Родительство является одной из важнейших задач развития в период взрослости. Достижение продуктивности в период средней зрелости является положительным разрешением психосоциального конфликта, ведущим к дальнейшему развитию личности, и как следствие, закономерно рассмотрение психологического феномена отцовства как фактора, влияющего на эффективное развитие личности. Привычная диадическая схема семейного взаимовлияния («мать-ребенок», «отец-ребенок») должна перерасти в триангуляторную («мать-отец-ребенок», «отец-мать-ребенок», где ребенок - побочное звено, допуская в схемы системных взаимодействий схему «мать-отец» и являясь из нее исключенным), выводя психику ребенка на новый структурный уровень. Отец занимает крайне важную позицию третьего альтернативного объекта в отношениях «мать-дитя», и в случае его отсутствия ребенок лишается символической функции отца, а поэтому вынужденно застревает в симбиотическом единстве с матерью.
На фоне неразработанности общей проблематики отцовства особое значение приобретает изучение сферы подготовки подростков к будущему родительству и, в частности, отцовству. Воспитание и сохранение положительных репродуктивных установок молодежи необходимо рассматривать как важную политическую задачу на фоне существующих неблагоприятных демографических показателей. Современные условия развития общества определяют новое видение роли подготовки к семейной жизни в становлении личности учащихся старших классов, в решении их профессиональных, социальных, экономических и личностных проблем, так как подготовка к семейной жизни - система, выполняющая адаптивную и воспитательную функции между социумом и человеком. Половое просвещение подростков, как система распространения знаний, используется в системе здравоохранения и образования. В современных условиях неоднозначного отношения к половому просвещению все большее значение приобретает семейное половое воспитание. Однако, и сами воспитательные условия в современных семьях требуют пристального внимания, а порой и коррекции: современная семья бедна по своим социальным целям, беспомощна в функциональном отношении, испытывает недостаток психолого-педагогической культуры.
Наряду с изучением обозначенных ранее направлений, некоторые исследователи отмечают и ряд сложившихся противоречий: между потребностью в государственной и общественной брачно-семейной идеологии и ее отсутствием в ситуации нормативно-ценностного кризиса; между осознанием важности решения проблемы воспитания будущего отца и неразработанностью теоретических основ эффективного практического решения этой проблемы на основе целостного понимания развивающейся личности; между потребностью в целостном изучении процесса подготовки к будущему отцовству и фрагментарным подходом к данной проблематике; между процессом феминизации современного общества и декларацией социального заказа на воспитание носителей ярко-выраженных мужских черт личности; между растущей потребностью отцов принимать участие в жизни своих детей и необходимостью обеспечивать семью в нестабильных социально-экономических условиях; между сложившимися стереотипами воспитания готовности к родительству и новыми требованиями со стороны современной семьи к поло-ролевому функционалу ее членов.
Совокупность обозначенных противоречий позволяет сформулировать проблему нашего исследования, которая заключается в бинарном рассмотрении психосоциального феномена отцовства – в качестве проявления личностно-смысловой сферы старшеклассника, как будущего отца, и как средства обеспечения условий развития ребенка в специфических взаимоотношениях.
Цель нашей работы состоит в выявлении факторов семейного воспитания, оказывающих наиболее существенное влияние на развитие готовности к будущему компетентному, «новому» отцовству у старшеклассников.
В качестве гипотезы нашего исследования мы выдвигаем предположение о том, что воспитательная среда различных по структуре родительских семей, формируя маскулинные /андрогинные /феминные гендерные черты личности, воздействует на мотивационно-ценностную сферу подростков и психологически предопределяет выбор ими модели нового/ отстраненного/ традиционного отцовства в качестве основы реализации функций родительства.
Наше исследование предполагает рассмотрение феномена отцовства как средства обеспечения условий развития ребенка и как проявления мужской личностно-смысловой сферы, где особое внимание уделяется специфике формирования готовности к будущему отцовству в подростковом возрасте.
