Саморегуляция как фактор сохранения идентичности в ситуации неопределенности

Ситуация редко выступает в качестве объекта клинической психодиагностики. Как правило, в центре внимания клинического психолога находятся психические реакции, психические состояния и свойства личности, обнаруживающие себя при воздействии каких-либо внешних факторов. Среди таких факторов отмечаются преимущественно жизнеугрожающие обстоятельства, неизбежно нарушающие психологическое благополучие личности: война, угроза насилия, страдания и смерти, тяжелая болезнь, гибель близких и т.п. Известный перечень T. Holms, R. Rahe, включающий в себя 43 жизненных события стрессогенного характера, также ориентирован на прогнозирование клинически оформленной патологии.

Между тем, человек всегда находится в определенных жизненных обстоятельствах и сам является их частью. Ситуация всегда окружает личность и взаимодействует с ней, но далеко не всегда становится предметом анализа. Между тем, события, связанные с войной, насилием или смертью, не исчерпывают всего разнообразия переживаемых человеком событий. Как правило, на практике ситуационный контекст в процессе клинической психодиагностики личности остается за пределами исследования.

Разработанной научной теории ситуаций в настоящее время не существует, несмотря на то, что ситуативный контекст внутриличностных или межличностных событий предполагается всегда. Ситуация как элемент «психологического тезауруса» не имеет четкого определения своих границ и сравнительно мало изучена. Роль окружающей среды для понимания переживаний и поведения пребывающей в ней личности подчеркивалась основоположниками современной отечественной психологии. Во всех определениях личности более или менее явно предполагается наличие некоторого социального окружения, по отношению к которому личность проявляет свои особенности. В.Н. Мясищев трактовал личность как «систему отношений человека к окружающей действительности»; С.Л. Рубинштейн усматривал в структуре личности «те внутренние условия, через которые действуют те или иные внешние факторы». Для понимания психических свойств личности, отмечает Б.Ф. Ломов, «нужно выйти в исследовании за пределы индивида и рассмотреть его как элемент системы». По мнению А.В. Петровского, А.В. Брушлинского, В.П. Зинченко, характеристики личности, такие как конформность, агрессивность, уровень притязаний, тревожность и т.д., «по существу своему соотносительны, явно или не явно предполагается некое социальное окружение, по отношению к которому личность и проявляет конформность, агрессивность, тревожность и т.д.».

При этом, отмечают авторы, по умолчанию «социальная среда представляется как неизменная, аморфная, бессодержательная, “среда вообще”». Подобная механистическая трактовка трактует среду «либо как точку приложения сил для активной личности, либо как силу группового давления на личность». На эту аморфную социальную среду «ориентированы фактически все личностные опросники...»

Ситуативный подход к личности наиболее отчетливо сформулирован в социальной психологии. Он опирается на экспериментальные исследования, которые показывают, что давление внешней ситуации в ряде случаев бывает настолько выраженным, что позволяет прогнозировать поведение оказавшихся в этой ситуации людей. Работы в области социального влияния: исследования давления социальной группы и конформного поведения С. Аша, исследования конкуренции и межгруппового поведения М. Шерифа, «жестокие» эксперименты С. Милгрема, — все они доказывают, что ситуация, в которой находится субъект, ее структура и организация во многом определяет поведение человека.

В клинической психологии преимущественное внимание при диагностике личности оказывается ситуациям, которые Ясперс обозначил понятием «граничные ситуации», понимая под ними «такие крайности, как смерть, вина, борьба как неизбежность, т.е. ситуации, которые неотвратимо детерминируют все наше существование». Опираясь на тезис Рубинштейна о том, что внешние причины действуют через внутренние условия, Б.В. Зейгарник следующим образом сформулировала патопсихологический метод исследования: «Не на классификацию людей и выделение типов должны быть направлены исследования развития личности (больной или здоровой), а на условия, которые привели к той или иной структуре его деятельности».

