Развитие субъекта труда в XXI веке: тенденции и проблемы цифровизации общества

Введение

Цифровизация охватила практически все основные сферы жизни современного человека: обучение, работу, отдых и досуг, покупки и продажи, общение, отдельные оздоровительные и лечебные услуги. Начиная с 2000 г. существенно увеличилось цифровое воздействие на все категории населения разного возраста и статуса. Ежедневная информационная нагрузка увеличилась в десятки, иногда в сотни раз благодаря использованию персональных телефонов, гаджетов, планшетов, широкому внедрению Интернета в трудовую деятельность и семейно-личную жизнь. Во многих профессиях необходимость цифровых технологий опережает скорость и время для их освоения, создавая особый информационный стресс для работающих людей. Информационная перегрузка стала ежедневной реальностью. По оценкам Google, человечество произвело на свет уже около 300 эксабайт информации. Всего лишь 4–5 лет назад количество существующей информации оценивалось в 30 эксабайт, т.е. за последние годы XXI в. произведено информации больше, чем за всю историю человечества. Каждый день человеку приходится обрабатывать в 5 раз больше данных, чем 25–30 лет назад. Помимо этого, современный человек пытается справиться с эксабайтами информации в сети.

Эпоха информационного общества выдвигает новые требования к человеку по разработке, освоению цифровых технологий и адаптации к ним. Пандемия коронавируса, охватившая все страны, добавила стресс неопределенности и требования к ускорению темпов освоения цифровых технологий. Актуальность исследования проблемы человека в цифровом обществе определяется многими аспектами. Во-первых, остаются неизученными общие и специфические особенности трудовой деятельности, изменение образа жизни и деятельности при переходе к цифровым технологиям. Во-вторых, отсутствуют фундаментальные знания о пролонгированном влиянии цифровых технологий на параметры физического, психического, психосоциального, профессионального здоровья с учетом возраста, этапа профессионализации, профессии и др. Имеются только единичные результаты об эффектах цифровизации для пользователей, которые будут рассмотрены ниже.

Цифровизация как новая реальность

Появление термина «цифровизация» связано с развитием информационно-коммуникационных технологий и повсеместным использованием сети Интернет с 1990-х гг. Появление понятия «цифра» в начале 90-х гг. связано с масштабной модернизацией интернет-технологий, которые становятся мобильными, высокоскоростными и т.д. До настоящего времени нет однозначного определения понятия «цифровизация» в отечественной и западной науке. В большинстве научных публикаций «цифровизация» упоминается без дефиниций.

В условиях глобализации с Запада в Россию было заимствовано два подхода к пониманию феномена цифровизации: 1) в узком смысле она означает оцифровку данных (Digitisierung); 2) в широком — стратегию интеграции цифровых технологий в повседневную жизнь общества (перенос на компьютер задач, которые прежде выполнял человек). Несколько иначе следует рассматривать цифровизацию в образовании: 1) как использование цифровых ресурсов в обучении и воспитании с целью оптимизации образовательной деятельности; 2) как модернизацию содержания и целей образования с целью формирования цифровых компетенций у граждан. Очевидно, что цифровые процессы в образовании являются необходимым явлением для соответствия задачам цифровой экономики и подготовки ее кадров. Это позитивные изменения, преобразующие и сущность педагогического процесса (Данилова, Ледовская, Солынин, Ходырев, 2020).

Одним из первых, кто заговорил о постиндустриальном обществе, был философ Д. Белл. Концепция постиндустриализма представлена в его книге «Грядущее постиндустриальное общество. Опыт социального прогнозирования», изданной в США в 1973 г. (Белл, 2004). Разделяя историю человеческого общества на три стадии (аграрную, индустриальную и постиндустриальную), Д. Белл попытался обрисовать происходящие в середине XX в. изменения в социальной структуре как эволюционный процесс от индустриального к постиндустриальному обществу, который должен стать определяющей социальной формой XXI в., прежде всего в США, Японии, Советском Союзе и в Западной Европе.

По мнению Д. Белла, постиндустриальное общество характеризуется пятью признаками:

1. переходом экономики от производства товаров к производству услуг;
2. преобладанием среди занятых работников профессиональных специалистов и техников;
3. ведущей ролью теоретического знания;
4. ориентацией технико-экономической среды на контроль над технологией;
5. обеспечением процесса принятия решений новой «интеллектуальной технологией».

