировала такие социальные явления, как массовая безработица, обнищание народа, социальное сиротство, беспризорничество и попрошайничество, наркотизация и алкоголизация подрастающих поколений; обнажила критические точки общественного развития, способствующие появлению чрезвычайных социальных ситуаций — основательный демонтаж сложившейся уникальной ментальной системы целого народа; обрекла народ на массовую дезориентацию и утрату идентификации как на индивидуальном, так и на групповом уровне, на антагонизацию социальной структуры, маргинализацию и криминализацию общества, деградацию населения, разрушения личности, отторжение власти народом и депопуляции страны и мн. др.; усилила процессы глобализации, вульгарной дифференциации людей (на «включенных» / «исключенных» — inclusion / exclusion), приведшие к социальному расслоению общества, появлению исключенных групп населения («нищеброды», «человеческие отходы») и элиты, олигархата; способствовала появлению протестного поведения — митингов в регионах России, массовому недовольству народа в экономической, политической и социальной сферах и др. Все это и другое, безусловно, представляет серьезную угрозу не только отдельно взятой личности, но и обществу в целом и, наконец, — государственности.

Трагичным рефреном звучит тезис ученого о «принципиальной невозможности создать относительно благополучное общество без массового насилия, без страшного неравенства (социального, экономического, расового, этнического и т.п.), без «войны всех против всех» [10, с. 25]. Это одновременно и личная боль, и констатация факта ученого, и безысходность положения.

Другая тема, широко обсуждаемая в трудах Я.И. Гилинского, — тема девиантологии и криминологии (неокриминологии) постмодернизма.

Следует заметить, что постмодернизм провозглашает сосуществование различных теорий, методов и практик, диалог традиций и подходов как условие взаимообогащения и развития, не абсолютизируя при этом принцип «всеобщего равенства» [13]. Это с одной стороны. А с другой стороны, постмодерн — общество рисков (У. Бек), опасное общество: «Постмодернизм производит опустошительное действие» (Бурдье, 1996). Все это, как отмечает Я.И. Гилинский (2015), относится к нашему, современному обществу, чьи характеристики (глобализация, неприемлемость изоляционизма, виртуализация, фрагментаризация, консьюмеризация, хаотичность — «постмодернистская чувствительность» и др.) плохо осознаются современниками и их правителями [5, с. 84–110].

Особый акцент Я.И. Гилинский делает на социально-экономическом неравенстве в эпоху постмодернизма. «В эпоху глобального постмодернистского мира социально-экономическое неравенство превышает допустимые пределы, превращаясь в тормоз, а то и регресс развития общества, hellip; вызывая недовольство, восстания, революции или же — застой» [4].

Освещение и анализ главных противоречий и главных проблем общества постмодерна — еще одна проблема, которая интересует Я.И. Гилинского. Из главных противоречий — это, во-первых, Свобода технологическая и личностная («Общество Постмодерна — в идеале (!) потенциально Общество Свободных Людей»). Однако у меня, да и у Я.И. Гилинского, большие сомнения, что технологическая свобода будет способствовать развитию личностной свободы. Наоборот, мне представляется, что тотальная технологизация жизни и деятельности людей «подомнет по себя» личностную свободу, саморазвитие, независимость, и свобода личности станет зависимой от технологизации и ее производных. Уже сегодня есть примеры такой тенденции (внедрение нано-биотехнологий, чипизация населения, роботизация, цифровизация, вестернизация западной культуры на национальную и др.). Я.И. Гилинский ссылается при этом и на «цифровой концлагерь» в Китае.

Но, как известно, безграничная свобода постепенно сменяется диктатурой властной элиты. «Все животные равны, но некоторые равнее других», — писал Дж. Оруэлл в своей повести «Скотный двор» (в повести Элитные Свиньи начинают нарушать 7 заповедей, а, чтобы не быть обвиненными в попрании принципов анимализма, тайно их переписывают).

Второе архиважное противоречие и проблема общества постмодерна одновременно — это взаимодействие Государства и Человека («Государство VS Человек» — по Гилинскому).

В любой исторической эпохе государство всегда служило интересам, во-первых, власти, во-вторых, господствующей элиты и олигархам, в-третьих, … а это уже неважно.

Как отмечает Я.И. Гилинский, государство, созданное с самыми благими намерениями (защита подданных и граждан, обеспечение общих интересов и т.п.), в действительности служит репрессивным орудием в руках господствующего класса, группы, хунты. Протестная реакция населения по отношению к вершителям власти хорошо известна во все времена и у всех народов. Восстания, мятежи, революции, баррикады, забастовки, голодовки, митинги, шествия и т.п. [3, с. 6–18] часто приводили к свержению ненавистного политического строя.