Последовательность ситуаций, влияющих на формирование личности, уникальна для каждого, внося свой вклад в формирование индивидуального жизненного сценария. По умолчанию предполагается, что индивидуальный жизненный опыт представляет собой значимый фактор формирования личности. Этот опыт изучается в процессе сбора психологического анамнеза (анамнеза жизни), однако интерпретируется преимущественно в связи с возможными отклонениями в развитии личности. Индивидуальный жизненный опыт психологически благополучной и психически здоровой личности обычно не привлекает внимание экспертов по психическому здоровью. Большая часть жизненных событий клиента остается за границами психологического анализа. Между тем, множество неприятностей, мелких неудач — всего того, что составляет «стрессопланктон», микротравмы повседневной жизни, — в значительной степени нагружают негативными эмоциями субъективную психическую реальность.

Активный интерес ученых самых различных специальностей к массовому воздействию ситуативного контекста на психологическое благополучие людей возник в связи с пандемией, ключевой психологической характеристикой которой является неопределенность с дефицитом информации, утратой контроля и непрогнозируемым исходом.

Условием существования в меняющемся мире стало нарастание неопределенности. С развитием общества, отмечает А.Г. Асмолов, «зона неопределенности» расширяется, требуя от человека большей самостоятельности и ответственности при принятии решений. По мнению Д.А. Леонтьева, «суть экзистенциального мировоззрения состоит в отношении к жизни как к тотальной неопределенности, единственным источником внесения в которую определенности выступает сам субъект». Новые вызовы современности, прежде всего ее неопределенности и сложности, ставят перед психологами задачи поиска релевантных решений, направленных на изучение того, как трансформируются картины мира людей, живущих в условиях нарастающей неопределенности и сложности мира, и того, как люди реагируют на эти изменения современности.

Стресс от неопределенности описан в литературе как самостоятельный психотравмирующий фактор. Современные исследования опираются на закономерности, в соответствии с которыми следствием существования в неопределенности является кризис идентичности: утрата стабильности, дезориентированность, разрушение представлений о себе, норм и ценностей, регулирующих поведение и деятельность. Идентичность определяется как механизм формирования тождественности человека самому себе, целостности в изменяющихся условиях. Способность сохранять идентичность рассматривается в качестве условия адаптации.

Наиболее ярким примером разрушения идентичности в условиях неопределенности являются описания психических нарушений у лиц в условиях автономного плавания, космического полета и других ситуаций, связанных с социальной изоляцией, приведенные в работах О.Н. Кузнецова, В.И. Лебедева. Как пишут авторы, «не имея возможности в условиях изоляции и сенсорной депривации находить отражение, подтверждение в глазах окружающих собственной личности, человек теряет контакт с самим собой, утрачивая свое “Я”, свою идентичность».

Психологически жизнеспособность, успешность, благополучие и качество жизни человека зависят от его возможности справляться с неопределенностью. В науке такая возможность нашла свое выражение в конструкте «толерантность к неопределенности». Это понятие введено в середине прошлого века в теории Т. Адорно и его коллег (Р. Сэнфорд, Э. Френкель-Брунсвик, Д. Левинсон), восходящей к взглядам Э. Йенша, и трактовалось как способность справляться со сложностью окружающего мира.

Э. Френкель-Брунсвик формулирует понятие «tolerance for ambiguity» как отношение к противоречивой стимуляции. Автор приводит данные о наличии предрассудков у тех, кто склонен к однозначной категоризации мира и не выносит многозначности. Интолерантные к неопределенности ригидны; склонны опираться на прошлый опыт и с трудом ориентируются в новой ситуации. Интолерантность была определена как тенденция принимать решения по принципу «черное-белое», не принимая во внимание сложные реалии мира. В дальнейших исследованиях было показано: у личности с низким уровнем толерантности к неопределенности встречаются такие черты, как догматизм, тревожность, ригидность, авторитаризм, закрытость, низкая креативность. Показана связь этого феномена с когнитивно-стилевыми и личностными характеристиками человека (Юртаева), развитием идентичности (Гусев), особенностями принятия решения в ситуации морального (Чигринова) и личностного (Леонтьев, Мандрикова) выбора, выявлены социальная, культурная, профессиональная и возрастная специфика толерантности к неопределенности.