В качестве основных черт постиндустриального общества Д. Белл выделил следующие:

1. замена механических, электрических и электромеханических средств на электронные. Телефония, телевидение, печатанье и многое другое — все это осуществляется с помощью электронных устройств;
2. минимизация технических средств. Компьютеры сильно уменьшились по своим размерам, одновременно сильно выиграв в качестве;
3. преобразование языка в цифровую форму (язык двоичной системы исчисления);
4. создание программного обеспечения, которое приспосабливает компьютер к нуждам потребителя.

Для постиндустриальной стадии характерен переход от производства вещей к производству услуг. Согласно предсказанию Д. Белла, в постиндустриальном обществе широкое распространение получат новые виды услуг. Эта черта постиндустриального общества повлияет на изменение в распределении занятий и профессий, структуре занятости. Если в индустриальном обществе существовала организация машин и людей для производства вещей, то центральное место в постиндустриальном обществе будет занимать знание, и притом знание теоретическое. Если в последнюю сотню лет основным институтом являлся завод или подобное ему предприятие, в постиндустриальном обществе на первое место должны выйти университеты с ориентированностью на знания.

В качестве другой важной черты постиндустриального общества Д. Белл назвал ориентированность в будущее, которая предполагает контроль за технологиями, оценками технологий, разработку моделей технологического прогноза. По мнению ученых, существенной характеристикой постиндустриального общества является уже возникшая новая интеллектуальная технология, используемая в принятии управленческих решений. Интеллектуальная технология, в предсказаниях Д. Белла, предполагает использование четких алгоритмов (правил решения) проблем взамен спонтанных или интуитивных. Эти алгоритмы получат спланированную реализацию в автоматических машинах, в компьютерных программах или в наборе инструкций, основанных на некоторых математических формулах. Интеллектуальная технология, таким образом, связана с использованием математической или логической техники при работе с «организованной сложностью», в качестве которой могут быть рассмотрены различные, в том числе социальные, организации и системы.

Поистине гуманистическим является мнение Д. Белла о важности в постиндустриальном обществе бережного отношения к талантам, распространения образовательных и интеллектуальных институтов как главной заботы общества. Предполагалось, что для постиндустриального общества будет характерна новая элита, основанная на квалификации, получаемой индивидами благодаря образованию, а не на обладании собственностью, наследуемой или приобретаемой за счет предпринимательских способностей, и не на политической позиции, достигаемой при поддержке партий и групп.

Для обозначения постиндустриального общества Д. Белл ввел понятие «информационное общество», в основу определения социальной структуры которого он ввел информацию. Согласно Беллу, информация связана, прежде всего, с научным, теоретическим знанием. Информационное общество обладает всеми основными характеристиками постиндустриального общества (экономика услуг, центральная роль теоретического знания, ориентированность в будущее и обусловленное ею управление технологиями, развитие новой интеллектуальной технологии).

По утверждению Д. Белла, в эпоху информации решающее значение для экономической и социальной жизни, способов производства, а также для характера трудовой деятельности человека приобретет становление нового социального уклада, базирующегося на телекоммуникациях. Это приведет к появлению единого экономического пространства (глобализации).

В концепции информационного общества Белла подчеркивается важность обеспечения доступа к необходимой информации индивидов и групп, чему могут препятствовать угрозы полицейского и политического наблюдения за индивидами и группами с использованием изощренных информационных технологий. Знание и информацию Д. Белл рассматривает как важнейшие стратегические ресурсы «постиндустриального общества», которые будут определять стоимость в постиндустриальном обществе. В этом контексте он сформулировал проблему информационной теории стоимости. Многие предвидения Д. Белла оказались пророческими.

Несколько другую позицию занимает американский социолог и философ Э. Тоффлер. Он является автором целой трилогии, посвященной исследованию постиндустриального общества: «Шок будущего» (1970), «Третья Волна» (1980) и «Метаморфозы власти» (1990) (Тоффлер, 2009; Тоффлер, 2004; Тоффлер, 2002).

