Психологическая особенность постстрессовой адаптации лиц опасных профессий

В современном мире проблема переживания травматического психологического стресса стала не только проблемой научных исследований, но и повседневной реальностью практически для каждого человека. И социальная, и природная среда, в которой мы сегодня существуем, постоянно усложняется и технически, и экологически, становясь все более нестабильной. Источником травматического стресса при этом могут быть самые разные по своей этиологии события, в том числе и связанные с реализацией человеком своих профессиональных задач. Преодоление в процессе адаптации его последствий становится для участников таких событий основной задачей существования в посттравматическом периоде. Нарушение же посттравматического адаптационного процесса и развитие хронической посттравматической стрессовой дезадаптации неизбежно влияет на уровень функциональной надежности профессионалов, которая во многом детерминирует надежность соответствующей профессиональной деятельности в целом (Бодров, 2006 б; Бодров, Орлов, 1998; Тарабрина, 2009; Ursano et al., 1996).

Под функциональной надежностью субъекта профессиональной деятельности при этом понимается особое свойство его функциональных систем обеспечивать динамическую устойчивость исполнителя в выполнении им профессиональной задачи в течение определенного времени и с заданным качеством (Бодров, Орлов, 1998). Это системное качество детерминировано, прежде всего, именно способностью исполнителя преодолевать в процессе деятельности развитие неблагоприятных, с точки зрения ее успешности, психологических и психофизиологических состояний, и в первую очередь, состояний, связанных с переживанием психологического или физиологического стресса (Бодров, 2006; Бодров, Орлов, 1998; Дикая, 2003; Леонова, 2004).

Задача же изучения психологических механизмов функциональной надежности является одной из ключевых для психологии труда и инженерной психологии, причем не только для деятельности операторского типа, но и для любого другого вида профессиональной деятельности, отличающейся сложными условиями и высокой личной и социальной ценой результата и ошибочных действий исполнителя. В первую очередь к этой категории может быть отнесена профессиональная деятельность, реализуемая в ситуациях, связанных с повышенным риском для жизни и здоровья исполнителей, т.е. деятельность лиц опасных профессий (Дикая, 2003). Поэтому переживание психологического травматического стресса для лиц опасных профессий является повседневной реальностью, что многократно увеличивает риск развития у них психической травмы и комплекса неблагоприятных посттравматических состояний. Наиболее выраженными посттравматические нарушения становятся при этом, если человек при преодолении негативных последствий переживания травматического стресса в процессе последующей адаптации оказывается не в состоянии эффективно переработать свой травматический опыт. Именно в этом случае посттравматическая стрессовая дезадаптация проявляется в своей наиболее выраженной форме, сопровождаясь развитием системных многоуровневых нарушений функционирования, характерных для ПТСР.

Наиболее эффективным способом предотвращения тяжелых последствий психической травматизации профессиональной этиологии является профилактика развития хронического ПТСР и других нарушений профессионального здоровья лиц опасных профессий, связанных с переживанием травматического стресса (Ursano et al., 1996). Необходимым ее компонентом является как оперативное и как можно более приближенное к моменту травматизации выявление прогностически значимых донозологических признаков посттравматического неблагополучия методами психологической диагностики, так и своевременная психологическая коррекция посттравматических состояний. Решение и той, и другой задачи предполагает углубленное изучение психологических механизмов, обеспечивающих как резистентность субъекта к воздействию травматического стресса, так и эффективность переработки им своего травматического опыта и гибкость его адаптационных стратегий в процессе преодоления последствий психической травматизации.

К сожалению, как зарубежных, так и отечественных систематических исследований психологических механизмов, определяющих успешность посттравматической стрессовой адаптации носителей травматического опыта, практически нет, хотя их актуальность не вызывает сомнения. Известные нам работы направлены, прежде всего, на изучение психобиологических, физиологических и клинико-диагностических аспектов этой проблемы. Психологические механизмы регуляции посттравматических стрессовых состояний, обеспечивающие успешность постстрессовой адаптации носителей травматического опыта, в том числе и лиц опасных профессий, не являлись в этих работах предметом исследования. В частности, отсутствуют экспериментальные данные о взаимосвязи психологических факторов и успешности процесса регуляции постстрессовых состояний на поздних этапах посттравматического адаптационного процесса, отстоящих от момента переживания травматического события на годы и десятилетия.

При этом эмпирические сведения, полученные как в практике терапии и коррекции ПТСР, так и в результате изучения психобиологии и физиологии травматического стресса, свидетельствуют, что поздние этапы ПСА отличаются выраженной специфичностью феноменологических проявлений первичной психической травмы. Именно на поздних этапах в случае пролонгированной посттравматической дезадаптации при хроническом ПТСР происходят системные необратимые нарушения в морфологических структурах ЦНС субъекта, а патологические состояния и нарушения функционирования его организма и психики приобретают статус не поддающихся коррекции (Pitman, 1990; Mc Farlane, de Girolamo, 1996; Van der Kolk, 1996).

В целом общие закономерности системной психической детерминации успешности преодоления посттравматических стрессовых нарушений лицами опасных профессий до сих пор остаются изученными недостаточно, что определяет новизну и актуальность данного исследования. Изучение психологических детерминант успешности посттравматической стрессовой адаптации с участием военнослужащих — участников боевых действий стало основной целью лонгитюдного исследования, проведенного при поддержке РГНФ (гранты 00–06–00218a; 04–06–00144а и 07–06–18015е) (Лазебная, 1999; Лазебная, Зеленова, 1999, 2007).

Методологические основы исследования

Методологической основой исследования является системный эволюционно-генетический (субъектный) подход. Анализ литературных данных (Александров, 2001; Алишев, 2000; Анцыферова, 1994; Балл, 1989; Барабанщиков, 2007; Брушлинский, 2003; Дикая, 2007; Журавлев, 2007; Журавлев, Купрейченко, 2009; Знаков, 2008; Клочко, 2008; Петренко, 2007; Сушков, 2008) позволяет утверждать, что с этих позиций психологическое изучение феноменов стресса и адаптации должно ориентироваться на следующие положения.

• Процесс взаимодействия со средой для человека как активного субъекта собственной жизни, опосредован его психологическим (ментальным) пространством или, иначе, его индивидуально-специфической субъективной ситуацией. Психологическое пространство личности является при этом особым объектом жизнедеятельности человека, на который в любой ситуации взаимодействия со средой направлена его активность.

• Достичь целей своей субъектной активности человек может только во взаимодействии со средой как с другим нелинейным системным объектом того же уровня сложности, адаптируясь в среде благодаря системным процессам регуляции и саморегуляции. При этом активный субъект способен развиваться и эффективно продвигаться по своему жизненному пути, в том числе и реализуясь в профессиональной деятельности, только преодолевая неизбежно возникающие при взаимодействии со средой проблемные ситуации различной интенсивности и разной этиологии, т.е. решая адаптационные задачи.

