Рабочая группа Совета Федерации планирует внести в Госдуму законопроект о профилактике семейно-бытового насилия до конца 2019 года. До 15 декабря происходит его общественное обсуждение. В ходе дискуссии в рамках круглого стола «Бьет — значит любит? Закон о домашнем насилии: за и против» сторонники и противники законопроекта представили свои аргументы, а также обсудили, какие шаги необходимы для решения проблемы домашнего насилия в России. Круглый стол состоялся в ИА «Росбалт» 2 декабря 2019 года. Участвовали: Наталия Евдокимова — член Совета по правам человека при Президенте России; Елизавета Великодворская — координатор психологической службы ИНГО «Кризисный центр для женщин»; Николай Стариков – лидер общественного движения «Патриоты Великого Отечества», Андрей Цыганов — редактор РИА «Катюша», председатель экспертного совета Общественного уполномоченного по защите семьи, юрист; Михаил Бриль — психолог, начальник Службы медиации Городского центра социальных программ и профилактики асоциальных явлений среди молодежи «КОНТАКТ»; Владислав Щепельков — профессор кафедры уголовного права СПбГУ; Константин Пархоменко — протоиерей; Елизавета Пархоменко — психолог; Диана Рамазанова — юрист кризисного центра для женщин.
Наталья Евдокимова: «Основная идея этого закона — защитить жертву домашнего насилия. Не вынести осуждение насильнику, не посадить его в тюрьму, а именно защитить жертву насилия. Наши государственные мужи говорят, что все сделано… В том-то и фокус, что защитить женщину при помощи нынешних законов практически невозможно. Декриминализация домашнего насилия привела к тому, что фактически, если ты придешь и пожалуешься на мужа, возбудят административное дело и тебя же накажут, заставят платить штраф. Вот в чем проблема — защиты от насильника нет, ты вернешься домой в ту же ситуацию. Наша задача была прописать в законе нормы, которые бы защитили жертву — я говорю о женщинах, потому что большая часть пострадавших — женщины и дети, а не мужчины, хотя есть и мужчины, над которыми совершают насилие женщины... Есть субъект насилия (насильник) и есть объект насилия (жертва), независимо от пола и возраста. И наша главная задача была в том, чтобы обеспечить именно защиту… К моему большому сожалению, законопроект, проходя через Совет Федерации, был достаточно сильно урезан..., проходя через горнило власти, даже не будучи внесенным в Госдуму РФ, он претерпевает множество изменений. В любом случае, нельзя оставаться в стороне — мы последний субъект из бывших республик Советского Союза, в котором, так или иначе, не принят тот или иной правовой акт — закон или постановление правительства, где жертвы домашнего насилия защищены».
Николай Стариков: «…Я очень надеюсь, что в нашей стране нет ни одного человека, который выступает за то, чтобы один человек бил другого. Защитники закона говорят о том, что те, кто выступает против его принятия, якобы занимают такую позицию. Это неправда. Это попытка манипулировать эмоциями. Нам не нравится этот закон по одной простой причине: он ни в коем случае не решает тех задач, о которых говорят лоббисты этого закона. Более того, этот закон создает огромное количество новых проблем. Для того чтобы вы в этом убедились, я прочитаю одно из определений этого закона. Надеюсь, что все, кто выступает как за, так и против этого закона, с ним ознакомились. В статье 2 дается понимание, что же такое семейно-бытовое насилие. Я позволю себе процитировать: «семейно-бытовое насилие — умышленное деяние, причиняющее или содержащее угрозу причинения физического и (или) психического страдания и (или) имущественного вреда, не содержащее признаки административного правонарушения или уголовного преступления». Теперь хотел бы перевести с юридического языка на русский. Лоббисты закона говорят нам о насилии в семье, подразумевая избиения, побои, убийства, изнасилования, какие-то страшные вещи, которые происходят. Тем не менее, просто понятие того, о чем этот закон, говорит «не содержащее признаки административного правонарушения или уголовного преступления». Это значит, что все то, ради чего принимается этот закон, в этот закон не входит. Побои, синяки, избиения — ничего этого не может быть в рамках этого закона предотвращено. Это прямо написано в законе… Следующий термин, с которым мы сталкиваемся в статье, — угроза причинения психического страдания. Я буду признателен, если мне кто-нибудь объяснит, что такое угроза причинения психического страдания. Пойдем дальше по тексту. Я хочу, чтобы было понятно, что закон в таком виде не только не решает тех задач, о которых говорят лоббисты закона, но создает новые проблемы, потому что формулировки его расплывчаты и под них может быть подложено все что угодно…»
