Нарциссическая ярость внутри и вовне терапевтического пространства

В результате глобального внедрения цифровых технологий самосознание отдельной личности закономерно расширяется до нарциссической фантазии о грандиозной безграничности человеческих возможностей. В то время как в культуре в целом все глубже укореняются нарциссические ценности, в жизни отдельных ее представителей с различной степенью тяжести манифестируют дезадаптивные проявления нарциссического характера и нарциссического расстройства личности.

Большинство анализантов приносят в терапию разнообразный нарциссический материал, включая нарциссическую травму, нарциссический кризис или нарциссическую депрессию. Пациенты бесконечно страдают от испепеляющего стыда, убийственной зависти и непереносимой амбивалентности. Многие из них переживают полное бессилие перед лицом собственной нарциссической ярости.

Все, что происходит в терапевтическом кабинете, является результатом взаимодействия множества осознаваемых и скрытых процессов. Уникальный, по своей сути, рабочий альянс терапевта с анализантом создается на стыке таких важных областей, как общий культурный контекст, оригинальная семейная конфигурация пациента, личный опыт и психическая реальность последнего, личностно-профессиональные особенности аналитика, и, наконец, специфика терапевтических отношений.

Очевидно, что участников психологического действия куда больше, чем просто два человека. Психотерапия — это уравнение со множеством неизвестных, которое к тому же решается в атмосфере высокого психоэмоционального напряжения. Вполне естественно, что агрессия становится довольно частым гостем терапевтического кабинета. Проявления агрессии в аналитическом пространстве более чем многолики: от прямого выражения гнева через скрытое сопротивление до самых изощренных форм негативной терапевтической реакции.

Термин «агрессия» в современной психологической науке употребляется в значении «нападение, причинение вреда себе или другому человеку». Разные авторы по-разному истолковывают данное понятие. Под агрессией понимают любую эмоционально-негативную реакцию на фрустрацию (С. Берковец), инстинктивно обусловленный видовой паттерн поведения (К. Лоренц), защитные действия (А. Фрейд), способ разрядки напряжения (Р. Лазарус), социальную потребность в доминировании (А. Адлер), проявление влечения к смерти (З. Фрейд) и так далее.

При этом мы можем наблюдать самые разные проявления агрессивного влечения анализантов:

• агрессивные фантазии об устранении или наказании обидчика, о физической расправе, мстительном триумфе, уничтожении сделанного;
• вербальная агрессия в форме молчания, ворчания, злословия, оскорбления, нецензурной брани, обвинений, угроз, высмеивания, критики, сплетен и прочего;
• агрессивные аффекты: раздражение, гнев, обида, злость, ненависть;
• агрессивные действия: разрушение предметов, опасное бездействие, драка, насилие, месть.

Примеры из практики. Пациентка, переживающая конфликтную ситуацию на работе, приходит на сессию раздраженная и сразу объявляет: «Я злая… поругалась с начальником. Ненавижу его… себя... всех...» Вслед за сделанным заявлением пациентка надолго замолкает в бессильной злобе, защищая от последней терапевта и терапевтические отношения.

Другой пациент, недовольный отсутствием быстрого результата от терапии, периодически не может оплатить сессию, подчеркивая, «что он совершенно нечаянно забыл сегодня деньги». Ситуация повторяется.

Еще одна типичная ситуация: в контексте негативного переноса пациентка со слезами обвиняет аналитика: «Вы такой же равнодушный, как мой отец и все, кто меня окружает».

Справедливости ради следует заметить, что в ряде случаев специалист сам провоцирует закономерные агрессивные реакции пациента. Современная психоаналитическая литература буквально изобилует примерами того, как можно рассердить анализанта с помощью простых аналитических приемов. Например, аналитик может методично критиковать пациента, негативно интерпретируя его действия; или садистично молчать, несмотря на страдания пациента; или упорно отрицать свои ошибки, обвиняя в неуспехе терапии пациента и его сопротивление; или давать абстрактные несвоевременные рекомендации вместо ожидаемой реальной помощи…

Существует множество способов агрессивной декомпенсации пациента, большинство из которых так или иначе связаны с активацией нарциссической ярости по ту и по эту сторону терапевтического пространства.

Например, аналитик не пришел на сессию, забыв о пациенте в связи с личными проблемами, и анализант справедливо восклицает: «Как же вы могли? Я подозреваю, что не очень интересен вам... Вы хотите от меня избавиться…»

Пациентка с нарциссической организацией личности приходит на сессию и сообщает: «Все последние дни я ужасно на вас злилась. Вы согласились, что мне нужно похудеть, значит, и вы считаете меня жирной коровой?!»

На вопрос аналитика: «Вы на меня злитесь?» другой пациент взрывается безудержной нарциссической яростью: «Какое вы имеете право так грубо со мной разговаривать? Я не за это плачу вам деньги!»

По важности для терапии и по силе своего влияния на всех участников терапевтического процесса нарциссический гнев занимает особое место в терапевтическом процессе. Он отличается по психодинамике ото всех остальных форм агрессии, поскольку соотносится с такими архаичными аффектами, как нарциссическая травма отделения, зависть и стыд.

