Основные представления о психоэкологической нише возникли на стыке экологии психологии, философии, которые выкристаллизовались в междисциплинарный подход, названный психоэкологическим. Его основы еще в конце 60-х гг. 20 века были заложены в трудах Дж. Гибсона, в рамках экологического подхода к зрительному восприятию, в частности в концепциии «аффорданса».
В России развитие психоэкологии связано с именами С.Д. Дерябо и В.А. Ясвина, сконцентрировавших свой взор на экологическом сознании как предмете экологической психологии. Они рассматривали его в разных аспектах: в социогенетическом, онтогенетическом и функциональном.
В настоящее время психоэкологическое направление продолжает развитие в самых различных сферах прикладной науки: исследования в области психологии стресса, архитектуры, домашней среды и других. Но принципиальным является то, что в качестве центрального понятия для указанных направлений выступает среда существования, в которой осуществляет свою жизнедеятельность человек. Эта среда включает физические, психологические и социокультурные аспекты бытия.
Психоэкологический подход также неотъемлемо связан с полисистемным представлением о функционировании и самореализации личности, истоки которого закладывались в трудах Б.Ф. Ломова. В качестве предмета изучения он считал необходимым исследовать психику «в том множестве внешних и внутренних отношений, в которых она существует как целостная система».
Еще один пример полисистемного подхода мы находим в трудах С.И. Кудинова, который создает модель самореализации личности, описывая всю совокупность условий (макро- и микросистемы), создающих и организующих структуру, способствующую различным видам самореализации. Самореализация понимается им как «комплексное психологическое образование, детерминированное социально-психологическими факторами, обеспечивающими успешность самоосуществления личности в различных сферах жизнедеятельности в процессе онтогенеза».
Несомненно наиболее значимые теоретические основы психоэкологического взгляда на личность были заложены в культурно-исторической теории Л.С. Выготского, концепции субъективной психологии С.Л. Рубинштейна, идеях жизненного пространства К. Левина с побуждающим характером в ней предметов, который позже был сформулирован как принцип «валентности», идеях А.Н. Леонтьева об «образе мира», а также о жизни субъекта в «поле значений» и «смысловом поле». Близкими указанным представлениям являются представления Д.Н. Узнадзе о первичной установке, которая детерминирует «встречу» субъекта с ситуацией удовлетворения потребности.
Мы также находим отражение идей психоэкологического подхода и в представлениях о развитии личности Л.И. Анцыферовой, идеях о средовой обусловленности личности в трудах У. Бронфенбреннера, Дж. Вулвилла, Р. Соммера, теории персонализации среды Хейдметса, Ю. Круусвалла, Т. Нийта; а также в теории психологического пространства личности С.К. Нартовой-Бочавер и некоторых других теориях.
В наших работах мы основывались на том, что «психоэкологическая ниша ... — целостное образование, интегрирующее внутренние и внешние условия, определенным образом взаимодействующие и создающие успешное индивидуализированное воплощение субъекта в мире. Она уникальна, неповторима и поддерживает автономию, позволяя не смешиваться внутреннему и внешнему. Это воплощается в том, где человек существует, каким образом он реализует различные виды деятельности (профессиональную, социальную, рекреационную), каковы его представления (когниции) об этом, то есть образ мира и образ Я; его личностные черты, которые требуются для реализации разнообразных задач, его особенности переживаний, отражающие интенциональные компоненты, его межличностные контакты и т.п.» (Джерелиевская, 2019).
Важным параметром психоэкологической ниши является ее граница. Она создает условия как обособления от мира и социально-психологических связей, так и сопричастности с ними. Вопрос только в том, как человек воспринимает окружающий мир и других. Если позитивно, тогда он стремится включить в свою психоэкологическую нишу широкий круг окружающих, ощущая чувство общности с ними, что создает условия для конструктивного, творческого взаимопроникновения субъекта и мира. Если негативно — то человек насторожен, подозрителен, предвидит агрессию извне, стремится защититься от мира и других, проявляя нетерпимость, агрессию, конфронтацию. Отсюда можно сделать вывод, что устойчивость границы психоэкологической ниши способствует более глубокому диалогу с миром и окружающими.
В стабильной и предсказуемой ситуации жизни граница стабильна, и психоэкологическая ниша находится в уравновешенном состоянии, в критические периоды граница, подвергаясь активному воздействию, теряет свою целостность, деформируется, что может приводить субъекта к регрессии, интрапунитивным реакциям или к экстрапунитивным. Целостность границы имеет принципиальное значение с точки зрения адекватной социальной адаптации личности.
Какие же конкретно ситуации способствуют разрушению целостности границы психоэкологической ниши?