• Способность любой живой системы к адаптации в среде путем динамической перестройки программ активности в соответствии со сложившимися условиями существования обусловлена генетически. При этом смысл процесса адаптации человека как активного субъекта в среде — это не достижение гомеостаза, не приспособление к среде и не уравновешивание со средой в соответствии с ее требованиями. Цель любого адаптационного процесса, реализуемого активной и развивающейся системой в среде, — преодоление сложившихся неблагоприятных обстоятельств и достижение субъективно «полезного результата».

• Полезным результатом для адаптирующейся системы является такое ее состояние, которое обеспечивает максимально выгодные внутренние условия для реализации ее собственных целей существования (в первую очередь — за счет преодоления сопротивления среды).

• Реализация процесса адаптации в любой живой, т.е. самоорганизующейся и саморазвивающейся (эволюционирующей) нелинейной системе обеспечивается регулятивной адаптационной макросистемой, в основе формирования которой лежат генетические факторы. Адаптационная макросистема способна объединять в функциональном взаимосодействии разноуровневые системные компоненты организма и психики для решения конкретных адаптационных задач, актуальных для субъекта в сложившихся на данный момент его существования обстоятельствах.

• Задачи адаптации в каждой конкретной ситуации взаимодействия со средой определяются иерархией потребностей человека как ее субъекта, а возможности их успешного решения и достижения полезного результата — его системным ресурсным потенциалом. Решение адаптационной задачи достигается при этом за счет ресурсов организма и психики, затрачиваемых на преодоление субъектом двух адаптационных барьеров на пути удовлетворения потребности — информационного и энергетического.

• Информационный адаптационный барьер преодолевается в процессе самоопределения субъекта в ситуации, реализуемого на психологическом уровне регуляции активности. В процессе самоопределения происходит когнитивно-эмоциональная оценка ситуации, формирование мотива и выработка наиболее адекватной стратегии и тактики целенаправленных действий по преодолению энергетического барьера на пути к удовлетворению потребности.

• Любая ситуация взаимодействия с окружающим миром может предъявить к субъекту жизнедеятельности такие адаптационные требования, которые будут значительно превосходить его системный ресурсный потенциал и, соответственно, его возможности по функциональной регуляции своей активности в процессе адаптации в среде.

• Значительный дефицит какого-либо ресурса (психологической или организменной природы), необходимого для преодоления ситуационно обусловленных требований среды (обстоятельств) и достижения системой-субъектом своих целей, может привести к серьезным нарушениям в целеориентированном, иерархически организованном функционировании всех разноуровневых компонентов регулятивной адаптационной макросистемы субъекта. Такое состояние системы будет определяться как дезадаптация.

• В этом случае в активно адаптирующейся живой системе развиваются выраженные нарушения внутреннего равновесия ее компонентов вследствие ослабления системных связей между ними, что сопровождается развитием неблагоприятных с точки зрения возможности ее дальнейшего надежного функционирования состояний. Для живых систем такие состояния, являющиеся следствием нарушения нормального течения адаптационного процесса, принято определять как стрессовые и постстрессовые.

Организация, участники, методы и процедура исследования

Участники исследования. На I этапе в обследовании принимали участие мужчины (n = 121), проходившие срочную службу в действующей армии в период с 1979 по 1989 год, без признаков органического поражения головного мозга, тяжелых ранений, физических травм или контузий. Средний возраст — 32 года, образование — преимущественно среднее или среднее специальное. В исследованиях на втором этапе приняло участие 45 ветеранов из первоначальной выборки.

Основные задачи I этапа исследования:

• получить обобщенную характеристику посттравматического адаптационного статуса российских ветеранов боевых действий в Афганистане на момент первого обследования, т.е. примерно через 10 лет после их возвращения из зоны боевых действий;
• определить роль психологических, психофизиологических и поведенческих посттравматических стрессовых нарушений, характерных для посттравматического стрессового расстройства (ПТСР), в развитии системной посттравматической дезадаптации;
• определить индивидуальные особенности переживания и субъективной оценки травматического опыта на поздних этапах ПСА и их связь с посттравматическим адаптационным статусом ветеранов.

Задачи исследования на II этапе:

• определить результативность и субъективную эффективность ПСА ветеранов между этапами исследования;
• определить на поздних этапах ПСА связь ее успешности и активности различных механизмов психологической регуляции адаптационного процесса;
• определить иерархическую структуру и характер функциональных связей между компонентами системы психологической регуляции адаптационного процесса, обеспечивающей успешное решение ветеранами посттравматической адаптационной задачи;
• определить на поздних этапах ПСА связь ее успешности с ситуационными факторами (основными параметрами социально-демографической и психологической посттравматической жизненной ситуации ветеранов);
• провести сравнительный анализ вклада факторов жизненной ситуации и психологических детерминант в успешность ПСА ветеранов боевых действий.

В соответствии с основными принципами субъектного, системно-генетического подхода в связи с их влиянием на успешность ПСА между этапами исследования изучались субъектно-личностные (социально-психологические), личностные и индивидуально-психологические качества ветеранов, принадлежащие как компоненты к различным системным уровням, обеспечивающим сознательную и неосознаваемую психологическую регуляцию активности.

В качестве компонентов субъектно-личностного (социально-психологического) уровня сознательной регуляции активности изучались: особенности организации ментального опыта субъекта в структурах его Я-концепции, таких как смыслообразующие структуры и структуры самоотношения, самосознания и самооценки личности.

Компоненты личностного уровня осознаваемой и неосознаваемой регуляции активности в исследовании были представлены такими качествами, как: характер локализации субъективного личностного контроля; особенности волевой регуляции в процессе реализации намерения совершить какое-либо действие (способность к «самоконтролю» и «саморегуляции» по Ю. Кулю); личностная тревожность и агрессивность; неосознаваемые психологические защиты личности.

В качестве неосознаваемых индивидуально-психологических механизмов регуляции адаптационного процесса изучались особенности когнитивно-стилевой организации познавательной активности, обеспечивающие индивидуально-специфическую организацию информационного взаимодействия человека и окружающей среды (стили «полезависимость — поленезависимость», «ригидность — гибкость», «широта — узость диапазона эквивалентности» и «импульсивность — рефлексивность»).

Методы исследования

Для определения уровня выраженности посттравматических стрессовых нарушений, оценки общего уровня функциональной адаптированности обследуемых и основных социально-демографических параметров и на первом, и на втором этапах применялась методика «Структурированное клиническое диагностическое интервью SCID for DSM-III-R». По критериям действовавшего в то время стандарта DSM-III-R с применением SCID у ветеранов диагностировали признаки проявления психотических, аффективных и тревожных расстройств, а также алкогольной и наркотической зависимости или злоупотребления психоактивными веществами. Диагностику когнитивных, поведенческих и психофизиологических посттравматических нарушений, характерных для ПТСР, проводили при помощи специального модуля ПТСР СКИД и методики CAPS-1 (Тарабрина, 2009).