В самой первой книге «Шок будущего» Э. Тоффлер показал всю грандиозность изменений, которую несет с собой будущее постиндустриальное общество. Согласно его предсказаниям, развитие компьютерных и телекоммуникационных технологий приведет к тому, что на человека обрушатся огромные потоки информации, которые будут увеличиваться с каждым днем. Человек не будет успевать осваивать их и приобщаться к чему-то одному, как уже появятся десятки и сотни нововведений. Как справедливо отметил Э. Тоффлер, будут разрушаться старые порядки в области техники, культуры, договоренности в сфере общественных взаимоотношений. При экспоненциальном возрастании различных новшеств будут разрушаться старые приоритеты, а новые не будут успевать сформироваться. Человек будет чувствовать себя потерянным в мире, будут появляться синдромы психических и физических недомоганий. По словам Э. Тоффлера, это будет проявлением социальной болезни, которую он назвал «шоком будущего». Абстрагированность от внешнего мира может привести к серьезным последствиям для здоровья человека. Для ослабления негативного воздействия этого шока предлагается введение в школах и университетах предмета «будущего», на котором человек будет мягко приобщаться к новшествам «цифрового» общества.

Во второй книге трилогии «Третья Волна» Э. Тоффлер представил более разработанную постиндустриальную концепцию, в которой рассматриваются все аспекты информационного общества — от экономики и политики до сфер культуры и образования. «Первая волна» и «вторая волна» сравниваются у него с аграрным и индустриальным обществом, соответственно. Термин «третья волна» выбран не случайно. Сначала индустриальная, а потом постиндустриальная волны смывают, подобно волнам цунами, весь предыдущий порядок, затрагивая все аспекты человеческой жизни. Переход к новой цивилизации для Тоффлера не сводится только к развитию информационных технологий и революции в области генетики. Переход к данному обществу — необходимость, единственной альтернативой которой является гибель человечества в глобальных масштабах.

Согласно Тоффлеру, постиндустриальное общество, главным ресурсом которого является знание, а главной энергетической базой — возобновляемые источники энергии, является единственным возможным путем развития человечества. Внедрение информационных технологий в производство делает возможным увеличение производительности в несколько раз при одновременном увеличении качества и количества произведенной продукции. В необходимости перехода к новому обществу заключается основной принцип отличия моделей развития общества Э. Тоффлера от Д. Белла. Если у Белла процесс становления информационного общества — это процесс планомерной эволюции, то у Тоффлера — момент кризиса цивилизации, ее полного изживания, в результате которого цивилизация уже не сможет развиваться на старой основе. Согласно Тоффлеру, вся система второй волны будет пребывать в кризисе. Цивилизация достигнет пика своего развития и войдет в стадию упадка. В информационном обществе кризис будет проявляться в системах социального обеспечения, почтовой связи, школьного образования, системе городского хозяйства, здравоохранения, международной финансовой системе, национальном вопросе. Человек подчинит себе природу, а подчинив ее себе, начнет свирепое наступление на окружающий мир, безжалостно подчиняя и изменяя его. Объявив себя хозяином природы, венцом эволюции, человек будет превращать живописные пейзажи в промышленные районы, потребляя миллионы тонн природных ресурсов ежедневно и выбрасывая огромное количество вредных веществ и газов в атмосферу.

В своей третьей книге «Метаморфозы власти» Э. Тоффлер показывает, как новые тенденции в цивилизованном обществе влияют на процессы управления и ведут к манипуляциям и насилию. Насилие, утверждает Э. Тоффлер, в XXI в. будет лишено своих традиционных, сложившихся тысячелетиями качеств. Из сферы физической оно перейдет в сферу интеллектуальную (Бодров, 2000).

Ключевым фактором в этом изменении тоже становится знание в понимании автора. В постиндустриальном обществе главным рычагом, воздействующим и оптимизирующим все другие, становится знание. Знание для Э. Тоффлера, это, прежде всего, информация, представления и образы, подходы, ценности и прочие символические продукты общества независимо от того, являются они истинными или ложными. На этом основываются современные информационные войны в политике, экономике, производстве. Так, технические устройства, компьютеры, интерфейсы медиа — это не просто инструменты, но формы чувственности, структуры, организующие наше тело, мышление, воображение, желание и пр. Получая через медиа информацию о мире (истинную и ложную), применяя ее для обучения и реализации профессиональных задач, взаимодействуя — цифровые медиа берут на себя роль высокотехнологических форм чувственности и рассудка (Ленкевич, 2020).

