18+
Выходит с 1995 года
13 апреля 2025
Рациональность как проблема современности

Введение: постановка проблемы

Гуманизация и технологический прогресс — две стороны развития цивилизации. В наши дни уже не нужно доказывать, что культурно-психологические факторы играют в цивилизационном развитии не менее значимую роль, нежели технологические [Культура имеет значение 2002]. Научная и правовая рациональности, интеллектуальная свобода и гуманизм, осознанность и ответственность — характерные признаки продвижения цивилизации, неуклонно возраставшие от античности до наших дней. Эти предпосылки и ориентиры выступили в историческом процессе критериями современности как перехода от традиционного образа жизни к обществам модерна и постмодерна. Сам же процесс перехода получил название модернизации. Последняя с позиции культурно-психологических изменений повседневной жизни предстает как трансформация в современность [Гусельцева 2019], а ее успешность ряд исследователей связывают с развитием рациональности [Самохвалова 2016; Скирбекк 2017; Федотова 1996].

При этом недостаточно осмысленной проблемой наших дней, особенно в контексте российской интеллектуальной традиции, является утрата рациональности. Именно в пространстве повседневности это имеет такие культурно-психологические следствия, как коммуникативные разрывы и непонимание друг друга разными социальными группами, создает предпосылки конфликтов, усиления агрессии и девиантного поведения. Характерное для российской интеллектуальной традиции пренебрежение рациональностью проявляется в эмпирическом опыте повседневного общения, манере ведения публичных дискуссий с повышенной эмоциональной и этической нагруженностью [Бердяев 1998; Павлов 1999; Пятигорский 1996], в недостатке терминологии для различения форм и оттенков рациональности. Наряду с этим содержание системы российского образования слабо ориентировано на развитие критического мышления, овладение практиками доказательного знания и аргументации [Корешникова 2019; Брюшинкин, Маркин 2003].

В российской психологии конца ХХ в. был распространен прежде всего методологический подход к рациональности, где типы рациональности (классический, неклассический и постнеклассический) выделялись в контексте эпистемологии [Стёпин 2000], однако сегодня обсуждаются иные дифференциации рациональности, возникающие, например, в связи с задачами и аналитическими ракурсами психологии повседневности [Гусельцева 2020]. Именно эта рациональность выступает основой цивилизационной коммуникации. Здесь она является инструментом, позволяющим разным людям устанавливать связи и договариваться, не прибегая к манипуляциям и насилию. Такие аспекты рациональности могут быть выделены и реконструированы на основе работ норвежского философа Г. Скирбекка [Скирбекк 2017], немецкого философа Ю. Хабермаса [Хабермас 2003], российских философов культуры В.М. Межуева, В.С. Швырева [Межуев 2012; Швырев 2003]. Это научная, правовая, инструментальная, коммуникативная, аргументативная, интерпретативная, рефлексивная и иные формы рациональности.

Рассматривая проблему рациональности в свете задач психологии повседневности, сформулируем четыре тезиса.

(1) Возникновение рациональности в античном обществе явилось не только новым этапом в развитии человеческого разума, но и той цивилизационной точкой, где в повседневных практиках ненасильственного убеждения зарождался гуманизм. Так, сократовская майевтика в этом контексте есть не что иное как рациональное (и непринужденное) подведение собеседника к изменению взгляда. Таким образом, рациональность в оптике психологии повседневности выступает одним из источников гуманизма.

(2) Рациональность в качестве практики повседневной жизни помогает не только упорядочить стихийность и неопределенность окружающего мира, но и развить саморефлексивность, дисциплинировать собственное мышление. Побочным действием повседневных практик рациональности становится формирование внутреннего локуса контроля, усиление саморефлексивности и самокритичности, а в исторической перспективе — становление субъекта свободы и ответственности, автономии личности, независимого и самостоятельного мышления. Последнее — в терминологии И. Канта (1966) — есть возникшее в эпоху Просвещения мужество пользоваться собственным разумом. Отметим, что такая трактовка соединяет когнитивное и экзистенциальное измерения рациональности. В этом ракурсе рациональность способствует развитию личности, росту произвольности и самообладания. Последнее позволяет человеку занять устойчивую жизненную позицию, чувствовать себя самодостаточнее и увереннее в транзитивном обществе.

(3) Повышая произвольность и самообладание, рациональность не только расширяет пространство человеческой свободы, но и создает социально-психологические предпосылки для роста доверия, толерантности к разнообразию, уважения иного мнения и другого человека. Рациональность в обществе тем самым преодолевает психологический и межкультурный эгоцентризм. Она прокладывает подспудное движение к более сложной картине мира, включающей различные точки зрения; способствует созданию среды, требующей не веры и готовности подчиняться, а конструированию самостоятельных (сознательных, свободных и ответственных) жизненных стратегий.

