Абрис ранних лет
Родительская семья
Николай Евграфович Осипов родился в Москве 12 октября 1877 года.
О ранних годах позднее Осипов писал так: «О детстве у меня воспоминания самые хорошие. Никогда никаких наказаний не было. Вся семейная жизнь была пропитана любовью и уваженьем к какому-то важному делу, которым занят — часто до глубокой ночи — отец» [Цит. по: 23].
Отец — Евграф Алексеевич Осипов (1841—1904) — был известным врачом, одним из организаторов Пироговского общества, на протяжении 20 лет являлся секретарем санитарной комиссии московского земства. «Отец сказал, что девочек может воспитывать мать, а мальчиком он займется сам. А так как сам он был поглощен земским делом, то я пользовался, сколько себя помню, полной свободой» [Там же]. Отношение к отцу, связанное с уважением и даже поклонением, Осипов пронес через годы.
О матери — Марии Николаевне Осиповой (урожд. Смирнитской) — в воспоминаниях Осипова сказано сдержано: «У меня было последовательно 7 кормилиц. Мать сама кормить не могла (истерия); почему приходилось так часто менять кормилиц, не знаю» [Там же]. «Мать всю жизнь страдала истеро-ипохондрией и лечилась у множества тогдашних парижских, берлинских, петербургских и московских знаменитостей» [Там же]. Вероятно, этот факт во многом повлиял как на некоторую отчужденность в отношениях Осипова с женщинами, так и на его профессиональный выбор — занятие психиатрией.
Начало карьеры
В 1897 году девятнадцати с половиной лет Осипов с отличием заканчивает Первую московскую гимназию и поступает на медицинский факультет Московского университета.
Странное столкновение со студенческими революционными движениями позднее вызывает у Осипова недоумение: «Весенний семестр 1899 года была первая всеобщая студенческая забастовка. Я был далек от всякой политики, ходил в николаевской шинели с бобровым воротником, в сюртуке на белой подкладке, много танцевал и мало работал. Какими-то неведомыми мне путями я был избран товарищами в исполнительный комитет(?) или какое-то другое учреждение и, прежде чем узнал об этом избрании, был арестован в ночь на первое апреля 1899 года. Просидел в одиночном заключении в тюрьме 5 или 6 дней и был освобожден по протекции» [Там же].
Затем начинается «блуждание». Сначала по швейцарским и немецким университетам: «7 кормилиц, 7 университетов: Москва, Фрейбург, Цюрих, Бонн, Берн, Базель, Прага» — напишет он позднее. Женитьба в 1902 году, развод в 1903. Наконец, получение докторской степени в Базельском университете в 1903 году. Возвращение в Москву в 1904 году, нострификация базельского диплома в Московском университете. В мае 1905 года вторичная женитьба. Смена нескольких мест службы. Далее он о себе пишет: «К январю 1907 г. мое положение было следующее: 28 лет, женат вторым браком, дети отс., немецкий доктор медицины, русский лекарь. Три года специальной психиатрической работы и специальной прозектуры, штатный помощник прозектора по кафедре гистологии Московского университета» [Там же]. Прозектор на этой кафедре в то время был доцент В.П. Карпов, который сыграл существенную роль в развитии мировоззрения и научных взглядов Осипова.
Наконец, на Рождество 1906 года Осипов переходит на работу в психиатрическую клинику Московского университета, руководимую профессором В.П. Сербским. С этого времени можно начать отсчет его психиатрической и психоаналитической деятельности.
Осипов как переводчик и пропагандист трудов Фрейда
Первые обзорные публикации
Обращение Осипова к психоанализу нужно отнести ко второй половине 1908 года, когда он публикует в «Журнал невропатологии и психиатрии им. С.С. Корсакова» два больших обзора психоаналитических работ и исследований цюрихской группы [5; 10], а также ряд достаточно подробных рефератов например: [6; 7; 8; 9]. Затем в начале 1909 года он представил третью обзорную статью, посвященную исключительно исследованиям фрейдовского направления. Его интерес к психоанализу развивается на фоне общего интереса к развитию психиатрической диагностики и психотерапии, поэтому в обзорных статьях он специально уделяет внимание практической доказательности психоаналитических открытий и их теоретической значимости.
В своих воспоминаниях Осипов пишет: «В 1907 г. впервые я познакомился с работами Фрейда. Никакой известностью в России Фрейд не пользовался, хотя его небольшая работа о сновидениях была переведена на русский язык. Смело могу утверждать, что я первый популяризировал Фрейда в России. За клинический период мною опубликовано 11 работ» [Цит. по: 1].
В первой обзорной статье Осипов рассматривает работы Фрейда, содержащиеся по преимуществу в сборнике «Sammlung kleiner Schriften zur Neurosenlehre» [33], который включал в себя ряд исследований по этиологии истерии и невропсихозов защиты. Кроме того, там же Осипов дает краткое содержание книги «Толкование сновидений». Он резюмирует взгляды Фрейда несколькими своими замечаниями: важную роль в психической жизни играет вытеснение; «человек перерабатывает картину мира согласно своим желаниям». Осипов отмечает переход фрейдовского метода от катартического к психоаналитическому. И несколько отстраненно и критически высказывается о теории сексуальности.
Вторая обзорная статья посвящена юнговской психологии комплексов и ассоциативному эксперименту. Центральная идея, которую проводит Осипов, подробно разбирая детали исследования аффективных комплексов, состоит в признании психического бессознательного, упорно игнорируемого традиционной психиатрией. Можно предположить, что экспериментальная работа, проводимая в Цюрихе группой Юнга, увлекает Осипова. Это заметно по детализированному изложению сути и результатов ассоциативного эксперимента, его прикладного значения, в частности, для криминологии. Осипова также интересует в работах цюрихской школы феномен dementia praecox. Реферируемая книга Юнга о dementia praecox [43] является для Осипова примером ассоциативно-экспериментального обоснования идей Фрейда. Кроме того, Осипов подчеркивает, что именно исследование Фрейдом случая хронической паранойи [32] положили основу психологического понимания феноменов психоза. Рассматривая критику подходов Фрейда и Юнга к природе психозов, Осипов анализирует дискуссию сторонников и оппонентов комплексной психологии, проясняет содержание взглядов Блейлера и Юнга на причинно-следственные связи.
Статья 1909 года «Последние работы фрейдовской школы» более последовательно выражает позицию самого референта по отношению к психоаналитическим открытиям. Осипов пишет: «метод Фрейда в применении к сновидениям и оговоркам, по моим наблюдениям (курсив наш), оправдывает многие из фрейдовских положений» [11]. «По моим наблюдениям» вероятнее всего указывает на то, что, начиная с конца 1908—начала 1909 годов, Осипов практикует психоанализ, исследуя его возможности и ограничения. Это подтверждается и примером анализа собственного сновидения, который Осипов включает в текст обзорной статьи. Раскрытие механизмов своего сновидения, позволяют Осипову прояснить для себя и читателей свого обзора некоторые детали представлений Фрейда о бессознательном и уточнить значение психоаналитической терминологии. Примечательно, что попытка применить именно на себе психоаналитические положения, дает возможность убеждения в их справедливости и найти более четкое их терминологическое оформление.
В своей статье Осипов дает обзор ряда изданий, вышедших в серии «Schriften zur angewandten Seelenkunde» и расширяющих поле применения психоаналитической методологии к вопросам искусства, мифологии, литературы и пр. Через реферирование этих работ Осипов приходит к констатации обширности и распространенности сексуальной символики в мифах, сновидениях, результатах творческой фантазии. Отдельная глава его статьи посвящена обзору фрейдовских взглядов на сексуальность, в частности, на инфантильную сексуальность. «Человек сексуализирует вселенную» — вот мысль Кляйнпауля, которая раскрывает значение широкого понимания сексуальности в психоанализе, и которую Осипов, как показывает его резюме этой части, принимает не без первоначальных сомнений. Большое место Осипов уделяет обзору работ сотрудников и последователей Фрейда — О. Ранка, К. Абрахама, В. Штекеля, и последователей Юнга — Ф. Риклина, А. Мэдера.
Также в этой статье находится место краткому реферированию ряда дискуссионных работ и клинических исследований различных авторов. Среди других, отметим упоминание Осиповым работы некого «Шалевского», посвященной описанию случая практического излечения психоанализом 13-летней девочки от истерического кашля. Эта работа является одним из самых ранних примеров детского психоанализа, вышедшая, фактически, в одно время с работой Фрейда о маленьком Гансе. Важно отметить, что, делая обзор, Осипов мог не знать, что точное имя автора статьи Фани Халевская (1882—1972). Она — выходец из России, доктор медицины, работавшая, как и еще несколько русских выпускников швейцарских университетов, в группе Юнга. Ее судьба также достойна внимательного изучения и показательная во многих отношениях.
Встречи с Фрейдом
По-видимому, где-то в конце 1909 года Осипов связался с Фрейдом и представил ему свои первые обзорные публикации о психоанализе. Об этом сам Фрейд сообщает в письме Максу Эйтингону от 30 декабря 1909 года: «Одновременно с Вашими книгами прибыли две статьи и письмо от Осипова из Москвы, которые, несомненно, стали бы нам материалом к беседе, если бы Вы еще были здесь. Таким образом, я могу только сообщать Вам, что, О. имеет еще две работы о психоанализе в печати, будет претендовать на премию, которая дается Московской академией, и после в мае приедет в Вену» [38, c. 56–57]. 1 января 1910 года в своем письме Ш. Ференци Фрейд еще раз пишет об Осипове: «Несколько дней назад московский ассистент Осипов прислал несколько (к сожалению, нечитаемыми) отдельных оттисков, которые, кажется, содержали очень тщательные рефераты. Он участвует в конкурсе на соискание премии Московской академии, которую будут вручать в марте, в качестве темы заявлен психоанализ, и намеревается в мае приехать в Вену» [36, c. 190]. Затем 2 января 1910 года Фрейд пишет об этом же К.Г. Юнгу: «В обмен на Ваши личные новости имею рассказать Вам следующее: со мной связался д-р Осипов из Москвы, ассистент психиатрической клиники, и засвидетельствовал двумя толстыми отдельными оттисками, из которых в одном путаницу кириллических знаков в каждой второй строчке прерывает напечатанная по-европейски фамилия Freud (также Freudу — Freudа), второй точно так же использует фамилию Юнг. У этого человека в печати находятся еще две другие работы, уже не просто рефераты, он намерен бороться за премию Московской академии, решение по которой будет приниматься в марте и темой которой прямо является ПА, потом в мае приехать в Вену, откуда я направлю его в Цюрих. Даю Вам его полный адрес для согласования по конгрессу: Д-р Н. Осипов Ассистент психиатрической клиники Москва, Девичье Поле» [35. c. 311].
Чуть позднее в письме от 11 января 1910 года Э. Джонсу Фрейд вновь упоминает об Осипове: «Недавно объявились русские, Осипов из Москвы, который работает для конкурса Московской академии о ПA» [37, т. 2, с. 13].
Фрейд, не читавший по-русски, лишь замечает в подаренных ему оттисках статей латинские написания своей фамилии и фамилии Юнга. Личная встреча и предметный разговор Осипова с Фрейдом состоялся позднее в весенне-летний приезд в Вену. Это было 4 июня 1910 года. Фрейд пишет об этой встрече Ференци: «Два интересных визита за последнее время. 28.5. Фридлендер (!), который был у меня с 9 ч.—1 ч. ночи, и вчера Осипов из Москвы. Русский — замечательный парень, светлая голова, искренне убежденный последователь и станет хорошим приобретением. Он будет переводить на русский язык ворчестерский пса» [36, с. 260]. И то же самое повторяет в письме Абрахаму: «Вчера у меня был намного более приятный посетитель, Осипов из Москвы, он светлая голова и убежденный последователь. Он получил разрешение опубликовать ворчестерские лекции в своем журнале на русском языке» [39, с. 207].