Так, цель исследования последовательно эксплицирована в ряде задач, нашедших отражение в структуре работы:
1. анализ психологических и психолого-педагогических подходов к изучению родительско-детских отношений: генезиса, структуры и функционирования семьи; родительства в системе семейных взаимоотношений, его структуры, факторов, влияющих на его формирование; семантики и особенностей формирования материнства и отцовства;
2. теоретическое изучение и осмысление специфики психологических подходов к проблеме психологических и акмеологических предпосылок отцовства как интегрального личностного образования, его филогенеза, структурных моделей и процесса формирования, влияния отцовства на формирование, как личности ребенка, так и личности мужчины;
3. выявление возможностей переноса теоретической модели (Архиреевой–Федоровой) готовности к отцовству мужчин в состоянии актуального отцовства на подростков, ее расширение, дополнение и проверка взаимозависимости ее компонентов эмпирическим путем;
4. проведение эмпирического исследования формирования отцовства, как системного, внутриличностного конструкта мужской психики; подбор комплекса психодиагностических методик, позволяющих:
- выявить особенности эмоционально-волевой сферы дошкольников в условиях депривации отцовского влияния в сравнении со сверстниками из полных семей;
- исследовать состав и воспитательную среду семьи, определять индивидуальную степень выраженности маскулинных и феминных качеств психики; оценить влияние фактора отцовства на внутрисемейный микроклимат; определять уровни сформированности мотивационно-ценностных составляющих будущего отцовства;
- сопоставить особенности воспитания, состава родительской семьи и степени готовности к будущему компетентному отцовству юноши-старшеклассника;
5. проведение запланированного исследования в соответствии с разработанным планом и выдвинутой гипотезой, систематизация и обобщение полученных в ходе экспериментальной работы результатов;
Основное исследование проводилось на базе МОУ Межшкольный комбинат № 2 города Калуги, Калужского областного центра планирования семьи и репродукции и МБОУ «Психолого-медико-педагогический Центр диагностики и консультирования» города Калуги. В исследовании участвовали 957 человек: 360 человек - юноши в возрасте от 16 до 18 лет, 474 человек - отцы и матери юношей – респондентов из полных семей и 123 мать юношей - респондентов из неполных семей.
За модель формирования готовности к отцовству принимаем модель, предложенную Архиреевой Т.В. и Федосовой О.В. [3], которые полагают, что первым компонентом психологической готовности к отцовству являются особенности коммуникативного опыта будущего отца в собственной родительской семье. В связи с этим нами был предпринят анализ семейной воспитательной среды родительской семьи респондентов с помощью методик «Семейная социограмма» Эйдемиллера Э.Г.-Черемисина О.В., «Анализ семейного воспитания» Эйдемиллера Э.Г. (АСВ); «Родителей оценивают дети» (РОД) Фурманова И.А. и Аладьина А.А.; «Диагностика эмоциональных отношений в семье» Е. Бене и Д. Антонии. Вторым компонентом психологической подготовки юношей к будущему отцовству являются мотивы отцовства (сознательные, внешние либо вынужденные), от наличия и формирования которых зависит отношение к перспективе собственного отцовства, а так же к семье в целом. Мотивы исследовались с помощью методики «Внутренняя мотивация отцовства» Архиреевой Т.В., адаптированной к возрастным особенностям респондентов. Третьим компонентом являются ценности, т.к. именно наличие или отсутствие в структуре ценностей, соответствующих ценностных ориентаций, касающихся семьи и детей, определяет качество отношений с ребенком в будущем. Ценности, а вернее представления, снижающие ценность отцовства, были исследованы нами с помощью модифицированной методики «Ловушки отцовства» Абрамовой Г.С. [1]. Четвертый компонент - установки на стратегию воспитания ребенка (может служить основанием для прогноза эффективности последующего отцовского поведения, его специфического уклона в сторону традиционного/отстраненного/нового отцовства). И пятый компонент – переживание отношения к еще не родившемуся ребенку на этапе беременности женщины – является заключительным и переходным компонентом из сферы готовности к отцовству в сферу актуального отцовства и адаптации к отцовской роли. Он нами не изучался на основной выборке ввиду его переходности и отсутствия условий (актуальной беременности партнерши).
За модель отцовского поведения нами была принята классификация Клециной И.С. [7], в которой выделяется традиционное, отстраненное / отсутствующее и новое отцовство, где «новый отец - развивающийся тип мужчины, который не только берет на себя ответственность за свою семью, но и делит с супругой домашние обязанности, обязанности по уходу за детьми, их развитию и воспитанию». Именно «новый отец», на наш взгляд, в наибольшей степени отвечает современным требованиям к компетентному отцовству.
Для обработки данных применялся стандартизированный пакет программ SPSS 13.0, для определения согласованности изменения признаков (интеркорреляции) нами был предпринят корреляционный анализ с использованием коэффициентом ранговой корреляции Спирмена для непараметрических выборок, для оценки достоверности различий по уровню выраженности признака для двух независимых выборок использовался непараметрический U-критерий Манна-Уитни.
В первой части диагностического пакета респондентам предлагалась методика С. Бэм [10], направленная на изучение гендерных установок респондентов (определяется степень андрогинности, маскулинности и феминности личности, ее полотиповая недифференцированность). По результатам диагностики испытуемого относят к одной из 5 категорий: IS меньше -2,025: ярко выраженная маскулинность; IS меньше - 1: маскулинность; IS от -1 до +1: андрогинность; IS больше +1: феминность; IS больше +2,025: ярко выраженная феминность.
