О человечности и расчеловечивании, о новых вызовах, о проявлении терпимости к людям с иной точкой зрения и о том, что нужно сохранить, рассуждает на практикуме «Человек в поисках смысла. Как устоять, когда все рушится?» семейный психолог Людмила Владимировна Петрановская. «Психологическая газета» публикует фрагменты выступления.
Экстраординарная ситуация, в которой мы все оказались уже почти год назад, не только влияет на всех, меняет жизни, кому-то ломает жизни, она предъявляет совершенно новые вызовы, к которым мы не готовились и к которым, в каком-то смысле, нельзя быть готовым, потому что это за гранью представления нормального человека. …
Нет ничего правильного или справедливого в том, чтобы умереть от ковида или погибнуть от цунами, но погибнуть в результате осознанно начатого другим человеком действия — это гораздо более серьезный вызов на духовном, экзистенциальном уровне.
Это вызывает множество чувств, переживаний. К жизни вызываются такие стратегии, которые обычно дремлют в нас, редко реализуются. Они не нужны, не востребованы, мы можем даже не знать, что можем такое чувствовать, что можем так себя вести.
С одной стороны, любой длительный стресс вызывает некоторую регрессию любого человека в плане жизненных стратегий. Когда мы в сильном длительном стрессе, нам не до задач учиться, развиваться, творить — это познавательная активность, которая развивается из точки покоя. То, что мы наблюдали в предыдущие десятки лет спокойной жизни, — мы видели, как жизнь без катастроф и катаклизмов постепенно приводит к тому, что что-то начинает развиваться, нарастать, люди пробуют что-то новое, начинают нарастать более тонкие, более сложные социальные связи, отношения. Люди начинают обустраивать быт. …
Ощущение было, что люди хотят вкладываться в то, чтобы вокруг было удобно, красиво, уютно. Следующим этапом было внимание к более тонкому уровню, уровню отношений: люди начали обращаться к психологам, читать книги по психологии, задумываться о том, как они строят отношения с близкими, как они воспитывают детей… …
Когда люди живут благополучно, они уровень за уровнем начинают обустраивать свою жизнь и идут как бы по пирамиде Маслоу в широком смысле слова, по пирамиде потребностей…
А потом происходит кошмар, происходит нечто… И я думаю о том, какая огромная дистанция, какой огромный диссонанс между тем, о чем мы говорили с родителями, и тем, с какими ситуациями приходится иметь дело… …
Происходит сильнейший откат от тонкого, сложного, гуманного к простым, жестким, сильным чувствам и простым, жестким, сильным стратегиям: есть враги — их надо уничтожать, мы всегда правы — они всегда не правы. Идет в ход расчеловечивание: когда они враги, они даже не совсем люди, потому что как они могут делать то, что они делают, говорить то, что они говорят, думать то, что они думают.
Это впечатляет. И мы часто не замечаем этого за собой, не замечаем, как с нами происходит откат от всего наработанного в более простые, более грубые, более примитивные жизненные стратегии и стратегии общения.
С одной стороны, это абсолютно нормально. В какой-то ситуации именно эти сильные простые чувства дают нам силы, когда уже совсем ничего невозможно… Но у этого есть и обратная сторона: уничтожение всего тонкого и наработанного…
Когда мы оказываемся в такой ситуации, мы не только хотим сохранить качество жизни, мы хотим сохранить свои ценности. Мы не готовы скатиться в гоббсовский мир войны всех против всех, где только выживание, и ничего больше нас не интересует. Мы хотим продолжать общаться, ставить цели, читать книги, думать. Мы хотим сохранить сложность и осмысленность, которая была нами наработана.
Тут нет другого выхода, кроме как относиться к этому как к отдельной задаче. Понимать, что она сложная… сложно не скатываться к примитивным стратегиям. И каждый раз, когда это получается хоть немножко, — отмечать это, подбадривать себя…
Потому что это огромное достижение — не расчеловечивать людей. Видеть, что они могут быть не правы, совершать очень плохие вещи, могут быть преступниками в какой-то ситуации, и мы можем надеяться, что они предстанут перед судом, но это всё равно люди, это не что-то, что перестало быть людьми, перестало быть разумным, имеющим совесть, чувства. И когда возможно и насколько возможно, хорошо бы про это помнить.