Важным результатом этой встречи явилось решение о публикации русского перевода фрейдовских лекций по психоанализу, которые он прочитал за полгода до этого в американском университете Кларка [34]. Перевод этих лекций осуществил сам Осипов, и они вышли в следующем 1911 году, а затем еще двумя изданиями [29]. Отметим, что к тому времени русскоязычная публика имела лишь две публикации работ Фрейда — это вышедшая в 1904 году книга «О сновидениях» и 1910 году работа «Психопатология обыденной жизни». Поэтому публикация ворчестерских лекций явилась существенным шагом к серьезному знакомству с психоанализом научной общественности. О значении этой публикации лекций, между прочим, высказался профессор В.П. Сербский: «Они расширяют горизонт и вынуждают остановиться и поразмыслить о многом, что до Фрейда не обращало на себя интерес врачей и психологов. Вместе с редакторами можно пожалеть, что «эти лекции очень сжаты, но те, кто через эту небольшую книгу впервые познакомятся с Фрейдом, найдут много интересного и поучительного, тем более что лекции читались для не-врачей»» [25].
Создание журнала «Психотерапия» и книжной серии «Психотерапевтическая библиотека»
1910 год ознаменован созданием журнала «Психотерапия. Обозрение вопросов психического лечения и прикладной психологии». Журнал был основан Н.А. Вырубовым в сотрудничестве с А.Н. Бернштейном, Ю.В. Каннабихом, Н.Е. Осиповым и О.Б. Фельцманом. В рамках этого журнала публиковались переводы работ Фрейда, Адлера, Юнга. В начале 1910 года в первых номерах нового журнала было опубликована статья Осипова «О психоанализе» [12].
В 1911 году Осипов и Фельцман основали книжную серию «Психотерапевтическая библиотека», которая выходила в московском издательстве «Наука» и просуществовала до начала Первой мировой войны. Всего было подготовлено и вышло в свет 11 выпусков этой библиотеки. Планировался двенадцатый выпуск: книга Осипова «Анализ «Детства, отрочества и юности» Л.Н. Толстого», однако в то время, в виду, видимо, начавшейся войны, книга опубликована не была. Заметим, десять лет спустя, в 1923 году в Международном психоаналитическом издательстве вышла на немецком языке работа Осипова по названию перекликающаяся с заявленной — «Воспоминания детства Толстого: Вклад в теорию либидо Фрейда» [42]. Возможно, это часть той работы, которая была начата еще до войны и которая вызрела до значительного теоретического воплощения в эмиграции.
Среди книг «Психотерапевтической библиотеки» было издано 3 работы Фрейда: «О психоанализе», «Три статьи о теории полового влечения», «Психоанализ детского страха». Наряду со статьями Фрейда, публиковавшимися на страницах журнала «Психотерапия», это составило значительный корпус работ (около тридцати названий), позволяющий заинтересованному читателю быть знакомым с принципиальными положениями психоанализа.
Осипов — переводчик работ Фрейда
Строго говоря, Осипов как переводчик осуществил в свое время перевод лишь ворчестерских лекций Фрейда и ряда небольших статей, опубликованных в журналах. Однако именно ему принадлежит заслуга введения в научный оборот русскоязычных эквивалентов ключевых фрейдовский представлений. Переводческое кредо Осипов выразил в Предисловии к изданию «Пяти лекций»: «Позволим себе заметить, что при переводе главное внимание было обращено на его точность и сохранение своеобразного стиля автора» [13]. Что, по-видимому, получилось и получилось удачно. В рецензии В.П. Сербского на вышедшую книгу лекций Фрейда отмечается, кроме всего прочего: «Отдельно следует указать на перевод, не только абсолютно точный, но и написанный красивым языком» [25].
Надо отметить, Осипов готовил к публикации еще некоторые работы Фрейда. В его архиве, например, сохранилась рукопись перевода статьи Фрейда «Некоторые замечания относительно понятия бессознательного в психоанализе»; однако, в журнале «Психотерапия» по неизвестным причинам вышел другой перевод это работы.
В период эмиграции после 1921 года Осипов хотел вновь продолжить переводческую работу над сочинениями Фрейда. В письме от августа 1921 года он сообщает Фрейду о знакомстве с профессором Е.А. Ляцким, известным литературоведом и издателем: «Я дал ему Ваши «Пять лекций» в моем переводе, а только что получил письмо, в котором он пишет, что чтение этих лекций доставило ему “величайшее наслаждение». Из этого я делаю вывод, что зимой получу возможность работать и в этом новом издательстве» [30, c. 28]. Ляцкий намеревался основать в Праге, новое издательство, что ему и удалось сделать в 1922 году. Однако нет сведений о сотрудничестве Осипова с этим издательством.
Фрейд в начале 1920-х годов обсуждал в переписке с Осиповым возможность осуществления последним перевода «Лекций по введению в психоанализ» для издания их в русском издательстве «Слово» в Берлине. Осипов готов взяться за работу: «Я получил письмо из Психоаналитического Издательства, в котором мне сообщается, что Вы рекомендуете меня как переводчика Ваших лекций. Я буду очень рад во многих отношениях, если переговоры Психоаналитического Издательства с издательством «Слово» приведут к положительному результату. Для меня честь переводить Вашу работу на русский язык, и я уверен, что я в состоянии хорошо это осуществить» [Там же. С. 28]. «Я очень рад Вашей готовности взять на себя русский перевод моих лекций. Если в качестве переводчика у меня есть Осипов, — пишет Фрейд, — другой мне не нужен» [Там же. С. 31]. Эта высокая оценка и доверие Фрейда воодушевляли Осипова. Данный проект, однако, не состоялся. Фрейд решил отказать в передаче прав на перевод берлинскому издательству, надеясь, что найдет такой издатель, который возьмется за публикацию всех наиболее важных работ одновременно [Там же. С. 46].
Клиническая работа
Работа в психиатрической клинике Московского университета у Сербского
Осипов начал работать в психиатрической клинике Московского университета с декабря 1906 года. Он перешел туда по приглашению руководителя клиники профессора В.П. Сербского. В 1908 году при поддержке Сербского Осипов совместно с М.М. Асатиани и Е.Н. Довбней организовал амбулаторию, где велась работа с невротическими нарушениями. Отчеты о деятельности амбулатории регулярно раз в две недели заслушивались на общем собрании врачей, фактически являясь площадкой развития клинического психоанализа. Сербский видел в Осипове своего приемника в руководстве клиникой: «Поторопитесь с Вашей диссертацией, после ее защиты, а Вы можете это сделать в этом академическом году, Вы будете в течение двух лет читать доцентский курс, а затем мое искреннее желание видеть Вас моим преемником по кафедре» [23].
Не так много фактов имеется в нашем распоряжении о непосредственной работе амбулатории. Среди немногочисленных свидетельств есть зарисовки одного из участников заседаний в то время второго ассистента психиатрической клиники И.Д. Ермакова [26]. Это карандашные рисунки на небольших кусочках бумаги, в том числе на бланке «Психiатрическая клиника Императорскаго Московскаго университета», приклеенные на одну страницу в альбоме. Они объединены авторской надписью: «Амбулатория» и относятся к январю—февралю 1908 года. Представлены участники заседаний: В.П. Сербский, Н.Е. Осипов, М.М. Асатиани, Ф.Е. Рыбаков.
Уход из университета
Ужесточение политики министерства просвещения и бывшего тогда министра Л.А. Кассо привело к тому, что ряд крупнейших профессоров российских университетов в знак протеста покинули свои кафедры. Вместе с ними уходили ученики, сотрудники, не разделявшие ультрамонархическую политику. Так произошло и с В.П. Сербским: в начале февраля 1911 года он покинул клинику и университет. За ним последовали его сотрудники, в том числе Осипов. Об этом Осипов позднее пишет Фрейду: «Когда произошла университетская история 1911 года, мы, вся коллегия врачей, единогласно решили просить (об) отставке. Но поскольку конечный результат истории, то, что мы последуем за нашим директором проф. Сербским и оставим клинику, был еще не предсказуем, то мы решили до осени нести службу (в) надежде, что директор Сербский еще будет снова призван» [30, c. 32]. Надеясь на изменение ситуации, и отложив фактический уход из клиники до осени, Осипов исполнял обязанности руководителя психиатрической клиники Московского университета («до выборов нового профессора факультет передал клинику мне» [Там же]). Однако, осенью стало ясно, что Сербский не получит приглашения вернуться обратно, и шесть врачей, поддержавших его в своем решении, в их числе Осипов, покинули клинику и университет. Это осложнило его и без того не простые отношения с рядом коллег — с Ф.Е. Рыбаковым, взявшимся за исполнение обязанностей директора клиники и И.Д. Ермаковым, ставшим вместо Осипова штатным ассистентом.
Две значительные фигуры ранней истории психоанализа — Осипов и Ермаков — постоянные соперники и своеобразные двойники друг друга с того времени находились в непримиримой оппозиции. Для Осипова всегда была важна принципиальность, свободомыслие и независимость; для Ермакова, учитывая его своенравие, характерна позиция компромиссов и сотрудничества с властью. При всей несхожести характеров и судеб эти две фигуры стали олицетворением путей развития психоанализа в нашей стране. Вокруг Осипова концентрировалась дореволюционная (1910-х гг.) психоаналитическая активность, вокруг Ермакова — послереволюционная (1920-х гг.).
Московский психиатрический кружок «Малые пятницы»
В Московской психиатрической клинике еще со времен С.С. Корсакова по пятницам проходили научные встречи врачей-психиатров, на которых обсуждались рефераты различных теоретических работ, представлялись клинические случаи из практики.
Собрания, на которых принимали участие не только врачи-психиатры, но и философы, историки, педагоги, назывались «Большими пятницами». Клинические конференции для узкого круга невропатологов и психиатров стали называться «Малыми пятницами». В апреле 1911 года в связи с ограничением университетских свобод прошли последние собрания в стенах психиатрической клиники Московского университета. На этом заседании «Малой пятницы» был сделан исторический снимок всех врачей, работавших вместе с В.П. Сербским в то время. После ухода Сербского и его коллег из Московского университета официально был учрежден Московский психиатрический кружок «Малые пятницы», в состав которого вошли бывшие врачи Московской психиатрической клиники.
Н.Е. Осипов был одним из учредителей кружка, вошел в состав действительных членов бюро и выполнял функции секретаря, а иногда и председателя заседаний. Согласно протоколам «Малых пятниц» первое заседание кружка, прошедшее 24 февраля 1912 года в помещении неврологического института, открывали В.П. Сербский и Н.Е. Осипов. После приветственных слов своего учителя Осипов выступил с теоретическим докладом «Из логики и методологии психиатрии» [14].
В дальнейшем работа этого кружка регулярно проводилась вплоть до 1918 года, когда революционные события, эмиграция многих участников стали причиной его закрытия.
«Программа исследования личности»
После ухода из Московского университета Осипов в период с 1911 по 1917 гг. занимался частной практикой и работал врачом-психиатром в Московской городской исправительной школе для малолетних преступников, которая называлась в честь ее директора «Рукавишниковским приютом». В 1913 году Осипов опубликовал программу исследования личности в качестве приложения к годовому отчету приюта. Данная программа стала итогом его научно-исследовательской деятельности, которую он осуществлял на протяжении двух лет, работая с воспитанниками приюта.