В качестве показателя общего уровня функциональной адаптированности ветеранов (адаптационного статуса) и оценки уровня их адаптированности по внешнему («объективному») критерию применялась оценка успешности их функционирования с использованием 90-балльной Интегральной шкалы функционирования FS SCID (Лазебная, 1999). Дополнительно для определения успешности и эффективности процесса ПСА по внутреннему (субъективному) критерию (Реан с соавт., 2002) на II этапе исследования была специально разработана (Лазебная, 2009) многокомпонентная шкала успешности послевоенной адаптации ветеранов боевых действий (Шкала УВПА). С помощью этой методики ветеранами субъективно оценивались успешность и эффективность процесса ПСА по четырем основным областям (параметрам) их социального функционирования: профессиональная деятельность («Работа»); организация и проведение свободного времени («Досуг»); межличностное взаимодействие и общение («Общение») и активность в области поддержания физического и психического здоровья («Здоровье»).

На I этапе для субъективной оценки тяжести индивидуального боевого опыта использовалась методика «Шкала оценки тяжести боевого опыта» CES, а для психологической диагностики уровня выраженности посттравматических стрессовых нарушений — русскоязычные версии методик, входящих в комплекс, официально рекомендованный АРА к применению для психометрической диагностики ПТСР: Миссисипская шкала ПТСР для военных травматических событий; шкала IOES-R для оценки тяжести воздействия травматического события Горовица; опросник личностной и ситуативной тревожности Спилбергера — Ханина; опросник депрессивности А. Бека (BDI); опросник выраженности психопатологической симптоматики Л. Дерогатиса SCL-90-R (Тарабрина, 2009).

На II этапе для изучения различных компонентов сознательной и неосознаваемой психологической регуляции активности применялись следующие методики (Лазебная, Зеленова, 2007):

1. для оценки субъектно-личностных (социально-психологических) качеств: методика МИС для исследования самоотношения Пантилеева; шкала смысложизненных ориентаций (СЖО) Д. Леонтьева; универсальный набор шкал семантического дифференциала (СД);
2. для оценки личностных качеств: опросник для диагностики уровня локализации субъективного контроля Роттера — Бажина (УСК); шкала личностной тревожности Спилбергера — Ханина; методика Басса — Дарки (BDHI) для диагностики показателей и форм агрессии. Тест-опросник механизмов психологической защиты LSI Р. Плутчика; шкала контроля за действием Ю. Куля (НАКЕМР-90);
3. для диагностики индивидуально-психологических когнитивно-стилевых особенностей: методики «Свободная сортировка объектов» Гарднера — Колги (широта — узость диапазона эквивалентности, вербальный и невербальный варианты), «Включенные фигуры» Виткина (полезависимость — поленезависимость), «Сравнение похожих рисунков» Кагана (рефлексивность — импульсивность), «Словесно-цветовая интерференция» Струпа (ригидность — гибкость познавательного контроля) (Холодная, 2002).

При обработке и анализе данных применялись стандартные статистические процедуры комплекса SPSS, в том числе корреляционный и факторный анализ по методу главных компонент с поворотом факторных структур по принципу Varimax. В зависимости от типа измерительных шкал и величины сравниваемых групп при оценке достоверности различий между группами и этапами исследования применялись U-критерий Манна — Уитни, F-критерий Фишера и T-критерий Стьюдента (Ермолаев, 2006).

Основные гипотезы исследования

Известно, что переживание травматического стресса и формирование психической травмы ведет к разрушению базовых ментальных структур, аккумулирующих опыт субъекта в его психологическом пространстве (Тарабрина, 2009; Решетников, 2006; Ялом, 2005). Этим обстоятельством определяется развитие характерных для ПТСР и/или других форм посттравматической психопатологии первичных ситуационно обусловленных посттравматических нарушений. Эти нарушения затрагивают при этом всю регуляторную систему субъекта, и психологический, и организменный ее уровни. В свою очередь, в динамике посттравматического существования субъекта, каждое из них способно, по принципу аллостазиса, вызвать вторичные и третичные нарушения в различных системах и на разных уровнях организации адаптационного процесса, порождая все более обширный круг адаптационных проблем (Wilson, Friedman, Lindy, 2004).

Каждая из этих проблем будет характеризоваться абсолютной новизной по отношению к опыту субъекта, полученному до травмы и к тому же разрушенному в травматической ситуации. Соответственно, для своего решения любая из них потребует от субъекта нестандартного подхода к формированию адаптационных функциональных систем, отличающихся выраженной специфичностью. Такой подход может быть реализован в поведении только при доминирующей активности сознания и других механизмов психологической регуляции.

В литературных источниках нет данных о результатах, полученных в психологических исследованиях процесса ПСА, выполненных в парадигме субъектного эволюционно-генетического исследования. Остается открытым вопрос и о структуре психологической функциональной системы, обеспечивающей процесс «поздней» ПСА на психологическом уровне, и об иерархии системных связей между ее компонентами. Однако можно предполагать, что успешность ПСА на удаленных от момента травматизации этапах, ввиду неизбежного изменения иерархии адаптационных задач, будет детерминирована иными функциональными структурами и иными способами организации их взаимосодействия в адаптационном процессе, чем в самой стрессовой ситуации и в начальный период преодоления субъектом посттравматических проблем.

Как показал анализ литературных данных и результаты наших собственных более ранних исследований, непосредственно в травматической ситуации ведущую роль в организации активности субъекта в среде и на психологическом, и на психофизиологическом уровне играют преимущественно структуры, обеспечивающие неосознаваемую регуляцию поведения. Примером может служить автоматическая актуализация в стрессовой ситуации под влиянием интенсивных негативных переживаний детерминированного генетически навыка быстрого реагирования. Этот навык обеспечивает как мобилизацию ресурсов энергетических систем организма, в частности, симпатической нервной системы, так и активацию структур головного мозга, регулирующих уровень бодрствования и, соответственно, функцию внимания.

Вне контроля сознания происходит и активизация в травматической ситуации защитных психологических механизмов, которые особым образом участвуют в регуляции процессов перцепции и личностной интерпретации происходящих угрожающих событий, обеспечивая развитие комплекса состояний перитравматической диссоциации (McFarlane, de Girolamo, 1996). Их активность, блокируя на уровне восприятия часть угрожающей информации, с одной стороны, снижает остроту травматических переживаний субъекта в ситуации. Вместе с тем, сами перитравматические диссоциативные переживания создают основу для дальнейшего развития в посттравматическом периоде процессов вытеснения из сознания нежелательных компонентов ситуации. При ПТСР эти процессы будут реализованы как в осознанной мотивационной направленности на избегание воспоминаний и размышлений о событии, так и в неосознаваемых процессах посттравматической амнезии и “numbing”, т.е. блокады положительного аффекта.

Исходя из этих представлений, были сформулированы основные гипотезы данного исследования.