Владислав Щепельков: «Я практически полностью разделяю точку зрения, которую Николай Стариков озвучил: в таком виде, в котором закон сейчас предложен, он, безусловно, не решает тех проблем, которые, по идее, должен был бы решать… В том виде, в котором сейчас предложен проект, он бесполезен и контрпродуктивен. Если посмотреть на ту проблему, которую он призван решать: по заказу Государственной Думы в июле–сентябре этого года Санкт-Петербургский университет проводил исследование, которое специально было посвящено изучению проблем семейно-бытового насилия в Российской Федерации. По его результатам 21 октября была сделана презентация в Государственной Думе. Основные выводы, к которым пришла группа экспертов: семейное насилие — это социальная проблема. Подтверждается это хотя бы тем, что в ходе всероссийского социологического опроса 2,5 процента взрослого населения старше 18 лет за последний год становились жертвами семейного насилия. Это каждый сороковой. Многие отказывались отвечать на вопросы. Второй вывод: семейное насилие обладает определенной спецификой, и в силу этой специфики требуются специальные меры предупреждения и специальные меры ответственности. Это насилие между близкими людьми. Если вы становитесь жертвой насилия на улице, почти каждый пойдет и заявит об этом. А если вы становитесь жертвой насилия в семье, то, как правило, не заявите или заявите, но не с первого раза. В подавляющем большинстве случаев семейное насилие происходит в домашних условиях — до 90% случаев. В связи с этим требуются специальные меры. Третий вывод, который был сделан: надо определить, что такое семейное насилие, которое требует специальных мер предупреждения и ответственности. Мы исследовали исключительно физическое насилие либо угрозу его применения. Все, что связано с иными видами насилия, которые, в частности, определяются в зарубежном законодательстве: экономическое, психологическое, эмоциональное, сейчас обсуждается в США так называемое технологическое насилие, — здесь мы не получили, да и не стремились получить положительный результат исследования. И в итоге пришли к выводу, что если принимать закон, необходимо ограничиться исключительно физическим насилием (в том числе, сексуальным) и угрозой применения физического насилия. При этом насилие — это умышленные, безусловно, действия, которые создают опасность причинения вреда жизни и здоровью. Еще ряд выводов был связан с институтами судебного или иного приказа, когда жертва, если она обращается в правоохранительные органы, получает защитный ордер. К этому положительно относится подавляющее большинство населения, сотрудники правоохранительных органов и, тем более, жертвы семейного насилия. Закон нужен, но его необходимо дорабатывать».
Андрей Цыганов: «Этот законопроект является фактически механизмом реализации не ратифицированной в России Стамбульской конвенции о защите женщин и порождением черных мифов… Это порождение гендерной идеологии, радикально-феминистской идеологии и инструмент внедрения в семью, внешнего контроля за семьей. Конспективно несколько тезисов: законопроект, опубликованный на сайте Совета Федерации, в отличие от 442 закона об основах социального обслуживания граждан, не делает исключений из принципа добровольности социального обслуживания. То есть, иными словами, ребенку, в отношении которого применяется насилие, принудительно окажут помощь на стороне, сформулируют его интересы и так далее. Это все у нас соцуслуги. Субъекты профилактики очень интересные. У нас уже сейчас, благодаря соответствующим инструкциям и регламентам межведомственного взаимодействия, родители, зачастую, боятся вызывать «Скорую помощь» ребенку после реальной травмы. Потому что боятся «попасть на карандаш» в соответствующие органы. А вот этот вот «замечательный» законопроект фактически превращает медицинские, образовательные организации в таких надсмотрщиков, которые будут собирать информацию по семье. Больше всего умиляет право некоммерческих организаций, которые также отнесены к субъектам профилактики, оказывать психологическую помощь, заниматься реабилитацией. По западной практике мы знаем, что это навязывание этой самой психологической помощи. Неслучайно в Германии, например, эти охранные ордера (аналог нашего охранного и судебного предписания) называются «молотком ведьм». Это способ вымогательства денег, имущества и решения каких-то своих проблем. Закон предусматривает очень широкие права для НКО, вплоть до того, что они могут быть инициаторами вот этого охранного предписания. То есть, представляете — некие доброжелатели, посторонние лица, соседи, какие-то товарищи, под предлогом защиты жертвы, находящейся в беспомощном положении, обращаются в полицию и получают такое предписание, в соответствии с которым человек (в большинстве случаев, это мужчина...) лишается всех основных прав гражданского состояния! То есть нарушаются все базовые принципы права, презумпция невиновности и так далее. Все, на чем зиждется наш уголовный процесс, семейное, административное право, все нарушается… Потому что, по сути дела, вот это охранное предписание создает новую реальность, новое уголовное право, которое никак не коррелирует с действующим правом… Защитное предписание позволяет, в частности, запрещать насильнику (ну, то есть, лицу, подозреваемому в том, о чем говорил Николай Викторович, в причинении всяких там психических страданий) вступать в контакт и общаться с лицами, подвергшимися семейно-бытовому насилию, в том числе, по телефону, с использованием Интернета. То есть, на самом деле, речь идет, конечно, о выселении человека. Охранное предписание выносится моментально, без всякого суда и следствия…»
