О трудностях интеграции фундаментальной и практической психологии

Бурное развитие практической психологии в нашей стране в 90-е годы прошлого века для представителей академической психологии оказалось неожиданным и заставило говорить о схизисе науки и практики в сфере психологии (Василюк, 1996), ставить вопрос об их интеграции. Буму практической психологии предшествовали без малого три десятилетия безмятежного развития психологической науки. К середине 60-х гг. она оправилась от болезненных последствий Павловской сессии, о чем свидетельствовали большой интерес зарубежных коллег к работам отечественных психологов, проведение в Москве Международного психологического конгресса (1966) и открытие факультетов психологии в Московском и Ленинградском университетах (1966). Центральное положение психологии в системе наук (Пиаже, 2001, Ананьев, 1977, Кедров, 1982) казалось незыблемым. Прогнозы развития психологии, в которых она выступает исключительно как наука, составленные ее корифеями А.В. Петровским, Б.Г. Ананьевым, А.Н. Леонтьевым, полны непоколебимой веры в интегративную мощь психологии в системе наук, а внутри этой науки — общей психологии. Эффектами интеграции должны были стать единая классификация психологических феноменов (Ананьев, 1977), развитая система психологической науки (Леонтьев, 1994), единство общей психологии и ее прикладных областей (Петровский, 1967). Ни в одном из названных прогнозов нет предвидения бурного развития психологии как практики, как профессии, имеется лишь упоминание о разработке прикладных проблем и областей (Левченко, 2002).

В настоящее время интенсивное развитие практической психологии продолжается. Именно она, а не далекая от потребностей обыденного сознания академическая наука, постепенно становится «лицом» психологии. Появляясь в ярких, эмоциогенных контекстах (кризисные и чрезвычайные ситуации, происшествия), практика вытесняет науку на периферию структуры обыденных представлений о психологии. Образ академической психологии в массовом сознании на таком фоне размывается, блекнет, выцветает. Таким образом, схизис двух психологий углубляется и принимает новые формы.

Для их анализа рассмотрим состояние психологии и существующие оценки ее актуальной позиции в современной науке. В XXI веке наиболее интенсивно развивающаяся междисциплинарная область знания, близкая к психологии, — это когнитивная наука, в которой доминирующие позиции занимает нейронаука. Исследователи характеризуют сложившуюся ситуацию как нейроманию, неофренологический бум (Uttal, 2001): весь мир охватил энтузиазм, связанный с нейронауками. Можно констатировать их экспансию в гуманитарные области: появились культурная нейронаука, социальная нейронаука (Фаликман, 2014; 2015). Существует ряд журналов, названия которых подтверждают отмеченные тенденции: «Social Cognitive and Affective Neuroscience», «TRENDS in Cognitive Sciences» «Cognitive Neuropsychology», «Social Neuroscience», «Social cognitive neuroscience», «NeuroImage».

Представителями когнитивных исследований ситуация для мировой психологии рассматривается как откровенно неблагоприятная. В частности, отмечаются такие тенденции развития, как быстрое (за 5–10 лет) старение знаний, угроза психологии как термину, утрата фундаментального, глубокого, энциклопедического знания, кризис традиционных концепций, разрыв между разными уровнями и направлениями психологии, трудности взаимопонимания у психологов. Еще неблаговиднее выглядит состояние отечественной психологии, для которой отмечают отсутствие преимуществ в мировой науке, клановость и изолированность, внутренняя закрытость (и от смежных наук, и извне, и внутри, от других подходов), кризис междисциплинарного взаимодействия, отставание в разработке важных направлений (например, у нас плохо с математическим моделированием в психологии, хотя именно в этой области сейчас происходят прорывы) (Интервью с В.А. Ключаревым …, 2017).

В картину будущего нейронаук психология не вписывается: «…уже невозможно механическое объединение двух потоков информации: того, что идет снизу, от мозга и организма, и того, что мы получаем с помощью классических подходов в психологии. Идет поиск какого-то нового языка») (Интервью с В.А. Ключаревым …, 2017). В структуру Института когнитивных нейронаук ВШЭ (Москва) планируется включить Центр нейроэкономики и когнитивных исследований, а также Международную лабораторию биоэлектрических интерфейсов, но не психологические подразделения.

Будущее собственно психологии выглядит далеко не радужным (Фаликман, 2015). Приоритет в развитии отдается социальной психологии, которая, как предполагается, будет активно развиваться еще долго. Часть традиционных направлений психологической науки уступит место новым, родившимся на стыке общей психологии, психофизиологии, генетики. Предполагается, что сотрется грань между психологией и психофизиологией. Высказывается предположение о смене названия нашей науки. Прогнозируется, что содержание психологического знания изменится на 70–80 процентов. Оценивается возможность перехода психологии в ведение факультетов биологии, а в отдаленной перспективе даже физики (Интервью с В.А. Ключаревым…, 2017).