Становится очевидным, что многие предсказания Белла и Тоффлера сбылись или сбываются.

Человек в постиндустриальном обществе

Как отмечает К.А. Очеретяный, каждый технологический уклад ставит человечество перед новыми вызовами. Так, первая промышленная революция освободила силы воды и пара и изменила облик земли. Экологическое равновесие было нарушено: новые индустриальные города оказались окаймлены пустынями, а в сердце своем заключали трущобы. Освободив силы природы, человек оказался отчужден от нее. Вторая промышленная революция, сопровождаемая появлением конвейера, все более специализированным разделением труда, новыми требованиями к скорости и эффективности, усилила отчуждение. Человек стал отчужденным не только от природы, но и от самого себя; человек второй промышленной революции есть человек дискретный — это ряд функций: аудиальных, визуальных, тактильных. В ходе третьей промышленной революции электроника и цифровые технологии, роботизировав производство, фактически оказались средствами борьбы за досуг. Идеология этой революции заключалась в возвращении человека к самому себе как целому посредством передачи труда машинам, оставив себе роль наблюдателя, следящего за правильным функционированием производственного процесса; но человек вместо созидания и обретения целостности «погрузился» в потребление — аудиальное, визуальное, тактильное потребляется как товар, а это значит, что они (как и сам человек) существует дискретно. Четвертая техническая революция угрожает изменить производство настолько, что оно превысит возможности понимания — велика вероятность того, что человек не будет успевать за логикой развертывания производственного процесса. Требования к концентрации внимания, удержанию в памяти избыточного количества информации значительно вырастут. Приоритет будет отдан эмоциям и обмену предельными состояниями вместо понятий и дискурсивной коммуникации и трансляции сообщений. Продуктом четвертой технологической революции становится цифровой разум (Очеретяный, 2020).

Исследования человека, вошедшего в новый технологический уклад, только начинают появляться, но проблемное поле приобретает уже зримые формы. Так, в работах А.А. Грековой (Грекова, 2019) отмечаются различия в мышлении респондентов доцифровой и цифровой эпох. Мышление представителей доцифровой эпохи выстроено по принципу иерархии родовых / видовых признаков с определенной мерой конкретного / абстрактного; новое мышление отличается гибкостью, объемностью, многозначностью, мера соотношения знаков и значений по степени абстрактности / конкретности очень вариабельна, знаки воспринимаются как гиперссылка, над знаками надстраиваются новые знаки, на которые и нанизываются значения.

Многие исследователи высказывают большие опасения относительно психических изменений человека эпохи цифровизации. Патопсихологическая диагностика мышления психически здоровых людей на современном этапе фиксирует изменения в мыслительных операциях категоризации и обобщения, фрагментарности осваиваемых знаний, поверхностности восприятия информации, неустойчивости процессов внимания, возникает «интеллектуальный серфинг» вместо системной интеллектуальной работы, делегирование решения личных задач разнообразным интеллектуальным устройствам (девайсам, гаджетам и т.п.) (Грекова, 2019); наблюдается кризис формата мышления. Если рассматривать три сущностные формы деятельности человека (мышление, коммуникация, деятельность), то ключевой в информационном обществе является коммуникация, которая также претерпела содержательные изменения. Так, современная коммуникация становится обменом аффектами, эмоциями, образами — допредикативными состояниями, а не понятиями. Уходит в прошлое информация как передача сообщения и наступает эра информирования: спонтанной гомологизации формы, связанной с вовлечением в транслируемую радость, волнение, боль. Поскольку коммуникативные процессы автоматизируются и переводятся в облегченный формат, уже не мы коммуницируем, а скорее паразитарные образы, мемы, лайки, репосты коммуницируют через нас. Человек в информационную эпоху из источника информации становится ее переносчиком (Очеретяный, 2020; 220).