Программа состоит из трех частей. Первая часть посвящена описанию теоретических положений и руководящих принципов, на которых выстроена вся программа.
Методологической основой программы Осипов делает два направления философии: интуитивизм, введенный русским философом Н.О. Лосским, и неокантианство, представляемое немецким философом Г. Риккертом. Согласно гносеологическому учению Лосского субъект и объект представляют собой первоначальное единство, следовательно, объектом исследования становится собственные переживания субъекта, а предметом — сверхчувственное в этих переживаниях. В онтологии Лосского главным тезис: «мир есть органическое целое» [4]. С точки зрения органического подхода к человеку, «соотношение «человек—среда» реально неразъемлемо, каждый член этой координации может быть рассматриваемым отдельно только в абстракции» [15]. Интуиция в данном подходе выступает как основной инструмент созерцания.
Можно предположить, что Осипов избрал интуитивизм в качестве методологии с целью преодолеть распространившийся в то время эмпиризм и рационализм, применяющие, по его мнению, непозволительные приемы исследования личности. В заключение программы исследования личности он пишет: «Всякое познание личности есть упрощение ее действительного многообразия, но приемы упрощения могут быть позволительные и непозволительные. Существующие в настоящее время экспериментально-психологические исследования личности представляют собой непозволительный прием упрощения бесконечного многообразия действительности, ведущей к искажению последней» [Там же].
Опираясь на основные положения интуитивизма, Осипов определяет личность как всю психофизиологическую организацию человека, а «я» — это сфера собственных переживаний субъекта. Он выделяет три направления жизнедеятельности «я», которые являются основными качествами психической действительности. Они «реально неразъемлемы и одновременно присущи всякому душевному акту» [Там же]. К данным направлениям относятся: познание, чувствование и стремление. Осипов отмечает, что Я находится в отношении знания или сознания, т.е. познания этого предмета моим Я. Таким образом, сознание — это наличие одновременно Я, предмета и отношения между Я и этим предметом. Разновидностями познания или сознания являются: «восприятие, когда предметом служит что-либо физическое; представление, когда предметом служит что-либо психическое; воспоминание, т.е. представление, отнесенное к прошлому; воображение, т.е. представление, в котором констатируется наличность творческих комбинаций из ранее воспринятых образов» [Там же].
Осипов отмечает, что в процессе познания наше Я испытывает удовольствие или страдание. Данные претерпевания называются чувствованием. Познавая и претерпевая, наше Я реагирует, т.е. проявляет активность. «Это качество нашего «я» мы называет стремлением» [Там же].
Разделяя понимание Н.О. Лосского, что наше Я представляет сферу переживаний, одни из которых «мои», другие лишь «данные мне», Осипов рассматривает душу как состоящую из Я-компонента и «данных мне» компонентов. Он пишет «Я-компонент — это такое сложное душевное образование, которое окрашено чувствованием принадлежности мне, — «мои» переживания» [Там же]. «Мои» переживания могут быть познавательного и волевого характера. «Данные мне» компоненты души имеют следующие разновидности: низшие, органические переживания; эгоцентрические переживания, социальные переживания и высшие (сверхличные и сверхобщественные) переживания, к которым относятся познавательные, эстетические, нравственные, религиозные переживания. Осипов отмечает, что «Стремление, переживаемое мною с чувством принадлежности мне, мы называем волей, стремление, переживаемое с чувством данности мне, мы называем влечением» [Там же]. Таким образом, Осипов, продолжая учение Лосского, начинает создавать собственную концепцию «Я», вводя психоаналитическое понятие «влечение». Понимая огромную значимость открытия бессознательного З. Фрейдом, он пишет «душевная жизнь человека течет независимо от того, опознается она нашим «я» или нет» [Там же].
Теперь обратимся к вопросу о роли неокантианства в развитии теоретических взглядов Осипова на проблему изучения личности. Основным вкладом неокантианцев в развитие философии стало положение о том, что ценность является основным стержнем гуманитарных наук. «Культура отдельного народа только тогда имеет международное значение, когда она выражает внутренние ценности данного народа» [24]. Для Осипова основной целью создания программы исследования личности становится определение социальной ценности личности воспитанника Приюта, задачей которого является «создание из каждого воспитанника хорошего работника и желательного члена общества». По мнению Осипова, предлагаемая программа должна выявить соответствует ли испытуемый воспитанник требованиям и задачам Приюта, а также найти средства, способные устранить причину несоответствия. В обосновании программы Осипов пишет: «мы, руководствуясь социальной ценностью как внешним принципом, устанавливаем характерные особенности личности, приводя их в связь с окружающей средой и со всей прошлой жизнью индивидуума. Кроме того, так как нас интересует не только наличие ценности индивидуума, но и также возможность ее повышения, то при построении своего суждения мы обращаем особое внимание на причины малоценности, чтобы знать, устранимы они или нет» [Там же].
Таким образом, руководящим принципом программы Осипова является социальная ценность личности, которая может быть понижена вследствие телесной или душевной болезни, и повышена, благодаря психотерапевтической работе.
Осипов приходит к выводу, что исследование личности должно стоиться индивидуализирующим методом, руководствуясь социальной ценностью как внешним принципом. «Экспериментально-психологические исследования могут играть лишь вспомогательную роль при определении социальной ценности личности, и то лишь при исследовании интеллектуальной сферы. Решающее же слово принадлежит индивидуализирующему суждению исследователя, просвещенного общим образованием и практическим опытом и опирающегося на ряд живых наблюдений» [Там же].
Программа исследования личности, составленная Осиповым, — пример целостного подхода к утилитарно-практическим задачам. Исследовательская схема проникнута философским духом, методологически обосновывается, выстраивается, исходя из ценности органического миропонимания.
Эмиграция. «Революция и сон»
Революция. Эмиграция
После февральской революции 1917 года Осипов был призван на военную службу, но на фронт послан не был и оставался в Москве. «Керенский одел меня в военную форму, хотя я, как единственный сын, был ратником ополчения 2-го разряда. Проходил я несколько месяцев военным, но никуда определен еще не был» [23]. В Москве Осипов встретил Октябрьскую революцию, которая существенным образом повлияла на его дальнейшую судьбу. Не приняв изменений, происходящих в стране, 7 ноября 1918 года Осипов покинул Москву в обществе друзей — супружеской пары Рябовых. И затем в течение полутора лет Осипов и Рябовы переезжали из города в город на юге России, Украине, Турции — «Одесса, Константинополь, Новороссийск, Евпатория, Севастополь и снова Константинополь» [Там же], пока южнорусские территории находилась под властью белых. После крушения надежд на возможную победу белых в гражданской войне они в числе многих других покинули Россию и через Стамбул, Белград, Будапешт в начале 1921 года прибыли в Прагу. В Праге они осели. У Рябовых там были деловые связи, и, кроме того, там собралась значительная русская диаспора.
Приезд Осипова в Прагу Фрейд приветствует в своем письме: «Уважаемый коллега. Какой сюрприз! К счастью, не неприятный. Ведь Вы в безопасности у хороших друзей и снова с охотой работаете. Ваши желания, чтобы Ваше великое отечество скорее пробудилось из кризиса, находят у нас всех сильнейший отклик» [30, c. 17].
Письмо Фрейда Осипову от 18 февраля 1921 года
О ситуации в Москве. Острые обиды
Несмотря на тяготы эмиграции, душевный кризис, который испытывал Осипов, покинув Родину, в Праге он погрузился в разнообразную творческую деятельность. Он публикуется в психоаналитических и медицинских журналах, читает лекции в университете, выступает с докладами в научных семинарах и студенческих клубах.
Его первой публикацией за рубежом является статья, дающая оценку психоаналитическому движению в России [41]. Осипов пишет об отношении профессора Сербского к психоанализу, приводит в своей статье достаточно большую цитату из учебника Сербского, где тот высказывается об определенном интересе к психоанализу и об открытиях Фрейда. Вместе с тем, именно в этой статье Осипов показывает ироничное отношение Сербского к вопросу о месте и расширительном понимании сексуальности в психоанализе. Играя словами, Сербский произносит фамилию Фрейда на свой лад, транслитерируя: Фре-уд, что становится созвучным древнерусскому обозначению мужского члена «уд». Кроме того, Осипов рассказывает о созданной им и докторами Асатиани и Довбней амбулатории при Психиатрической клинике Московского университета, которая работала на протяжении нескольких лет, активно включая сотрудников клиники в психоаналитические обсуждения клинического материала. Должное отдает Осипов также своему коллеге, рано скончавшемуся О.Б. Фельцману, с которым он организовал и редактировал серию «Психотерапевтическая библиотека». Рассказывает о традиции собраний «Малых пятниц», заложивших основу «фрейдирования» [«freudierte»] психиатрической мысли в России. Эта обзорно-историческая статья должна была дать представления психоаналитическому движению о ситуации в дореволюционной России, где центральное место психоаналитической активности отводилось деятелям психиатрической клиники Московского университета. Естественно, это несколько упрощало положение дел. В частности, фактически, не было дано сведений о деятельности в Санкт-Петербурге (Петрограде). Осипов, по всей видимости, и не особо интересовался этим. Редакция «Международного Журнала» в дополнении к сообщению Осипова поместила в разделе «О психоаналитическом движении» также материалы Сары Найдич о ситуации в Петербурге [40], смерти петербургского психоаналитика Т.К. Розенталь (1885—1921), а также сообщение доцента Папперхейма, побывавшего осень 1921 года в Москве, где дана информация о психоаналитической активности уже под руководством И.Д. Ермакова.
Осипов крайне негативно и ревностно отнесся к публикации сведений о московской психоаналитической группе, в частности, о лидерстве там Ермакова. В резких осуждающих тонах он пишет о своем отношении к Ермакову в письме Фрейду в сентябре 1921 года [30, c. 32–33]. Хотя возможно именно это письмо, которое сохранилось лишь в черновике, Осипов не послал адресату. Тем не менее, отношение к Ермакову всплывает еще в одном месте переписки в письме Осипова Фрейду от 14 февраля 1927 года. Осипов поясняет внешнюю фабулу своего конфликта с Ермаковым в ситуации университетского кризиса 1911 года. Однако, примечательны две его фразы этого письма: «Если бы он не был мне так несимпатичен, я мог бы назвать его своим двойником»; «Моим желанием было бы видеть его и дальше на этом моем жизненном пути, чтобы он, наконец, тоже попал в эмиграцию» [Там же. С. 69–70]. Есть ощущение, что Осипов что-то не договаривает. Более пятнадцати лет сохраняет он память о конфликте и, тем ни менее, называет Ермакова своим двойником, которого хотел бы видеть и дальше, особенно в тягостных условиях эмиграции. Что лежит за этим — еще предстоит исследовать. И это не просто судьба личной неприязни; возможно, изучение отношений Осипова и Ермакова позволит понять некоторые противоречивые стороны путей развития психоанализа в России.
Лекции и доклады по психоанализу
В пражской эмиграции Осипов ведет активную работу по просвещению, распространяя психоаналитические взгляды среди студенческой молодежи. Так, он выступает в Студенческом обществе в Слободарке и с несколькими докладами: «Фрейдовский психоанализ в нашей повседневной жизни», «Психология сновидений» (1922), в обществе «Cesko-Russká Jednota»: «Обломов и обломовщина» (1925), «Басни Крылова» (1925), «Страх смерти» (1929), «М.Е. Салтыков. Очерк жизни и творчества» (1930), на встречах «Збраславские пятницы»: «О баснетворчестве и снотворчестве» (1925).