Считается, что рассматриваемый термин предложил Хайнц Кохут в рамках развития собственной концепции нормального и нарушенного нарциссизма. В работе «Мысли о нарциссизме и нарциссической ярости» Кохут дал следующее определение нарциссической ярости (гнева): «Это архаичная реакция на реальную или воображаемую нарциссическую травму… (провал, унижение, отвержение, неуспех)… средство поддержания ощущения силы и могущества путем уничтожения того, что этому ощущению угрожает» (Кохут Х., 1972).

Современные психоаналитические исследования, в отличие от классической точки зрения, рассматривают нарциссический гнев не просто как сугубо индивидуальный аффект или форму проявления нарциссического сопротивления пациента, но как результат сложного взаимодействия трех нарциссических состояний: общества, анализанта и аналитика.

Все начинается с общества. Социум нагружает индивида тяжким бременем нарциссических ожиданий — в богатстве, власти, успехе и грандиозности. Люди стремятся получить любовь за то, чем они в действительности не обладают. Судя по всему, современная культура сконцентрировалась на нарциссических потребностях и приобрела форму массового нарциссического характера в его не патологическом, но невротическом варианте.

Дезориентированный индивид беспомощно мечется между своим органично-подлинным несовершенным Я и навязанно-фальшивым грандиозным Эго. Он хочет понять — кто же он на самом деле, в чем виноват и что может? Он имеет грандиозные амбиции, но при этом не может совершать самые простые действия. Он панически боится оценок и одновременно с этим остро нуждается в отзеркаливании себя извне. Он страстно желает и при этом смертельно боится узнать правду о себе.

Пациент как субъект нарциссического гнева ощущает себя в терапии как жалкий маленький ребенок, регулярно обесцениваемый родителем-терапевтом. Он мучительно нуждается в аналитическом зеркале, реализующем бессознательную потребность в грандиозности. Он неосознанно, но упорно стремится установить всемогущий контроль над аналитиком, удовлетворяя тем самым инфантильную потребность в нарциссическом наполнении со стороны родителей.

В соответствии со всеми правилами идеализированного переноса, первоначально анализант авансирует терапевта, возлагая на него огромные надежды. Еще до встречи с аналитиком пациент уже идеализирует и любит его. При этом пациент панически боится оценок аналитика. На начальных стадиях терапии он воспринимает любую интерпретацию аналитика подобно острому ножу, вонзающемуся в его незащищенное слабое Я. Каждая новая сессия угрожает оживлением прошлых нарциссических ран. Любая аналитическая интерпретация может быть воспринята как доказательство несоответствия Эго-идеалу и нарциссического провала.

Нарциссическая ретравматизация сопровождается различными формами частично осознаваемых нарциссических негативных аффектов: стыда, зависти и гнева. Некоторые пациенты осознают и сообщают аналитику, что переживают сильный стыд или даже самое сильное чувство «унижения» в терапии. Но в большинстве случаев стыд вытесняется, создавая основу для сопротивления терапевтическому прогрессу. Вследствие болезненности нарциссических аффектов и работы нарциссических защит первичная идеализация довольно часто сменяется обесцениванием аналитика и терапии.

Будучи субъектом нарциссического гнева, пациент требует от аналитика, прежде всего, нарциссического удовлетворения. На сознательном уровне он, конечно же, хочет обсуждать свои проблемы, а бессознательно ожидает сугубо грандиозного отзеркаливания: абсолютного понимания, безусловного принятия, безоговорочного признания полной его правоты, любви, уважения и восхищения. Пациент наполняется гневом всякий раз, когда его нарциссические потребности игнорируется либо конфронтируются аналитиком.

Перед специалистом неизбежно встает главная дилемма психотерапии: «Что лучше — исполнить детско-эгоистические желания пациента и закрыть ему путь к трансформации, тем самым вызвав праведный гнев родственников или общества, или же конфронтировать неадаптивные импульсы пациента, вызывая на себя огонь его нарциссической ярости?»

Терапевт, психолог, консультант имеет уникальные знания, профессиональный опыт и компетенции. Это дает ему надежду на успех в деле оказания помощи пациентам с различного рода душевными и психосоматическими страданиями. При этом, будучи живым человеком, аналитик имеет своих собственных нарциссических монстров, которые мешают его самоопределению и толкают на отыгрывание в терапии собственных нарциссических травм и конфликтов.

Первая нарциссическая ловушка заключается в иллюзии превосходства в обладании истиной со стороны самого терапевта. При этом пациент может восприниматься как неразумный, глупый, скучный, неинтересный человек, вызывающий чувство раздражения или скуки.

В некоторых случаях терапевт может поддаться соблазну и начать идеализировать пациента, вследствие чего терапия, с большой вероятностью, может перейти в формат взаимного отыгрывания потребностей в грандиозности.

