А. Асмолов: новые образовательные стандарты обречены

На канале «Образователи» в программе «Диалоги об образовательной политике» (ведущий: Александр Адамский – научный руководитель Института проблем образовательной политики «Эврика») выступил Александр Асмолов – профессор, доктор психологических наук, действительный член Российской академии образования, заведующий кафедрой психологии личности факультета психологии Московского государственного университета им. М. В. Ломоносова, член Совета при Президенте РФ по развитию гражданского общества и правам человека (Москва). Обсуждаются проблемы образовательной политики и проект внесения изменений в федеральные государственные образовательные стандарты.

«... Мы всегда говорили, и я повторял это 1000 раз, мы были в рабстве схемы, что детство – подготовка к школе, школа – подготовка к профессии, профессия - подготовка к пенсии, пенсия – подготовка к смерти. Эти адаптивные схемы у меня всегда вызывали вопросы. После этого (мне радостно сейчас об этом говорить), мы с вами сделали первый в истории культуры преадаптивный стандарт дошкольного образования, где главной была задача: пойди и найди то, не знаю, что. Вот это задача, которую операционально решает каждый ребенок в своей исследовательской активности, когда он становится искателем, когда он является человеком, который решается задавать вопросы и всегда является почемучкой. Это главное. Поэтому, когда мы создаем модели поведения в неопределенных ситуациях, мы тем самым задействуем возможности преадаптивности ребенка и того, что до этого мой коллега Вадим Артурович Петровский назвал надситуативной активностью (очень емкое понятие), а великий Станиславский называл сверхзадачей. Развитие личности идет через процесс движения поверх барьеров, процесс решения сверхзадач. И в этом смысле (перехожу от абстракции к конкретике) почему формула игры, как говорили Выготский и Леонтьев, – игра ради игры? Внутренний двигатель, внутренняя мотивация. Если вы вместо игры в прятки подойдете к ребенку и подскажете «он спрятался там» будет только разочарование.

На самом деле, мы склонны к тому, что называется активность и инициатива. Классический пример:  исследование, которое проведено в школе Алексея Николаевича Леонтьева, когда четырехлетки решали простые, так называемые, обезьяньи, задачи, доставая далеко лежащий предмет с помощью палки, а семилетки – нет. Напоминаю эксперимент: в комнату помещались семилетка и четырех-пятилетка и взрослый говорил пятилетке: «Не подсказывай своему старшему другу». Как «Мыслитель» Родена, вместо того, чтобы взять сачок, палку, притянуть нужный предмет, семилетка мучился, не мог решить задачу. Нарушая инструкцию, пятилетка подсказывал «палку возьми», но получал ответ «так и дурак сможет». Вот этот ответ подсказывает: мы с вами все время в жизни решаем не те задачи, где поезд, выходящий из пункта А приходит только в пункт Б, а задачи с неопределенными, избыточными данными, но этого мало.

Сегодня образование как преадаптация – это школа постановки сверхзадач, школа поддержки инициативы, школа почемучек. Человек, который не боится задавать вопросы, готов к потокам изменений, он все время решает задачу русских сказок: «Пойди туда, не знаю, куда». И тогда вместо опоры на дрессуру, навыки, прошлый опыт ключевой опорой становится опора на воображение, на конструирование моделей будущего.

Мы с вами – конструкторы моделей будущего. И мы эти модели помогаем выстраивать нашим детям.

— В таком контексте предложенный вариант стандартов, где в начальной и основной школе прописаны все темы, все произведения  по годам – это противоположно тому, о чем Вы говорите, потому что там нет места ни воображению, ни свободе маневра, ни проектированию того, чего нет.  Как тогда объяснить, что тенденция развития человека одна, а тенденция образовательной политики другая?

— Все зависит от того, ради чего строится образовательная политика. Если образовательная политика строится ради того, чтобы вырастить адаптантов, конформистов, тех, кто живет по формуле у2 (угадать, угодить), тогда мы сталкиваемся с тем, что в истории культуры иногда называлось шовенистической педагогикой (в честь Шовена, его замечательная работа «Солдат-землепашец»). Сталкиваемся с тем, что иногда называется русским вариантом педагогики.