В Обществе русских врачей в ЧСР он делает несколько сообщений теоретического и прикладного плана: «Современное состояние психотерапии» (1923), «Демонстрация опытов по гипнозу. Психоаналитическое объяснение этих опытов» (1923), «О невротической боязни (клинический разбор невроза боязни)» (1923); «О детской сексуальности» (1924); «Ненаучная и научная психотерапия» (1925), «Гений и невроз Льва Толстого» (1928), «Душевная болезнь Толстого» (1929).
Осипов участвует в нескольких научных семинариях, которые проводят ведущие профессора. В Семинарии профессора П.Б. Струве (1870—1944) он выступает с докладом «Тотем в свете психоанализа» (1923), в Семинарии профессора Е.А. Ляцкого (1868—1942) с докладом «Несколько слов о «Достоевском и психиатрах» (1923). Семинарий по общим вопросам естествознания ведет бывший ректор Московского университета профессор М.М. Новиков (1876—1965). Здесь Осипов выступает с обобщающими сообщениями: «Медицина и естествознание» (1925), «О гипнозе и сродных ему явлениях» (1925), «Массовый психоз» (1926), «Жизнь и смерть» (1927), «Психология смеха» (1928), «Толстой и медицина» (1928).
Кроме того, существенным его участие оказывается в работе Семинария по Достоевскому, который ведет литературовед А.Л. Бем (1886—1945). Там Осипов представил доклады, позднее опубликованные в виде статей: «Страшное у Гоголя и Достоевского» (1927), ««Двойник» Достоевского» (1929), «Эдипов комплекс в «Хозяйке» Достоевского» (1929). Отмечено его участие в Семинарии по русскому языку С.Вл. Завадского с докладами «О смещении значения слов» (1929), «Слова с противоположным значением» (1929), «О языке Салтыкова» (1930). А также участие в работе Философского общества, лекции в Народном университете и пр. и пр.
Даже небольшой обзор тем, направлений и проблем, с которыми выступает Осипов, количество выступлений, разнообразие обществ и аудиторий показывают огромные усилия, активность и продуктивность его деятельности в пражcкий период.
Работа «Революция и сон»
В начале марта 1922 года Осипов пишет Фрейду: «Сейчас я полностью поглощен новой темой, а именно «Сновидением и революцией». Я надеюсь внести с нею «вклад в психологию масс Фрейда». Пока я еще не могу сказать определенно, что из этого получится. В любом случае предполагаю, что Ваши социологические взгляды проливают много света на область психических переживаний беженцев, пожалуй, точно так же как на социологические события современности. Мне хотелось бы обработать тему как можно более объективно, хотя это совсем не так легко Поводом к этой работе мне послужило следующее наблюдение: русские беженцы чересчур часто повторяют: «Это же сновидение, бред». Когда я об этом размышляю, то вижу, что все механизмы работы сновидения слишком свойственны революционному движению масс. Правда, сновидение является психическим совершением индивида, а революция — моторным совершением народа, однако схожесть или идентичность обоих совершений сохраняется» [30, c. 41–42]. Фрейд поддержал намерение Осипова представить данную проблему в виде статьи. 23 марта 1922 года он ободряюще пишет Осипову: «На этот раз Вы натолкнулись на нечто, что захватывает Вас более чем с одной стороны, что создает синтез Ваших сильнейших научных интересов и Ваших самых глубоких переживаний. Считаю, Вы не должны это снова упускать. Основательно продумайте это, а затем «сгустите» в прекрасную работу для «Имаго». Главную сложность Вы сами увидели; пожалуй, она заключается в том, чтобы не спутать поверхностные аналогии с существенными идентичностями и не привести более глубокое обоснование для простых сходств» [Там же. С. 43].
Однако тема революции и собственные переживания Осипова оказываются достаточно сложными в своих многочисленных переплетениях. Фактически, четыре года потребовалось для завершения этой работы, упорядочивания впечатления, в сублимации той обиды и ненависти, которые он испытывал в отношении большевистского режима. И это несмотря на то, что основная идея уже была четко выражена в письме Фрейду.
Наконец, с докладом «Сон и революция» Осипов выступает 9 марта 1926 года в «Философском обществе» в Праге. И лишь через год — 14 февраля 1927 года — пишет об этом Фрейду: «У публики я имел успех, но оппоненты были злыми. Особенно зол был профессор Трошин (когда-то ординарий психиатрии в Казани), мой постоянный, не особенно умный оппонент. Он сказал, что я, вероятно, написал свой доклад в сновидении и читаю его в сновидении, что такие доклады не требуют реакции, а просто должны быть высмеяны. Я ответил ему, что насмешка — хорошее дело, только для нее нужно иметь талант, чтобы это была правильная насмешка, а не просто грубая брань. Председатель проф. Лапшин (экс-ординарий философии в Петербурге), лично ко мне хорошо настроенный, действительно уснул. Это было компромиссное действие: он не хотел меня порицать в своем заключительном слове, но одновременно не мог и одобрить, поэтому он просто уснул» [30, c. 68].
Задуманная и одобренная Фрейдом публикация этой работы на немецком языке при жизни Осипова так и не состоялась. Лишь в 1931 году она появилась на русском в «Научных трудах Русского народного университета в Праге» [19].
Свою работу Осипов строит на нескольких основных идеях. Во-первых, это идея сложности структуры Я, заимствованной у Н.О. Лосского, где различаются «мои» и «данные мне» стремления, как воля и влечения. Я представляется множественным кооперативным образованием, субстанциализирующим факт «сборки» различных состояний восприятия действенных сил. «Наличность в индивидууме множества «Я» всегда делает возможным внутренний душевный конфликт», — пишет Осипов [Там же]. Таким образом, Я обречено на конфликт, конфликт является его сущностной характеристикой, основной формой бытия, динамикой, постоянным перераспределением внутренних сил и средств. Субстанциализированное Я — есть форма для организации отдельных, постоянно борющихся суб-Я, являющихся в аристотелевском смысле материей. Бодрствующее состояние индивида — гармонично-иерархизированная деятельность множества Я. Сновидческое состояние есть доминирование нарцисстических крайностей переживания инфантильными суб-Я чувств всемогущества и целостности.
С другой, стороны Осипов привлекает в своем анализе работу и идеи Фрейда, касающиеся природы сновидений, теории вытеснения, нарцизма и массовой психологии.
Сопоставление феноменов сновидения и революции приводит Осипова к выводам о том, что «Сновидение есть я-нарцисстический галлюцинаторный акт, а революция мы-нарцисстический моторный акт» [Там же]. «Революция есть реализация подавленных, вытесненных желаний одного класса народа, классовое нарцисстическое самоутверждение» [Там же]. Это также, по мысли Осипова, возвращение вытесненного, по своему массовому психотическому состоянию: бредовое, галлюцинаторное исполнение желаний, по своему действительному воплощению: некритическое, моторное, обусловленное массовым психозом, расторможенное агирование; акция, порыв, разрушение.
Осипов некоторыми штрихами вскрывает особенности революционного дискурса. Например, он видит в деталях этого дискурса действия первичных механизмов — сгущения и смещения — характерных для сновидческой деятельности. «Ложные спайки постоянно встречаются в сновидениях. Так, я вижу во сне моего знакомого X, но этот X не имеет никакого отношения к содержанию и смыслу сновидения, а прикрывает собою другого знакомого Y, cujus res agitur. Так и Ленин не Ленин, а Ульянов, Троцкий — Бронштейн et tutti quanti — мелочь, но глубоко показательная» [Там же]. Осипов заключает: «И революция и сновидение одинаково нуждаются в толковании» [Там же]. Революция, таким образом, не бессмысленное действие, не только сгусток аффектов, разрушающих стремлений, переворот ценностей и социального порядка, но это симптом или текст, требующий толкования, бессознательно создаваемый для толкования, толкуемый и толкующий одновременно.
Различие сновидения и революции для Осипова существует в двух аспектах: в аспекте субъекта и в аспекте осуществимости. Субъектом, порождающим сновидение, является индивид, субъектом революции — нарцизм массы, нарцисстическое Мы, присутствующее в индивидах. Осуществление желания в сновидении происходит галлюцинаторно, в революции — моторно, фактически, действием. Но реальность революции и галлюцинаторность сновидение — есть переходные ступени, связанные друг с другом в различных формах. Индивид осуществляет переход по этим ступеням, включаясь в массу, в регрессивное взаимодействие подобно грезящими индивидами, где снижается критика и размывается грань между первичными и вторичными процессами.
Осипов стремится в классовой дихотомии «правящий класс—управляемый класс» увидеть противоречивые субъективные начала единого народа — суб-Я массовой психики. Они связаны друг с другом, взаимодействуют и в массовых грезах стремятся к реализации противоположных, но значимых и действенных желаний. «Чье же сновидение революция? — Задается вопросом Осипов. — Для демоса революционная жизнь есть реализация простого инфантильного сновидения, изображающего прямое удовлетворение примитивных желаний, раньше вытесненных, теперь освобожденных. Для правящего класса революция есть реализация страшного сна, реализация другими собственных вытесненных примитивных желаний» [Там же].
Делая вывод о феноменологии революции, Осипов показывает ступенчатость развития революционного состояния: революция — это либидинозный феномен, в котором «регрессии либидо совершаются более или менее последовательно: Эдипов комплекс, садизм, каннибализм, исключительный нарцизм» [Там же]. Исключительный нарцизм — источник ненависти, стремления разрушать все то, что не входит в массу, в охраняемое Мы. В этом видится Осипову источник шовинизма, национальной исключительности и классового сознания.
В 1928 году к столетию со дня рождения Л.Н. Толстого в статье, опубликованной в двух газетах на чешском («Tribuna») и русском («Руль») Осипов пишет: «…Конец жизни Толстого был предчувствием конца русского народа. Через восемь лет после смерти Толстого началось разложение русской нации. Будет ли это полное разложение, или речь идет только о временной тяжелой болезни нации, сегодня еще невозможно ответить» [16]. Так он оценивает русскую революцию, предвидение Толстого, ставя психопатологический диагноз происходящему.
Эмиграция. «Сон и революция»
В работе «Революция и сон» Н.Е. Осипов сравнивает сновидение с революцией, которая возникает как проявления человеческого нарцизма вследствие снятия культурных вытеснений. По мнению Осипова, литературные произведения во многом напоминают сновидения, поскольку также представляют собой нарцисстический галлюцинаторный акт и могут иметь революционный характер. Писатель, как и сновидец, делает для себя революционное открытие, когда узнает в своих представлениях вытесненные желания. Объединяя в группу нарцисстов писателей, сновидцев, революционеров, душевнобольных людей, Осипов ссылается на учение Фрейда: «В своих разносторонних исследованиях Фрейд соединяет в одну большую группу примитивных людей, детей, сновидцев, художников resp. поэтов, невротиков и участников толпы. Это, так сказать, Фрейдовский узел. Общим признаком является нарцизм, свобода от культурных вытеснений. Примитивные и дети еще не знают культурных вытеснений. Сновидцы освобождаются от них благодаря состоянию сна, поэты преодолевают социальные вытеснения благодаря гению ради высших абсолютных ценностей» [19].
Книга о Л.Н. Толстом
Находясь в эмиграции, Н.Е.Осипов активно занимается анализом литературных произведений, в которых он как психиатр мог найти множество клинических случаев, представляющих собой описание различных психических расстройств. В одном из писем к З. Фрейду он так объясняет свою позицию: «Здесь на чужбине, когда все мои истории болезни и записи украдены, я не могу ничего из своей практики внести в психоанализ из собственного, и я хотел бы использовать для этого русскую литературу» [30, с. 26].