Толерантность к неопределенности, открытость и незаданность регулятивных профилей выбора, произвольных действий являются основными условиями активности человека в современном мире. Принципу детерминизма противостоит принцип индетерминизма, связанный с признанием свободы воли. С. Мадди рассматривает выбор в пользу неопределенного будущего как основание таких экзистенциальных решений, которые ведут к душевному и соматическому здоровью. Реализация себя самого, своего субъективного смысла, предполагающая потенциальную конфронтацию с субъективными смыслами других людей, — это всегда риск. Риск быть живым, способность проявлять свое Я, принимать решения и строить свою жизнь в соответствии с собственными ценностями, преодолевая сопротивление среды, для этого необходимо мужество, писал Пауль Тиллих, — «мужество быть».

Адаптация обеспечивается комфортными взаимоотношениями личности с собственной субъективной реальностью, с теми психическими феноменами, которые формируют внутреннюю картину мира с осознанной в ней и обоснованной жизненным опытом позицией «Я». Каждый человек создает себе такую субъективную реальность, которая обеспечивает ему психологическую стабильность, комфорт и возможность продуктивно сотрудничать с внешним миром.

Потребность в психологическом вмешательстве в ситуации неопределенности определяется утратой базовой иллюзии надежности и стабильности мира, что провоцирует растерянность, беспомощность и страх; ожидаемые трудности формируют негативную перспективу. Соответствующие установки определяют поведение, провоцирующее прогнозируемые события («феномен самореализующегося пророчества»), собственные эмоции воспринимаются как проявления дефекта, что провоцирует уход в себя. Человек интерпретирует свой страх как сигнал собственной несостоятельности.

В условиях неопределенности саморегуляция становится ключевым фактором сохранения идентичности и адаптации. Саморегуляция затрагивает не только сохранение «Я» во взаимоотношениях с окружающим миром, но и его устойчивость в отношении внутреннего, субъективного мира. Поскольку в ситуации неопределенности, в условиях, когда нет возможности оценивать, прогнозировать и контролировать события, человек не может направлять свою активность вовне, он делает то, что возможно сделать, — направляет свои действия вовнутрь, на собственную субъективную психическую реальность, манипулируя параметрами внутренней картины мира: ее масштабом, размерностью, критериями для сравнения и оценки. При этом, поскольку внешние нормы в ситуации неопределенности размываются, происходит переориентация на внутренние ценности и нормы, связанные с индивидуальным жизненным опытом личности. Реализация собственных норм и ценностей, на которые опирается индивидуальный жизненный сценарий, позволяет восстановить утраченную иллюзию смысла.

Процедура психической саморегуляции проводится как на психологическом, так и на психофизиологическом уровне; она заключается прежде всего в нормализации эмоционального состояния. Основными приемами на психофизиологическом уровне являются контроль дыхания и мышечная релаксация, которые проводятся при активизации внимания.

На психологическом уровне процедура саморегуляции заключается в фиксации состояния «здесь и теперь»; вербализации, контейнировании травматических переживаний; манипуляции внутренней картиной мира.

Первый этап саморегуляции, таким образом, включает: методы психической релаксации, основанные на контроле дыхания и мышечного расслабления. Контроль дыхания и мышечное расслабление обеспечиваются сохранением функции внимания. Возможность расслабляться, влиять на мышечный тонус является условием снятия возбуждения, вызванного страхом. К подобным методам относятся: аутогенная тренировка, биообратная связь, активная регуляция тонуса по B. Stokvis, аутогипноз, контроль дыхания, медитация, нервно-мышечная релаксация, прогрессирующая мышечная релаксация E. Jacobson, трансовые методы. Может быть выделена и так называемая группа «технических методов психотерапии»: биологическая обратная связь, стимуляция на основе электроэнцелографических показателей, использование звуковых раздражителей определенной частоты, лечение облучением светом и цветом.

Методы мышечной релаксации являются наиболее ранними техниками телесно-ориентированной психотерапии и остаются ее основными методами. В основе релаксационных методик лежат восточные духовно-религиозные практики, выработавшие свои техники психорегуляции.

Наиболее часто, наряду с аутогенной тренировкой, в настоящее время для нормализации психофизиологического статуса применяется метод прогрессивной мышечной релаксации Джекобсона, который использует эффект расслабления мышц после их сильного напряжения. Расслабление мышц, в свою очередь, приводит к эмоциональному успокоению.