(4) Недостаточно отрефлексированной, но значимой проблемой современности является дефицит рациональности при воспитании подрастающих поколений в системе образования, в практике научных и общественных публичных дискуссий, в области управления и принятия политических решений. И здесь особенно важно понимать, что рациональность рождается не в пространстве теоретического знания, а в повседневных жизненных и познавательных практиках.

Повседневные практики и множество форм рациональности

Философы культуры, такие как А. Ахутин, В.М. Межуев, прослеживают становление цивилизации через формирование научной и правовой рациональностей, которое происходило, соответственно, в повседневных практиках Древней Греции и Древнего Рима [Ахутин 2015; Межуев 2012; Межуев 2013]. «Запад универсален по причине …научной и правовой рациональности, которая не требует для себя никакой религиозной санкции. Наука и право — вот реальный вклад Запада в мировое развитие, которым не может пренебречь ни одна цивилизация. Создав современную науку и технику, а также светские формы жизни, базирующиеся на формально-правовых началах, он усмотрел в них единственно приемлемый для человечества способ его интеграции. Именно Запад поставил вопрос об общемировой динамике исторического процесса, имеющей своим итогом появление универсальной цивилизации» [Межуев 2013].

В свою очередь, российский философ В.С. Швырев выделял такие модусы рациональности, как открытая и закрытая [Швырев 2003]. Закрытая рациональность представляет собой внутрипарадигмальную познавательную деятельность, основанную на сложившейся интеллектуальной традиции, на транслируемых от поколения к поколению способах мышления, воспроизведении познавательных процедур, на ригидности мыслительных схем и недоверии к изменениям. Таким образом, закрытая рациональность консервативна, ее эволюционный смысл заключается в дидактической основательности тех или иных концептуальных позиций. Напротив, открытая рациональность характеризуется чувствительностью к новизне, готовностью перестроить картину мира под воздействием нового опыта. Открытая рациональность преодолевает ограничения и нормы установившихся систем мышления, позволяет по-новому взглянуть на мир, переосмыслить старые схемы. Развитием и одновременно предпосылкой открытой рациональности выступает рефлексивная рациональность, позволяющая самокритично усомниться в основаниях сложившейся когнитивной системы. Важно отметить, что в когнитивной эволюции человечества происходило не только развитие рациональности, но дифференциация и усложнение ее первоначальных форм. Так, в монографии, посвященной особенностям модернизации Норвегии, Г. Скирбекк выделяет и описывает такие формы рациональности, как инструментальная, рефлексивная, интерпретативная, аргументативная, коммуникативная, дискурсивная. Согласно его концепции, именно сложность рациональности и развитие публичной сферы выступили ключевыми признаками процессов модернизации [Скирбекк 2017].

В связи с недостаточной разработанностью в психологии проблемы разнообразия форм рациональности в повседневной жизни человека, опишем каждый из выделенных типов рациональности чуть подробнее. Аргументативная рациональность есть основа научного дискурса, она присуща не только философии, но — в идеале — и интеллектуальным коммуникациям в целом, общественным дискуссиям, повседневным познавательным практикам. Аргументативная рациональность предполагает подход к постижению реальности, основанный на сомнениях, критике и самокритике. Этот тип рациональности соответствует просвещенному обществу и общенаучному дискурсу. Инструментальная рациональность характерна в большей степени для естественных наук и направлена на выяснение причин и механизмов тех или иных явлений. В чистом виде инструментальная рациональность есть основа технократического мышления. В контексте повседневной жизни этот тип рациональности проявляется в феноменологии т.н. здравого смысла, способности соотносить цели и средства, выявлять элементарные причинно-следственные связи. Интерпретативная рациональность распространена в гуманитарном знании и нацелена на объяснение и истолкование феноменов. Она возникла и развилась из герменевтической работы с текстами и составляет сегодня базис таких разных областей культуры, как право, теология, гуманитаристика. В научной деятельности сферы ее применения охватывают также анализ предпосылок и предрассудков человеческого разума. В повседневной жизни этот тип рациональности проявляется в способности представить и осмыслить противоречивые версии событий, выйдя за пределы однозначной интерпретации.