Елизавета Великодворская: «Мне кажется, сейчас складывается в дискуссии тот момент, когда, в кавычках, «лоббисты» и, в кавычках, «противники» закона, в общем, сходятся в том, что та редакция, которая есть сейчас, является несовершенной (использую такой мягкий термин). И важно обсуждать сущностно, нужен ли закон, либо обсуждать текущую его редакцию, работа над которой активно продолжается. Мы работаем с 1992 года, то есть уже 27 лет помогаем женщинам, которые пострадали от разных форм насилия. Почему говорю женщинам — потому что мы ориентированы, с одной стороны, на помощь женщинам, с другой стороны, 99 процентов обращающихся к нам — это женщины. Если обращается мужчина, мы также готовы оказать помощь. В прошлом году к нам обратилось 6000 человек через разные средства связи с нами: онлайн-приемную, телефон, очные консультации. Из них 51% — это были женщины, которые пострадали от так называемого домашнего насилия. Почему так называемого — участники круглого стола уже отмечали, что действительно возникает сложность формулировок, потому что в ряде случаев (и нередко) к нам обращаются женщины, которые расстались с мужем (гражданским либо это были интимные отношения разной степени продолжительности), и после их завершения начинается насилие. И мы относим — условно — это насилие к домашнему насилию, хотя есть и другие международные термины, которые шире трактуют эту проблему, а именно — насилие в отношении интимного партнера. Поэтому мы, как представители некоммерческой организации «Кризисный центр для женщин», будем работать в любых условиях. Не было все эти 27 лет закона — мы оказывали помощь. Какое-то время не будет закона — мы будем продолжать работать. Какая бы ни была редакция закона — мы так же будем работать. Другое дело, я бы хотела сейчас как психолог-практик от себя и от своих коллег обозначить, в каких условиях мы эту помощь оказываем и какое количество механизмов у нас есть для того, чтобы защитить от повторения насилия человека, который к нам обратился.
Нередко женщина проживает на одной территории с мужчиной, который совершил физическое насилие, с маленькими детьми. Она звонит в тяжелом эмоциональном состоянии, в слезах, когда муж может вернуться вечером, и она ожидает повторения насилия. И в этот момент мы оказываемся в ситуации, когда у нас есть инструменты оказания психологической помощи. И у нас есть возможность попробовать с помощью тех связей, которые мы установили неформально (потому что у нас сегодня нет четкого описания алгоритмов межведомственного взаимодействия государственных служб и некоммерческих), попробовать ей подобрать убежище, где она останется, если будет готова. В ряде случаев на это уйдет не один день, а то и больше недели. Очень сложно в таких условиях говорить не то что о профилактике первого эпизода насилия, а вообще о профилактике того, чтобы насилие не становилось все более и более тяжелым. Мы здесь говорим о том, что текущая редакция не защищает от тяжелых форм насилия, убийств. И при этом, как говорят исследования, в 94% случаев, до того как произошло убийство женщины, были системные преследования и системное психологическое насилие. Поэтому, если говорить о профилактике тяжелых преступлений, то, конечно, нужно работать на ранних этапах, и в этом смысле нам нужно большее количество инструментов, которые должны быть, в том числе, описаны. Хотелось бы думать, что государство это не только репрессивный инструмент, но и инструмент защиты граждан, которая нам нужна…»
Михаил Бриль: «…С точки зрения психологии, если пойти от общего к частному, то проблема насильственных действий (и не только действий, но и намерений) в семье существует очень давно. Здесь коллеги могут со мной поспорить, но я очень часто говорю о том, что семья в свое время была решением проблемы в племенных общинах. Важные члены племенных общин дрались друг с другом за возможность разделить ложе с нужной обоим мужчинам женщиной. И семья была создана, чтобы урегулировать некоторое напряжение в такого рода сообществах. С тех пор как этот механизм существовал, там существовали и проблемные области, в том числе, которые длительное время решались внутри семьи различными способами. Это были и замалчиваемые элементы насилия, и молчаливо допускаемые элементы измен на стороне. И тот факт, что сейчас российское общество задумалось о том, чтобы централизовано заняться проблемой семейного насилия, это и возможность, …сигнал о том, что…сейчас нужно централизовано с этим что-то делать. И, с другой стороны, риск… Конечно, принятие этого закона породит огромное количество спекуляций этим законом… Но на данном этапе развития общества нам придется что-то делать со сферой семейного насилия…»
Комментариев пока нет – Вы можете оставить первый
, чтобы комментировать