Основным материалом для аналитической работы Осипова стали произведения Л.Н. Толстого. Осипов обратился к изучению биографии и творчества Толстого еще до эмиграции, поскольку увидел, что тексты Толстого можно назвать самоанализом писателя. «Все труды Льва Толстого — писательские, публицистические, философские и религиозные — представляют собой самоанализ и в некотором отношении даже психоанализ во фрейдовском понимании» [22]. Опираясь на основные положения философского интуитивизма, Осипов сопоставляет гениальность художественной интуиции русского писателя с научной интуицией З. Фрейда относительно описания душевной жизни человека.
Вообще, Толстому посвящен ряд работ Н.Е. Осипова, в частности, «Психотерапия в литературных произведениях Льва Толстого» (1911); «Записки сумасшедшего» (К вопросу об эмоции боязни) (1913); «О душевной жизни Льва Толстого» (1923), «Гений и невроз Льва Толстого» (1928), «Толстой и медицина» (1928); «Душевная болезнь Толстого» (1929).
В этом ряду наиболее фундаментальным исследованием является монография «Детские воспоминания Толстого. Вклад в теорию либидо Фрейда». Непосредственную работу над монографией Осипов начал в 1921 году. О своем решении он пишет в письме Фрейду в ноябре 1921 года: «Еще до войны у меня была мысль написать что-то о «Толстом и Фрейде» и «Достоевском и Фрейде». С тех пор я не мог прийти к выполнению этого намерения, и только в этом году мне пришло в голову написать «книгу о Толстом», в которой будет примерно 4 части:
I. Детские воспоминания Льва Толстого. Вклад в теорию о либидо Фрейда.
II. Период бури и натиска. — Болезненное у Льва Толстого.
III. Семейная жизнь. Толстой как писатель.
IV. Кризис и послекритический период. — Толстой как моралист» [30, c. 37].
К сожалению, Осипову удалось написать и издать только первую часть задуманной книги. Фрейд проявил большой интерес к данной работе Осипова. Об этом свидетельствует его письмо, датируемое 20 января 1922 года: «Ваш Толстой давно в руках д-ра Ранка, заключения которого я хотел дождаться, чтобы написать Вам о нем. Он хочет воспользоваться данным Вами разрешением, чтобы предпринять некоторые сокращения и затем издать эту прекрасную работу в качестве первого тома библиотеки «Имаго». Мы ожидаем большого интереса к ней» [Там же. С. 40].
В дальнейшем подготовка к изданию данной книги станет основной темой переписки Фрейда и Осипова. Благодаря поддержке Фрейда монография Осипова была опубликована на немецком языке в 1923 году в Международном психоана-литическом журнале («Internationaler Psychoanalytischer Verlag») как выпуск II серии «Imago-Bücher» [42].
Расщепление и субстанционализация Я
Кроме интересных психоаналитических заключений о личности Толстого, к которым Осипов приходит через анализ толстовских произведений, книга «Детские воспоминания» представляет разработанную концепцию структуры Я как многокомпонентного образования. Осипов вводит собственную терминологию — Супра-Я, Суб-Я, Я-индивидуальное и пр. — раскрывающую структурные компоненты центрального образования психики.
Осипов предполагает, что «человеческая личность представляет собой органическое единство из нескольких Я» [22]. Основанием для разделения Я на компоненты он считает, ссылаясь на философа Н.О. Лосского, наличие в человеческой душе трех видов стремлений к целям, приносящим удовольствие. К ним относятся: «мои» стремления, соматогенные «данные мне» стремления и этические «данные мне» стремления.
«Мои» стремления, по мнению Осипова, это стремления к целям, которые человек сам ставит перед собой (например, очищение души). Данным стремлениям соответствует Я-индивидуальное, поскольку, как пишет Осипов, «оно наиболее характерно для человека, как неповторимого и единственного в своем роде индивида».
Другие цели человеку даны без его желания, и он вынужден к ним стремиться. Такие стремления называются «данные мне стремления». Они подразделяются на два вида: соматогенные стремления и этические стремления.
Источником вынужденных целей соматогенных стремлений является тело человека. Данный вид стремлений можно разделить на две большие группы: 1) группа стремлений, целью которых является обеспечение жизнеспособности индивида (стремления к принятию пищи, к теплу и др.) 2) группа стремлений, целью которых являются генитальные влечения. Соматогенным «данным мне» стремлениям соответствует Суб-Я, следовательно, первой группе стремлений соответствует индивидуальное Суб-Я и Я-влечения, а второй группе — Я-сексуальное и сексуальные влечения.
Источник второго вида «данных мне стремлений», а именно нравственных стремлений, находится за пределами человеческого тела. Это этические требования и запреты. Реальный субстрат этических стремлений, с точки зрения Осипова, это все человечество в целом. «Человек — это часть целого, своей семьи, своего класса, своего народа, своего государства, всего человечества. Человечество как целое, как своего рода органическое единство, и представляет собой этот субстрат, это Супра-Я, из которого как из ближайшего источника и происходят высшие стремления индивида» [Там же].
Таким образом, социально-этическим стремлениям соответствует Супра-Я, которое репрезентирует высшие силы в человеческой душе.
Я-индивидуальное, Суб-Я и Супра-Я входят в состав общего Я человека, которое может быть двух видов: Я-актуальное и Я-идеальное. По мнению Осипова, душевный конфликт возможен только между Я и Суб-Я, а также между Я и Супра-Я, поскольку Я-индивидуальное может, с одной стороны, сопротивляться моральным требованиям Супра-Я, а с другой — сексуальным стремлениям Суб-Я.
Завершая описание структурного подхода к анализу личности человека, перейдем к обсуждению динамического подхода, предложенного Н.Е.Осиповым.
На основании дуализма формы и материи, находящегося в основе каждого организма, Осипов показывает, что динамика души заключается в переходе компонентов Я из одного состояния в другое, поскольку все Я обладают свойством самоактивности, т.е. им свойственна тенденция подчинить себе все тело и всю душу индивида. Сочетание разных компонентов Я образуют определенную среду, которая является пространством для разворачивания душевной жизни человека. «По отношению к Я-индивидуальному все прочие Я образуют транссубъективную среду, а именно: Суб-Я и Супра-Я образуют внутридушевную транссубъективную среду, а чужие Я — внешнедушевную транссубъективную среду» [Там же].
Таким образом, можно сказать о том, что отношения между компонентами Я образуют определенную «систему центров силы, внутри которой и протекает душевная жизнь. «До тех пор, пока Я-индивидуальное контролирует побуждения Суб-Я, требования Супра-Я и раздражение со стороны чужих Я, мы называем психическое состояние индивида нормальным, при этом Я-индивидуальное исполняет роль формы, а другие Я — роль материи. Если Я-индивидуальному не удается исполнять роль формы, возникает душевный конфликт, т. е. жизнь индивида подчиняется Супра-Я либо Суб-Я, и индивид начинает вести одностороннюю жизнь: аскетическую или, resp. распутную» [Там же].
По мнению Осипова, основным моментом при характеристике личности человека является распределение либидо в системе Я. В зависимости от того, какое Я максимально нагружено энергией либидо, происходит выбор образа жизни человека, определение его интересов и желаний.
Осипов выделяет два пути развития либидо: нарциссический и транссубъективный. Нарцисстический путь предполагает развитие Я-либидо, которое первоначально имеет два спаянных объекта: собственное Я индивидуума и мать (первичный физиологический нарцизм). Транссубъективный путь определяет развитие объектного либидо. Мать становится объектом проявления нежности и чувственности со стороны ребенка. При этом чувственность может быть направлена и на собственную персону, что является проявлением характерологического нарцизма. Когда либидо не нагружает чужие объекты, можно говорить о наличии патологического нарцизм. Таким образом, Осипов создает типологию проявлений нарцизма у человека.
Анализ личности Толстого
На основании выделенной типологии Осипов анализирует личность Л.Н. Толстого, который, по его мнению, создает своих персонажей по нарцисстическому типу: Левин («Анна Каренина)», Касатский («Отец Сергий»), Евгений Иртеньев («Дьявол»), Нехлюдов («Воскресение»), Андрей Болконский («Война и мир») [31]. Так, например, монографию «Детские воспоминания Толстого» Н.Е. Осипов начинает с идеи о том, что душевные переживания главного героя произведений Толстого во многом отражают его собственные нарцисстические переживания. «В описаниях душевных переживаний Дмитрия Нехлюдова в четырнадцатой главе романа «Воскресение» Толстой следующим образом описывает свои собственные переживания: «В Нехлюдове, как и во всех людях, было два человека. Один — духовный, ищущий блага себе только такого, которое было бы благо и других людей, и другой — животный человек, ищущий блага только себе и для этого блага готовый пожертвовать благом всего мира»» [22].
Осипов отмечает, что нарцизм Толстого отличается амбивалентностью. По-видимому, Я-актуальное писателя не было тождественно Я-идельному, поэтому Толстой одновременно и любил и ненавидел, себя, то любовался своей внешностью, то презирал ее. Это возникло вследствие разделения либидо, которое привело к тому, что Я-сексуальное нагружает либидинозной энергией то Я-идеальное, то Я-актуальное. «В моменты, когда либидо загружает Я-идеал, Толстой ненавидит свое актуальное Я и ведет и проповедует аскетическую жизнь. В моменты, когда Я-сексуальное утрверждает свое особое существование и преследует свои собственные цели, он загружает либидо актуальное Я. Соответственно этому у Толстого всегда два идеала: аскетическая жизнь и естественная, по возможности богатая, изобилующая во всех направлениях жизнь». [30, c. 29]. По мнению Осипова, Л.Н. Толстой полностью прошел оба пути и довел их до осознания, наделив собственными переживаниями героев своих произведений. При этом Осипов отмечает, что «Толстой был не только нарцисстом, он также страстно любил и другие существа» [Там же]. Но его переживания любви постоянно вели к душевному конфликту, возникающему между любовью к себе и любовью к людям. Осипов предполагает, что данный конфликт возник вследствие расщепления любви Толстого в отношении матери. Здесь важно отметить, что у Толстого было две матери. Одна подарила ему жизнь и умерла, когда ему было полтора года, и вторая, которая его воспитала. «Обеих матерей Толстой страстно любил. Первая, которую он знал такое короткое время, дала ему повод к идеальной любви, а вторую он любил реально. Эта двойная фиксация совпадает с двойственной любовью к себе. Это разделение в личности Толстого красной нитью проходит через всю его жизнь и творчество» [Там же. С. 30].
На основе анализа личности Толстого и его произведений, Осипов приходит к выводу о том, что нарцисст может переживать нарцисстическую любовь к себе или любовь к любви (нарцисстическая объектная любовь). Переживание обоих видов любви сразу создает душевный конфликт, заставляющий человека страдать. «Обычный нарцисст не страдает от душевных конфликтов, он растворяется в своей любви к себе. У него есть только внешние конфликты с окружением, которое не хочет исполнять роль «материи» для его Величества нарцисстического Я. Умный нарцисст страдает от душевных конфликтов, именно от конфликтов между любовью к себе и нарцисстической объектной любовью (любовь к любви). Он хочет, чтобы его любили, и поэтому порой чувствует себя вынужденным делать что-то, что противоречит его любви к себе» [22]. По мнению Осипова, Л.Н. Толстой всю жизнь переживал противоречие между любовью к себе и любовью к людям, поскольку его либидо развивалось сразу по двум направлениям: по нарцисстическому пути и транссубъективному. Свой душевный конфликт он проживал в своих произведениях, и с помощью описания жизни главных героев пытался его осознать и проработать.