1. На удаленных от момента травматизации этапах посттравматического существования носителя травматического опыта меняется характер системной детерминации посттравматического адаптационного процесса. Ведущая роль в обеспечении успешности посттравматической стрессовой адаптации (ПСА) в этот период принадлежит структурам, обеспечивающим психологическую регуляцию поведения и других форм активности субъекта в среде. Ситуационные же факторы, преимущественно детерминировавшие процессы психической травматизации при переживании травматического психологического стресса, в этом случае выполняют соподчиненные по отношению к психологическим структурам функции в обеспечении успешности ПСА.

2. В иерархической организации психологических компонентов функциональной адаптационной системы (ФАС), обеспечивающей процесс ПСА на ее поздних этапах, ведущие позиции занимают структуры сознательного, субъектно-личностного уровня регуляции. Системы же личностного и индивидуально-психологического уровней в процессе преодоления хронических посттравматических стрессовых нарушений будут выполнять соподчиненные механизмам сознательной регуляции функции.

Результаты I этапа лонгитюдного исследования

На I этапе сравнительное изучение особенностей посттравматического адаптационного статуса адаптированных и дезадаптированных участников боевых действий в Афганистане, подвергавшихся воздействию экстремального военного стресса, показало, что:

1. Обследованная выборка афганских ветеранов (n=121) имеет неоднородный адаптационный статус, определенный по «Шкале функционирования FS». Высокому адаптационному статусу соответствует средний балл FS, равный 87,1, а низкому — 24,2 балла.

2. Адаптированные и дезадаптированные ветераны боевых действий различаются по основным параметрам оценки адаптационного статуса. Показатели успешности профессионального функционирования и функционирования в социальной сфере, общего состояния здоровья, изменений в самовосприятии и самооценке в посттравматическом периоде оказались более благоприятными в группе хорошо адаптированных ветеранов.

3. Развитие ПТСР является важным, но не единственным фактором, определяющим посттравматический адаптационный статус участников боевых действий. Не все обследованные ветераны с низким баллом по Шкале FS страдали ПТСР, и не у всех ветеранов с диагнозом ПТСР, участвовавших в данном обследовании, был настолько низкий уровень функционирования в посттравматическом периоде, чтобы быть отнесенными к группе дезадаптированных.

4. Травматический опыт не всегда однозначно воспринимается как негативный теми, кто пережил экстремальный стресс. Определенная часть как адаптированных, так и дезадаптированных ветеранов оценивала свое пребывание в Афганистане как очень значительное позитивное событие в жизни, однако среди хорошо адаптированных позитивное отношение к собственному афганскому опыту в целом встречалось в несколько раз чаще. Среди тех, кто воспринимал свой афганский опыт резко негативно, преобладали дезадаптированные ветераны, имевшие низкую самооценку и выраженные посттравматические нарушения, характерные для ПТСР.

Результаты II этапа лонгитюдного исследования

Результаты сравнительного анализа психологических особенностей ветеранов с различной динамикой ПСА между этапами исследования.

1. По уровню различий между изучавшимися показателями у ветеранов с разнонаправленной динамикой ПСА установлено наличие выраженной связи между ее успешностью на отсроченных от момента травматизации этапах жизни обследуемых и такими их субъектно-личностными качествами, как аффективно-оценочные и ценностно-смысловые компоненты Я-концепции.

2. Анализ данных, полученных с применением шкалы УВПА, продемонстрировал результативность изучения переживаний и отношений субъекта в ходе адаптационного процесса в качестве компонентов обратной связи в регуляторных адаптационных системах. Использование в качестве «внутреннего» критерия адаптированности многокомпонентного комплекса субъективных оценок интенсивности переживания различных состояний, развивающихся у субъекта в процессе реализации им системных адаптационных задач, позволило более точно оценить успешность и эффективность изучаемого адаптационного процесса.

3. Сравнительный анализ продемонстрировал существование специфических особенностей в работе психологических механизмов личностного уровня, обеспечивающих осознаваемую и неосознаваемую регуляцию посттравматического адаптационного процесса. Установлено, что особую роль в регуляции процесса ПСА имеют такие качества личности, как личностная тревожность и локализация субъективного контроля (интернальность — экстернальность). Вместе с тем, очень высокий уровень интернальности на поздних этапах посттравматического адаптационного процесса, в отличие от его начальных этапов, оказался связан не с успешностью ПСА, а с выраженной посттравматической дезадаптацией.

4. Сравнительный анализ личностных качеств в различающихся по успешности адаптации группах ветеранов позволил определить как относительно незначительную, но, тем не менее, важную роль изучавшихся мотивационно-волевых механизмов в обеспечении успешности ПСА.

5. Что касается таких личностных качеств, как склонность к физической агрессии и враждебность, то результаты подтвердили отсутствие связи успешности ПСА с первой и значительную выраженность в группах дезадаптантов враждебности, включая такие ее показатели, как «негативизм», «раздражительность» и «обида». Этот факт согласуется с результатами других исследований травматического стресса (Знаков, 1989) и подтверждает наличие сложного системного механизма, определяющего у переживших травматический психологический стресс их склонность к совершению агрессивных актов поведения. В основном она зависит от процессов, которые протекают на нижележащих по отношению к сознанию уровнях психической и психофизиологической регуляции активности.

6. Проведенный по результатам данного исследования сравнительный анализ выраженности различных защитных механизмов в группах ветеранов с разнонаправленной динамикой ПСА показал, что «адаптированные» ветераны в целом более интенсивно, чем дезадаптанты, используют психологические защиты в повседневной жизни. При этом они гораздо чаще прибегают к защитам, относимым большинством исследователей к группе более поздних и более эффективных механизмов нейтрализации неприемлемых для личности переживаний, связанных с болезненными аффектами, страхами, невыносимыми мыслями и т.п. (интеллектуализация и реактивное образование).

Вместе с тем, высокоадаптированные ветераны с позитивной динамикой ПСА и «стабильные» адаптанты более интенсивно, чем дезадаптанты и «негативные» адаптанты, используют регуляторные возможности и защиты «регрессия». Регрессия обеспечивает использование в эмоционально напряженной ситуации реализацию более онтогенетически незрелых паттернов поведения с целью получения удовлетворения, способствующего редукции тревоги. Интеллектуализация же, являясь более зрелой защитой, позволяет субъекту переосмыслить эмоционально значимую ситуацию путем произвольной, не обязательно реалистической, схематизации и истолкования информации о событиях для развития чувства субъективного контроля над ситуацией.

7. Как компоненты психологической регуляторной системы, когнитивно-стилевые особенности субъекта представляют особый интерес, во многом определяя специфику формирования субъективных интерпретаций и эмоциональных репрезентаций различных жизненных ситуаций в сознании человека. В зависимости от степени сформированности лежащих в их основе ментальных механизмов те или иные стили способствуют либо обеднению и субъективации этой картины, либо ее обогащению и объективации, выступая в качестве «посредника» между внутренним, «ментальным» миром субъекта и «миром реальности» (Холодная, 2002).

