Экзистенциальная тревога и становление идентичности

Психотерапия часто задается вопросом о качестве присутствия человека в своей жизни. Эта необычная формулировка вопроса - как будто бы человек и его жизнь не тождественны друг другу - подчеркивает неочевидность ответов из субъективной позиции. Вспомним, например, широко известное определение некоторых музыкальных стилей. Известно, что блюз - это когда хорошему человеку плохо, а рэп - когда плохому человеку хорошо. Не задевая ничьих музыкальных предпочтений, рискну сделать вывод о том, что субъективный опыт всегда включен в более широкий контекст. Хочется сразу добавить -  и глубокий. Что это за контекст? Предположим, что это контекст экзистенциального измерения, то есть, пространства, где разворачиваются предельные жизненные обстоятельства. Те, которые касаются каждого из нас и которые обнаруживаются на изнанке любого индивидуального события.

Одним из важных экзистенциалов (то есть, тем самым обстоятельством) оказывается состояние экзистенциальной тревоги. Ее очень трудно описать, не используя другие конструкты, такие как бессмысленность, неопределенность, безнадежность и прочие, выражающие отсутствие каких бы то ни было опор за пределами личности. Другими словами, сущность этой тревоги в том, что человек может опираться только на самого себя и это совершенно не дает ему успокоения. Экзистенциальная тревога - это тревога, которая не исчерпывается, она бездонна и ее можно “победить” только одним способом, о котором я скажу ниже. Экзистенциальная тревога выражает одну простую идею - ни один выбор не оказывается абсолютно правильным и окончательным, ни одна позиция не дает совершенных гарантий и преференций.  В состоянии этой тревоги возникает ощущение, что жизнь катится в тартарары и не за что уцепиться, чтобы прервать это неизбежное падение. Это невозможно отменить, поскольку оно оказывается предельной данностью нашего бытия.

Что же остается делать в этой ситуации и можно ли вообще что то поделать, если это падение неизбежно? Конечно, можно, более того, мы владеем этим искусством практически в совершенстве. Для избавления от парадокса, который грозит в это мгновение образоваться, вспомним о том, с чего мы начали - с мнимой тождественности субъекта и его жизни. На самом деле, моя жизнь и то, что я о ней думаю - это, как правило, совершенно разные вещи. В этом нет ничего страшного, более того, это является нормальной формой организации психической жизни. А все оттого, что у человека есть бессознательное и поэтому мое Эго или Самость всегда меньше меня самого, потому что Я - это Эго плюс бессознательное. Поэтому психической нормой являются невротики, которые признают наличие у себя бессознательного, которые позволяют своему бессознательному быть.

Оттолкнемся от этой формулировки и придем к следующему допущению - люди, считающие себя психически здоровыми, стремятся слиться со своим представлением о себе и, тем самым, исключить бессознательное из своего опыта. Вступая, таким образом, на путь отождествления себя и своей жизни. Но не это ли является благом, к которому следует стремиться? Давайте попробуем разобраться, что здесь “хорошо”, а что “плохо”. С одной стороны, равность своему представлению о себе очень полезна - человек становится полностью понятным и прозрачным для себя, веселым и социально активным, он всегда знает о своих желаниях и совершает только полезные поступки. С другой - это понимание становится его же ограничением, поскольку не остается места, откуда может прийти вопрос. В итоге он становится скучным для самого себя, а скука, как известно, является преддверием тревоги, которая, тем не менее, не наступает, поскольку навык борьбы со скукой оказывается одним из первых искусств, которым он овладевает. Похоже, что человек нуждается в некотором разрыве сознательного и зиянии невосполнимой нехватки, которую невозможно компенсировать до конца, но благодаря которой развитие становится возможным.

Экзистенциальную тревогу можно либо претерпевать, то есть, жить с ней, каждодневно имея ее в виду, или успокаиваться, делая вид, что ее не существует. Лучше всего это осуществляется с опорой на что то внешнее, то есть, с помощью идентификации. Мы идентифицируемся с чем-то одобряемым, становимся тем, у кого, как нам кажется, есть необходимые качества и фиксируем себя в виде пазла, состоящего из этих присвоенных сравнений. Цена, которую мы платим - это цена экзистенциальной тревоги, которая неизбежно снижается, потому что через идентификацию с чем-то внешним мы отдаляемся от этого переживания. Мы перестаем испытывать тревогу из-за того, что наш идентифицированный образ отчужден от того, что способно переживать приближение к экзистенциальным пределам. Здесь уместно вспомнить Хайдеггера, который говорил о том, что успокоение тревоги означает переход из аутентичного бытия в неаутеничное.

В этой истории бессознательное оказывается тем самым маяком, который не позволяет уйти от себя слишком далеко. Бессознательное - это то, что неотчуждаемо от нас, в отличие от того, что мы привыкли называть сознательным представлением о себе. Это, можно сказать, сердцевина нашего бытия. Тревога, в свою очередь, оказывается его пульсацией в измерении сознательного, поскольку тревога - это то, что ускользает от символизации, что всегда напоминает о неустойчивости и незаконченности любой определенности за которую мы цепляемся. Тревога проявляется как безобъектный феномен, у нее нет адресата; также можно сказать, что у тревоги нет заземленности, она как бы подвешивает нас в воздухе и заставляет искать точки опоры. Через тревогу что-то важное просится наружу, тревога перетряхивает привычную ткань бытия, ища в ней складки и разрывы.

Тогда получается интересная штука. Вполне логичное желание успокоиться раз и навсегда и, тем самым, обрести устойчивость, на деле оказывается способом отказаться от себя в пользу воображаемого прибежища, в котором нет ничего, кроме неаутентичных идентификаций. Чаще всего это вполне удается. Здесь дела обстоят так же, как в случае с зависимостью, когда смерть наступает быстрее, чем неизбежное разочарование в избегании тревоги. При этом, награды за отказ от подобной попытки нет никакой, во всяком случае, в области сознательного. Поэтому ничего не остается, кроме  как довериться тому, что не имеет никакого рационального обоснования, поскольку именно это указывает на приближение к центру индивидуального бытия. Возвращаясь к названию текста - экзистенциальная тревога создает зазор между идентичностью и тем, что находится за ее бэкграундом, для того, чтобы окончательность не была достигнута. Тревога как землетрясение разрушает сооружения идентичности и обнуляет все результаты и достижения, призывая создавать сущее заново и с нуля.    

Источник