Третья проблема, о которой много написано Я.И. Гилинским, — «включенные» / «исключенные» (inclusion / exclusion). Главное наблюдение, которое сделал Я.И. Гилинский, исследуя эту проблему, заключается в том, что «все человечество разделено на постоянно уменьшающееся меньшинство «включенных» (included) в активную экономическую, политическую, культурную жизнь и постоянно увеличивающееся большинство «исключенных» (excluded) из нее» [3, с. 39].

И действительно, повторюсь, социально-экономическое и политическое развитие, происходящее в современном российском обществе, усилило процессы глобализации, вульгарной дифференциации людей (на «включенных» / «исключенных»), приведшие к социальному расслоению общества, появлению исключенных групп населения («нищеброды», «человеческие отходы») и коррумпированной элиты, олигархата.

Так, например, Генпрокурор РФ Игорь Краснов оценил ущерб от коррупции для страны за 2020 год. Он назвал сумму по уголовным делам, которая за 9 месяцев 2020 года составила 45,4 миллиарда рублей. По его словам, такие преступления сложно выявлять, потому что они, зачастую, выгодны всем участникам процесса. Для сравнения, по итогам 2019 года — в размере около 55,1 миллиарда рублей, — отметил И.В. Краснов.

И.В. Краснов добавил также, что в гражданском и арбитражном судопроизводстве на октябрь 2020 года прокуроры предъявили иски общей суммой более 6,6 миллиарда рублей. В 2019 году за аналогичный период, по его словам, были предъявлены иски на 2,8 миллиарда рублей.¹

При этом, по данным Росстата, число живущих за чертой бедности выросло на 400 тыс. человек и составляет 19,6 млн. россиян. Реальные располагаемые денежные доходы россиян по итогам COVID-кризиса 2020 года сократились на 3,5% в годовом выражении. Теперь они отстают более чем на 10% от уровня 2013 года. 50,8% россиян имеют доход менее 27 тысяч рублей в месяц. Доход в размере менее 7 тыс. руб. в месяц имели 4,1% россиян, в размере 7–10 тыс. руб. — 6,1%, 10–14 тыс. руб. — 10,1%, 14–19 тыс. руб. — 13,1%, 19–27 тыс. руб. — 17,9%, 27–45 тыс. руб. — 24,6%, 45–60 тыс. руб. — 10,1%, 60–75 тыс. руб. — 5,5%, 75–100 тыс. руб. — 4%, свыше 100 тыс. руб. — 4%. Таким образом, 50,8% россиян имели доход менее 27 тыс. руб. в месяц.²

И таких примеров, к сожалению, можно привести десятки тысяч! Тысячу раз прав наш классик, сказав, что «Если я усну и проснусь через сто лет и меня спросят, что сейчас происходит в России, я отвечу: пьют и воруют» (М.Е. Салтыков-Щедрин).

Однако, как предупреждает Я.И. Гилинский, «исключенные» vs «включенные» — еще одно взрывоопасное противоречие и проблема общества постмодерна [3, с. 40], которую власть не разрешила, не пытается разрешить и вряд ли когда-либо разрешит. Вот тут в скором времени не на шутку могут разгореться серьезные социально-политические страсти. Эта ситуация может быть катастрофической с серьезными последствиями. Народ обозлен на олигархов, на так называемую «элитную прослойку», в руках которых сосредоточены все богатства страны, а народ нищает и бедствует… «Не буди лихо пока оно тихо» — гласит русская пословица.

Четвертая проблема, вызывающая социологический научный интерес у Я.И. Гилинского, — это проблема творчества. Людей во все времена интересовали загадки творчества, поскольку в этом виде человеческой деятельности (творчестве — интеллектуальном, техническом, литературном, музыкальном, самодеятельном и др.) всегда присутствовал элемент необычности, оригинальности и новизны. Кого-то эта новизна восхищала и захватывала, но многих — пугала, и люди ко всему непонятному относились скептически и с подозрением, а порой и враждебно.

Однако новое, по утверждению Я.И. Гилинского, всегда выступает отклонением от нормы, стандарта, шаблона поведения или мышления и потому воспринимается как аномалия. При этом, чем значительнее новое отличается от привычного, обыденного, усвоенного, тем аномальнее оно выглядит («гениальность и безумие») [6, с. 10; 8, с. 469; 9; 11].

Яков Ильич с сожалением отмечает, что социология творчества (в отличие от психологии творчества) пока не сформировалась, и тому есть объективные причины, главным образом идеологического плана.

