Андрей Георгиевич Бильжо - врач-психиатр, художник-карикатурист, член Союза художников России и Союза дизайнеров России. Академик Академии графического дизайна, почётный член Российской академии художеств.
– Адвокат Резник, комментируя историю с журналом «Charlie Hebdo» и реакцию депутатов на призыв Ходорковского публиковать их карикатуры, сказал, что мы живем если не в сумасшедшем доме, то как минимум в приемном покое. Вы, доктор, как считаете?
– Ну, всё сравнивать с психиатрической больницей уже неинтересно. Я это делал еще в 1997 году в программе «Итого».
– Но тот психический фон, в котором мы сейчас живем, наверное, не может не беспокоить вас как специалиста?
– Вы правильно акцентируете. Фон тревожный. Для людей, которые в нём живут, которые смотрят телевизор, он опасен. А вот те, которые этот фон создают, совершенно здоровы. У них крепкая психика. Правда, есть некий дефицит в психической сфере – я имею в виду эмоции. Иначе так врать не получится, совесть будет болеть, ночами перестанешь спать.
– Совесть в медицинском плане – это что?
– Чувствительность. Человек рефлексирует, он все переносит на себя, не может совершить определенные поступки, потому что не знает, что потом сказать маме, жене, сыну, внуку. Что подумают о нем другие? Придут к нему на поминки 4 человека или 400? Проронит ли кто-то слезу? Совесть – это когда ты сам себя оцениваешь.
– То есть с психикой у деятелей нашего телевидения все хорошо, а с совестью не очень?
– Абсолютно. Я долго работал на телевидении, многих знаю лично и о многих был лучшего мнения. Если один ещё обладает некими элементами совести, психует, истерит и заливает их алкоголем, то другие... скажем так, решают свои задачи. Я не буду называть фамилии, конечно.
– А что происходит с аудиторией? Вполне нормальные люди садятся к телевизору, а потом транслируют вокруг себя откровенный бред. Вспоминаются герои Успенского – они, видимо, были не правы, предполагая, что вместе болеют только гриппом, а с ума сходят поодиночке.
– Есть такое явление, как индуцированный бред. Это когда есть психически здоровые люди и один нездоровый, которого они, однако, любят и уважают, – родственник или коллега. Ему мерещатся марсиане, он говорит об этом, и ему верят, потому что давно его знают и он никогда раньше не обманывал. В этом смысле телевизор является авторитетом для людей, неспособных к анализу. Не все такой способностью обладают, это нормально. Так было всегда, и при СССР тоже: если написано в газете – значит, так оно и есть.
Моя жена, когда гладит белье, смотрит «Модный приговор», который ведет Саша Васильев. И даже эту безобидную и совершенно аполитичную программу прерывают анонсом новостей, где леденящий душу голос со страшной интонацией рассказывает о чём-то ужасном. Еле успеваешь переключить.
– Сила пропаганды не преувеличена?
– К сожалению, нет. Наши телеведущие в большинстве своем - умные, образованные люди. Некоторые из них интуитивно владеют психотерапевтическими методиками. Это вам говорит человек, который отрицал это ещё в 90-х годах. Сейчас я в это верю.
На чём основан, например, гипноз? Вам говорят простые фразы, но все время меняют интонацию, чтобы вы находились в просоночном состоянии. Сначала вы засыпаете: «Ваши веки становятся тяжелыми, ваши руки становятся тяжелыми... Ваши руки становятся ОЧЕНЬ ТЯЖЕЛЫМИ». Вас выдергивают из сна – вы уже не спите, но еще не проснулись. Это и есть просоночное состояние, в нём в человека можно заложить самые разные мысли.
Другое дело, что есть люди гипнабельные, а есть негипнабельные. Когда я получал второе образование, профессор Рожнов демонстрировал нам императивный гипноз. Он влетал в палату, где у кроватей стояли женщины, и кричал каждой: «Спать! Спать! Спать!» И они падали. Только одна в ответ спросила: «Профессор, а почему вы на меня кричите?».
– А много ли людей, которые не поддаются гипнозу?
– Не очень точно знаю, но приблизительно 20–30 процентов. Тут вот ещё в чём дело: определенные программы, выступления конкретных политиков смотрят люди уже подготовленные. Так было и со Сталиным, и с Гитлером, и с «Битлз» – у всех была своя публика, уже готовая к тому, что услышит.
Вспомните Кашпировского – с ним та же история, на него изначально шли люди гипнабельные. Подготовленной публике можно сказать: «Поднимите руки!» – и она поднимет, или: «Идите и воюйте!» – она повернется и пойдет. Об этом еще Юнг писал. Обидно вот что: мне казалось, что всё это осталось в истории и литературе. Оказалось, вовсе нет.
– Начались известные события на Украине, и людей как подменили, причём с обеих сторон. Вот вроде был трезвомыслящий, вполне способный к анализу человек, и вдруг – полный неадекват. Многие столкнулись с этим в последние месяцы. Что это? Наверное, специальные знания нужны, чтобы понять этот феномен?
– Много лет назад у меня был сложный пациент. По поводу него собрался консилиум, на который приехал академик Рубен Наджаров, умнейший человек и ведущий психиатр страны. Все ждали его вердикта, потому что непонятно было, с чем мы имеем дело – пациент бесконечно бил жену, постоянно куда-то попадал... Рубен Александрович всех выслушал, а потом сказал: «Не всё можно объяснить с точки зрения психиатрии. Иногда бывают просто подонки». На этом консультация была закончена.