М.Р. Арпентьева вводит понятие «цифровые беспризорники», под которыми понимаются современные люди, которые ведут себя так, как вели себя лишенные попечения, дома, семьи, работы и, соответственно, культуры беспризорники (moralment abandonne). Для них характерны хрупкие, конфликтные, амбивалентные или разрушенные связи с семьей и трудовым коллективом, отсутствие смысла жизни. Вместо небывалого всплеска успеваемости и воспитанности, культурного развития и развития кругозора наблюдается «откат» к состояниям почти тотального невежества, вплоть до «конституционной глупости» основной массы населения. Медиатехнологии становятся не инструментами развития, а инструментами деградации и (само)уничтожения (Арпентьева, 2018). В своих исследованиях С.Б. Переслегин данный феномен называет «коротким поколением», для которого характерна высокая нагрузка при освоении достижений общества, что часто связано с саморазрушительным поведением данного поколения (Переслегин, 2018). В пособии «Медиареальность: концепты и культурные практики» В.В. Савчук, отмечает, что основной формой социальности «безликого человека» — коммуниканта, который не говорит на языке сущности, поскольку язык коммуникантов использует нерефлексивные клише, жесты и фразы рекламных роликов, застывшие смыслы очевидности, а так как их реакция, чувства запрограммированы извне, они есть своего рода имплантаты медиа; интенции их исходят из внеличностного, а потому абсолютно чистого сознания, сознания медиасубъекта (Савчук, 2017). Вместо анализа и критической переработки информации, ведущей к ее осмыслению, современный человек просматривает ряд фото, видео, историй и комментарии к ним. Фейки становятся привлекательнее правды, а борьба с фейками может иметь значение для того, кто остается вне этого поля, но внутри него сама критика фейков предстает как часть распространения новых фейков (Шевцов, 2020, с. 62).

В работах Л.Б. Шнейдер отмечается рост цифровых аддикций (хакерство, игровая зависимость, информационное бродяжничество, «лайкопристрастия» и комментирование), что подвергает угрозе культурную идентичность человека (Шнейдер, 2017).

Как отмечает известный американский публицист, экономист и трейдер Нассим Николас Талеб, «одно из самых больших разочарований нашей эпохи — глобализация не привела к интеллектуальному разнообразию, не породила плюрализма мнений. Напротив, мы видим, что весь мир начинает вести себя как централизованная система... Вместо провозглашенной свободы мнений создается ситуация, напоминающая жизнь в тоталитарном государстве: есть официальные мнения, которые ты должен разделять, иначе становишься изгоем», таким образом, цифровая форма самоидентификации — быть как все (Савчук, 2020, с. 90–91).

Л.Л. Третьяк в рамках теории поколений рассматривает три типа работников в зависимости от года их рождения: поколение X (1963–1983 гг., «кочевники»), Y (1982–2002 гг., «герои»), Z (начиная с 2002 г., «цифровое поколение», homo sapiens digital). Так, «кочевники» привыкли полагаться на самих себя, сосредоточены на индивидуальном развитии, высока ценность личного времени. Поколение «героев» уже являются жителями глобальной сети, с легкостью понимают мир виртуальной коммуникации, пользуются блогами, готовы к трудовой миграции и работе на удаленном доступе. Им важна принадлежность корпорации, они привержены известным брендам, это «революционеры на зарплате», успешно сочетающие идеализм с прагматизмом и гедонизмом. Для них ценны качественный отдых и стимуляция удовольствия. Представители поколения Z с раннего детства приучаются перерабатывать большие объемы информации, их мышление характеризуется приоритетом скорости, становится «клиповым», они критичны к моде и социальным трендам, хотят независимости от общественного сознания. Основой ценностей данного поколения становятся индивидуальное творчество и сочетание свободы с профессиональной реализацией и креативностью. Они ориентированы на объединение в небольшие коллективы единомышленников для реализации задуманных проектов; высоко ценят автономию, профессионализм, научную ориентацию и инновацию взамен рутине (Третьяк, 2016).