Результаты сравнительного анализа полученных в лонгитюдном исследовании данных, характеризующих основные когнитивные стили у адаптированных и дезадаптированных ветеранов с разной динамикой ПСА, показали, что между ними существуют определенные различия, особенно выраженные по стилям «полезависимость — поленезависимость» (ПЗ — ПНЗ) и «широта — узость диапазона эквивалентности» (ШДЭ — УДЭ). Вместе с тем, сравнительный статистический анализ не позволил сделать однозначных выводов о связи этих стилей с успешностью посттравматического адаптационного процесса. Скорее всего, выявленные противоречия связаны с феноменом расщепления когнитивных стилей (Холодная, 2002), однако недостаточность выборки лонгитюдного исследования на его втором этапе затрудняет проведение соответствующих статистических процедур.

С целью получения более полных представлений о роли каждого из изучавшихся психологических механизмов в обеспечении успешности ПСА ветеранов боевых действий, о структуре функциональных взаимосвязей между ними и об особенностях системной организации их работы были проведены процедуры корреляционного и факторного анализа обобщенного массива полученных на II этапе данных.

Результаты корреляционного анализа взаимосвязей между разноуровневыми компонентами систем осознаваемой и неосознаваемой психологической регуляции ПСА.

Для корреляционного анализа в матрицу результатов исследования было объединено 114 показателей. В ходе анализа ставились следующие задачи.

I. Определить характер взаимосвязей между компонентами систем субъектно-личностного (структуры самосознания и смыслообразования субъекта) и личностного уровней (личностные качества субъекта и неосознаваемые психологические защиты личности) психологической регуляции ПСА.

II. Определить характер взаимосвязей между компонентами личностного (психологические защиты) и индивидуально-психологического (когнитивные стили) уровней системы неосознаваемой психологической регуляции ПСА.

III. Определить характер взаимосвязей между компонентами систем субъектно-личностного (структуры самосознания и смыслообразования субъекта) и индивидуально-психологического (когнитивные стили) уровней организации процессов сознательной и неосознаваемой психологической регуляции ПСА.

Особенности взаимосвязей между компонентами систем субъектно-личностного и личностного уровней психологической регуляции ПСА.

1. Только защита «интеллектуализация» оказалась прямо связана с основным обобщенным показателем уровня адаптированности, определяемым по Интегральной шкале функционирования FS SCID. Аналогичная зависимость ранее была установлена и в ходе сравнительного анализа данных: чем более выражена у ветеранов эта защита, тем выше их адаптационный статус. Интеллектуализация и реактивное образование оказались также прямо связаны с позитивной динамикой ПСА между этапами.

2. Анализ обобщенной корреляционной матрицы результатов исследования выявил также взаимосвязь, существующую между отдельными видами защит и параметрами социально-демографического статуса обследованных ветеранов, т.е. с ситуационными («объективными») детерминантами адаптационного статуса. Так, у семейных и имеющих детей испытуемых чаще встречаются такие защиты, как «интеллектуализация» и «регрессия».

3. Как и следовало ожидать, выявились значимые взаимосвязи между такими защитными механизмами, как «интеллектуализация» и «проекция», и степенью тревожности и агрессивности ветеранов. При этом такие защиты, как «регрессия», «проекция» и «замещение», обнаружили прямую связь с уровнем агрессивности, а защиты «отрицание» и «интеллектуализация» — обратную.

4. Интернальная локализация контроля оказалась в прямой связи с активностью таких защит, как «отрицание» и «реактивное образование», и в обратной связи — с защитой «регрессия». В этой связи необходимо еще раз отметить, что, по данным сравнительного анализа, регрессия активнее всего действовала в группах с позитивной динамикой ПСА, а самый высокий уровень интернальности в первую очередь оказался свойственен на II этапе исследования «негативным» дезадаптантам.

5. Наконец, среди психологических детерминант ПСА, характеризующих особенности «Я-концепции» ветеранов (структуру самоотношения и характер смысложизненных ориентаций), значимые корреляции с защитами оказались немногочисленны. Было выявлено, что чем выше интерес к своему «Я» и ощущение ценности собственной личности (шкала МИС «самоценность»), тем реже используется такой механизм защиты, как «регрессия». Что же касается высокого уровня самообвинения и отрицательных эмоций в адрес собственного «Я» (9 шкала МИС «самообвинение»), то оказалось, что он соответствует низкой активности защиты «интеллектуализация», что еще раз говорит о важной роли этой защиты в преодолении последствий травматизации.

Особенности взаимосвязей между компонентами личностного и индивидуально-психологического уровней системы неосознаваемой психологической регуляции ПСА.

Ни с одним из показателей скорости выполнения поиска включенной фигуры, т.е. с основным дифференцирующим признаком стиля «полезависимость — поленезависимость», система неосознаваемых защит связи не продемонстрировала. По стилю же «ригидный — гибкий познавательный контроль» были обнаружены прямые взаимосвязи показателей теста Струпа с защитой «регрессия» и обратные — с защитой «отрицание». Относительно стиля «импульсивность — рефлективность» было выявлено, что чем медленнее испытуемые принимают решение и чем меньше ошибок они делают в заданиях (чем они менее импульсивны), тем активнее защитные механизмы «интеллектуализация» и «отрицание».

При рассмотрении корреляционной матрицы было также обнаружено, что большинство показателей стиля «узкий — широкий диапазон эквивалентности», причем преимущественно в вербальной серии, также образовали статистически значимые корреляции с рядом шкал методики LSI. Можно утверждать, что такие виды защит, как «интеллектуализация» и «реактивное образование», чаще встречаются у ветеранов с широким диапазоном эквивалентности в вербальной серии, а защиты «регрессия» и «подавление», более свойственны ветеранам, тяготеющим к полюсу узости данного стиля.

В целом корреляционный анализ позволил установить ряд значимых, но относительно немногочисленных корреляционных связей между шкалами LSI, характеризующими активность основных неосознаваемых защит личности, и когнитивно-стилевыми особенностями обследованных ветеранов. Оба этих психологических механизма, реализующих свою активность на неосознаваемом уровне регуляции поведения, но относящихся к разным регуляторным системам (личностной и индивидуально-психологической), оказались относительно независимыми друг от друга.

Такой тип корреляционных взаимосвязей между компонентами личностного (психологические защиты) и индивидуально-психологического (когнитивные стили) уровней системы неосознаваемой психологической регуляции процесса ПСА заставляет предполагать, что они выполняют во взаимосодействии с остальными компонентами функциональной адаптационной системы разные функции при решении посттравматической адаптационной задачи. На уровне целостного субъекта и стили как метакогнитивные способности, и защиты детерминируют особенности организации различных информационных процессов в его психологическом пространстве, в том числе процессов личностной интерпретации и эмоциональной оценки информации о происходящих событиях. При этом неосознаваемые защиты «фильтруют» эмоционально значимую информацию, ограничивая ее доступ к сознательной переработке и осмыслению и находясь в реципрокной позиции по отношению к структурам самосознания и смыслообразования, как было показано выше. Стили же, наоборот, обеспечивают наиболее приемлемый для субъекта, оптимальный по полноте и форме доставки приток информации в сознание. Этот вывод подтверждают и результаты анализа корреляционных зависимостей между компонентами систем субъектно-личностного уровня регуляции ПСА, т.е. уровня активности сознания, и стилевыми показателями.