На протяжении многих веков развитие психологии было тесно связано с философией. Обратимся к философско-методологическим оценкам современной психологии как знания, как науки. Ее состояние квалифицируют как «ослабленный» вариант научности, поскольку в психологии практически отсутствуют программы, обеспечивающие когерентность (взаимную согласованность) научных знаний. Выявлено, что организация знаний в психологии имеет архаичный характер, эта отрасль науки имеет нечеткую дисциплинарную организацию, что не стимулирует межотраслевую кооперацию ученых-психологов. Психологи по-прежнему ориентированы на самооправдание научного статуса психологии в кругу философии и естественных наук, что рассматривается как «стоп»-рефлексия. В картине будущего философии и методологии науки не находится места для психологии. Так, бурно развивающиеся в последние 40–50 лет исследования в области философии сознания связаны со стремлением обойтись без научной психологии в решении онтологических проблем философии сознания («mind-body problem» или структура сознательного опыта). В целом, философия и методология науки не рассматривают психологию как перспективную зону приложения своих сил (Загидуллин, 2012; 2013).

От внешних оценок перспектив академической психологии перейдем к анализу внутридисциплинарных суждений об ее необходимости. Обратимся к одной из новых психологических дисциплин — психологии здоровья, которая возникла в 50–60-е гг. ХХ в., а спустя полвека может уверенно продемонстрировать основные тенденции своего развития. Оценивая ее состояние в настоящее время, исследователи отмечают чрезмерное увлечение прикладными исследованиями при явном недостатке теоретического осмысления их результатов. До сих пор ни предмет, ни теоретическая основа психологии здоровья не определены достаточно четко, а само это направление находится в состоянии кризиса. Его показателями являются отсутствие оригинальных, не заимствованных из других областей психологии концепций взаимосвязи психических и соматических процессов и невысокая практическая эффективность проводимых психологами интервенций. Как же влияет на психологическую практику полное отсутствие теории? Психология здоровья как практика перестает быть собственно психологической, подчиняясь нуждам и формам практик смежных дисциплин, а в некоторых случаях обыденным идеям и формам взаимодействия (Фролова, 2008).

Подобное негативное отношение к академическому психологическому знанию как основе психологической практики проявляется и в коучинге. «Старшая сестра» коучинга — психотерапия. Однако со временем произошло выделение коучинга в отдельную практику, что повлекло за собой отмежевание от психологии и психотерапии: среди специализирующихся в этой области практики стало доминировать представление о том, что коучингу совсем не обязательно считаться с имеющимися психологическими концепциями и моделями и тем более опираться на них. Это представление оказалось особенно характерным для нынешнего поколения коучей, хотя оно было немыслимо для пионеров коучинга (Улановский, 2012).

Если в заключение обзора оценок будущего академической психологии обратиться к психологическому образованию, то и в этом случае обнаружим тенденцию в перспективе планировать его без фундаментальной психологии. Так, в Кембридже департамент психологии, где занимаются изучением мозга, является частью факультета биологических наук. Не отстает от зарубежных коллег и флагман реформирования высшего образования в нашей стране — Высшая школа экономики (Москва). Вопрос о содержании психологического образования рассматривается в этом вузе прежде всего с точки зрения увеличения вклада непсихологических курсов, поскольку современный психолог должен знать нейробиологию, программирование, компьютерные науки, генетику, экономику и многое другое (сайт ВШЭ).

В программы бакалавриата ВШЭ в ближайшем будущем предполагается включить фундаментально-когнитивное, консультативное и социально-организационное направления подготовки. Помимо этого, рассматривается вопрос о бакалавриате в области клинической психологии. Намечено создание практико-ориентированных подразделений: лабораторий психодиагностики и пользовательского поведения, группы бизнес-психологического консалтинга и центра психологической помощи.