На основании показателей IS выборки, нами был проведен кластерный анализ статистической совокупности полученных данных. Так, выборка испытуемых была разделена на 5 кластеров соответственно. В состав первого кластера вошли молодые люди с высокими маскулинными показателями – 72 человека, во второй – с показателями средней степени маскулинности - 84 человек, третий кластер составили юноши с показателями андрогинности - 150, четвертый – со средними феминными показателями – 54 человек, пятый кластер – с высокими показателями феминности – сформирован не был за отсутствием состава.
По нашему мнению, совпадающему с мнением авторов модели отцовства Архиреевой Т.В. и Федосовой О.В., первым компонентом психологической готовности к отцовству являются особенности детского семейного коммуникативного опыта, полученного мужчиной в своей родительской семье. Проведенный нами статистических срез первой группы факторов, относящихся к семейной воспитательной среде, в которой прибывает подросток, продемонстрировал наличие интеркорреляции между этой группой факторов и формированием у юношей маскулинных/ андрогинных/ феминных свойств личности. При этом особое влияние на формирование радикально-маскулинных качеств оказывают факторы неполной семьи (особенно в тех семьях, где респондент являлся единственным ребенком в семье и отношения с отцом не поддерживал), и неблагополучной семьи. В первом случае можно предположить, что радикальная маскулинизация гендера таких респондентов сформировалась по принципу «антиженственности», противопоставления феминному окружению мальчиков в детстве и юности. Тогда как во втором случае радикальная маскулинизация (агрессивность, лидерство, решительность, индивидуализм и т.д.) могла способствовать «выживанию» и укреплению социальных позиций ребенка, воспитывающегося в неблагополучной семье. В условиях полной родительской семьи гендер многих респондентов приобретал как черты маскулинности, так и черты феминности, оптимально компилируя их в андрогинный тип. Однако, симбиотические отношения в полной семье (в особенности, с доминирующими матерями или бабушками) часто влекли за собой феминизацию гендера мальчика (4 кластер), вероятно, в связи с полоролевыми искажениями гендера женщин таких семей, где для того чтобы иметь значимость, необходимо обладать рядом ярко выраженных женских качеств, т.е. не сепарироваться от властной матери, а «синтезироваться», слиться с ней, утрачивая, тем самым, значительную часть маскулинных качеств, но стремясь их присвоить в течение жизни, соответствовать «эталонам» маскулинности, гипертрофируя отдельные черты. Среди факторов воспитательной среды семьи особое влияние на формирование маскулинных качеств оказывают факторы «вынесение конфликта между супругами в сферу воспитания», «жестокое обращение с детьми», тогда как на феминизацию гендера испытуемых оказывают влияние «гиперпротекция», «потворствование», «фобия утраты ребенка». «Гипопротекция» и «сдвиг установок родителя по отношению к ребенку в зависимости от его пола» оказывают умеренное влияние на формирование у молодых людей маскулинных и радикально-маскулинных качеств, а «сильные взаимные положительные влияния», «воспитательная неуверенность», «сильные положительные влияния на родителей» оказывают умеренное влияние на формирование феминных и андрогинных качеств личности.
Таким образом, мы можем констатировать, что состав и воспитательная среда родительской семьи воздействуют на формирование гендера подростка, а как показали результаты 2, 3 и 4 этапов исследования, формирование маскулинных, феминных или андрогинных черт коррелирует с формированием мотивационно-ценностных компонентов будущего отцовства, усвоением представлений, снижающих ценность отцовства и присвоением паттернов традиционного, нового или отстраненного отцовства.
Так, при исследовании второго компонента отцовства – мотивационно-ценностные ориентации отцовства, корреляционный анализ продемонстрировал наличие согласованности изменений между мотивационно - ценностными ориентациями будущего отца и вектором гендерных изменений. При этом внешними и вынужденными мотивами в перспективе могут руководствоваться юноши с радикальной и умеренной степенью маскулинности, что объяснимо с точки зрения гендерной дифференциации. Мужчины и юноши, активно подчеркивающие свою мужественность, чаще всего воспринимают наличие детей как подтверждение своей мужской и социальной состоятельности, избирая в качестве мотиваторов безотчетное желание иметь детей, подходящий возраст, благоприятное материальное положение, желание увеличить семью, понимание того, что дети укрепляют семью, желание жены иметь детей и т.п. Тогда как сознательные мотивы предполагают принятие самоценности ребенка, что более свойственно женскому типу восприятия ребенка. Этим же можно объяснить высокий процент потенциального выбора сознательных мотиваторов юношами андрогинного типа, тогда как юноши умеренно феминного типа выбирали мотиваторы всех трех разрядов, что не позволяет выявить стабильную тенденцию мотивации этого кластера.