Особенности взаимосвязей между компонентами систем субъектно-личностного и индивидуально-психологического уровней организации процессов сознательной и неосознаваемой психологической регуляции ПСА.

Особенно выраженными оказались функциональные связи всех изучавшихся когнитивных стилей (кроме ригидности — гибкости познавательного контроля) со структурами, определяющими уровень самоотношения субъекта. Так, результаты анализа показывают, что полезависимость оказалась связана с формированием в структуре самоотношения субъекта более высокой толерантности по отношению к проблемам собственной личности, даже при наличии высокого уровня выраженности этих проблем (6 и 8 МИС). С другой стороны, отрицательный характер связи такого показателя этого стиля, как скорость поиска, со шкалами СЖО и факторами СД свидетельствует о том, что для процессов смыслообразования более предпочтительными являются возможности по организации информационного взаимодействия со средой, характерные для стиля «поленезависимость», т.е. нечувствительность к перцептивным сигналам окружающей среды. Это представляется вполне возможным, поскольку поиск смысла любой жизненной ситуации представляет для субъекта прежде всего интрапсихическую задачу, требующую сосредоточения в первую очередь на процессах, происходящих в его психологическом пространстве.

Показатель гибкости (мобильности) стиля ПЗ-ПНЗ — коэффициент обучаемости — также установил многочисленные связи со структурами сознательной регуляции ПСА, причем только прямые. Что касается показателей качества выполнения задания, то основной из них (количество ошибок) оказался (в отличие от системы психологических защит) вообще не связан с самоотношением субъекта и очень слабо — с процессами смыслообразования и самооценки. Можно предположить, что результаты выполнения задания и, прежде всего, ошибки имеют для субъекта большую личностную значимость, и поэтому связанная с ними информация активно блокируется защитными механизмами, снижая остроту переживаний по их поводу. Скорость же работы не несет в себе такой личностной нагрузки.

При этом наиболее тесно оказались связаны с компонентами субъектно-личностного уровня регуляции ПСА переменные, характеризующие этот стиль в невербальной серии методики «Сортировка» Гарднера — Колги (Холодная, 2002), т.е. в такой ситуации взаимодействия субъекта со средой, которая требует осуществить классификацию объектов не по семантическим, а по пространственным, визуальным признакам. В вербальной же серии связи этого стиля со структурами самосознания субъекта были немногочисленны, причем особенно выраженными оказались прямые зависимости между скоростью выполнения задания по сортировке вербальных объектов и уровнем осмысленности существования по всем шкалам методики СЖО.

В целом по характеру корреляций между структурами самосознания субъекта и показателями узости или широты диапазона эквивалентности в невербальной серии можно говорить о том, что более позитивное самоотношение, более высокий уровень осмысленности и высокая самооценка в большей степени характерны для субъектов, обладающих широким диапазоном эквивалентности и относящихся к категоризаторам. Напомним, что при анализе связей этого когнитивного стиля с системой неосознаваемых защит личности мы получили диаметрально противоположный результат: практически полное отсутствие значимых корреляций защит с показателями невербальной серии и большое их число с переменными, полученными при сортировке вербального материала.

Что касается стилей «ригидность — гибкость познавательного контроля» и «импульсивность — рефлексивность», то более тесно со структурами субъектно-личностного уровня оказались связаны показатели когнитивного темпа в стиле «импульсивность — рефлексивность». Характер корреляционных взаимосвязей позволяет утверждать, что высокий уровень позитивного самоотношения субъекта свойственен прежде всего носителям рефлективного полюса данного стиля («медленные и точные»). Импульсивность же («быстрые и неточные») в большей степени свойственна лицам с негативным самоотношением.

Результаты факторного анализа структурных взаимосвязей между компонентами системы психологической регуляции ПСА.

С целью определения структуры психологической регуляторной системы, обеспечивающей успешность ПСА на удаленных от момента травматизации этапах, и функциональных взаимосвязей между ее субъектно-личностными, личностными и индивидуально-психологическими компонентами была проведена процедура факторного анализа, в ходе которого ставились следующие задачи.

1. Изучение детерминирующих функций ситуационных и психологических факторов успешности ПСА на ее поздних этапах.
2. Определение структурных взаимосвязей и функциональной иерархии компонентов, принадлежащих к различным структурным уровням системы психологической регуляции ПСА.
3. Изучение структуры и функциональной иерархии психологических механизмов, обеспечивающих процессы сознательной регуляции ПСА на субъектно-личностном уровне.
4. Определение структуры системных связей и иерархической функциональной соподчиненности компонентов личностного уровня осознаваемой и неосознаваемой психологической регуляции процесса ПСА.

Для решения первых двух из поставленных задач анализировался обобщенный массив данных II этапа исследования (2115 показателей: 45 обследуемых, 47 переменных). Процедура факторизации позволила сформировать факторную матрицу, которая включала 16 значимых факторов, описывающих 83,48% дисперсии.

На следующем этапе анализа была поставлена задача более подробного изучения иерархического соподчинения изучавшихся компонентных структур, функционирующих на субъектно-личностном уровне психической регуляции посттравматических стрессовых состояний. С этой целью в обобщенном массиве данных была выделена и факторизована матрица переменных «Самосознание и осмысленность жизни», которая объединила 24 показателя. В матрицу вошли переменные, отражающие уровень осмысленности существования и различные особенности самооценки субъектов посттравматической адаптации, структуру их самоотношения, субъективного переживания успешности и «затратности» процесса ПСА. Индекс личностной тревожности по шкале Спилбергера был также включен в анализ как базисное для развития посттравматического неблагополучия качество личности (Тарабрина, 2009; Тарабрина, Лазебная, 1992).

При факторизации использовались и некоторые ситуационные переменные, наиболее тесно связанные с успешностью ПСА (наличие постоянной работы, возраст на момент обследования, количество детей в семье). Кроме того, как параметры, характеризующие адаптационный статус обследованных, в анализируемом массиве данных использовались показатели, отражающие тяжесть симптоматики ПТСР по шкале CAPS и уровень общей соматической заболеваемости. В качестве обобщенного объективного показателя уровня адаптированности так же, как и на первом этапе факторного анализа, были использованы оценки функциональной адаптированности ветеранов по шкале FS SCID. В результате факторизации было выделено 7 значимых факторов, описывающих 74% дисперсии.