В идеале все эти типы рациональности формируются в процессе школьного обучения, где закладывается современная научная картина мира. Аргументативная рациональность является здесь одной из базовых форм научной рациональности. Ее компетенциями являются: способность формулировать четкие, ясные и прозрачные высказывания; в равной мере понимать как свою логику (ходы мысли), так и логику оппонента; содержательность высказываний или смыслосозидание; открытость и аутентичность мышления [Брюшинкин, Маркин 2003; Kopperschmidt 1985]. Наряду с ней выделяется процедурная рациональность, которая означает постепенное продвижение шаг за шагом в сторону самокритичного и рефлексивного рассуждения, рождающегося в практиках оппонировании или дискуссии с представителями иных точек зрения. Рефлексивная рациональность возникает в процессе обращения мышления на сам процесс познания. Быть самокритичным и подвергать все сомнению — две стороны развития научного знания, направленные, соответственно, внутрь и вовне: на субъекта и на исследуемый предмет. Эволюционный смысл рефлексивной рациональности заключается в том, что «существует внутренняя потребность самокритичной критики научной рациональности, которая резко контрастирует как с сциентистским догматизмом, так и с постмодернистским релятивизмом» [Скирбекк 2017, с. 144]. Так, рефлексивная рациональность подразумевает осознание того факта, что, даже будучи знатоком и экспертом, «я могу ошибаться», тогда как противник может оказаться прав (ср. феномен «презумпция ума» М.К. Мамардашвили). Этот тип рациональности играет важную роль в развитии критического мышления и содержит предпосылки саморефлексивного сомнения: человеку свойственно ошибаться (1); всякое высказывание может оказаться ошибочным (2); и я сам, и мой оппонент в равной мере можем заблуждаться (3). В свою очередь, нормативная рациональность состоит в принуждении к участию в дискуссиях, необходимости выслушивать и воспринимать контраргументы. Совокупно эти формы рациональности составляют основу современного (т.е. модернизированного) мышления. Для этого мышления характерны повышенные саморефлексивность и самокритичность, открытость к иному мнению и дискуссиям.

Дисциплинарная, интегративная и современная рациональности

Одним из когнитивных форматов современности до недавних пор являлось доминирование дисциплинарной рациональности. Последняя основана на том, что каждая дисциплина и специализация создают устойчивую картину мира, а ее психологическим следствием нередко становится т.н. профессиональная деформация. Противоядием же служит критическое мышление, основанное на оперировании рефлексивной, саморефлексивной и аргументативной рациональностями, понуждающее усомниться в аксиомах и основаниях сложившейся картины мира, выйти за ее пределы, посмотреть на имеющуюся парадигму или культуру через оптики других парадигм (культур). Г. Скирбекк описывает эту ситуацию следующим образом: «эксперты, получившие образование в одной специальной дисциплине, будут воспринимать собственные модели просто-напросто как реальность, а политики и другие лица, принимающие решения, без раздумий согласятся с этой теоретически искаженной и узкой точкой зрения и тем самым не разглядят жизненно важного различия между определенной моделью и многообразием фактов, между определенными моделями и сложными практическими проблемами» [Скирбекк 2017, с. 132]. По меткому определению Г. Скирбекка, в ходе профессиональной деформации здесь возникает имеющее свои культурно-психологические последствия интеллектуальное «косоглазие» [Скирбекк 2017].

...