Опытный терапевт чаще всего предпринимает более или менее удачную попытку обращения пациента к неприятной реальности. Это, в свою очередь, порождает нарциссический гнев пациента, в ответ на который аналитик испытывает аналогичные нарциссические аффекты: раздражение, бессилие, тупик, отчаяние, пустоту и обесцененность. В итоге оба участника терапевтического процесса рискуют пережить неприятные моменты взаимного обесценивания и самоинфляции.

Ситуация многократно усложняется, если в терапии активизируются трудноуправляемые архаичные нарциссические аффекты — бессознательные деструктивные импульсы по отношению к хорошему-ценному объекту. Представители теории объектных отношений подчеркивают, что переживание слияния с хорошим объектом может сопровождаться бессознательным желанием его порчи. Парадоксальным образом хороший объект подвергается нападению за свою «хорошесть». Разрушение хорошего или даже идеального объекта освобождает от непереносимой зависти.

Мелани Кляйн подчеркивала особое значение зависти в психической реальности ребенка. Зависть — это деструктивная фантазия нападения на хороший объект, проникновения в него и его порчи за то, что он «хороший» (Кляйн М., 1957). Применительно к терапии зависть проявляется в том, что пациент хотел бы, но не может обладать качествами хорошего объекта-терапевта. Защищаясь от невыносимой зависти, пациент бессознательно проецирует на аналитика все плохое в себе, проецируя агрессию вовне.

В свое время З. Фрейд (1917) подчеркивал, что некоторые пациенты реагируют на интерпретации аналитика парадоксальным образом — от хороших интерпретаций их состояние ухудшается. Позднее феномен негативной терапевтической реакции связали с завистью к аналитику и бессознательным желанием испортить его работу.

Если бессознательная зависть составляет скрытую суть терапевтических отношений, то у пациента есть два основных способа самосохранения: обесценить аналитика и бросить его или продолжать ненавидеть и разрушать до победного конца. Под влиянием подобных процессов в терапевтических отношениях возникает тягостная атмосфера бессмысленной пустоты, взаимного недоверия, недовольства и нарциссического гнева.

Терапевт является полноправным участником нарциссических отношений и субъектом нарциссической ярости. Это значит, что независимо от положительных намерений, аналитик испытывает на себе влияние тех же аффектов, защищаясь от которых он начинает играть роль треснутого зеркала. Современные критики психоанализа не без оснований замечают, что определенные действия аналитика выглядят как нарциссическое отыгрывание и закономерно вызывают праведный гнев пациента. К таким действиям относятся дефицит эмпатии и обескураживающее бездействие; садистическое молчание; поспешные или ошибочные интерпретации; догматичные методы, недостаточно учитывающие индивидуальные особенности конкретного пациента.

В ряде случаев аналитик ведет себя так, как будто он обладает монополией на правду — особыми знаниями, которые могут спасти заблудших людей. При этом аналитик действует согласно принципу презумпции виновности пациента: все плохое в терапии и жизни пациента интерпретируется как результат психопатологии последнего или его сопротивления; все хорошее — как результат совместных усилий и хорошей работы терапевта.

Очевидно, что психоанализ, мягко выражаясь, несколько злоупотребляет шаблонными диагнозами личностных и психических расстройств, упрощая психическую реальность пациентов и навешивая на них ярлыки истериков, нарциссов, пограничников или психотиков. (В реальности у каждого человека есть признаки не одного, а нескольких характеров и неврозов.) Следуя собственным профессиональным догмам, терапевты склонны навязывать пациенту единообразный сеттинг, упорно отрицая факт существования индивидуальных различий.

В итоге вместо ожидаемого освобождения от страдания пациент переживает комплекс негативных чувств: ощущение обмана, боль отвержения, испепеляющий стыд, унижение, недовольство собой и аналитиком, разочарование, обиду и гнев, самоинфляцию, страх потери себя и дезинтеграции.

Несоответствие психоаналитической реальности ментальности пациента порождает взаимное обесценивание и нарциссический гнев со стороны всех участников психоаналитической ситуации: возмущенное общество не доверяет психоанализу — обиженный пациент покидает аналитика с ощущением обмана и зря потерянного времени — разочарованный аналитик еще сильнее замыкается в своей невостребованной правоте. Интерференция нарциссических иллюзий участников аналитического процесса закономерно приводит к грандиозному нарциссическому провалу.

Литература

1. Абрахам К. Психоаналитические труды. – Ижевск, 2009.
2. Змановская Е.В. Современный психоанализ. – СПб: Питер, 2011.
3. Кляйн М. Зависть и благодарность. – М.: Независимая фирма Класс, 1997.
4. Кохут Х. Анализ самости. Системный подход к лечению нарциссических нарушений личности. – М.: Когито-Центр, 2003.
5. Розефельд Г. Нарциссизм и агрессия // Психоаналитические концепции нарциссизма. – М.: Издательский проект «Русское психоаналитическое общество», 2009. – С. 321-335.
6. Фрейд З. Введение в психоанализ. Лекции. – М.: Эксмо, 2019.

Источник: Змановская Е.В. Нарциссическая ярость внутри и вовне терапевтического пространства // Теория и практика психоанализа: ежегодный сборник научных трудов. Выпуск 5. М.: Кредо, 2020. С. 147–153.