Таким образом, в настоящее время схизис науки и практики в сфере психологии усугубляется тенденцией утраты академической психологией прежнего центрального статуса в системе наук, вытеснением ее на периферию научного знания. Угроза превращения нашей профессиональной области в конечном счете в «психологию без психологии» подогревается и со стороны практической психологии. Во многих ведомствах, где работают психологи, жесткая исполнительская дисциплина требует строгого следования спущенным сверху предписаниям, инструкциям, распоряжениям, в которых содержится четкая детализация действий и инструментария психолога. Подобная регламентация обесценивает самостоятельное обращение специалиста к научному психологическому знанию и способствует изживанию потребности психолога в нем. В случае работы психолога вне каких-либо государственных учреждений особую важность приобретает отбор психологического знания по критерию быстрой отдачи и очевидной эффективности («работает» или нет). При этом «работающее» знание может и не соответствовать критериям научности, а научное знание требуется еще суметь преобразовать в работающее, что требует дополнительных затрат времени и сил и существенно снижает экономическую эффективность деятельности.

Что же следует делать в сложившейся в сфере психологии ситуации? Первый возможный ответ — наблюдать, чтобы быть готовыми к ее возможному развитию, разрабатывать форсайт-проект для психологии. Под форсайтом (англ. foresight — видение будущего) сегодня понимают социальную технологию, формат коммуникации, который позволяет участникам договориться по поводу образа будущего, а также, определив желаемый образ будущего, договориться о действиях в его контексте. Она ориентирована на определение возможных вариантов будущего, а также на выбор наиболее предпочтительных из них.

Применение этой технологии поможет поддерживать чувствительность к происходящему, вести регулярный неторопливый стратегический диалог. Она должна приобрести черты корпоративного форсайта, обеспечить переход от единичных попыток наскоком к непрерывному, регулярному стратегическому диалогу. Корпоративный форсайт — система регулярных процедур, явных и неявных правил, помогающих сообществу вовремя замечать слабые сигналы приближающихся перемен. Для этого нужны систематические обсуждения в непринужденной атмосфере, без необходимости немедленно выдать какой-то заранее спланированный результат (Интервью с В.А. Ключаревым …, 2017).

Второй возможный ответ на вызов времени в сфере психологии состоит в профилактике раскола и поддержании статуса академической психологии через реорганизацию системы психологического образования. Примером может быть традиция обсуждения моделей образования в области клинической психологии американскими психологами. По существу, эта традиция напоминает долговременный форсайт-проект. Обсуждение касается соотношения научной и практико-ориентированной подготовки в обучении клинических психологов и ведется на конференциях, в результате работы которых приняты две модели, названные по месту проведения конференций.

Первая из них — модель «ученый-практик», или Боулдерская модель (the scientist-practitioner or the Boulder model), была принята в 1949 году и предполагала баланс исследовательской (академической), психодиагностической и психотерапевтической составляющих. Вторая, Вейльская модель «практик-исследователь» (the practitioner-scholar or Vail model) появилась спустя почти четверть века, в 1973 году, и предполагала акцент на практико-ориентированных аспектах обучения, обеспечивала снижение требований к исходному уровню подготовки специалистов, сокращение сроков обучения и в итоге большее количество подготовленных специалистов. Если первая модель реализовалась на базе университетов, то вторая была воплощена в независимых центрах (школах) подготовки в области психологии. Однако слишком большой крен в сторону практики вызвал протест, и в девяностые годы прошлого века возникло движение ученых за научную клиническую психологию как наиболее законную и приемлемую форму клинической психологии. В итоге была создана Академия психологической клинической науки, Общество за науку клинической психологии, подготовлен Манифест за науку клинической психологии и разработана модель «клинический ученый» (the clinical scientist model) (Richard McFall, 1991), в которой научной составляющей образования придается большее значение, чем в Боулдерской модели (McFall, 1991). К сожалению, эта последняя модель пока не получила широкого распространения. Однако ее появление хорошо иллюстрирует движение маятника от науки к практике, от интеграции к их дифференциации и обратно (Фролова, 2008).

И, наконец, третья возможность реагировать на ситуацию схизиса науки и практики заключается в методологической рефлексии концепта «интеграция». Это понятие было введено в научный оборот Г. Спенсером, который рассматривал интеграцию и дифференциацию как закономерные стадии развития, присущие и социальным организмам. Ученый описал интеграции трех родов: 1) интеграции, происходящие от простого возрастания смежных частей, имеющих сходные отправления; 2) интеграции, происходящие таким образом, что из разных мест, производящих особые продукты, одно все более и более монополизирует известный промысел и ослабляет его в остальных; 3) интеграции, проистекающие из действительного сближения частей, сходных по роду занятий (История социологии в …, 2001; Киселев, 2012; Спенсер, 1994). Таким образом, подход Г. Спенсера заставляет задуматься над сущностью и разнообразием трактовок интеграции, над ролью этого процесса в развитии, также над тем, насколько оправдано безоглядное стремление к интеграции академической и практической психологии любой ценой, на любой стадии развития, а также оценка их дифференциации как безусловного признака кризиса, раскола, схизиса. Размышляя над этим вопросом, нельзя не вспомнить теорию эволюции Г. Спенсера, согласно которой развитие как природных, так и социальных явлений состоит в закономерном, неумолимом чередовании процессов интеграции и дифференциации. «Как между детством и зрелостью нет коротких путей, дающих возможность избежать утомительного процесса роста и развития посредством незаметного приращения, так же нет другого пути от низших форм социальной жизни к высшим, кроме как минуя небольшие последовательные изменения... Этот процесс нельзя сократить и его следует пройти с должным терпением» (История социологии в …, 2001).