Задачей третьего этапа факторного анализа являлось выяснение структуры связей между переменными, характеризующими осознаваемые и неосознаваемые качества личности, участвующие в регуляции процесса ПСА. При факторизации матрицы «личностные качества и неосознаваемые защиты личности» было использовано 22 показателя из обобщенного массива данных результатов второго этапа исследования. Анализируемый массив данных сформировали основные параметры оценки активности неосознаваемых защит личности, а также таких качеств, как локус-контроль, агрессивность, личностная тревожность, мотивационноволевой контроль поведения, а также уже упоминавшиеся ситуационные переменные и показатели уровня функциональной адаптированности ветеранов. В результате процедуры факторизации было выделено 8 значимых факторов, охватывающих 75,5% совокупной дисперсии.

На первом этапе анализа в исследовании был поставлен вопрос о сравнении уровня детерминирующего влияния ситуационных факторов и психологических механизмов в обеспечении успешности преодоления последствий психической травматизации на тех этапах посттравматической стрессовой адаптации (ПСА), которые значительно удалены во времени от момента переживания психологического травматического стресса.

Результаты исследования подтвердили предположение о том, что преломленные сознанием субъекта средовые параметры актуальной ситуации, имевшие первостепенное значение как факторы, определявшие глубину развития психической травмы в ходе травматического события и тяжесть последующего состояния на начальных этапах ПСА, со временем перестают оказывать доминирующее влияние на ее успешность. По мере осмысления травматического опыта и выработки осознанных позитивных стратегий совладания с травмой на поздних этапах ПСА на ведущие позиции в системной иерархии детерминант ее успешности выходят психологические особенности субъекта.

Процедура факторизации обобщенного массива данных, полученных на II этапе исследования, позволила также установить следующие структурные взаимосвязи между компонентами различных уровней системы психологической регуляции ПСА и их функциональную иерархию в процессе решения субъектом посттравматической адаптационной задачи.

1. Ведущие позиции в системной иерархии компонентов психологической адаптационной системы, обеспечивающей успешность ПСА на ее поздних этапах, как и предполагалось, занимают структуры субъектно-личностного (социально-психологического) уровня регуляции. Ими были сформированы два основных фактора полученной факторной матрицы — первый и второй, описывающие в общей сложности 20,38% объясняемой дисперсии.

Особенно важную в организации любого регуляторного процесса функцию обратной связи при этом в психологической системе регуляции ПСА выполняют такие компоненты психологического пространства субъекта, которые формируются в результате когнитивно-аффективного процесса оценки субъектом особенностей изменения своего состояния и результативности действий в процессе адаптации. Именно переменные, отражающие субъективно оцененную интенсивность переживания тяжести, продолжительности и успешности процесса ПСА, заняли лидирующие позиции в структуре первого фактора. При этом они оказались непротиворечиво взаимосвязаны с функциональными показателями адаптированности, а также и с основным признаком посттравматической дезадаптации в области психического здоровья — выраженностью клинической симптоматики ПТСР.

Эта связь становится особенно значимой для обеспечения успешности адаптации, когда речь идет о переживании субъективной «цены» (трудности и продолжительности) решения какой-либо адаптационной задачи, в данном случае — «цены» преодоления ветеранами системного посттравматического неблагополучия в разных областях социального функционирования. Представляется, что именно эти оценки, отражающие как результаты рефлексии собственного состояния, так и уровень соотнесенной с ними результативности предпринимаемых для достижения адаптационной цели усилий, могут рассматриваться в качестве ведущих компонентов структуры, обеспечивающей обратную связь в общем контуре психологической регуляции процесса посттравматической стрессовой адаптации.

Равноценную по значимости позицию в функциональной организации психологических структур, взаимосодействующих между собой для достижения целей субъекта в адаптационном процессе, занимают компоненты его Я-концепции, обеспечивающие преодоление порожденного в травматической стрессовой ситуации когнитивно-личностного диссонанса и смыслового вакуума. Гармоничность отношений между различными компонентами систем самосознания и самоотношения субъекта и высокий уровень осмысленности его существования тесно связаны с успешностью преодоления негативных последствий переживания травматического стресса. В то же время негативное самоотношение, проявляющееся во внутренней конфликтности и склонности к самообвинению, препятствует преодолению адаптационных проблем и связано с неблагоприятной динамикой ПСА и развитием высокого уровня личностной тревожности.

2. Факторный анализ также показал, что психологические регуляторные механизмы субъектно-личностного уровня, помимо выполнения своих основных функций по обеспечению обратной связи в процессе адаптации, а также процессов смыслообразования, самосознания и самоотношения субъекта, обязательно участвуют в регуляции ПСА и в качестве компонентов психологических функциональных систем, формирующихся на других уровнях. Так, в данном исследовании такие компоненты индивидуально-психологического уровня регуляции ПСА, как когнитивные стили «полезависимость — поленезависимость», «рефлексивность — импульсивность» и «широкий — узкий диапазон эквивалентности», объединились в нескольких факторах именно со структурами сознательной, субъектной регуляции ПСА. Тесная связь этих стилей с переменными, характеризующими Я-концепцию субъекта, была установлена и в ходе корреляционного анализа. Кроме того, субъектно-личностные механизмы психологической регуляции ПСА продемонстрировали связь и с ситуационными переменными, вошедшими в различные факторные структуры.

3. И изучавшиеся качества личности, и неосознаваемые психологические защиты, и когнитивные стили образовали в пространстве факторной матрицы не только структуры, в которых они выполняли свои регуляторные функции совместно с компонентами уровня сознательной регуляции. Они сформировали и самостоятельные факторы, и структуры, в которых они взаимосодействовали друг с другом, обеспечивая регуляцию ПСА без прямого участия сознания субъекта. Прежде всего, это такое качество личности, как локализация субъективного контроля, подтвердившее свою значимость в качестве системного механизма регуляции ПСА, сформировав самостоятельный фактор «Интернальность» (7,23% о.д.). В обобщенной факторной матрице результатов исследования этот фактор занял третью позицию в иерархической структуре психологических детерминант успешности ПСА, а в матрице «личностные качества и неосознаваемые защиты личности» — первую, что подчеркивает особую важность этого механизма личностного уровня для преодоления посттравматических адаптационных проблем.

Таким образом, в исследовании была подтверждена основная гипотеза II этапа лонгитюдного изучения психологических детерминант регуляции процесса ПСА лиц опасных профессий. Доказано, что на ее поздних этапах в иерархической организации психологических компонентов функциональной адаптационной системы (ФАС) ведущие позиции действительно занимают структуры сознательного, субъектно-личностного уровня регуляции. Компоненты же личностного и индивидуально-психологического уровней в процессе преодоления хронических посттравматических стрессовых нарушений выполняют соподчиненные механизмам сознательной регуляции адаптационного процесса функции. Выход на лидирующие позиции компонентов сознательного уровня регуляции ПСА детерминирован при этом самим характером посттравматических проблем субъекта, которые он должен преодолеть в процессе адаптации, реструктурируя свое психологическое пространство с учетом полученного в травматической ситуации опыта. При этом переменные, отражающие параметры жизненной ситуации субъекта, практически не влияют на успешность ПСА на ее поздних этапах.