С одной стороны, это любые ситуации, которые несут в себе серьезные изменения жизни большинства людей, включая катаклизмы, военные конфликты, «оранжевые» революции, экономические перестройки, цифровизацию, информатизацию и т.д. При этом большинство людей сталкиваются с невозможностью реализовать свой физический, духовный потенциал привычными для них средствами, иными словами ситуации депривации.
В ракурсе обсуждаемого можно взглянуть на актуальную ситуацию развития информационного общества в России, которая принципиально изменила многие сферы человеческого существования, начиная с мировоззрения и последующими за ним трансформациями различных сфер идентификации личности — профессиональной, коммуникативной, рекреационной, поло-ролевой и т.д.
Особенность мировоззренческих установок информационного общества состоит в постмодернизме, с доминирующим принципом плюрализма, допускающим одновременное сосуществование самых разнообразных точек зрения по любому вопросу, представляющим широчайшие возможности. А если представить себе, в связи с этим, что возможности равнозначны, и между ними отсутствуют различия, то тогда проблема выбора обессмысливается. Разрушаются моральные нормы, ценностные ориентиры. Вседозволенность возводится в особый ранг. Неопределённость, мозаичность, дискретность, неоднозначность затрагивают различные аспекты человеческой жизни. При этом, если предоставляемые альтернативы выглядят одинаковыми, то функции терминальных ценностей исчезают — нет разницы между добром и злом, между главным и второстепенным, между виртуальностью и реальностью, между мужественностью и женственностью, между реальным поступком и его симуляцией, между «быть» и «иметь». Человек теряет чёткие ориентиры и фиксированные модели идентификации, граница психоэкологической ниши размывается, выбор инструментов, способов самовыражения и самоутверждения лишён внутренней целостности, хаотичен, отсутствует чёткое понимание «кто я», «зачем я», целостность личности разрушается, в поведении начинают доминировать манипулятивные или агрессивные стратегии. «Возникает тотальное обесценивание практически всего, без чего успешное индивидуализированное воплощение субъекта в мире невозможно... сама основа функционирования психоэкологической ниши, т.е. мотивация в отстаивании необходимых условий жизнедеятельности и отдельного индивида, и социума в целом подрывается». (Джерелиевская, 2019, С.190)
В итоге разрушение границы психоэкологической ниши ведёт к неспособности определить меру собственной ответственности, что влечёт за собой психологическую перегрузку, дистресс, невротическое чувство вины и т.д. Трудность в определении границы также приводит к невозможности защититься от нежелательных социальных контактов, будь то виртуальные или реальные, оградить себя от покушения на свою собственность, идеи, мировоззрение, физическое тело в конечном счёте.
Приведём иллюстрации, полученные нами при анализе усреднённых профилей мужской и женской выборки Миннесотского многофазного личностного опросника (версия ММИЛ Ф.Б. Березина). Сравнение данных, полученных в 1977, 1999, 2009 годах, показало серьезные личностные и поведенческие изменения. Напомним, что в 1977 году царил «глубокий застой». Жизнь большинства людей была довольно предсказуемой, все шло «по плану». Границы психоэкологических ниш большинства не подвергались серьезным воздействиям извне. В 1999 году ситуация была совсем иная — экономический кризис, дефолт и обнищание большой части населения России, утрата привычного образа жизни, работы, социальных связей. Все стремятся выживать кто как может. И границы психоэкологических ниш подвергаются деформации и разрушению. В 2009 году кризис, который уже имеет место на Западе, к России только «подбирается», и большинство россиян, памятуя о 90-х годах, стали привыкать к продолжительным трудностям и неожиданным нововведениям, о чем свидетельствуют наблюдаемые личностные изменения. «Было установлено, что у мужчин за 10 лет (с 1999 и по 2009 г.г.) повысился уровень тревоги, готовность к возникновению тревожных реакций, аутизация, а также уровень конформизма. У женщин наблюдался рост депрессивных тенденций, стремление представить себя в наиболее выгодном свете, продемонстрировав строгое соблюдение социальных норм. Наиболее интересной динамикой является изменение в 2009 году показателя по шкале женственности, что можно объяснить следующим образом: женщины в 1999 году в среднем демонстрировали меньшую женственность и большую непринужденность, уверенность в себе, предприимчивость, доминантность и гетероагрессию. Подобные сдвиги могут отражать реальные изменения в гендерных поведенческих стереотипах популяции, феминизацию женщин в 2009 году в сравнении с 1999 г. А в 1977 году женщины демонстрировали существенно большую степень выраженности «женственности», чем в 2009 году. Также в женской выборке в 2009 году наблюдалось увеличение средних показателей активности, экстраверсии, аутичности при наличии необычных мыслей. Эти результаты наглядно показывают, что стойкие воздействия и трансформации границ психоэкологической ниши могут сильно влиять на поведенческие паттерны и личностные проявления. Аналогичное изменение, но на меньшей выборке было нами зафиксировано и в 2014 году, «на пике худших кризисных ожиданий и реалий, санкций и встречных санкций, максимального падения цен на нефть и т.д.».