Список литературы

1. Ананьев Б.Г. О проблемах современного человекознания. — М., 1977. — 379 с.
2. Василюк Ф.Е. Методологический смысл психологического схизиса // Вопросы психологии. — 1996. — №6. — С. 25-40.
3. В ВШЭ открылся Институт когнитивных нейронаук [Электронный ресурс] // Сайт Высшей школы экономики. — URL: https://www.hse.ru/news/science/217008267.html (дата обращения: 13.03. 2018).
4. Загидуллин Ж.К. Психология в оптиках философского анализа // Вопросы философии. —2013. — № 4. — С. 59-69.
5. Загидуллин Ж.К. Особенности строения знаний в психологии как науке: Автореф. дис. канд. филос. наук. — М., 2012. — 24 с.
6. Интервью с В.А. Ключаревым о будущем психологии // Социальная и экономическая психология. — 2017. — Том 2. — № 4 (8). — С. 196-223.
7. История социологии в Западной Европе и США: учебник для вузов / Отв. редактор Г.В. Осипов. — М., 2001. — 576 с.
8. Кедров Б.М. О методологических вопросах психологии (часть вторая) // Психологический журнал. — 1982. — Том 3. — № 6. — С. 14-22.
9. Киселев М.И., Шилкина Е.Л. К вопросу о социологической интерпретации понятия «социокультурная интеграция» // Вестник ЮРГТУ (НПИ). — 2012. — № 1. — С. 165-170.
10. Левченко Е.В. Психология во времени: прогнозы тридцатилетней давности и реалии настоящего // Фундаментальные проблемы психологии: личность в исторической психологии: материалы научной конференции / Под общ. ред. В.М. Аллахвердова, О.В. Защиринской — СПб, 2002. — С. 19-22.
11. Леонтьев А.Н. Философия психологии: Из научного наследия / Под ред. А.А. Леонтьева, Д.А. Леонтьева. — М., 1994. — 228 с.
12. Петровский А.В. История советской психологии: Формирование основ психологической науки. — М., 1967. — 368 с.
13. Пиаже Ж. Психология, междисциплинарные связи и система наук // Жан Пиаже: теория, эксперименты, дискуссии: сб. ст. / Cост. и общ. ред. Л.Ф. Обуховой, Г.В. Бурменской. — М., 2001. — С. 157-182.
14. Улановский А.М. Коучинг с оглядкой на науку: практики позитивной жизни // Психология. Журнал Высшей школы экономики. — 2012. — Т. 9, № 4.— С. 59-80.
15. Фаликман М.В., Коул M. «Культурная революция» в когнитивной науке: от нейронной пластичности до генетических механизмов приобретения культурного опыта // Культурно историческая психология. — 2014. — Т. 10, № 3. — С. 4-18.
16. Фаликман М.В. Когнитивная парадигма: есть ли в ней место психологии? // Психологические исследования: электронный научный журнал. — 2015. —Т. 8, № 42. — С. 3-13.
17. Фролова Ю.Г. Биопсихосоциальная модель как концептуальная основа психологии здоровья // Философия и социальные науки: научный журнал. —2008. — № 4. — С. 60-65.
18. McFall, Richard M. Manifesto for a Science of Clinical Psychology // The Clinical Psychologist. — 1991. — Vol. 44. — No 6. — P. 75-88.
19. Uttal, W. R. (2001). Life and mind: Philosophical issues in biology and psychology. The new phrenology: The limits of localizing cognitive processes in the brain. — Cambridge, MA, US. — 275 p.

Источник: Левченко Е.В. О трудностях интеграции фундаментальной и практической психологии // Взаимодействие теоретико-экспериментальной и практической психологии в системе современного образования: материалы Всероссийской научно-практической конференции «XXXIV Мерлинские чтения – 2019» / ред. кол. А.А. Вихман, А.Ю. Калугин, Д.О. Смирнов. Пермь, 2019. С. 65–76.