Хотя только сейчас почему-то стало очевидным, что для динамического развития социальной системы (общества), «для обеспечения динамического равновесия системы необходимы девиации»; социальное творчество (позитивная сторона девиантного поведения) является «механизмом общественного развития», то есть такая деятельность, которая «не ограничивается воспроизведением известного (вещей, идей, отношений), а порождает нечто новое, оригинальное, качественного новые материальные и духовные ценности». «На противоположном полюсе девиантного поведения находится его «дурная» сторона» — негативные девиации (преступность, пьянство, наркотизм, коррупция и т.п.) как неизбежное alter ego социального творчества [6, с. 13, 17].

В монографии «Креативная девиантология» (2016) мною была осторожно высказана мысль о том, что вся наша жизнь во всем ее многообразии и мозаичности имеет девиантологическую основу. Изучив множество опубликованных трудов ученых различных научных направлений, и особенно Я.И. Гилинского, и основываясь на собственном исследовательском психолого-девиантологическом опыте, я с уверенностью могу сказать, что так оно и есть. Мы просто об этом никогда не задумываемся. Стоит только внимательно присмотреться к действительности, к «реалиям жизни» («реальность является девиантной» — по Н. Луману), и мы непременно обнаружим взаимосвязь и даже взаимозависимость творчества и девиантности [12, с. 10]. На это указывает и Я.И. Гилинский: «Эмпирические социологические исследования последних лет свидетельствуют о вполне определенных и относительно устойчивых взаимосвязях между различными проявлениями негативной девиантности и социальным творчеством» [6, с. 23].

Парадоксально, но девиантное поведение и творчество, творческая активность могут иметь сходные черты [2; 8; 9; 11]. Отличия заключаются в том, что для подлинного творчества удовольствие составляет сам процесс поиска, в то время как для девиантной активности основной целью является результат — получение удовольствия, находящийся, как правило, в зоне социального и психологического риска.

Итак, заключая, вслед за Я.И. Гилинским отмечу, что девиантность создается не обществом как таковым (по утверждению Г. Беккера), но, безусловно, в обществе, а конструируется властью (режимом), где и культивируется, приобретая специфические черты и оттенки. Люди же, живущие в таком обществе, строят (или не строят) свое поведение в соответствии с предписаниями этого общества (юридическими и/или моральными).

Сноски:

¹ https://news.rambler.ru/politics/45390436/ (дата обращения: 24.12.2020);
РБК: https://www.rbc.ru/economics/28/01/2021/60129a749a7947cf1ca85d53 (дата обращения: 20.06.2021).

² РОССТАТ // https://www.vesti.ru/finance/article/2522006 (дата обращения: 20.06.2021).

Литература

1. Вебер Макс. Избранные произведения / Перевод: А.Ф. Филиппов, П.П. Гайденко. — М.: Прогресс, 1990. — С. 707–735.
2. Гилинский Я. И. Девиантность и социальный контроль в обществе постмодерна // Современная девиантология: методология, теория, практика. Коллективная монография / Под ред. Ю.А. Клейберга — 2-е изд. — London: Publishing house «UK Academy of Education», 2021. — C. 35–61.
3. Гилинский Я. И. Человеческое, слишком человеческое. — СПб: Алетейя, 2020.
4. Гилинский Я. Движение ядовской мысли к постмодернистскому восприятию мира // Ядовские чтения: перспективы социологии: Сборник научных докладов конференции. СПб, 14–16 декабря 2015 г. / под ред. О.Б. Божкова, С.С. Ярошенко, В.Ю. Бочарова. — СПб: Эйдос, 2016. — 459 с.
5. Гилинский Я. Очерки по криминологии. — СПб: Алеф- Пресс, 2015.
6. Гилинский Я.И. Позитивные девиации // Творчество как позитивная девиантность. Коллективная монография / Под общ. ред. проф. Я.И. Гилинского и проф. Н.А. Исаева. — СПб: Алеф-Пресс, 2015. — С. 9–40.
7. Гилинский Я.И. Социальное насилие: Монография. — СПб: Алеф-Пресс, 2013. — 185 с.
8. Гилинский Я.И. Девиантология: социология преступности, наркотизма, проституции, самоубийств и других «отклонений»: монография. — 4-е изд. — СПб, 2021.
9. Гилинский Я.И. Художественное и научное творчество как девиантность // Общество и право. 2012. № 1(3).
10. Гилинский Я. Онтологический трагизм бытия, или Размышления малицириста // Молодежь: Цифры. Факты. Мнения. 1995. № 2–3. С. 197–212.
11. Гилинский Я.И. Творчество: норма или отклонение? // СоцИС. 1990. №2.
12. Клейберг Ю.А. Креативная девиантология. Монография. — М.: Изд-во МГОУ, 2016. — 160 с.
13. Potter J., Wetherell M. Discourse and Social Psychology: Beyond Attitudes and Behavior. — London, SAGE Publication, 1990.

Фотография В. Ильина.