Два слова скажу про детские психотравмы, а то перед началом школьного года все страшно взволнованы. Кое-где в нашем-вашем Фейсбуке договорились уже до того, что школа — в принципе, любая — это для ребенка «травмирующий опыт». Хождение в школу в маске — травмирующий опыт в квадрате. И когда на перемене нельзя бегать по коридору — тоже. С другой стороны, пишут некоторые, сидеть в карантине — тоже для ребенка ужасная травма (хотя далеко не все дети так считают). И вообще уместно вспомнить, что все мы «поколение травматиков», которым все равно не удастся прожить идеальную жизнь. И родители наши тоже поколение травматиков, а на бабушках и дедушках просто живого места нет.
Я не буду сейчас опровергать все сразу. Но все-таки скажу, что стать травматиком, господа, не так уж просто. Надо немного постараться. И в травматики абсолютно точно не записывают целыми поколениями. Да, даже если это поколение людей, выросших в гражданскую войну 20-х. Нет-нет да и прорастут даже на обожженном поле здоровые росточки, а то и целые поля.
Потому что у человека есть такая штука, как адаптивность. Адаптивность — это способность подстраиваться под внешнюю среду и менять ее под себя. В этой адаптивности мы хоть и уступаем тараканам, но превосходим многих других млекопитающих. Немного расслабились за последние 20–30 лет, но в масштабах эволюции это тьфу, давайте не будем себя недооценивать.
Мы как вид умеем адаптироваться к самым невероятным вещам. К ношению корсетов и рыцарских лат. К хождению на каблуках. К планеркам и восьмичасовому сидению попой за офисным столом. К вождению автомобиля — оно, если задуматься, совершенно противоестественно. К тому, что можно сначала выпить бутылку водки, а потом занюхать коксом, чтобы протрезветь. Уму непостижимо, к какому количеству абсурда и вреда мы адаптируемся постоянно. Не поцарапавшись даже.
Говорить «все мы травматики» — примерно то же самое, что говорить «все мы диабетики». Просто на том основании, что едим сахар. Но в современном, как модно говорить, дискурсе психотравма стоит в одном ряду с непереносимостью глютена и беспроводными наушниками. То есть у каждого приличного человека она должна быть.
Я не сказала, что никакой психотравмы не существует (эту фразу мне хочется выделить капслоком, но подозреваю, что бесполезно). Но гипердиагностика — есть.
Травма — это не то, от чего нам становится больно, неприятно и обидно. Когда становится больно и обидно — это жизнь. А травма — как разлом. Может быть даже не больно, особенно поначалу, мы в принципе не понимаем, что это было. Понятно только, что свалилось что-то неназываемое и жуткое, а куда свалилось и кто мы теперь, и чья это кость торчит — ничего не разглядеть в дымящихся обломках.
Не надо путать разлом с синяком. Синяк может очень болеть, некрасиво выглядеть и проходить долго. Но в конце концов организм залечивает его без следа. Перелом он тоже залечит, хотя и не всегда. Но неправильно сросшийся перелом делает нас инвалидами.
Все мы от природы адаптивны в разной степени. Очень несправедливо, но факт. Это не очень зависит от того, насколько нас любила мама, и когда мы отказались от памперсов. Но сильно зависит от генетики, темперамента и врожденных особенностей. И дело не только в том, какой величины бетонная плита. Но и в том, на кого она падает. А «не купили мороженку» или «не купили игрушку» — это вообще ни для кого не бетонная плита. Даже самый хрупкий зайчик в силах это выдержать, в любом возрасте. Да и поход в школу тоже не смертельно травматичен.
А дальше все зависит от индивидуального узора.
Травля в школе для кого-то окажется переломом, а для кого-то синяком. Ребенок, у которого от природы много жизненных сил и фантазии, может потом пересочинить историю травли в «так закалялся мой характер». И использовать ее для формирования такого, в общем, полезного качества, как способность игнорировать фоновый стресс и концентрироваться на важной задаче. Способность эта потом вполне может сделать его топ-менеджером корпорации. Или просто эффективным чуваком. И так со всем.
Увольнение с работы. Рождение ребенка. Смерть родителей. Гибель мужа. Эмиграция. И даже карантин. Все эти вещи могут стать переломом, а могут не стать.
В общем:
- чем больше у нас жизненных сил;
- чем более здоровыми физически мы себя чувствуем;
- чем лучше умеем фантазировать и перерассказывать сюжеты своей жизни так, чтобы в конце туннеля начинал маячить happy end,
- а еще – чем больше вокруг нас людей, готовых наши истории слушать. Или даже, может, неготовых, но вот у нас такое счастливое внутреннее устройство, что мы можем и фонарному столбу рассказывать свою историю (а сейчас, когда есть фейсбук, эта проблема вообще исчезла, правда же, дорогие мои воображаемые друзья?),
— тем больше шансов, что даже что-то очень больное со временем будет залечено, как синяк. И без всякой психотерапии.
Cкажу страшное, но даже изнасилование не для всех станет травмой. Кто-то отделается просто очень, очень больным и долго проходящим синяком.
И наоборот:
- чем выше наша общая тревожность,
- чем меньше людей, которым мы готовы жаловаться и вообще хоть что-то о себе рассказывать,
- чем хуже мы владеем, в принципе, словами,
— тем неприятнее прогноз.
Травма рождается там, где и рассказывать некому, и голоса нет. Когда мы вынуждены переживать гигантское внутреннее нечто в безмолвии. А внутри все скомкано и полностью уничтожено.
Хорошая новость в том, что она обычно не случается от похода в школу в маске. И от перехода улицы в неположенном месте. И от чтения страшных сказок. Если уж даже жевание гудрона никому сильно не навредило.
Комментариев пока нет – Вы можете оставить первый
, чтобы комментировать