По сути дела, когда мы предлагаем те или иные стандарты, где есть прокрустово ложе, все расписано что и когда ты должен делать, этим мы хотим ребёнка сделать человеком, который решает только типовые задачи. Мы предлагаем выращивать человека в конвейере типовых задач, тем самым обрекая его на неудачи в мире неопределенности, сложности и разнообразия.

Что мы выигрываем при этом? Мы говорим, что главное в образовании – это контроль поведения, контроль личности. Все время в ситуации баланса между контролем и развитием надо выбрать. Либо мы выбираем ценности выживания, адаптации, строевой педагогики и тем самым гасим личность, ее воображение и инициативу. В изменившемся мире она все равно скинет этот стандарт.

Почему я так спокойно отношусь к стандартам и учебникам, которые издаются сегодня? Да потому, что сегодня мир так изменился, что школа перестала быть монополистом на социализацию и развитие ребенка. И в этой ситуации, как мы неоднократно обсуждали, министерство контроля и послушания, если оно ставит эти цели,  –  это министерство прошлого, а не министерство будущего.

Каждый выбирает свой жизненный путь. Но когда выбор политики образования в стране приносит в жертву наших детей – для меня это грустная, трагичная ситуация. Поэтому стандарты, где ребенок по-прежнему будет контролироваться в каждом движении и шаге – это стандарты, гасящие активность ребенка...

— Тогда у меня, что называется, когнитивный диссонанс, потому что есть сигналы образовательной политики государственного уровня: указ Президента; национальный проект; задачи, которые ставятся, например, вхождение в десятку ведущих стран по общему образованию; повышение цифровой компетентности, цифровая экономика – с одной стороны. А с другой стороны, вот такого рода действия ведомства, это видно из нашего разговора, идут в прямо противоположном направлении. Это что? Сбой государственной политики? Личностный фактор? Или результат лоббизма определенных групп? Как Вы оцениваете это?

— Каждый делает то, что он может делать. В этой ситуации я сказал бы, что мы имеем дело не с когнитивным диссонансом, а с резким ценностным диссонансом между тем, что предлагается на политическом уровне, связанном с установками, указами Президента и программами, предложенными во ФГОСах Министерства просвещения России. В решениях политического целеполагания нам четко говорится, что задача – самореализация, самоактуализация личности. И, главное, вдруг появляется не только решение – Президент дает четкое поручение разработки цифровой платформы для персонализированного образования. Что за этим стоит? За этим стоит совершенно уникальная ситуация, об этом говорю сегодня впервые.

Мы оказались в мире массового спроса на индивидуальность.

Вот эта формула, которой сегодня делюсь с вами. И как только мы оказываемся в мире массового спроса на индивидуальность, мы видим, что в бизнесе выигрывают те компании, которые дают индивидуальный продукт под каждого, а не типовые товары. Появляются разработки в разных странах мира, как сделать товар с неповторимым «лицом». Иными словами, эпоха массового спроса на индивидуальность предполагает персонализацию, это эпоха персонализации личности. И в этой ситуации тем более представляются ретроспективными предложенные варианты государственных стандартов (образования). Они неизбежно вступают в конфликт с несколькими моментами.

Первое, ценностная установка образовательной политики в эпоху массового спроса на индивидуальность – это персонализация и самоактуализация личности. Она задана и предложена на президентском уровне в нашей стране. Второе, чтобы ее решить и ответить на вызовы разнообразия, нужно вариативное образование. А вариативное образование, как расширение возможностей личности, идет через индивидуализацию, разработку индивидуальных вариативных программ развития, где должен быть зазор, где должна быть свобода.

И, главное, что предлагается на политическом ценностном уровне в стране – это установка на развитие.