Результатом исследования третьего компонента является вывод о корреляции гендерного типа с наличием и выраженностью представлений, снижающих ценность отцовства («ловушек» отцовства), причем часть из них свойственна представителям всех кластеров, но не всем их представителям. Гендерно окрашенные утверждения более свойственны радикально маскулинному, умеренно маскулинному и феминному гендерному типу. Парадоксально последнее утверждение, хотя если учесть, что многие представители феминного кластера стараются вести себя и рассуждать нарочито – мужественно, и даже гомофобно, то выбор ими именно гендерно окрашенных утверждений не выглядит противоречиво.
Четвертая часть исследования связана с изучением интеркорреляции между типологией будущего отцовства и гендерной типологией. Выявлялось не только ее наличие, но и характерные особенности соотнесения этих типологий. В частности, традиционное отцовство более характерно для представителей маскулинного гендера, новое – для андрогинного и феминного типа, а отстраненные отцы встречаются во всех гендерных типах. Однако, процентное соотношение типов в кластерах выявило, что к отстраненному отцовству тяготеют в большей степени респонденты 4 кластера. Это вполне объяснимо, исходя из результатов предыдущей части исследования: стать «традиционным» жестким и авторитарным отцом такие юноши вероятнее всего не способны в силу личностных и гендерных особенностей, а так же особенностей родительской семьи, а позиции «нового» отцовства, по мнению большинства представителей феминного кластера, излишне «женские», чего они стараются избегать. К тому же, они склонны выбирать в спутницы жизни женщин властных, отдаленно напоминающих их авторитарных матерей, с гендерными ожиданиями отстраненного отцовства, которые губят первые, неуклюжие, с их точки зрения, попытки мужа взаимодействовать с младенцем. Традиционное отцовство в большей степени представлено среди респондентов первого и второго кластеров, т.к. для этого типа отцовства характерно быть воплощением власти и инструментальной эффективности как в семье, так и вне дома, являться основным источником дохода и практически не иметь обязанностей по уходу за маленькими детьми. Воспитанием детей такой отец начинает заниматься в возрасте 7-9 лет, причем, как воспитатель, строг, жёсток, порой деспотичен. Эти характеристики вполне соответствуют паттернам поведения маскулинного гендерного типа. «Новое» отцовство характерно для представителей андрогинного типа, т.к. требует отсутствия предрассудков в отношении полоролевых обязанностей, страхов утраты собственной гендерной идентичности, что вместе с гендерной предрасположенностью позволяет сформировать наиболее продуктивный тип родительства в условиях современной социально-демографической среды. Обобщая полученные данные, можем констатировать, что гипотеза в ходе исследования нашла своё подтверждение.
Литература:
1. Абрамова Г.С. Возрастная психология. - М.: ИЦ «Академия». - 1998. – 672 с.
2. Агейко О.В. Социальная перцепция семейных отношений у детей, переживших развод родителей на разных этапах онтогенеза. // Белорусский психологический журнал. - 2005. - № 5. - С. 10-18.
3. Архиреева Т.В., Федосова О.В. Психологическая готовность к отцовству у мужчин в возрасте от 16 до 35 лет. // Семейная психология и семейная терапия. - 2008. - № 1. - С. 3-11.
4. Беляева Ю.В. К вопросу о необходимости исследования проблем маскулинности. // Социальная феминология: Межвуз. сб. науч. ст. - Самара: Изд-во «Самарский университет». - 1997. - С. 65-77.
5. Здравомыслова О.М. Гендерные особенности семейных отношений в российской городской семье. // Ежегодник РПО: Мат-лы 3-го Всеросс. съезда психологов. 25-28.06.03.: в 8-ми тт. – СПб.: СПбГУ. - 2003. – С. 418-422.
6. Калина О.Г., Холмогорова А.Б. Влияние образа отца на эмоциональное благополучие и половую идентичность подростков. // Вопросы психологии. – 2007. - № 1. – С. 15-26.
7. Клёцина И.С. От психологии пола – к гендерным исследованиям в психологии. // Вопросы психологии. - 2003. - № 1. - С. 61-78.
8. Коркина Н.А. Отцовство в современной семье. // Семейная психология и семейная терапия. - 2003. - № 4. - С. 48-54.
9. Фигдор Г. Дети разведенных родителей: между травмой и надеждой. - М.: Наука. - 1995. - 382 с.
10. Bem S. L. The lenses of gender: Transforming the debate on sexual inequality. New Haven, CT: Yale University Press, - 1993.
11. Bem S. L. Theory and measurement of androgyny: A reply - to... critiques // J. of Personal and Social Psychology, - 1979, v. 37, p. 1047-1054.
Олеся Викторовна Игнатова - заместитель директора, педагог-психолог муниципального бюджетного образовательного учреждения «Психолого-медико-педагогический Центр диагностики и консультирования» города Калуги, кандидат психологических наук.
.jpg)
Комментариев пока нет – Вы можете оставить первый
, чтобы комментировать