Это я сейчас к тому, что не на все вопросы у психиатров есть ответы. Не знаю, что произошло с людьми. Я забанил несколько человек в фейсбуке – самых активных, которые совсем уж лозунгами заговорили.
Но в целом в кругу моих друзей, слава Богу, все нормально. У меня есть только аналогии из сталинского периода. Два моих деда были расстреляны. Папа папы был русский дворянин, автор учебника «Полиграфические машины», работал на Гознаке и потом еще 7 лет провёл в Норильском лагере. Папа мамы, мой еврейский дедушка, был расстрелян на Лубянке. Его жена, моя бабушка, попала в Акмолинский лагерь жен изменников Родины – АЛЖИР.
Так вот, моя мама, которая потеряла папу и мама которой находилась в ссылке, будучи на шестом месяце беременности мной, в марте 1953 года со слезами на глазах собралась идти хоронить Иосифа Виссарионовича Сталина. Я мог не родиться вообще. Маму тогда заперли дома. Спустя много лет я спросил ее: «Как ты вообще могла? Что с тобой произошло?» И мама ответила: «Я была дурой».
Я надеюсь, часть живущих сейчас скажут о себе в будущем то же самое. Может быть, я сам скажу.
– Но сегодня рушатся судьбы и распадаются семьи...
– Да. Буквально на прошлой неделе я был на «Эхе Москвы». После программы ко мне на улице подошла женщина и рассказала простую, но чудовищную в своей сути историю. У нее есть сын 26 лет. Он физик, работает в каком-то научном институте. Не на плодоовощной базе, специально это подчеркиваю. Фамилия у него... Скажем так, с украинским окончанием. Так вот, мальчика загнобили на работе.
– Не за фамилию же?
– За позицию. Он ходил на митинги против войны, об этом узнали, вызвали – и понеслось. Теперь старший научный сотрудник открыто говорит ему: да тебя давно надо было выслать на Украину. Парень стал изгоем, он не хочет ходить на работу, не хочет жить. А мать, для которой он – всё, не знает, что ей делать.
А вот другая история, уже давняя: парень написал мне в фейсбуке, что теряет маму. Мама в Москве с сестрой, а он в Киеве. Еще когда начался Майдан, он писал ей письма и рассказывал, что происходит на самом деле. И с каждым её ответом понимал, что она уходит от него всё дальше и дальше. Это страшно.
– Что было потом?
– Я давал ему какие-то советы, говорил, что надо чаще приезжать, что надо всё время писать – в общем, проводил заочно психотерапию. Но однажды он писать перестал. Саша Журбин, который вообще живет на две страны – в России и США, – рассказывал, что в его окружении люди тоже по-разному относятся к одним и тем же событиям. Так вот, он, чтобы не потерять дорогие ему человеческие контакты, корнями уходящие в прошлое, просто избегает опасных тем. Потому что люди важнее.
– А возможно ли вообще, чтобы после всего случившегося люди просто сказали друг другу: ну, дураки были? Обратная дорога есть или уже нет?
– Думаю, рано или поздно это произойдет. Лучше бы рано. Но на государственном уровне это очень глубокая рана. На Украине даже те, кто в той или иной степени сомневался и колебался на уровне интеллигентских метаний, сегодня уже не испытывают никаких колебаний. Если это житель Украины, он сегодня остается гражданином Украины. <...>
– Вообще, бросить все и сбежать от обстоятельств – засесть в деревне, выращивать гусей и капусту, писать про природу – это хороший вариант или от себя не уедешь?
– Это вполне себе вариант. Так делали многие, в том числе великие. Но тут опять психиатрия. У каждого человека свой тип реагирования на конфликтные ситуации. Один заплачет в ответ на оскорбление, другой даст в рожу, третий застрелит, четвертый побежит за подмогой, пятый отвернется к стенке и сделает вид, что ничего не было. А шестой начнет разговаривать с обидчиком, выяснит причину и будет готов убедиться, что тот на самом деле прав.
– Шестой, видимо, психиатр? Вы сами как поступите?
– Я человек с активной позицией. Уехать и спрятаться мне иногда очень хочется, но длится это состояние недолго – максимум день. Скорее всего я как раз шестой – начну разговаривать, а если диалог не получится, махну рукой и отойду в сторону.
– А что посоветуете другим, доктор Бильжо?
– Не надо зацикливаться на политике – это я сейчас и себе говорю. Жизнь не состоит только из политических событий, хотя они сволочным образом в неё и влезают. Меньше смотрите телевизор, больше думайте, сравнивайте, примеряйте на себя.
Помните, как в детстве говорили: «А если бы это было с тобой, Андрюшенька?». И подвергайте сомнению то, что вам предлагают как истину. Ищите её сами. Сомневаться – полезно. Если ты сомневаешься в себе, если относишься к себе с иронией – это хорошо. Будьте здоровы!
Автор: Проровская Ирина
Интервью приведено с сокращениями, источник Собеседник.ru
Тематические материалы:
«Я не люблю, когда люди с агрессией относятся к противоположному мнению»
Семейные отношения с Крымом и информационные войны: взгляд психолога
Клинический метод в изучении и разрешении межнациональных конфликтов (социально-историческая психиатрия)
Заметки психоаналитика: #крымнаш как новый симптом
Комментариев пока нет – Вы можете оставить первый
, чтобы комментировать