Двойничество как динамический конфликт Я. «Достоевский и Фрейд»
Творчество Ф.М. Достоевского также вызывало огромный интерес у Осипова, поскольку работы Достоевского он считал очень правдивыми произведениями с точки зрения психиатрии: «Итак, психиатрическая правда литературного произведения может быть нужна психиатру. У таких авторов, как Достоевский, психиатр может и должен учиться» [17].
В 1929 году в сборнике «О Достоевском» под редакцией А.Л. Бема Осипов опубликовал работу ««Двойник. Петербургская поэма» Ф.М. Достоевского (Заметки психиатра)», в которой представил свои размышления о проблеме двойничества [17].
Изучая характер Голядкина, главного героя поэмы, Осипов предположил, что Достоевский и Голядкин — двойники. Они оба решают проблему своего Я. «У Достоевского-Голядкина проблема своего Я вылилась в проблему двойника. Насколько идея двойничества владела Достоевским, видно из того, что большинство лиц, ситуаций и даже мелочей описания в поэме носят характер двойничества» [Там же]. Так, например, «собачонка, появляющаяся во время возникновения галлюцинации двойника, в этом смысле тоже двойник Г[оляд-кин]а. Эта собачонка напоминает Фаустовского пуделя, который предшествует появлению Мефистофеля. В сфере социальных отношений прообразом двойничества является друг, alter ego» [Там же].
Осипова интересовало, каким образом Достоевскому удается изобразить появление двойника, какие художественные приемы он использует. «Как мог Достоевский изобразить переживания параноика-галлюцинанта без малейшего уклонения от действительности?» [Там же]. В результате анализа текстов Достоевского, Осипов находит ответ на свой вопрос. «В произведениях Достоевского нередка манера рассказывать от чьего-то лица, как будто бы участника событий, но в то же время не играющего в них роли. Бледная, точно призрачная фигура — она всюду присутствует, она все видит и все знает, но сама остается за кулисами (курсив наш). Этот странный наблюдатель чужой жизни, собственно, есть единственное лицо, в себе вмещающее всю сложную трагедию человеческих страстей. Странный наблюдатель есть подлинное индивидуальное или центральное Я Достоевского» [Там же].
Размышления Осипова о скрытом за кулисами души наблюдателе, состоящем из нескольких Я, ассоциативно ведут нас к театральной пьесе Н.Н. Евреинова «В кулисах души» [2]. Пьеса, впервые представленная публике еще в 1912 году, удивительным образом корреспондирует с построениями Осипова, с его структурным подходом к Я. С самого начала пьесы Евреинов предлагает включиться в игру: создавая пьесу как художественное произведение, он от лица профессора заявляет, что данная пьеса представляет собой строго научное произведение, обозначающее проблему расколотости Я. В качестве доказательства научности своей работы Евреинов ссылается на исследования Вундта, Рибо, Фрейда, которые, как он считает, также развивали идею расколотости Я. Отталкиваясь от предположения И.Г. Фихте о том, что Я — это Я, а мир — это не-Я, Евреинов выдвигает гипотезу, согласно которой «хотя мир есть не «я», но «я» тоже не «я»». Далее в лице своего персонажа — профессора — он показывает, что большое «Я» или центро-«Я» состоит из трех Я: Я 1-ое — Я-рациональное, Учет-Я (разум); Я 2-ое — Я-эмоциональное, Агит-Я (чувства); Я 3-е — Я-подсознательное, Безхоз-Я (вечное). Большое Я, по мнению автора, является душой, которая находится в человеческом теле в области груди рядом с сердцем и легкими. Р.—Декарт, на которого ссылается Евреинов, определяет место Я в мозгу, полагая, что существование человека определяется его способностью мыслить. Сам Евреинов считает, что место души в груди рядом с сердцем, поскольку бытие человека обусловлено его способностью переживать.
Взгляды Евреинова на природу человеческой души во многом совпадают с пониманием Осипова душевного состояния человека. Осипов считал, что душа состоит из нескольких компонентов Я, каждый из которых выполняет определенную функцию. Объединяет все компоненты души индивидуальное-Я, представляющее собой сферу переживаний.
Изучая «Двойника» Достоевского, Осипов, по-видимому, пытался понять, как возникает конфликт между компонентами Я, взглянуть глазами Достоевского на природу двойничества, предполагая, что «двойник» является галлюцинацией, возникающей вследствие переживания внутренней раздвоенности Я. Осипов отмечает, что на примере поведения Голядкина Достоевскому удается показать механизм удвоения Я. «Сначала двойник представляет собою точное подобие Г[олядкин]а, может быть, возврат его прошлого, и Г[олядкин] дружит с ним. Потом в двойнике возвращается в сознание вытесненный Вл. С. — это отчасти; с другой стороны, двойник включает в себя те черты Г[олядкин]а, которые составляют его идеал, и, с третьей стороны, те черты Г[олядкин]а, от которых он хотел бы отделаться» [17]. Опираясь на подход Осипова к пониманию структуры Я, можно предположить, что двойник представляет собой галлюцинаторный, собирательный образ Суб-Я, Супра-Я и чужого Я, который находится в конфликте с индивидуальным Я, т.е. двойник — это галлюцинаторная субстанция транссубъективной внутренней и внешней среды индивидуального Я, состоящей из множества компонентов Я.
Для понимания феномена двойничества Осипов использует психоаналитическую теорию либидо. Он отмечает, что развитие Я во многом зависит от того, «в какой пропорции распределено либидо между тремя объектами: своим собственным Я — нарцизм, чужими Я одинакового пола — гомосексуальность, чужими Я противоположного пола — гетеросексуальность. Слово сексуальность надо понимать в широком смысле и как чувственность, и как нежность, и как сублимированную сексуальность». Осипов предполагает, что у Голядкина либидо распределено следующим образом: «сильный нарцизм, значительная гомосексуальность, слабая гетеросексуальность» [Там же].
Таким образом, мы можем сделать вывод о том, что феномен двойничества возникает вследствие неравномерного распределения либидо между компонентами Я. Переживания Голядкина являются, по мнению Осипова, примером динамического проявления конфликта между различными компонентами Я, который привел его к галлюцинаторному образу двойника.
Можно предположить, что Осипов, в процессе изучения темы двойника на примере текста Достоевского, пытался понять собственную проблему, связанную с переживанием двойничества. Выражение Осиповым отношения к своему «двойнику» — Ермакову — наглядная тому иллюстрация. Итак, Достоевский и Голядкин, Осипов и Ермаков. В письме к Фрейду 14 февраля 1927 года, назвав Ермакова своим двойником, пишет: «Интересны, однако, мои отношения с этим типом. Мы одновременно учились в Московском университете, одновременно поступили в психиатрическую клинику. После того, как наш директор проф. Сербский и я с ним покинули клинику, Ермаков сначала занял мое место, въехал в мою квартиру, нанял моего слугу, унаследовал мою психотерапевтическую лабораторию, которую он сначала анонсировал в отчете клиники как основанную и учрежденную им. После большевистского переворота и стал фрейдианцем и редактором «Психотерапевтической библиотеки»» [30, c. 69–70]. Двойник забрал все, вытеснил, обрек на страдания гордого и независимого субъекта — слишком крайние суждения, обнаруживающие чрезмерную аффективную нагруженность комплекса отношений. Оценка качеств своего двойника звучит в более раннем письме Фрейду: «Когда мы ревностно занимались в клинике психоанализом, он всегда вставал в тупую оппозицию. Когда он занял мое место, то делал крайне дикие психоанализы…» [Там же. С. 33].
С Голядкиным Осипов сопоставляет Ермакова. В письме к З. Фрейду он характеризует Ермакова такими же словами, которыми описывает Голядкина. «Он коварный, предрасположенный к паранойе господин, страдает бредом величия и преследования, но впрочем, достаточно одарен» [Там же]. О Голядкине пишет: «характер Г[олядкин]а паранойяльный: он подозрителен, недоверчив, скрытен, говорит недомолвками, намеками, часто повторяет одни и те же слова — застывание на словах, персеверация. В то же время у Г[олядкин]а бред преследования: его враги поклялись погубить его, нравственно убить» [17]. Двойничество — выражение паранойяльных свойств обоих персонажей; попытка бегства от преследующих фантазий, реализация двойственной природы сексуальности. Несомненно важен в этих представлениях о двойничестве латентный гомосексуальный фактор, который во многом создает конструкцию бреда и борьба с ним определяет значительную силу ненависти субъекта к оппоненту.
По-видимому, Осипов бессознательно спроецировал на своего коллегу-соперника Ермакова отрицаемые в себе черты с целью «личного катарсиса», как он сам же охарактеризовал свои высказывания в письме Фрейду. Осипов отмечает, что каждый человек склонен к переживанию феномена двойничества, поскольку «Каждый человек живет двойною жизнью: бодрственною и сонною» [Там же]. У душевнобольных людей двойник возникает как галлюцинация, здоровые люди способные видеть сновидения, которые являются ближайшим аналогом психоза.
В результате детального изучения темы двойника, Осипов приходит к выводу: «обращая пристальное внимание на свой собственный образ, на свое Я, можно идти двумя путями: или путем больного бесполезного двойничества, или путем здорового успешного творчества» [Там же]. Осипов на примере Толстого и Достоевского показывает здоровый путь познания собственного Я, и для себя выбирает путь изучения, применения, развития психоанализа как научного знания. На протяжении всей своей жизни он ни разу не свернул с этого пути.
Идеализация и сублимация
При анализе работ Осипова, посвященных жизни и творчеству Толстого и Достоевского, обращает на себя внимание его интерес к понятиям «идеализация» и «сублимация». В письме к Фрейду Осипов отмечает: «Большое значение для понимания личности Толстого имеет Ваше гениальное разъяснение идеализации и сублимации» [30, с. 28].
Осипов считал, что Толстой был склонен к идеализации и не способен к сублимации. «Лишь один путь навсегда был закрыт для Толстого: путь сублимации, т.е. загрузки либидо Супра-Я (совесть, внутренний голос, и т.п.). Этот путь требует забывания себя, но на это Толстой никогда не был способен» [Там же. С. 29].
По мнению Осипова «идеализация есть влюбленность в свое идеальное «Я», но все же свое «Я»». При этом круг нарцизма остается прежним, не разрывается». «Сублимация же есть действительно бескорыстная, преданная любовь к абсолютным ценностям. Можно легко понять это различение, если сопоставить переживания отца Сергия у Льва Толстого и отца Зосимы у Достоевского. Первый — пример идеализации, второй — сублимации. Идеализация есть превозношение человеческой природы, стремление к человеко-божеству. Но это последнее ведет роковым образом к человеко-зверству. Вместо того, чтобы стать человекобогом, человек падает до зверства, впадает в до-человеческое существование» [19].
На примере сопоставления понятий «идеализация» и «сублимация» Осипов показывает наличие с его точки зрения некоторого сходства философских взглядов Н.О. Лосского и психоаналитического подхода Фрейда. В работе «Революция и сон» Осипов пишет: «Интересно отметить совпадение некоторых взглядов Н.О. Лосского и Фрейда, несмотря на их полное расхождение в сфере метафизики. Так, только что приведенному различению Н.О. Лосским любви к Богу и любви к идее божественности соответствует различение Фрейдом сублимации и идеализации» [Там же].