На смену дисциплинарной рациональности в наши дни приходит трансдисциплинарный подход, означающий способ мышления поверх дисциплинарных барьеров [Трансдисциплинарность в философии и науке 2015]. Наряду со специализацией в истории науки и культуры представлены образцы т.н. холического взгляда, или энциклопедического мышления. Соответствующую этому мышлению форму рациональности, свободно оперирующую сложными и антиномичными реальностями в пространстве мысли, обозначим трансдисциплинарной и интегративной рациональностями. Этим типом рациональности описывается феномен сочетания аналитического и синтетического дискурсов при решении познавательных задач, который пытались эксплицировать и концептуализировать некоторые авторы. Р. Мартин определил этот феномен как интегративное мышление, которое способно схватывать и оперировать в пространстве сознания противоположными точками зрения [Мартин 2016]. Э. Морен и К. Майнцер называли его, соответственно, сложным и сложносистемным мышлением [Морен 2019; Майнцер 2009]; Г. Скирбекк — нюансированным восприятием, способностью к самокритичной и рефлексивной рациональности, учитывающей интеллектуальные позиции оппонентов [Скирбекк 2017]. Такого рода форма рациональности есть не просто возможность одновременно увидеть pro и contra, витрину и изнанку, но и выстроить во взаимосвязи разных нюансов и полярных позиций динамичную и целостную картину реальности. Как правило, в повседневных практиках коммуникации люди используют смешанные дискурсы и формы рациональности, однако это не исключает того факта, что одним даются легче цепочки аргументации (кто ясно мыслит — ясно излагает, писал о таких людях французский поэт Н. Буало), тогда как другие чаще обращаются к образам, чувствам и интуитивным озарениям. Каждая из форм рациональности решает собственные задачи, однако в первом случае она в большей степени относится к сфере научного дискурса, во втором — к областям искусства и политики. Норвежский философ Х. Шервхейм (1926–1999) предложил дифференциацию рациональности на основе способов убеждающего воздействия на людей. Первый способ — переубеждать, т.е. влиять на оппонента посредством более сильной аргументации, обращаясь к его рациональности (опорой здесь служит аргументативная рациональность). Второй способ — уговаривать, т.е. манипулировать другим при помощи эмоционального давления (опора здесь — стратегическая рациональность). За каждой из позиций скрываются разные ценностные основания. Первая позиция предполагает, что окружающие нас люди являются ответственными и разумными субъектами. Это позиция доверия и презумпции сознательности других людей. Вторая исходит из установки, что другие люди не являются ответственными и разумными субъектами. Это позиция недоверия, не уважающая субъектность (свободу и разумность) окружающих. Первую позицию Х. Шервхейм назвал признанием, вторую — объективизацией по отношению к другим людям [Скирбек 2017]. Названия не представляются нам удачными, тем не менее суть их ясна: в первом случае человек рассматривается как цель и субъект, во втором — как средство и объект воздействия. Для последнего в подходе Х. Шервхейма и появляется особое название — стратегическая рациональность. Исследователями выделяются также интенциональная и практическая, социальная, контекстуальная и обыденная рациональности [Репина 2018; Убайдуллаева 2013]. Р.Т. Убайдуллаева справедливо обращает внимание на субъективную детерминацию рациональности, которая не учитывается в методологических анализах, но играет важную роль в повседневной жизни. «Обыденная рациональность — это рассудочная деятельность сознания, обусловленная знаниями, широтой кругозора, силой интеллекта» [Там же, с. 12]. В свою очередь, М. Бретмэн описывает феномен полирациональности человеческого поведения, ибо действие, рациональное относительно трансцендентных мотивов личности, одновременно может оцениваться как иррациональное в сугубо практическом плане [Bratman 2009]. Е.И. Репина вводит понятие «гибридная рациональность», которая выражает не только смешанность разных форм рациональности в индивидуальном поведении, но и «пластичное, динамичное отношение человека к реальности», готовность «критически осмысливать исходные идейные позиции и корректировать их в зависимости от ситуации» [Репина 2018]. Современная рациональность (здесь: рациональность в завершившем модернизацию обществе) представляет собой «динамическое взаимодействие аргументативной, интерпретативной и инструментальной рациональности, с постоянной дифференциацией и междисциплинарными переходами» [Скирбекк 2017, с. 160]. Отметим, что вышеназванные идеальные формы рациональности также различаются в плане дисциплинарной специализации, степеней самокритичности и рефлексивности. Если аргументативная рациональность выступает в качестве основы научного (доказательного) мышления, то междисциплинарные рефлексия и коммуникация прокладывают мосты между универсальностью и многообразием и тем самым создают устойчивость сложного и прогрессивного развития в транзитивном мире. Важно отметить, что в исторической реконструкции становления норвежского общества Г. Скирбекк установил, как повседневные практики аргументативной рациональности определяют рефлексивную и самокритичную познавательную деятельность [Скирбекк 2017]. Сходным образом немецкий философ Ю. Хабермас доказывал, что цивилизованность общества обусловлена существующим в нем пространством разумного убеждения: так, человечество в своей культурно-исторической эволюции продвигалось от приказов и указов к аргументации и рациональным доводам, к социальным практикам достижения консенсуса, к способности все большей массы людей принимать самостоятельные и разумные решения. Таким образом, коммуникативные практики рациональности создавали свободных и разумных граждан [Хабермас 2003]. Согласно Ю. Хабермасу, коммуникативная рациональность — это способность и готовность достигать общественного согласия с опорой на публичные дискуссии и на обмен аргументами. Таким образом, образовательные учреждения, учебные программы которых содержат теории аргументации, подготавливают обладающих критическим мышлением и ответственных граждан. В сферах политики и государственного управления модернизированных обществ подобный переход имел вполне определенный вектор культурно-исторической эволюции: от репрессивных практик (запугивания, запретов и угроз) — к опирающемуся на аргументы убеждению и общественному договору (и соответствующему росту практик осознанности).