Не расчеловечивать самого себя. Не относиться к себе только как к средству решения проблем, средству победить врага или помочь тем, кто страдает. Понимать, что я — тоже человек, со своим лимитом выносливости, со своими слабостями, целями и задачами…
Сохранять то, что возможно сохранить. Иногда мы теряем отношения не потому, что их объективно невозможно сохранить, а потому что мы не знаем как, нам кажется это сложным…
Если мы относимся к сохранению человечности, к сохранению более высоких уровней в общении, в отношениях как к задаче со звездочкой, то мы можем видеть эти усилия в себе и в других, поддерживать, развивать их.
Я все-таки верю — когда у меня, как у всех, бывают не провалы в то, что все бессмысленно, — что все, что мы наработали за это время, оно не будет обнулено. Дети, которых растили в любви и поддержке, справятся лучше… Люди, которые научились быть вместе и взаимодействовать по каким-то другим вопросам, в этой ситуации тоже сплачиваются… Люди, которые до этого научились заботиться о себе и замечать, например, признаки депрессии, истощения, будут и в этой ситуации к себе внимательны…
Мне кажется, что важная задача — сохранить то, что возможно сохранить. Потому что ни один кошмар не бывает бесконечным, всё заканчивается. Дальше нужно строить нормальную жизнь. Чем больше будет сохранено от нормальной жизни, чем больше будет того, на что можно опереться и использовать как новый ресурс для реабилитации, тем будет лучше всем, тем быстрее пойдет это восстановление.
Даже то, что люди знают, что у человека может быть ПТСР, — да, иногда это понимается неверно, трактуется слишком широко или неточно, при перемещении профессионального знания всегда происходит упрощение, — но хорошо, что люди знают, что какие-то события могут не пройти бесследно, даже если они уже в прошлом, и что при каких-то признаках нужно обращаться за помощью.
Как проявлять терпимость к близким… Просто ставить задачу, как проявлять терпимость, — мне кажется, нереалистично.
Понятно, что в этой ситуации мы имеем дело не просто с разными мнениями, мы имеем дело с серьезным моральным выбором. И для нас другая точка зрения — это не просто другое мнение про что-то, это морально неприемлемая позиция. Одно из самых болезненных переживаний в жизни человека — когда тот, кто тебе дорог, говорит или делает что-то для тебя морально неприемлемое. Поэтому здесь каждый должен выбирать себе по силам задачу. В каких-то ситуациях из соображений собственной безопасности и неразрушения имеет смысл уменьшить контакты, увеличить дистанцию. В каких-то ситуациях люди делают запрет на обсуждение каких-то тем, если не чувствуют себя в силах для этого.
Если есть возможность и силы, то я бы пыталась говорить не на уровне позиций, мнений — это бессмысленно, никто никого не убедит. А на уровне потребностей и чувств, которые за этим стоят. Потому что на уровне потребностей и чувств мы очень сходны. Мы не хотим быть плохими, мы не хотим быть на неправой стороне, мы не хотим, чтобы мы были виноваты в каких-то ужасных вещах, не хотим, чтобы кто-то страдал…
Если получится разговаривать на уровне потребностей, на уровне того, что человеку нужно, когда он отстаивает эту позицию, то иногда получается найти контакт, найти тот уровень, на котором вы сходны.
Человек не скажет: да, ты прав во всем, где были мои глаза… но снизит градус своей ярости, изменит немножко свою оценку…
Но не надо обольщаться, что вы так поговорите с кем-то и его переубедите. Или что вы так разовьете в себе терпимость, что человек будет говорить морально неприемлемые для вас вещи, а вы будете говорить: «ну да, я тебя понимаю…»
Женщинам госпиталя
Спит город, убаюканный метелью.
Проснувшись, понимаю — я живой .
Здесь женщина не первую неделю
Сидит ночами у моей постели,
Как снов моих бессонный часовой.
У госпиталя женское начало.
Нас, вырванных у смерти из когтей,
В палате наши женщины встречали,
Выхаживали днями и ночами,
Как заболевших маленьких детей.
Мы побывали, будто в раннем детстве,
В купели материнской доброты.
Здесь медсестра с прекрасным чутким сердцем,
Нас, воинов, как собственных младенцев,
Запеленала бережно в бинты.
Такая боль, что под глазами сыро,
На перевязке с самого утра.
За Ваши руки, дорогая Кира,
Не пожалел бы всех сокровищ мира,
Сердечная, от Бога медсестра.
У женщины моей глаза бездонны.
Прохладная ладонь ее нежна.
Спокойное лицо, что лик Мадонны.
Глядит она, как будто бы с иконы.
В сиянии больничного окна.
Январь. 2023 год.
Боец «Вагнера» Юрий Волк
, чтобы комментировать