Литература

1. Александров Ю.И. Системная психофизиология // Психофизиология. Учебник для вузов / Под ред. Ю.И. Александрова. СПб, 2001. С. 263–324.
2. Алишев Б.С. Некоторые проблемы системного взаимодействия личности с миром: психологический аспект // Системные исследования в общей и прикладной психологии: Сборник научных трудов / Сост. В.А. Барабанщиков, М.Г. Рогов. Набережные Челны, 2000. С. 34–53.
3. Анцыферова Л.И. Личность в трудных жизненных условиях: переосмысливание, преобразование ситуаций и психологическая защита // Психологический журнал. 1994. Т. 15. №1. С. 3–18.
4. Балл Г.А. Понятие адаптации и его значение для психологии личности // Вопросы психологии. 1989. №1. С. 92–100.
5. Барабанщиков В.А. Принцип системности и современная психология // Теория и методология психологии: Постнеклассическая перспектива / Отв. ред. А.Л. Журавлев, А.В. Юревич. М., 2007. С. 268–285.
6. Бодров В.А. Психология профессиональной пригодности. М., 2001.
7. Бодров В.А., Орлов В.Я. Психология и надежность: человек в системах управления техникой. М., 1998.
8. Брушлинский А.В. Психология субъекта. М., СПб, 2003.
9. Дикая Л.Г. Психическая саморегуляция функционального состояния человека (системно-деятельностный подход). М., 2003.
10. Дикая Л.Г. Адаптация: методологические проблемы и основные направления исследований // Психология адаптации и социальная среда: современные подходы, проблемы, перспективы / Отв. ред. Л.Г. Дикая, А.Л. Журавлев. М., 2007. С. 17–41.
11. Ермолаев О.Ю. Математическая статистика для психологов: Учебник. М., 2006. Журавлев А.Л. Особенности междисциплинарных исследований в современной психологии // Теория и методология психологии: Постнеклассическая перспектива / Отв. ред. А.Л. Журавлев, А.В. Юревич. М., 2007. С. 15–32.
12. Журавлев А.Л., Купрейченко А.Б. Психологическое пространство и среда: соотношение феноменов и понятий // Экопсихологические исследования. Сборник материалов 5-й Российской конференции по экологической психологии (Москва, 26–27 ноября 2008 г.) / Под ред. В.И. Панова. М., 2009. С. 9–27.
13. Знаков В.В. Понимание воинами-интернационалистами ситуаций насилия и унижения человеческого достоинства // Психологический журнал. 1989. Т. 10. №4. С. 113–124.
14. Знаков В.В. Ценности как проблема психологии человеческого бытия // Ценностные основания психологической науки и психология ценностей / Отв. ред. В.В. Знаков, Г.В. Залевский. М., 2008. С. 83–93.
15. Клочко В.Е. Закономерности движения психологического познания: проблема ценностей и смысла в призме трансспективного анализа // Ценностные основания психологической науки и психология ценностей / Отв. ред. В.В. Знаков, Г.В. Залевский. М., 2008. С. 41–61.
16. Лазебная Е.О. Преодоление психологических последствий военного травматического стресса участниками войны в Афганистане // Вестник РГНФ. 1999. №4. С. 185–191.
17. Лазебная Е.О. Субъективная оценка успешности преодоления посттравматических стрессовых нарушений военной этиологии // Материалы итоговой научной сессии Института психологии РАН / Под ред. А.Л. Журавлева. М., 2009. С. 102–119.
18. Лазебная Е.О., Зеленова М.Е. Субъектные и ситуационные детерминанты успешности процесса посттравматической стрессовой адаптации военнослужащих // Психология адаптации и социальная среда: современные подходы, проблемы, перспективы / Отв. ред. Л.Г. Дикая, А.Л. Журавлев. М., 2007. С. 576–589.
19. Леонова А.Б. Комплексная методология анализа профессионального стресса: от диагностики к профилактике и коррекции // Психологический журнал. 2004. №2. С. 76–85.
20. Петренко В.Ф. Конструктивистская парадигма в психологической науке // Теория и методология психологии: Постнеклассическая перспектива / Отв. ред. А.Л. Журавлев, А.В. Юревич. М., 2007. С. 119–135.
21. Реан А.А., Кудашев А.Р., Баранов А.А. Психология адаптации личности: учебно-научное издание. СПб, 2002.
22. Решетников М.М. Психическая травма. СПб, 2006.
23. Сушков И.Р. Психологические отношения человека в социальной системе. М., 2008.
24. Тарабрина Н.В. Психология посттравматического стресса: Теория и практика. М., 2009.
25. Тарабрина Н.В., Лазебная Е.О. Синдром посттравматических стрессовых нарушений: современное состояние и проблемы // Психологический журнал. 1992. Т. 13. №2. С. 14–29.
26. Холодная М.А. Когнитивные стили: О природе индивидуального ума. М., 2002.
27. Ялом И. Экзистенциальная психотерапия // Библиотека психологии и психотерапии. Вып. 58. М., 2005.
28. McFarlane A.C., de Girolamo G. The Nature of Traumatic Stressors and the Epidemiology of Posttraumatic Reactions // Traumatic Stress: The Effects of Overwhelming Experience on Mind, Body, and Society / Eds. B. Van der Kolk, A. McFarlane, L. Weisaeth. N.Y.; L., 1996. P. 129–154.
29. Pitman R.K. Post-traumatic Stress Disorder, Conditioning, and Network Theory // Psychiatric Annals. 1988. №18. P. 182–189.
30. Ursano R.J., Grieger T.A., Mc Carroll J.E. Prevention of Posttraumatic Stress: Consultation, Training and Early Treatment // Traumatic Stress: the Effects of Overwhelming Experience on Mind, Body, and Society / Eds. B. Van der Kolk, A. McFarlane, L. Weisaeth. N.Y.; L., 1996. P. 441–462.
31. Van der Kolk B.A. The Complexity of Adaptation to Trauma: Self-regulation, Stimulus Discrimination and Characterological Development // Traumatic Stress: the Effects of Overwhelming Experience on Mind, Body, and Society / Eds. Van der Kolk, McFarlane, Weisaeth. N.Y.; L., 1996. P. 182–214.
32. Wilson J.P., Friedman M.J., Lindy J.D. A Holistic, Organismic Approach to Healing Trauma and PTSD // Treating Psychological Trauma and PTSD / Eds. by J.P. Wilson, M.J. Friedman, J.D. Lindy. N.Y., 2004. P. 28–56.

Источник: Лазебная Е.О. Психологическая особенность постстрессовой адаптации лиц опасных профессий // Психологические и психоаналитические исследования: Ежегодник 2012-2013. М.: Московский институт психоанализа, 2013. С. 127–149.