Структура современной рациональности включает когнитивную (рефлексивную) сложность, критическое мышление и методологическое сомнение. Система образования англоязычных стран, как правило, содержит учебные курсы критического мышления и/или теории аргументации. Учащиеся должны здесь работать с текстами: выявлять в изложенном сомнительные места, приводить аргументы и контраргументы, определять используемые понятия, уметь четко и ясно формулировать собственные мысли, приводить доказательства и обоснования [Брюшинкин, Маркин 2003; Kopperschmidt 1985]. Если рефлексивность и самокритичность рациональности выступают основанием для развития критического мышления, то критерием интеллектуальной зрелости служит способность собственным мышлением управлять. Последнее позволяет выделить этапы в сфере самоконтроля и саморазвития познавательной деятельности. Так, в 1970-е гг. У. Пери (William Perry), изучая развитие мышления студентов во время их обучения в колледже, проследил, каким образом учащиеся осмысливают и интегрируют противоречащие точки зрения. «Вначале студенты понимали мир и опыт образования в авторитарных, дуалистических терминах. Они искали абсолютную истину и знание. Мир делился на хороший и плохой, правильный и неправильный» [Крайг, Бокум 2005, с. 582]. Однако в ходе обучения они «неизбежно сталкивались с разными мнениями, неопределенностью и замешательством. … Постепенно, перед лицом противоречащих точек зрения, студенты начинают принимать и высоко оценивать сам факт наличия различных мнений. Они начинают понимать, что у людей есть право на различное мнение, и приходят к выводу, что вещи можно видеть по-разному, в зависимости от контекста» [Крайг, Бокум 2005]. В дальнейшем учащиеся постепенно приходят к осознанию ответственности за выбираемые ценности и точки зрения. Таким образом, ранняя взрослость в интеллектуальном развитии характеризуется переходом от «базового дуализма (например, истина против лжи) к терпимости ко многим конкурирующим точкам зрения (концептуальный релятивизм) и далее к самостоятельно выбранным идеям и убеждениям» [Крайг, Бокум 2005, с. 583]. Иными словами, восхождение к интеллектуальной зрелости предполагает следующие этапы: есть «свои» и «чужие», а также «правильное» и «неправильное»; взгляды «своих» — «правильные», тогда как мнения и позиции «чужих» — «неправильные» (1); сосуществование разных взглядов воспринимается как когнитивная и социальная норма (2); формируются и осознаются собственные взгляды и убеждения, одновременно происходит и осознание личной ответственности за них (3).

Подобного рода когнитивные практики имеют свои социокультурные последствия. Понимание мира как неоднозначной и антиномичной реальности создает для человека ситуацию проблематизации и выбора, в которой сталкиваются аргумент и контраргумент, истинными могут быть разные позиции, но одна из них более обоснована. Такого рода практика ведения публичных дискуссий как в обществе, так и в системе образования воспитывает уважение к иному мнению, способность понимания правоты оппонента и преодоления эгоцентризма относительно собственной правоты. В цивилизационной перспективе развитие рациональности становится основанием для демократии. Так, в модернизированном обществе представлены разные ценности, партии и сообщества, а люди — в идеале — совершают на выборах если не рациональный, то осознанный выбор. Рациональность в модернизированном обществе служит основой движения к более сложному миру, требующему не веры и готовности подчиняться, а развития самостоятельного мышления. Именно модернизация в ее более дифференцированном понимании (т.е. не только как индустриализации, но и как рождение субъекта гражданской и интеллектуальной активности) открывает путь в современность, в эпохи модерна и постмодерна. В культурно-психологическом плане переход от традиционного общества к модерному есть изменение ценностей, картины мира и способов мышления человека. Разумеется, такой переход совершает не все общество сразу, а сначала его отдельные группы — как элитарные слои, так и аутсайдеры и маргиналы, которые на следующем историческом витке нередко становятся интеллектуальным мэйнстримом. Их социальные и познавательные практики распространяются и преобразуют общество в целом. Сходным образом и прогрессивный опыт передовых стран распространялся по всей планете. Так, карандаш, книга, шариковая ручка, туалетная бумага, смартфон являются в наши дни очевидным достоянием цивилизации. Однако менее заметно широкое распространение в разных регионах мира и сообществах тех повседневных практик и способов мышления, которые выработаны в плавильном тигле цивилизации — рациональности, всеобщей грамотности, критицизма, ценностей свободы и качества жизни, осознанного потребления.

