«Психологическая газета» продолжает публиковать материалы-пособие проф. Марка Евгеньевича Бурно, предназначенное для врачей и клинических (медицинских) психологов для работы в Терапии творческим самовыражением М. Бурно (ТТСБ) с тревожно-депрессивными пациентами. В первой статье цикла было представлено предисловие к пособию и первое занятие, а также список литературы. Второе занятие посвящено краткому повторению существа ТТСБ и классическому учению о характерах. Третье занятие было посвящено терапии творческим общением с природой людей с синтонным (сангвиническим) характером.
Картины для занятий подобраны врачом-психотерапевтом Аллой Алексеевной Бурно.
Четвертое занятие. О терапии творческим общением с природой людей с замкнуто-углублённым (аутистическим, шизоидным) характером
Идём по прежней дороге, проложенной в третьем занятии.
Фёдор Иванович Тютчев (1803–1873)
***
Не то, что мните вы, природа:
Не слепок, не бездушный лик —
В ней есть душа, в ней есть свобода,
В ней есть любовь, в ней есть язык…
...
...
...
...
Вы зрите лист и цвет на древе:
Иль их садовник приклеил?
Иль зреет плод в родимом чреве
Игрою внешних, чуждых сил?..
Они не видят и не слышат,
Живут в сём мире, как впотьмах,
Для них и солнцы, знать, не дышат
И жизни нет в морских волнах.
Лучи к ним в душу не сходили,
Весна в груди их не цвела,
При них леса не говорили
И ночь в звездах нема была!
И языками неземными,
Волнуя реки и леса,
В ночи не совещалась с ними
В беседе дружеской гроза!
Не их вина: пойми, коль может,
Органа жизнь глухонемой!
Увы, душа в нём не встревожит
И голос матери самой!
1836
Это А.С. Пушкин настоял на том, чтобы выброшенные цензурой, слишком уж не христианские, строфы были отмечены точками (см. Тютчев Ф.И., Сочинения, т. 1., М., Худож. лит., 1984, с. 440).
В этом стихотворении Тютчев, думается мне, аутистически-сурово убеждён в абсолютной своей правоте. Не допускает, видимо, что весна может цвести и в душе, например, Гёте, но по-своему.
Николай Степанович Гумилёв (1886–1921)
Деревья
Я знаю, что деревьям, а не нам,
Дано величье совершенной жизни.
На ласковой земле, сестре звёздам,
Мы — на чужбине, а они — в отчизне.
Глубокой осенью в полях пустых
Закаты медно-красные, восходы
Янтарные окраске учат их, —
Свободные, зелёные народы.
Есть Моисеи посреди дубов,
Марии между пальм… Их души, верно,
Друг другу посылают тихий зов
С водой, струящейся во тьме безмерной.
И в глубине земли, точа алмаз,
Дробя гранит, ключи лепечут скоро,
Ключи поют, кричат — где сломан вяз,
Где листьями оделась сикомора.
О, если бы и мне найти страну,
В которой мог не плакать и не петь я,
Безмолвно поднимаясь в вышину
Неисчислимые тысячелетья!
1916
Сикомор — библейская смоковница, дерево из рода фикус.
Анна Андреевна Ахматова (1989–1966)
Приморский сонет
Здесь всё меня переживёт,
Всё, даже ветхие скворешни
И этот воздух, воздух вешний,
Морской свершивший перелёт.
И голос вечности зовёт
С неодолимостью нездешней,
И над цветущею черешней
Сиянье лёгкий месяц льёт.
И кажется такой нетрудной,
Белея в чаще изумрудной,
Дорога не скажу куда…
Там средь стволов ещё светлее,
И всё похоже на аллею
У царскосельского пруда.
Комарово. 1958
Мацуо Басё (1644–1694)
Покидая гостеприимный дом
Из сердцевины пиона
Медленно выползает пчела.
О, с какой неохотой!
***
Уродливый ворон —
И он прекрасен на первом снегу
В зимнее утро!
***
Дождь в тутовой роще шумит…
На земле едва шевелится
Больной шелковичный червь.
***
Плотно закрыла рот
Раковина морская.
Невыносимый зной!
Перевод Веры Марковой.
Михаил Михайлович Пришвин (1873–1954)
Лето
Силач. Земля, разрыхлённая муравьиной работой, сверху покрылась брусникой, а под ягодой зародился гриб и, мало-помалу напирая своей упругой шляпкой, поднял вверх над собой целый свод с брусникой, и сам, совершенно белый, показался на свет.
Осень
Крапива. Лиловый подлесок пожелтел, и под ним уже ковёр жёлтой листвы, и в лесу пахнет пряниками.
Листья земляники кровавого цвета. Крапива стоит выше человеческого роста, почернела, лист измельчал и в дырочках, старая-старая. Хотел пожалеть, тронул, а она, старая-старая, кусается по-прежнему как молодая!