Осипов был глубоко увлечен философией Лосского, что на протяжении всей жизни пытался утверждать его идеи, находя им подтверждения в клинической практике, в литературных произведениях и понятийном аппарате интересных ему концепций, в том числе в теоретических положениях психоанализа. Осипов был убежден, что «эпирическое значение исследований Фрейда не изменится, если в центре поставить не физиологическое влечение, а Любовь в эйдическом смысле как абсолютную ценность. В нашем временно-пространственном мире Любовь воплощается в различных степенях, начиная с самой низшей: идентификации (я люблю яблоко и в силу этой любви ем его, т.е. уничтожаю). Затем Любовь выражается в чувственности — экстра-генитальной и генитальной — и нежности. Наконец, Любовь выражается в особых состояниях близости людей — высшая форма проявления Любви среди людей. Любовь и в эйдическом смысле изначально Дана человеку в форме себялюбия, нарцизма, но нарцисстическая любовь должна давать из себя излучения других форм любви. Отсутствие этих излучений, их недостаточность или обратные втягивания лучей есть зло» [Там же].
В результате сравнительного анализа взглядов Лосского и Фрейда Осипов приходит к выводу, что «трагедия Любви в нашем временно-пространственном мире часто разыгрывается вследствие подмены сублимации идеализацией» [Там же]. Здесь важно отметить, что Осипов очень страдал от недостатка любви. Он был одинок: у него не было своей семьи, детей. Из-за непринятия Октябрьской Революции и ее последствий он был вынужден эмигрировать в самом расцвете своих лет и профессиональной деятельности. Расставание с Родиной, с Московским университетом, с коллегами, друзьями самым негативным образом отразилось на душевном и физическом состоянии Осипова. Пережить трудные годы эмиграции ему во многом помогла переписка с З. Фрейдом.
Переписка с Фрейдом как терапевтический процесс
После личного знакомства с З. Фрейдом в 1909 году Осипов активно вел с ним переписку, которая продолжалась до 1929 года. Сохранилось, однако, лишь небольшое число этих писем.
Практически в каждом письме Осипов делится своими переживаниями, связанными с трудностями эмиграции. К числу таких трудностей относятся: изоляция, отсутствие знания чешского языка, национальная ненависть у чехов и немцев, тяжелый пражский климат, финансовые сложности. Вот несколько примеров высказываний Осипова о жизни в эмиграции. «К сожалению, мне нужно выучить чешский язык, что для нас, русских, очень сложно. Чешский язык кажется нам параязыком и производит такое же неприятное впечатление, как парафазии» [30, c. 35]; «Жизнь без родины все же трудно. Но что касается этого вопроса, то в настоящее время все безнадежно» [Там же. С. 56]; «Я работаю совсем один и живу в круге смерти, как в соматическом, так и в психическом смысле. Наши эмигранты плохо переносят пражский климат, и состояние их рассудка таит в себе что-то от смерти: прошлое, сплошное прошлое» [Там же. С. 68]; «К сожалению, я не могу идти в ногу с психоаналитическим движением. Для этого есть много как внешних, так и внутренних причин. Я точно так же одинок в своей работе с чехами» [Там же. С. 72]; «…я тут совсем изолирован, действительно одинок, настоящее чужеродное тело в самых различных смыслах этого слова» [Там же. C. 72].
Отвечая на каждое письмо Осипова, Фрейд не переставал его успокаивать, присылал ему все книги, которые тот просил, стремился разделить его тяжелые переживания, находил все новые и новые ободряющие слова. Например, когда Фрейд узнал от Осипова о преждевременной смерти Фельцмана, он ответил следующим образом: «Ваше настроение ввиду сегодняшних состояний я понимаю. Хотя мое отечество едва ли мне ближе, и, тем не менее, я тоже словно лишился корней. Если бы не интерес к психоанализу, пришлось бы позавидовать Фельцману» [Там же. С. 23].
Пытаясь справиться с депрессивным состоянием, Осипов рассказывает Фрейду различные анекдотичные ситуации, описывает забавные наблюдения из повседневной жизни, сообщает об интересных находках в литературных произведениях, ярко иллюстрирующих особенности проявления бессознательного.
Можно предположить, что переписка имела для Осипова терапевтическое воздействие. Фрейд выступал для него не только в качестве высокоуважаемого профессора, но и в качестве коллеги, друга, выполняя иногда и отцовские функции. Даже после длительных молчаний Осипова Фрейд всегда отвечал ему сразу, даже в условиях все большего ограничения физических возможностей из-за ракового заболевания. Последнее письмо в переписке Фрейда и Осипова было от Фрейда. Оно начинается с фразы: «Я был очень рад снова услышать о Вас и не упущу возможность оказать Вам услугу» [Там же. С. 74]. Далее Фрейд пишет о том, что готов в скором времени отправить Осипову посылку со своей книгой «Будущее одной иллюзии», а чуть позднее он отправит ему еще ряд изданий. Завершает он свое послание Осипову пожеланием: «Вот бы мне удалось таким образом облегчить Вам настоящую изоляцию!». Осипов в это время переживал страдания от одиночества, депрессии и тяжелого заболевания сердца.
Переписка отражает драматический процесс своеобразной психотерапии, которая осуществлялась помимо сознательного запроса и рефлексии. Темой этой терапии были переносные чувства Осипова и его борьба с собственной агрессией, которая выражалась в неприятии московской психоаналитической группы, персоны Ермакова, чешского языка, обстоятельств эмиграции. Фрейд терпеливо оставался опорной фигурой для порывов Осипова, используя в понимании высказываемых противоречий собственный контрперенос [28].
Философские ориентиры: завершающий период жизни
Методология врачебной деятельности
Увлекшись еще в начале своей профессиональной деятельности философскими идеями Н.О. Лосского, В.П. Карпова и Г. Риккерта, Осипов последовательно в применении к различным сторонам своей практики и теоретическим построениям использовал неовиталистский и интуитивистский подходы. Его мировоззрение сочетало в себе целостный, «органический» взгляд и убежденность в истинности психоаналитических открытий. И в русском неокантианстве и философии психоанализа Осипову виделись общие черты.
Свои теоретические и практические основания Осипов так характеризует в своих воспоминаниях: ««Ласковое теля двух маток сосет»; а я — трех… Гипноз я изучал под руководством Петра Павловича Подъяпольского. Книжными своими учителями могу считать С.С. Корсакова, Н.О. Лосского (с которым я тогда лично знаком еще не был), Джемса, Риккерта, Петражицкого и других, равным образом очень многих психотерапевтов, особенно Фрейда» [Цит. по: 1].
Ряд работ Осипова непосредственно посвящены методологии науки и, в частности, медицины.
В статье «Двуликость и единство медицины» [18] Осипов науковедчески рассматривает специфику генерализирующего и исторического способов мышления, присущих различным логическим стилям. На примере подготовки врача он показывает, как возникают противоречия в способах мышления, задаваемых определенным набором задач на разных этапах медицинского образования. Выделив четыре ступени, которые проходит обучающийся медицине: «естественника, нозолога (нозология — учение о болезнях), клинициста и практика», Осипов говорит, что первые две ступени задают естественнонаучный, генерализирующий способ мышления, тогда как клиника и практика требует индивидуального подхода и исторического (в смысле логики) мышления. Однако, такой переход к другому стилю часто оказывается невозможным. Генерализируюший способ доминирует, упрощает, делает практику наглядно иллюстрирующей общие закономерности, но теряющей смысл и ценности всякой индивидуальности, в том числе, индивидуальности самого больного. «Генерализирующим методом нельзя познавать индивидуальное, т.е. незаменимое, — пишет Осипов, — но можно познавать единичное, т.е. заменимое любым другим подобным экземпляром. Экземплификация не есть индивидуализация» [Там же]. Вместо индивидуального — единичное; вот результат доминирования генерализирующего, упрощающего мышления. Разрешение этого узла проблем, столкновения различных традиций и стилей научного мышления, Осипов видит в философской позиции, которую обязан занять врач: «врач получает определенную философски-медицинскую систему от той школы, которую он проходит. И он должен обратить свое внимание на философскую сторону этой школы, отнестись к ней не слепо, но критически. В этом смысле врач должен быть философом» [Там же].
Важные аспекты понимания медицины как феномена культуры, а также медицинской практики Осипов дает в другой своей работе «О наименованиях врача» [21]. Делая довольно долгий и глубокий экскурс в этимологию слова «врач» и связанные с этим понятия, проводя исторические и лингвистические параллели, Осипов подходит к принципиальному формулированию сути любой терапевтической деятельности, в частности психотерапии. Он пишет: «Медицина есть отношение человека к человеку, а человеческие отношения возможны только при обмене словами» [Там же]. Человек существо языковое, и всякая врачебная деятельность относится к языковой практике. Не зря слово «врач», обращает внимание Осипов, имеет внутреннюю основу «врать» в первоначальном значении говорить, произносить, заклинать, заговаривать, чудодействовать силой слова. Лишь исторически достаточно поздно слово «врать» получает негативную коннотацию, в смысле обманывать. Медицина, таким образом, искусство врачевания, т.е. искусство словесного отношения. При этом колебания лечебной практики, отмечает Осипов, от усиления влияния психотерапии, где слово осознано и целенаправленно применяется как терапевтический фактор, до временного ослабления этого влияния вполне естественный процесс. Однако, целостный подход к человеческим проблемам, как и к миру вообще, должен иметь антропологический (в кантовском смысле) модус. «Теоретически, мысленно легко резко разделить психическое и физическое, — пишет Осипов, — но у живого человека почти невозможно сказать, где граница между психическим и физическим, живой человек есть психофизическое единство. А раз это так, поле психотерапии неимоверно расширяется» [Там же]. Важное заключение, прозвучавшее в одной из посмертно опубликованных работ.
Философское кредо
Органическое миропонимание — вот краткое обозначение философского кредо Осипова. Этот взгляд на мир во многом формировался под влиянием идей биолога, врача Владимира Порфирьевича Карпова (1870—1943) и его работы 1913 года «Основные черты органического понимания природы» [3]. С Карповым Осипов начинал работу по кафедре гистологии Московского университета после своего обучения в Базеле еще в 1904 году.
В одном из писем 1921 года Фрейду Осипов говорит о намерении перевести книжку Карпова на немецкий язык и ознакомить Фрейда с ее идеями [30, c. 24]. И здесь же Осипов ссылается на основную посылку этой философской позиции: «Для органического мировоззрения характерен основный дуализм каждого природного тела: форма и материя. Что же такое форма? Самоактивность» [Там же. С. 25]. В ответном письме Фрейд вежливо отказывается знакомиться с предлагаемой идеей: «Ваша «органическая философия» звучит очень привлекательно, но я не дерзаю обратиться ни к одному крупномасштабному учению и намеренно постоянно ограничивался — достаточно сложным — аналитическим эмпиризмом» [Там же. С. 27].
Центральная идея органической философии — самоактивность, самодвижение, в чем-то сродни аристотелевской идее активности формы. В применении к пониманию душевных феноменов активная форма — это человеческое Я. «Это-то наше «Я» и есть ректор, сверхпространственная и сверхвременная субстанция, субстанциальный деятель — по терминологии Н.О. Лосского, субстанциальная форма — по Вл.П. Карпову» [20]. Я — есть ректор, т.е. направляющая, задающая сила действия. «»Я» есть причина связности, системности, как стремлений и душевных переживаний вообще, так и согласованности телесных функций. Оно обусловливает единство и душевной, и телесной жизни организма и его индивидуальность. Это — самоактивная сила» [Там же]. Это Я частью сознательно, частью бессознательно; оно является принципом (формой) организации и существования определенной совокупности феноменов биологической, психической и социальной природы. Эта позиция Осипова — противоборство механицизму, материалистическим редукциям, во многом вписывающаяся и развивающая идеи золотого века русской философии.
Болезнь и смерть
Странные и грустные чувства не покидали Осипова в последние годы: вскормленный семью кормилицами, но отторгнутый матерью, воспитанный семью университетами, но вынужденный уйти из альма-матер, отвергнутый своей страной и нашедший приют не на Родине, он остро переживал обиду и несправедливость.