Рынок труда в условиях цифровизации

Существует несколько точек зрения о влиянии технологического прогресса и цифровизации на работу в будущем. Так, с оптимистической точки зрения, экономисты склонны были считать, что этот прогресс приносит пользу рабочим: автоматизирует рутинные задачи, облегчая труд, и оставляет творческие и сложные автоматизированные задачи человеку, что предполагает ценность образования и квалификации. Однако появление искусственного интеллекта, который не повторяет рутинные операции по алгоритму человеческой деятельности, а использует огромные объемы вычислительной мощности и памяти для обработки данных, привело к другим размышлениям о труде. Решение нестандартных трудовых задач стало возможно с помощью технологий. Так, группа исследователей Стэнфордского университета в 2017 г. придумала систему выявления рака кожи по фотографии: система, располагая базой данных 129 450 случаев, ищет сходство между ними и предъявленным изображением этого образования, таким образом идентифицируя и извлекая из архива невыразимые правила, которые дерматологи не могут сформулировать, хотя сами им следуют. Система анализа родинок не повторяет процесс «суждения» и не пытается воспроизвести алгоритм работы врача, используя вычислительную мощь. Таким образом, на смену оптимистичному ходу мысли о том, что если машины не могут рассуждать, как работник, то они и не смогут выполнить сложную неалгоритмичную деятельность, пришел пессимистичный — о том, что человек может остаться без работы. Примером является автоматизация физических способностей человека (робомобили компаний Waymo, Aptiv, Baidu, General Motors Cruise, Яндекс и др.; роботизация доставки компании Amazon; кирпичный робот Sami00, который за восьмичасовую смену человека может уложить свыше трех тысяч кирпичей; 3D-печать и создание целых домов), когнитивных способностей (DeepMind создала программу, которая может диагностировать более пятидесяти глазных заболеваний с коэффициентом погрешности всего в 5,5%; компания JP Morgan разработала систему рассмотрения коммерческих кредитных соглашений за несколько секунд вместо 460 тыс. часов юристов и пр.), аффективные способности (различные программы оценки вовлеченности студентов на занятиях, благонадежности кандидатов по невербальным и вербальным признакам; социальные, терапевтические роботы, которые распознают эмоции человека, его состояние и реагируют). Получается, что в условиях цифровизации функции техники как замещающей вредные факторы профессии и полезной дополняющей расширились. Экономист Д. Сасскинд, анализируя рынок труда будущего, отмечает возникновение технологической безработицы по нескольким причинам (Будущее без работы..., 2021).

1. Несоответствие навыков — в развитых и развивающихся странах наблюдается поляризация рынка труда: стало больше как высокооплачиваемой, высококвалифицированной работы, так и низкооплачиваемой и низкоквалифицированной, при этом сократилось количество хорошо оплачиваемых рабочих мест посередине, это приводит к тому, что достижения в карьерном развитии становятся все более затруднительными. Кроме того, во всем мире доля людей, получающих хорошее образование, перестала расти. Как отмечает R. Avent, очень трудно добиться того, чтобы более 90% людей заканчивали среднюю школу и более 50% получали университетский диплом (Avent, 2016). В настоящее время аналитики отмечают рост дефицита IT-кадров в России, что актуализирует проблему психологической помощи и охраны труда специалистов IT-сферы. Россия значительно уступает по доле таких сотрудников в экономике странам США и Евросоюза. С позиций стимулирования цифровизации реального сектора экономики как одной из приоритетных задач стратегического развития национальной безопасности и независимости России, конкуренции отечественных компаний (М. Мишустин) является преодоление кадрового дефицита IT-специалистов.

2. Личное несоответствие заключается в том, что не все смирились с отказом в сторону хуже оплачиваемых или менее квалифицированных ролей, предпочтя стать безработными. Анализ рынка труда указывает на то, что «свободными» от новых технологий остаются плохо оплачиваемые рабочие места. Отмечается, что больший процент занятости приходится на женщин (сфера образования, сфера красоты, социальная работы, ресторанное обслуживание и пр.), при этом мужчинам сложнее менять сферу деятельности по гендерной идентичности, становясь «розовым воротничком», и они чаще делают выбор в сторону безработицы.

3. Несоответствие места жительства. Одним из заявляемых достоинств цифровизации является возможность дистанционной работы из любого места в мире. При этом, очевидно, что есть инновационные центры, вокруг которых создаются рабочие места для образованных людей, для менее образованных преимущества пребывания в большом городе исчезают.

Таким образом, последствиями технологической безработицы являются: понижение заработной платы; повышение статуса работы между обеспеченными людьми и теми, кто им служит; ухудшение качества рабочих мест (появляется новое понятие — прекариат — социальная категория людей, не имеющих стабильного места работы; все больше работников не просто получают низкую зарплату, но и живут в условиях стресса и нестабильности).