Справедливости ради следует отметить, что даже в модернизированном обществе интеллектуальной зрелости достигают отнюдь не все индивидуумы и социальные группы. «Цивилизация и варварство обычно считаются взаимоисключающими категориями, но каждое общество есть их смесь», — отмечал Ф. Фернандес-Арместо [Фернандес-Арместо 2009, с. 183]. Так, в современности широко представлены получившие высшее образование, но не преодолевшие когнитивный и социальный инфантилизм в собственном развитии люди. Отсутствие рациональности в российском дискурсе рассматривается рядом мыслителей как проблема социокультурного развития [Самохвалова 2016]1. При этом выясняется, что исключительно когнитивной компоненты для достижения современной рациональности недостаточно: необходима личностная решимость — мужество пользоваться собственным разумом (о котором в свое время писал И. Кант [Кант 1966]). Таким образом, для психологии повседневности развитие современной рациональности становится не только дидактической, но и экзистенциальной проблемой.

Рациональность как опора в сложном, разнообразном и транзитивном мире

Исторически российской интеллектуальной традиции присуще недоверие к рациональности и пренебрежение ею [Бердяев 1998; Павлов 1999; Пятигорский 1996]. Критика рациональности в ее узком смысле — как доминирование разума в мире, полном иных познавательных практик, — разумеется, имеет право на существование. Однако в европейской интеллектуальной традиции критика рациональности возникла после веков овладения рациональностью, где последняя служила фундаментом развития как сферы образования, так и культурных практик. В российской же традиции критика рациональности нередко опережает собственно овладение рациональностью как таковой.

В широком смысле рациональность рассматривается как антропологическая характеристика человека [Самохвалова 2016]. Принципиальным здесь является даже не тот факт, что человек рационален (ибо эмпирический опыт подсказывает нам, что человек не всегда рационален), а то, что он способен быть рациональным, и рациональность есть его достоинство и сущность. Рациональность — то, что отличает человека от животных (так полагал еще Аристотель), рациональность — основа цивилизационной коммуникации [Межуев 2012; Хабермас 2003; Швырев 2003; Pinker 2018]. Однако если для Аристотеля была приоритетна созерцательная деятельность ума, способность мышления относительно действительности как таковая, то уже для стоиков смысл рациональности — ее применение к проблемам социальной жизни. С помощью рациональности человек способен преобразовывать и совершенствовать, понимать окружающий мир и самого себя, иными словами, жить и действовать осмысленно.

Эволюционный смысл рациональности в повседневной жизни человека заключается в том, что она «оберегает его от поспешных выводов, неоправданных ожиданий, непродуманных решений, некритичного смешения возможности и необходимости, беспочвенных иллюзий и неоправданных разочарований и т.д.» [Самохвалова 2016, с. 86]. Рациональность — это адекватность когнитивных и поведенческих реакций в ответ на вызовы конкретных ситуаций, способность отреагировать осознанно, а не импульсивно, разумно, а не аффективно. Быть рациональным вовсе не означает быть беспристрастным, но взять свою субъективность под саморефлексивный и интерсубъективный контроль. Согласно В.И. Самохваловой, рациональность обеспечивает когнитивную, психологическую, а также социальную зрелость человека (последнюю мы можем определить как гражданственность). Одновременно рациональность освобождает человека от сетей и пут ложной социальности и становится основанием осознанной солидарности. «Человек, конечно, не может быть свободен, отказавшись от разума; но он и не сможет быть разумен, отказавшись от свободы» [Самохвалова 2016, с. 96].

Работа человека с хаосом реальности заключается в упорядочивании мира. Основа этой конструктивной деятельности — рациональность. Рациональность выступает также предпосылкой научного творчества, помогая человеку познавать мир, делать обобщения, открывать новые законы. Отказ от достоинства рациональности ведет к выбору «в пользу иррациональности, алогичности, неверифицируемости знания, хаотизации практики» [Самохвалова 2016, с. 89]. Итоговый продукт работы рациональности есть «четко организованная и структурированная мысль, результирующая и оформляющая сложную работу всего комплекса широко понимаемых познавательных возможностей человека, его способностей восприятия и суждения» [Самохвалова 2016, с. 87].

Возвращение рациональности является особенно востребованным в наши дни, ибо, как отмечают эксперты, современный человек утрачивает способность к построению целостной и непротиворечивой картины мира, к планированию деятельности и долгосрочным перспективам. «Мир постмодернистского субъекта распадается на сменяющие друг друга яркие вспышки переживаний, опосредованных массовой культурой и воспроизводством эстетического, а жизнь вместо длительного, рационального, самостоятельно спланированного проекта становится чередой потребляемых впечатлений, не конструирующих её как целое» [Афанасов 2019, с. 262]. Однако именно рациональность становится тем фундаментом, который помогает субъекту достичь гармонии как в отношениях с изменяющимся миром и непохожими людьми, так и с самим собой. Если аргументативная рациональность здесь — это основа партнерской коммуникации (а также профилактика и пропедевтика социальных конфликтов), то интегративная рациональность — возможность собрать разносторонние аспекты и нюансы ситуаций в цельную картину мира, превратить разнообразие в осмысленный гештальт. «В современном социуме рациональность …становится востребованной культурной ценностью…. Рациональное сознание открывает реальность в различных ракурсах и проекциях, способствует внутренней самодисциплине индивида, стабилизирует общественные отношения, выступая фактором социального порядка» [Репина 2018, с. 101].