***
Вот передо мной берёза: всё золото своё осеннее отдала ёлке, но и раздетая стоит на солнышке не печальная. И чего ей печалиться — она сделала всё, для неё предназначенное.
Из композиции Валерии Дмитриевны Пришвиной «Михаил Пришвин. “Я встаю в предрассветный час”» (М.: Молодая гвардия, 1979).
Николай Михайлович Рубцов (1936–1971)
Цветы
По утрам, умываясь росой,
Как цвели они! Как красовались!
Но упали они под косой,
И спросил я: — А как назывались?
И мерещилось многие дни
Что-то тайное в этой развязке:
Слишком грустно и нежно они
Назывались — «анютины глазки».
1963
Природа
Звенит, смеётся, как младенец.
И смотрит солнышку вослед —
И меж домов, берёз, поленниц
Горит, струясь, небесный свет!
Как над заплаканным младенцем,
Играя с нею, после гроз
Узорным чистым полотенцем
Свисает радуга с берёз.
И сладко, сладко ночью звёздной
Ей снится легкий скрип телег…
И вдруг разгневается грозно,
Совсем как взрослый человек!
Как человек богоподобный,
Внушает в гибельной борьбе
Пускай не ужас допотопный,
Но поклонение себе…
1967
***
Село стоит
На правом берегу,
А кладбище —
На левом берегу.
И самый грустный все же
И нелепый
Вот этот путь,
Венчающий борьбу,
И всё на свете, —
С правого
На левый,
Среди цветов
В обыденном гробу…
Ферапонтово
В потемневших лучах горизонта
Я смотрел на окрестности те,
Где узрела душа Ферапонта
Что-то Божье в земной красоте.
И однажды возникло из грёзы,
Из молящейся этой души,
Как трава, как вода, как берёзы,
Диво дивное в русской глуши!
И небесно-земной Дионисий,
Из соседних явившись земель,
Это дивное диво возвысил
До черты, небывалой досель…
Неподвижно стояли деревья,
И ромашки белели во мгле,
И казалось мне эта деревня
Чем-то самым святым на земле…
1970
***
Уже деревня вся в тени.
В тени сады её и крыши.
Но ты взгляни чуть-чуть повыше —
Как ярко там горят огни!
Одна у нас в деревне мглистой
Соседка древняя жива,
И на лице ее землистом
Растёт какая-то трава.
И всё ж прекрасен образ мира,
Когда в ночи равнинных мест
Вдруг вспыхнут все огни эфира,
И льётся в душу свет с небес,
Когда деревня вся в тени,
И бабка спит, и над прудами
Шевелит ветер лопухами,
И мы с тобой совсем одни!
1970
Художники
Алексей Гаврилович Венецианов (1780–1847)
А. Венецианов. На пашне. Весна. Первая половина 1820 годов.
Михаил Васильевич Нестеров (1862–1942)
М. Нестеров. Осенний пейзаж. 1906.
Василий Васильевич Кандинский (1866–1944)
В. Кандинский. Небесно-голубое. 1940.
В. Кандинский. Картина с белыми лилиями. 1913.
Виктор Ефимович Попков (1932–1974)
В. Попков. Хороший человек была бабка Анисья. 1971–1973.
После обсуждения в группе (что же есть существо аутистического характера вообще и в отношении к природе) сообщаю и своё представление об этом.
Пример заключения ведущего занятие
Аутистическое существо характера сказывается, прежде всего, в том, что с детства (или позднее, с годами) чувствуется всё отчётливее собственная духовная изначальность как частица Духа, Мировой Гармонии. Аутисту свойственно чувствовать свою душу как частицу изначального Духа, направляемую этой Мировой Гармонией-Духом. Духовное есть для аутиста подлинная реальность, действительность. Многие аутисты и считают себя истинными реалистами. Тело — не источник (как чувствует материалист), а приёмник Духа. Поэтому духовная Любовь к природе, человеку и телесная любовь, чувственность (порою здесь острая) не растворены друг в друге (как у материалиста). Они как бы сосуществуют и даже порою во вражде друг с другом. Но в отношении к растениям, животным, минералам, планетам, звёздам духовная Любовь чаще дружит здесь с аутистической чувственностью, обогащающей природу Красотой, неземными красками.
Аутисты, конечно же, разные, но более или менее выраженная, с детства или с годами, отмеченная выше духовность-идеалистичность объединяет их.