Субъект труда в условиях цифровизации

Цифровизация привнесла специфические требования к субъектам труда, компетентностям и механизмам психической регуляции (ресурсам) трудовой активности, что важно определить для формирования системы психологического обеспечения успешной профессиональной деятельности, включающей психодиагностику, профессиональную адаптацию и подготовку, мониторинг состояния и стратегирование профессионального развития.

Научная значимость проблемы человека в цифровом обществе связана с областью знаний о механизмах и факторах позитивного и негативного влияния на профессионально-личностное развитие новых форм труда, «человеко-компьютерных коммуникаций», изменения образа жизни в связи с цифровизацией общества.

Как мы уже увидели, в современном обществе значительно меняется мир профессий и роль субъектов труда. Согласно представлению о психологической основе деятельности как целостного единства психических свойств субъекта деятельности и их всесторонних связей, которые побуждают, программируют, регулируют и реализуют деятельность и организованы для выполнения конкретной деятельности (Шадриков, 2013), цифровые технологии существенно изменят информационную основу трудовой деятельности. Цифровые технологии будут влиять на включенность в трудовой процесс (мотивация), образ жизни и межличностные коммуникации в организациях. Это повлечет за собой специфические и малоизученные формы, субфакторы и предикторы профессионального выгорания и последствия для субъектов труда. Вслед за предсказаниями Э. Тоффлера об увеличении в постиндустриальном обществе негативного цифрового воздействия на человека можно предположить, что работа с информационно-компьютерными средствами может привести к существенным изменениям сознания и поведения, когнитивной, мотивационной, эмоциональной, коммуникативной сфер, к появлению профессионально-личностных деформаций и акцентуаций, например к «цифровому аутизму», обусловливать особые формы профессионального выгорания.

В литературе имеются свидетельства того, что у специалистов IT-сферы ярко проявляются признаки выгорания, идет «омоложение» психосоматических, сердечно-сосудистых и опорно-двигательных заболеваний. Согласно исследованию Padma V., среди IT-специалистов (программисты) 56% имели симптомы нарушения опорно-двигательного аппарата, 22% — впервые диагностированную гипертензию, 10% — диабет, 36% — дислипидемию, 54% — депрессию, тревогу и бессонницу, 40% — ожирение. Maudgalya Т., Wallace S., Daraiseh N., Salem S.W. отмечают, что детерминантами выгорания у программистов являются неоднозначность профессиональных ролей, конфликт ролей и рабочие задачи (Муравьева, Козлова, 2019; Maudgalya, Wallace, Daraiseh, Salem, 2006; Moore, 2000; Padma, Anand, Gurukul, Javid, Prasad, Arun, 2015; Pei-Chen, Huey-Wen, 2006; Shih, Jiang, Klein, Wang, 2013).

Ученые и практики отмечают чрезвычайный рост информационных потоков во всех сферах труда. Среди факторов информационной перегрузки отмечается чрезмерное повышение многозадачности трудовой деятельности.

Многозадачность при одновременности и дефиците времени для решения влечет за собой колоссальное повышение психической напряженности, затраты энергоресурсов, связанные с необходимость многократного переключения внимания (Левитин, 2019). При переключении внимания с одной задачи на другую мозг сжигает глюкозу, которая также нужна для сохранения концентрации. Из-за постоянного переключения «топливо» — питательные ресурсы мозга быстро расходуются, и человек чувствует себя уставшим уже через несколько минут, а при длительном режиме переключения внимания развивается стойкий синдром хронической усталости (СХУ). Это ставит под угрозу качество как умственной, так и физической работы. По данным нейробиолога из Стэнфорда Расса Полдрака, частое переключение между задачами с незавершенным результатом вызывает чувство тревоги, повышается уровень гормона кортизола, отвечающего за стресс. Это способствует агрессивному и импульсивному поведению (Левитин, 2019).

Все более увеличивается несоответствие между производимой информацией и способностью человека к ее обработке. Стресс дефицита времени для приема и переработки информации представляет собой высокий риск для сохранности психического и профессионального здоровья (Бодров, 2000; Водопьянова, 2009). Ученые отмечают, что в постиндустриальном обществе информационные стрессы займут лидирующее место в психосоматических болезнях человека. Опасности информационных перегрузок могут привести к стойким эффектам профессионально-личностных деформаций, новым стресс-синдромам, в том числе и к формам синдрома выгорания.