Осипов болел миокардитом. Болезнь прогрессировала. «Он был нетерпеливым больным в том, что касалось ограничения его физических возможностей. Ему не хватало контакта с пациентами и студентами. Но он старался никому не докучать своими страданиями» [28].
Н.Е. Осипов скончался 19 февраля 1934 года в своей квартире на руках друзей. Его похоронили на русском кладбище в Праге. На кресте рядом с именем надпись: «Доцент Московского университета». Ассоциативно вспоминается из булгаковского «Собачьего сердца» реплика профессора Преображенского: «Но я же московский студент!» Гордость, которую испытывал Осипов, принадлежа душой и делом своим Московскому университету, он пронес через годы и на чужбине.
Заключение
Еще немало вопросов остается за рамками данной статьи. Нет пока еще цельной и подробной биографии Н.Е. Осипова. Его работы требуют тщательного и всестороннего изучения. И без этого не может возникнуть стройной и корректной истории российского психоанализа. Н.Е. Осипов — с его характером и судьбой — одна из важнейших фигур ранних этапов разворачивания психоаналитического дискурса.
Литература
1. Досужков Ф.Н. Николай Евграфович Осипов как психиатр // Осипов Н.Е. Психоаналитические и философские этюды. – М.: Академический проект, 2000. – С. 571–588.
2. Евреинов Н.Н. В кулисах души (1912) // Ежегодник истории и теории психоанализа. – Ижевск: ERGO, 2007. – С. 178–184.
3. Карпов В.П. Основные черты органического понимания природы. – М.: Товарищество типографии А.И. Мамонтова, 1913. – 75 с.
4. Лосский Н.О. Обоснование интуитивизма: Пропедевтическая теория знания. – 2-е изд. с 2 доп. ст. – СПб.: Тип. М.М. Стасюлевича, 1908. – X, 372 с.
5. Осипов Н.Е. Психологические и психопатологические взгляды Фрейда в немецкой литературе 1907 г. // Журнал невропатологии и психиатрии им. С.С. Корсакова. – 1908. – Кн. 3–4. – С. 564–584.
6. Осипов Н.Е. [Реф.:] Freud Prof. Характер и анальная эротика. (Charakter und Analerotik). Psych. Neurolog. Wochenschr. IX-ter. Jahrg., № 52. // Журнал невропатологии и психиатрии им. С.С. Корсакова. – 1908. – Кн. 5. – С. 825–827.
7. Осипов Н.Е. [Реф.:] Abraham, K. (Zürich) О значении сексуальных травм в юности для симптоматологии dementia praecox. (Ueber die Bedentung Sexualler Jugendtraumen für die Symptomatologie der Dementia praecox). Centrabl für Nervenh. u. Psych. 1907. № 238 // Журнал невропатологии и психиатрии им. С.С. Корсакова. – 1908. – Кн. 5. – С. 829–831.
8. Осипов Н.Е. [Реф.:] Abraham, K. (Zürich) Переживание сексуальных травм как форма инфантильной сексуальной активности (Das Erleiden Sexueller traumen als Form unfantiler Sexualbetätigung). Centrabl f. Nervenh. und Ps. 1907. № 249. // Журнал невропатологии и психиатрии им. С.С. Корсакова. – 1908. – Кн. 5. – С. 831–834.
9. Осипов Н.Е. [Реф.:] Bleuler, E. Prof. Механизмы Freud’а в симптоматологии психозов (Freud’sche Mechanismen in der Symptomatologie von Psychosen). Psych.-Neurol. Wochenschrift. 1906. № 34, 35, 36 // Журнал невропатологии и психиатрии им. С.С. Корсакова. – 1908. – Кн. 5. – С. 834–837.
10. Осипов Н.Е. Психология комплексов и ассоциативный эксперимент по работам Цюрихской клиники // Журнал невропатологии и психиатрии им. С.С. Корсакова. – 1908. – Кн. 6. – С. 1021–1074.
11. Осипов Н.Е. Последние работы Фрейдовской школы // Журнал невропатологии и психиатрии им. С.С. Корсакова. – 1909. – Кн. 3–4. – С. 526–586.
12. Осипов Н.Е. О психоанализе // Психотерапия. – 1910. – № 1. – С. 11–28; № 3. – С. 106–116.
13. Осипов Н.Е. Предисловие // Фрейд З. О психоанализе: Пять лекций, прочит. на празднике по поводу 20-летия существования Clark university in Worcester Mass, в сент. 1909 г.: авториз. пер. / [Соч.] Prof. dr. Sigm. Freud’а. – М.: Наука, 1911. – С. VII–VIII. [без подписи].
14. Осипов Н.Е. Из логики и методологии психиатрии: автореферат // Журнал невропатологии и психиатрии им. С.С. Корсакова. – 1912. – Кн. 2–3. – С. 459–465.
15. Осипов Н.Е. Программа исследования личности. Приложение к отчету Московского государственного Рукавишниковского приюта за 1913 г. – М., 1914. – С. 1–58.
16. Осипов Н.Е. Лев Толстой // Руль. – 1928. – 9 сентября.
17. Осипов Н.Е. «Двойник. Петербургская поэма» Ф.М. Достоевского (Заметки психиатра) // О Достоевском: сб. / под ред. А.Л. Бема. – Прага, 1929. – Т. I. – С. 39–64.
18. Осипов Н.Е. Двуликость и единство медицины // Научные труды Русского народного университета в Праге. – 1929. – Т. II. – С. 175–192.
19. Осипов Н.Е. Революция и сон // Научные труды Русского народного университета в Праге. – 1931. – Т. IV. – С. 175–203.
20. Осипов Н.Е. Жизнь и смерть. Памяти проф. д-ра Эд. Бабака // Жизнь и смерть: сб. памяти д-ра Н.Е. Осипова. Ч. I / под ред. А.Л. Бема, Ф.Н. Досужкова, Н.О. Лосского. – Прага, 1935. – С. 67–78.
21. Осипов Н.Е. О наименованиях врача // Русский врач в Чехословакии. – 1937. – № 1. – С. 4–20.
22. Осипов Н.Е. Детские воспоминания Толстого. Вклад в теорию либидо Фрейда // Осипов Н.Е. Собрание трудов. – Ижевск: ERGO, 2011. – Т. 3. – X, 146 с.
23. Полосин М.П. Д-р мед. Н.Е. Осипов. Биографический очерк на основе автобиографических записок // Осипов Н.Е. Психоаналитические и философские этюды. – М.: Академическйи проект, 2000. – С. 555–563.
24. Риккерт Г. Науки о природе и науки о культуре / под ред. С. Гессена; пер. с нем. – СПб.: Образование, 1911. – 195 с.
25. Сербский В. Prof. Dr. Sigm. Freud. О психоанализе. Психотерапевтическая библиотека под ред. д-ров Н.Е. Осипова и О.Б. Фельцмана. М. Наука, 1911. Вып. I. С. 67+V // Журнал невропатологии и психиатрии им. С.С. Корсакова. – 1911. – Т. 1.– С. 393–394.
26. Сироткин С.Ф. Сотрудники психиатрической клиники в рисунках И.Д. Ермакова. // Ермаков–альманах: исследования, комментарии, публикации. Научные труды Института И.Д. Ермакова. – Ижевск: ERGO, 2010. – С. 163–168.
27. Сироткин С.Ф. И.Д. Ермаков и Н.Е. Осипов: две линии российского психоанализа // Фрейд и русские. Международная научная встреча. – Ижевск, 19–20 мая 2011 года.
28. Фишер Е., Фишер Р., Отто Х.-Х., Роте Х.-Й. Некоторые особенности переписки между Зигмундом Фрейдом и Николаем Осиповым // Фрейд и русские. Международная научная встреча. – Ижевск, 19–20 мая 2011 года.
29. Фрейд З. О психоанализе: Пять лекций, прочит. на празднике по поводу 20-летия существования Clark university in Worcester Mass. в сент. 1909 г.: авториз. пер. / [Соч.] Prof. dr. Sigm. Freud’а. – Москва: Наука, 1911. – [2], VI, 67 с.
30. Фрейд З. Осипов Н. Переписка 1921–1929 [текст] / сост. и ред. Е. Фишер, Р. Фишер, Х.-Х. Отто, Х.-Й. Роте; пер. с нем. – Ижевск: ERGO, 2011. – 240 с.
31. Чиркова И.Н. Н.Е. Осипов о Л.Н. Толстом // Фрейд и русские. Международная научная встреча. – Ижевск, 19–20 мая 2011 года.
32. Freud S. Weitere Bemerkungen über die Abwehr-Neuropsychosen (1896b) // G. W. – Bd. I. – S. 379–403.
33. Freud S. Sammlung kleiner Schriften zur Neurosenlehre. – Wien: Deuticke, 1906. – 229 S.
34. Freud S. Über Psychoanalyse. Fünf Vorlesungen, gehalten zur 20 jährigen Gründungsfeier der Clark University in Worcester, Mass., September 1909. (1910a [1909]) // G. W. – Bd. VIII. – S. 1–60.
35. Freud S., Jung C.G. Briefwechsel. / hrsg. von William McGuire und Wolfgang Sauerländer. – Frankfurt a. M.: S. Fischer, 1974. – 721 s.
36. Freud S., Ferenczi S. Briefwechsel. / hrsg. von Eva Brabant, Ernst Falzeder und Patrizia Giamieri, deutsch unter der wissenschaftlichen Leitung von Andre Haynal. – Wien, Köln, Weimar, Böhlau, 1992, 2005. – Bd. I/l, Bd. III/2.
37. Freud S., Jones E. Briefwechsel 1908–1939. – Franktfurt-an-Main: S. Fischer Verlag, 1993. – 836 s.
38. Freud S., Eitingon M. Briefwechsel 1906–1939. – Tübingen: Edition Diskord, 2004. – Band I/1 und I/2. – 1050 s.
39. Freud S., Abraham K. M. Briefwechsel 1907–1925. – Vollstandige Ausgabe. – Wien: Verlag Tulia + Kant, 2009. – 943 s.
40. Neiditsch S. Die Psychoanalyse in Rußland während der letzten Jahre // Internationale Zeitschrift für Psychoanalyse. – 1921. – Bd. 7. – S. 381–383.
41. Ossipov N. Zur psychoanalytischen Bewegung in Moskau // Internationale Zeitschrift für Psychoanalyse. – 1921. – Bd. 7. – S. 385–387.
42. Ossipov N. Tolstois Kindheitserinnerungen: Ein Beitrag zur Freuds Libidotheorie. – Wien, 1923. – 178 s.
43. Jung C.G. Über die Psychologie der Dementia praecox. Ein Versuch. – Halle: a. S. Marhold, 1909. – 179 s.
Сироткин С.Ф., Чиркова И.Н. Николай Евграфович Осипов: очерк жизни и трудов // Медицинская психология в России: электрон. науч. журн. – 2014. – N 4(27) [Электронный ресурс]. – URL: http://mprj.ru (дата обращения: чч.мм.гггг).
Авторы:
Сироткин Сергей Федорович – кандидат педагогических наук, доцент, заведующий кафедрой клинической психологии и психоанализа ГОУ ВПО «Удмуртский государственный университет», Действительный член Русского психоаналитического общества.
Чиркова Ирина Николаевна – старший преподаватель кафедры клинической психологии и психоанализа ГОУ ВПО «Удмуртский государственный университет», г. Ижевск.
Комментариев пока нет – Вы можете оставить первый
, чтобы комментировать