Второй этап саморегуляции заключается в удержании «здесь и теперь», что позволяет нивелировать дезорганизующее воздействие тревоги. Совладание с тревогой требует пребывания в течение определенного времени в «здесь и теперь», что само по себе психотерапевтично. Восстановление контакта с собственным состоянием — инструмент для подтверждения существования субъекта и его выбора в ситуации неопределенности. Сосредоточенность на настоящем, в котором только и возможно получение информации, формирование новых навыков, самореализация в виде конкретных действий позволяют нивелировать яркость прогнозируемых неприятностей или воскрешенных образов прошлого.

Третий этап саморегуляции состоит в вербализации компонентов актуального психического состояния, которая заключается в «вербальном (словесном) описании переживаний, чувств, мыслей, поведения» (Б.Д. Карвасарский), в которой описываются «эмоциональные стороны конкретного актуального переживания с позиций внутреннего мира пациента». Вербализация запускает новые возможности по конструированию собственной психической реальности, что становится возможным вследствие «признания гибкости, подвижности и фантомности границ субъекта» (А.Ш. Тхостов). Проникновение в мир психических явлений позволяет субъекту посредством психотерапевтического «контейнирования» событий, их вербализации с помощью слов добиться «объединения и достижения единства эмоционального отношения и ментальной интеграции, “собирания себя” в единую, осмысленную и целостную самоидентичность…» (Е.Т. Соколова).

Начало продуктивных изменений в психической реальности клиента связано с «контейнированием» переживаемых им событий, их вербализацией в системе координат преобразованной психической реальности. При этом, как пишет А.Ш. Тхостов, «объективная верность мифа, лежащего в основе метода лечения, не имеет принципиального значения». Как отмечает Б.Д. Карвасарский, концептуализация травмы позволяет принять ее как часть собственного жизненного опыта, интегрировать в собственную психическую реальность. С этой целью могут использоваться: самовнушение, или «внушение самому себе, которое позволяет субъекту вызывать у себя те или иные ощущения, восприятия, управлять процессами внимания, памяти, эмоциональными и соматическими реакциями»; самоконтроль — «процессы, посредством которых человек оказывается в состоянии управлять своим поведением в условиях противоречивого влияния социального окружения или собственных биологических механизмов»; трансовые методы, которые повышают доступ к неосознаваемой информации.

Четвертый этап саморегуляции представляет собой манипулирование внутренней картиной мира. На этом этапе возможно применение трех основных приемов.

1. Наиболее популярным является укрупнение масштаба индивидуальной системы координат, в рамках которых клиент оценивает события. Например, клиенту предлагается оценить травматичное событие в широком масштабе всей жизни: «Оглядываясь на прожитую жизнь, как бы Вы оценили актуальную ситуацию? Насколько драматичной она бы Вам казалась? Стали бы Вы тратить на ее переживание столько сил и психологических ресурсов?»

2. Методом снижения напряжения является изменение образцов, с которыми сравнивает себя субъект при оценке степени своего неблагополучия. Например, понижение социального статуса и снижение зарплаты более травматичны для индивида при сравнении со статусным субъектом, имеющим высокий доход, и гораздо менее болезненны при сопоставлении с бездомным бродягой, не имеющим никакого дохода.

3. Радикальным методом нивелирования эмоциональной нагруженности событий является избавление вообще от каких-либо критериев для сравнения, что влечет за собой отказ от самой процедуры сравнения с кем бы то ни было. Для этой цели используются преимущественно восточные практики с их специфическим смысловым содержанием, такие, например, как йога или дзен-буддизм. Буддистский принцип «таковости» означает на практике повышение толерантности клиента, его способность принимать свои самые различные черты, не испытывая чувства вины и сожаления о своей «неправильной» природе и связанных с ней поступках. Таким же образом человек учится принимать не зависящие от него внешние события и обстоятельства, которые он не может контролировать.

Последовательное применение методов психофизиологической и собственно психической саморегуляции позволяет нормализовать актуальное психическое состояние, стабилизировать картину мира и позицию собственного «Я» в этом мире, предохраняя идентичность от разрушения.