В 2022 году, как показали исследования личностных особенностей (без разделения на мужские и женские выборки) с использованием усредненных профилей ММИЛ, наблюдалось нарастание обилия формальных контактов и резкое увеличении импульсивности в поведении, трудности в контроле эмоций, желаний, поступков. Также увеличивается эмоциональная нечувствительность, отчуждённость от себя и других, что приводит к освоению реальности не через смысловой контекст, а через информационный, нарастает «психологическая дистанция» между человеком и социумом. Поведение становится более эксцентричным, в речи преобладает двусмысленность, структура категорий сознания либо неадекватно усложняется, либо упрощается, при этом становится фрагментарной, логические связи трудно просматриваются. А значит, люди перестают на смысловом уровне понимать друг друга. Жажда близости сочетается с ощущением постоянной угрозы поглощения другими, нарастает подозрительность в отношении окружающих. Также наблюдается игнорирование конвенциональных общественных ожиданий в речи и поступках. Человека перестаёт беспокоить то, что подумают о нем близкие, не говоря о том, что подумают люди, находящиеся на большей дистанции взаимодействия.
Приведём также иллюстрации результатов исследований, проведённых на детской выборке, которые свидетельствуют, что разрушение границы психоэкологической ниши ребёнка, осуществляемое с помощью насилия (будь то психологическое или физическое), влечёт за собой серьёзные негативные последствия. Было установлено, что депривация способствует в дальнейшем развитию антисоциальных способов защиты, а насилие провоцирует насилие. То есть те, кто совершали впоследствии насильственные преступления, в детстве сами подвергались насилию (Сафонова, 1999).
Напомним, что различают несколько типов поведения старших, которые приводят к разрушительным последствиям. В частности, отвержение, выражающееся в критике, прилюдном унижении, избыточной требовательности, осуждении за естественное проявление эмоций; угрозы; игнорирование потребностей ребёнка в безопасности, близости; изоляция — запрет или ограничение социальных контактов со сверстниками без весомых на то оснований; развращение (привлечение к различным формам асоциального поведения, вплоть до склонения к самоубийству). Во всех ситуациях речь идёт о жёстком разрушении границ психоэкологической ниши. В других же ситуациях, которые также приводят к негативным последствиям, границы могут подвергаться деформации, например, при оставлении ребёнка в одиночестве либо проявлении «заботы» без уважения к его индивидуальности. Последствия такого рода отношений самые разнообразные: устойчиво заниженная самооценка и глобальные страхи перед любыми жизненными ситуациями, самоизоляция, а также агрессия, аутоагрессия, психосоматические расстройства. Т.Я. Сафоновой эти последствия были систематизированы. В эмоциональном плане — низкая самооценка, снижение эмоционального состояния, боязнь, тревога. В поведении — либо различные формы асоциальных проявлений, либо заискивание, избыточная ответственность. В интеллектуальной сфере — задержка развития, плохая успеваемость, трудности концентрации. В межличностных контактах — отгороженность, замкнутость, агрессивность. Во внешности — маленький рост, недостаток веса, неопрятный вид. Также отмечается сексуализированное поведение и избыточное внимание к данной сфере (Сафонова, 1999).
Таким образом, суверенность границы психоэкологической ниши необходима для адекватной социальной адаптации личности.
Литература
- Джерелиевская М.А. Психоэкологическая ниша и особенности личностной типологии // Социально-гуманитарные знания, 2019, №4, с. 179-192
- Кудинов С.И. Полисистемный подход исследования самореализации личности // Сибирский педагогический журнал. 2007. №11. С. 335-344.
- Ломов Б.Ф. Методологические и теоретические проблемы психологии. М.: Наука, 1999. С. 337.
- Сафонова Т.Я. Психологическое насилие в отношении детей: сущность, последствия, оказание помощи // Актуальные проблемы современного детства. М., 1999. С. 169-175.
- Dzherelievskaya M.A., Vizgina A.V., Pantileev S.R., Yashina L.L. А substantial psychometric analysis of the scales of the Minnesota Multiphasic Personality inventory: F.B. Berezin’s version, the MMil // Psychology in Russia: State of the Art, 2014, Volume 7, Issue 1, pp.105-121.
Комментариев пока нет – Вы можете оставить первый
, чтобы комментировать