Иными словами, рациональность в контексте повседневности связана с осознанным образом жизни, что, в свою очередь, подразумевает ориентацию на саморазвитие, самодисциплину и дисциплину ума (критическое мышление). Так, разновидностью культурных практик осознанности является движение возрождения стоицизма в современной культуре. Позитивная рациональность проявляется сегодня в контексте осознанности повседневной жизни как самоограничение и самодисциплина в быту, как осознанное потребление и т.п. (см., например: [Шабанова 2017]).

Заключение

Концептуальная рамка психологии повседневности выводит на передний план такие стороны рациональности, как коммуникативность, саморефлексивность и самокритичность, осознанность, усиление субъектности и рост гражданской зрелости. Основание единства цивилизации рождается не столько в пространстве теоретического знания, сколько в повседневных жизненных практиках. В исторической перспективе рациональность выступала латентной предпосылкой возникновения правового государства, где практики самостоятельного мышления и ответственного поведения человека служили фактором усиления его субъектности, свободы и достоинства. Рациональность — это мужественные решения, принимаемые с открытыми глазами и ответственностью за последствия своих действий. Риски дефицита рациональности в современном мире связаны с коммуникативными разрывами, отсутствием взаимопонимания среди различных социальных групп, утратой культуры ведения дискуссий и доказательного знания. Потому рациональность как осознанность и практики повседневности служит не только основой единства человечества, но и условием общественного согласия в мультикультурном пространстве с разными ценностями, интересами и картинами мира.

Сноски

1 Не утратили актуальности слова В.Г. Белинского, адресованные Н.В. Гоголю в 1847 г.: «Россия видит своё спасение не в мистицизме, не в аскетизме, не в пиетизме, а в успехах цивилизации, просвещения, гуманности. Ей нужны не проповеди (довольно она слышала их!), не молитвы (довольно она твердила их!), а пробуждение в народе чувства человеческого достоинства, столько веков потерянного в грязи и навозе, права и законы, сообразные не с учением церкви, а со здравым смыслом и справедливостью, и строгое, по возможности, их выполнение. А вместо этого она представляет собою ужасное зрелище страны, где ...нет не только никаких гарантий для личности, чести и собственности, но нет даже и полицейского порядка, а есть только огромные корпорации разных служебных воров и грабителей» [Белинский 2008, с. 111].