Только тогда мы сможем конкурировать с  другими странами, которые, например, как Финляндия, даже уходят от поурочной системы, от предметной системы, предлагая в учебных планах темы, проблемы и так далее… Совершенно не логику Яна Амоса Каменского, а другую логику и другую дидактику образования. Сегодня время предикативной дидактики, связанной с преадаптацией. Во всей этой ситуации – риск, который связан с политикой дрессурных репродуктивных стандартов… Я их нежно называл, как Вы помните, стандарты юрского периода. Но что произошло с динозаврами, мы все знаем. Я бы не хотел, чтобы это произошло с нашими детьми. Еще более я не хотел бы, чтобы эти политические установки, связанные с нормальной логикой, которая называется идеология фундаментализма в разных странах мира – идеология на дрессуру и подчинение – привела к тому, что наша молодежь, которая всегда выступает как носитель бури и натиска, так рванет в ответ на то, что ее будут контролировать!.. Только ли молодежь? Наши родители – они сегодня такие, что они «качают права»…

— Возвращаясь к поручениям Президента, там ведь есть еще один очень важный момент: учет приоритетов научно-технологического развития. Это дословная цитата из Поручения по обновлению содержания. У меня есть большие сомнения, что предложенный проект стандартов учитывает приоритеты научно-технологического развития в цифровом развитии, в цифровых компетенциях, которых там вообще нет. Но я всё-таки, извините за настойчивость, хотел бы уточнить. Вы считаете, что этот сбой (а я могу рассматривать это не иначе, как сбой между установками и реализацией ведомством) – это низкий уровень квалификации ведомственных руководителей? Личная позиция? Или результат лоббизма коммерческих или идеологических групп, которые заинтересованы в том, чтобы рынок был по-прежнему архаичен?.. Что является причиной этого сбоя?

— Никогда не существует одного мотива сбоя. За подобного рода сбоем стоит бой!.. Для того, чтобы наиболее эффективно, если угодно, простите за формулировку: не меняясь, продавать то, что продавалось вчера. Готовить в педвузах, как готовили 30-40 лет назад, не изменяя программу подготовки. Выпускать учебники, которые выпускались 40-50 лет назад, но сделать стандарт, чтобы он буквально был изоморфен этим учебникам, как было, так и будет. Выпускать учебники прошлого в жизнь будущего. И, наконец, третье, за этим стоит четкая депрофессионализация в области образования. Вместо установки на расшколивание, которое необходимо, как Вы не раз говорили, для будущего, с нами происходит следующее. Чтоб быть профессионалом, ты должен четко понимать и прогнозировать, как двигается когнитивная наука, как двигается наука о развитии компьютеров, как разрабатываются модели искусственного интеллекта, что происходит с машинным обучением и как сегодня, не боюсь этого слова, небывало рванула эволюционная биология, которая делает чудеса. И как сегодня рванула так называемая дигитальная филология, которую проповедует целый ряд разработчиков в области образования и в области науки. Получилось, что мы разрабатываем стандарты, вне научных исследований. Стандарты оказались разработаны так, что наука там вообще не ночевала. Когда я говорю о науке, я имею в виду великую ценность фундаментальных знаний.

Фундаментальные знания должны быть такими, чтоб обеспечить преадаптацию. Ничто не вооружает нас действиями в неопределенном мире так мощно, как фундаментальные знания, которые дают гибкость, вариативность, широкую готовность к разным изменениям…

Могу ли я в чем-то обвинить своих коллег? Когда я смотрю на их действия, я вспоминаю замечательный рассказ Чехова о злоумышленнике, который отвертывал гайку для рыбалки и из-за этого, как Вы помните, поезд мог сойти с рельс.

— Но он этого не понимал…

— Он этого не понимал!.. Это грустно. Но полное отсутствие прогнозирования и конструирования будущего, выступающего на основе мощных серьезных научных исследований, это диагноз того, что делается сегодня в образовательной политике Министерством просвещения как ведомством, которому это поручили. Но я им сочувствую, потому что это министерство отрезали от науки; у него нет ни одного научного серьезного учреждения, которое могло разрабатывать программы развития образования будущего. Все они либо в РАН, либо в Министерстве науки и высшей школы…

Каждый раз в образовательной политике мы решаем не за себя, а за наших детей. Будут ли наши дети счастливыми в этом мире? Не «быть ли не быть», а быть счастливыми или не быть счастливыми?..»