Заключение

Анализ литературы по проблеме развития субъекта труда в условиях цифровизации общества показывает наличие новых аспектов научных и прикладных исследований.

Неизученными остаются механизмы и факторы риска уже известных стрессовых синдромов (синдром хронической усталости, выгорание, сниженная работоспособность), так и новых, ранее неизвестных, как, например, синдромы «цифровой аутизм», «цифровое одиночество», потеря чувства времени и реальности. Особенно важны исследования динамики психических состояний, профессионально-личностного развития, профессионального благополучия и работоспособности, рисков для профессионального здоровья и долголетия среди специалистов разных профессий, возрастных групп, нового поколения специалистов, работающих с цифровыми технологиями.

Цифровизация существенно изменила характер труда во всех сферах профессиональной деятельности. Количество специалистов, которые уже в ближайшие годы будут использовать цифровые технологии и экранное общение, будет увеличиваться, вместе с этим будет повышаться цифровое давление и его негативные последствия.

Одним из актуальных вопросов является оптимизация взаимодействия человека с компьютером посредством интерфейса, изучение его влияния на психические состояния. Выявление «дружественных» и «недружественных» интерфейсов программ, приложений с позиций текущих психических состояний в процессе трудового дня, а также с учетом развития стойких стрессовых синдромов. По утверждению аналитиков, современные специалисты имеют 80% экранного общения и менее 20% «живого» общения, что, безусловно, сказывается на коммуникативных процессах, формах общения и, возможно, на когнитивных процессах.

В профессиях типа «человек — техника» появляются новые факторы риска профессионально-личностных деформаций, синдрома выгорания, разрушения профессионального здоровья, благополучия и продуктивности субъектов труда. Отсутствует психологический анализ положительных и негативных факторов профессий IT-сферы, их классификация по признаку «здоровьеразрушение», по возможностям преодоления негативных сторон «цифрового давления», нет фундаментальных исследований синдрома выгорания и сопутствующих ему негативных последствий для личной жизни и профессиональной деятельности специалистов IT-сферы.

В связи с этим в масштабе рынка труда психологическое содействие подготовки и адаптации специалистов, готовых работать в IT-сфере, представляется весьма актуальным. Исследования в этом направлении будут способствовать сохранению и приумножению квалифицированных кадров IT-сферы, обладающих высокой мотивацией, продуктивностью и стрессоустойчивостью, не подверженных «душевной эрозии» выгорания. В связи с этим возникают новые задачи развития эффективных коммуникаций, вербальных и невербальных способов общения, разработки системы психологического обеспечения успешной деятельности специалистов разных профессий, внимание к вопросам профессионального здоровья.

Рассматривая вариативные сценарии будущего мира профессий, стоит учитывать не только контекст соответствия субъекта труда все нарастающей технологической сложности, но и контекст возможной технологической безработицы, что требует работы с жизненными смыслами человека. В таком случае образование должно сменить фокус внимания с формирования профессионально важных качеств и компетенций на культурные социальные практики, а важнейшей организационной и персональной задачей работника должно стать сохранение того, что отличает человека от машин — культурного начала в человеке: умения сотрудничать, мечтать о новом и стойкость перед лицом неопределенности (Водопьянова, Гофман, Жидких, Минеев, 2021).

На наш взгляд, приоритетными являются следующие направления психологии труда:

1. фундаментальные исследования влияния цифровых технологий на биопсихосоциальную природу человека на разных этапах его жизненного пути;
2. психодиагностический инструментарий для оценки психических состояний, ментального здоровья, работоспособности и т.д. в условиях цифровизации;
3. развитие субъекта труда на разных этапах профессионализации с использованием цифровых технологий;
4. психология профессионального здоровья, одной из задач которой на современной этапе является развитие компетентности взаимодействия человека и «цифры»;
5. цифровая психогигиена. Разработка теории и практики противодействия «цифровым синдромам»;
6. программы личностного и психического развития специалистов разных профессий и возрастных групп с учетом тенденций рынка труда.

Источник: Водопьянова Н.Е., Гофман О.О., Чесноков В.Б. Глава 9. Развитие субъекта труда в XXI веке: тенденции и проблемы цифровизации общества // Психология труда, организации и управления в условиях цифровой трансформации общества. Тверь: Тверской государственный университет, 2021. С. 137–150.