Литература

  1. Афанасов 2019 – Афанасов Н.Б. В поисках утраченной современности // Социологическое обозрение. 2019. № 1. С. 256–265.
  2. Ахутин 2015 – Ахутин А. Европа – форум мира. Киев: Дух i лiтера, 2015. 88 с.
  3. Белинский 2008 – Белинский В.Г. Письмо к Н.В. Гоголю // Гоголь в русской критике: Антология / Сост. С.Г. Бочаров. М.: Фортуна, 2008. С. 110–118.
  4. Бердяев 1998 – Бердяев Н.А. Духовный кризис интеллигенции. М.: Канон, 1998. 399 с.
  5. Брюшинкин, Маркин 2003 – Брюшинкин В.Н., Маркин В.И. Критическое мышление, логика, аргументация. Калининград: Изд-во Калинингр. гос. ун-та, 2003. 173 с.
  6. Гусельцева 2020 – Гусельцева М.С. Рациональность как основа цивилизации и проблема психологии повседневности // Вопросы психологии. 2020. № 2. С. 3–16.
  7. Гусельцева 2019 – Гусельцева М.С. Психология повседневности в свете методологии латентных изменений. Монография. М.: Акрополь, 2019. 375 с.
  8. Кант 1966 – Кант И. Ответ на вопрос: Что такое Просвещение? // Кант И. Соч.: В 6 т. Т. 6. М.: Мысль, 1966. С. 25–36.
  9. Крайг, Бокум 2005 – Крайг Г., Бокум Д. Психология развития. СПб.: Питер, 2005. 940 с.
  10. Корешникова 2019 – Корешникова Ю.Н. Развитие критического мышления в современном российском обществе: что дает университет? // Мониторинг общественного мнения: Экономические и социальные перемены. 2019. № 6. С. 91–110.
  11. Культура имеет значение 2002 – Культура имеет значение. Каким образом ценности способствуют общественному прогрессу / Под. ред. Л. Харрисон, С. Хантингтон. М.: Московская школа политических исследований, 2002. 315 с.
  12. Мартин 2016 – Мартин Р. Мышление в стиле «И». Как мыслят успешные лидеры. М.: Юрайт, 2016. 229 с.
  13. Майнцер 2009 – Майнцер К. Сложносистемное мышление. Материя, разум, человечество. Новый синтез. М.: Книжный дом Либроком, 2009. 464 с.
  14. Межуев 2013 – Межуев В.М. Гуманизм и современная цивилизация [Электронный ресурс] // Центр гуманитарных технологий. 2013. URL: https://gtmarket.ru/ laboratory/expertize/5868 (дата обращения 12 нояб. 2018).
  15. Межуев 2012 – Межуев В.М. Идея культуры. Очерки по философии культуры. М.: Университетская книга, 2012. 408 с.
  16. Морен 2019 – Морен Э. О сложностности. М.: Институт общегуманитарных исследований, 2019. 272 с.
  17. Павлов 1999 – Павлов И.П. Об уме вообще, о русском уме в частности // Природа. 1999. № 8. С. 93–102.
  18. Пятигорский 1996 – Пятигорский А.М. Избранные труды. М.: Языки русской культуры, 1996. 590 с.
  19. Репина 2018 – Репина Е.И. Социальная рациональность как социологическая категория: теоретико-методологический анализ // Вестник Поволжского института управления 2018. Т. 18. № 4. С. 95–102.
  20. Самохвалова 2016 – Самохвалова В.И. «Человек разумный» в современном мире: о характере его рациональности, обязательствах его мысли и ответственности его науки // Человек: Образ и сущность. Гуманитарные аспекты. 2016. № 1(27). С. 85–105.
  21. Скирбекк 2017 – Скирбекк Г. Норвежский менталитет и модерность. М.: РОССПЭН, 2017. 198 с.
  22. Стёпин 2000 – Стёпин В.С. Теоретическое знание: Структура, историческая эволюция. М.: Прогресс-Традиция, 2000. 743 с.
  23. Трансдисциплинарность в философии и науке 2015 – Трансдисциплинарность в философии и науке: подходы, проблемы, перспективы / Под ред. В. Бажанова, Р.В. Шольца. М.: Издательский дом «Навигатор», 2015. 564 с.
  24. Убайдуллаева 2013 – Убайдуллаева Р.Т. О социальной рациональности и ее типах // Социс. 2013. № 11. С. 10–17.
  25. Фернандес-Арместо 2009 – Фернандес-Арместо Ф. Цивилизации. М.: АСТ, 2009. 764 с.
  26. Федотова 1996 – Федотова В.Г. Рациональность как предпосылка и содержание модернизации общества // Исторические типы рациональности. Т.1. / Отв. ред. В.А. Лекторский. М.: Институт философии РАН, 1996. С. 216–237.
  27. Хабермас 2003 – Хабермас Ю. Философский дискурс о модерне. М.: Весь мир, 2003. 416 с.
  28. Шабанова 2017 – Шабанова М.А. Социальное ответственное потребление в России: факторы и потенциал развития рыночных и нерыночных практик // Общественные науки и современность. 2017. № 3. С. 69–86.
  29. Швырев 2003 – Швырев В.С. Рациональность как ценность культуры. Традиция и современность. М.: Прогресс-Традиция, 2003. 176 с.
  30. Bratman 2009 – Bratman M. Intention, Practical Rationality, and Self-Governance // Ethics. 2009. Vol. 119. no. 3. P. 411–443.
  31. Kopperschmidt 1985 – Kopperschmidt J. An analysis of argumentation // Handbook of discourse analysis: Vol. 2. Dimensions of discourse / Ed. by T.A. Van Dijk. London: Academic Press, 1985. P. 159–168.
  32. Pinker 2018 – Pinker S. Enlightenment Now: The Case for Reason, Science, Humanism, and Progress. London: Penguin, 2018. 576 p.

Источник: Гусельцева М.С. Рациональность как проблема современности // Вестник РГГУ. Серия «Психология. Педагогика. Образование». 2020. №2. С. 12–30. DOI: 10.28995/2073-6398-2020-2-12-30

В статье упомянуты
Комментарии

Комментариев пока нет – Вы можете оставить первый

, чтобы комментировать

Публикации

Все публикации

Хотите получать подборку новых материалов каждую неделю?

Оформите бесплатную подписку на «Психологическую газету»