Изначальный Дух присутствует в аутисте не как размытое облако. С возрастом, по мере развития аутистической природы в человеке, духовность всё более обретает свою гармонию, содержательность-направленность. Некую ориентацию, концепцию, которой аутист живёт. Всё, что поддерживает эту концепцию, ему по душе. Даже лесть, случается, он не способен рассмотреть из своей аффективно окрашенной гармонии-концепции (схемы). Нередко начинаются тягостные (даже депрессивные) страдания, если жизненные земные обстоятельства как-то придавливают духовность-индивидуальность, гармонию-ориентацию, не считаются с ней. Если обычная жизнь мешает жить так аутистически, как внутренне (осознанно-неосознанно) хочется, извне направляется. Зато на своей свободной творческой дороге, созвучной Гармонии-Свободе, аутистическая индивидуальность расцветает. Многие реалисты-материалисты (тем более малотворческие) приспосабливаются, более или менее, к разнообразным трудноватым внешним обстоятельствам и проживают в них жизнь. Аутистам это трагически трудно, но зато в своём деле (в т.ч., редком) они на многое высокое способны. См. работу Г.Ю. Канарша «Терапия творчеством в жизни Германа Гессе [20, с. 503–512]. Эта обычная неспособность аутистов без тягостных переживаний приспосабливаться к земной реальности роднит их с психастеническими реалистами. Но те — реалисты (в принятом смысле) и всё же обычно находят себе терпимую нишу в суровой для них материальной действительности и проживают в ней жизнь, не доходя до глубоких, отчаянных переживаний.
Постоянное общение аутистов с людьми, хотя бы немного посягающими на их личностную Свободу, нередко выводит их из себя в острую «лермонтовскую» раздражительность или повергает в депрессию с защитным апатическим безразличием. При этом сами аутисты в семье, на работе нередко склонны мешать друг другу быть собою. Нередко здесь — постоянное стремление к уединению вместе с переживанием одиночества-непонятости. Защитно-формальные общения на работе, с мамой (пока она жива), в туристических путешествиях со случайными людьми в отпуске. Душу оживляет чувством самособойности многолетнее присутствие в вечерней группе творческого самовыражения в нашем духе.
В своих глубоких научных и художественно-психотерапевтических работах о помощи (ТТСБ) шизоидам и психастеникам психиатр-психотерапевт Татьяна Евгеньевна Гоголевич (Тольятти) (публикации — с 1994 г.) открывает детальную диагностическую, клинико-психотерапевтическую панораму душевных и духовных переживаний этих пациентов [9; 10; 19].
Татьяна Евгеньевна отмечает, к примеру, следующее (1995). «Почти для всех шизоидов непременное условие счастья — ощущение вливания себя в Гармонию или Красоту мира, в его Целостность…» «Путь многих шизоидов к счастью долог и труден. Нередко в благоухающих лесах, горах, простёртых к небу, в отражающих солнце озёрах чувствуют они что-то особое, чему долгие годы ищут название и не находят». Пациентка, библиотекарь, поясняет. «Мне постоянно чего-то не хватало. Чего — поняла только сейчас. Мне не хватало общения с Богом. Оказывается, во всём я искала Бога. С детства меня этому не научили, вокруг меня верующих не было, и я читала вместо молитвы стихи Лермонтова. Они мне помогали, потому что они были духовные». Пациентка «нашла смысл жизни», «сердце обрело покой» [19, с. 134]. «Шизоиду для ощущения счастья необходимо, чтобы изначально присущая ему внутренняя Гармония, его внутренняя схема была им найдена, осознана, увидена или создана, это для него — главное, в этом его смысл жизни и его защита (известны исторические примеры, когда шизоид с чувством лёгкости и свободы или без этих чувств жертвует жизнью за Идею — будь то Бог, Красота, Добро, Истина или что-то ещё). Немногим шизоидам удаётся это найти, осознать, увидеть и реализовать себя в этом, большинству же удаётся найти лишь отголосок этого, как бы слепок с этого, но они счастливы и этим (особенно, если при этом находится некая ниша, спасительное щадящее место, где можно в более-менее полной мере быть собой). Ранимым, тревожным психастеникам ещё в большей степени нужна щадящая ниша, особое окружение, которое в значительной степени может смягчить свойственный психастенику конфликт чувства неполноценности с ранимым самолюбием (или хотя бы не усугублять его), а также сможет смягчить тревожность, тревожные сомнения. Такого рода щадящая ниша нужна психастенику, чтобы он, не отвлекаясь на борьбу с жизнью и житейские трудности, мог быть собой и реализовать свои богатые аналитические возможности» [19, с. 136].
Даже только из этого проникновенного описания шизоидных переживаний возможно предположить, что любовь-счастье шизоида к другому, даже самому близкому, человеку изначально присутствует для шизоида в Мировой Гармонии. Там они уже давно вместе, вне земных пересудов, как чувствуют это доктор Живаго и Лара (из романа Пастернака). Но в жизни, видимо, нечасто такое случается.
Психиатр-психотерапевт Надежда Леонидовна Зуйкова (Москва), тоже в своём диссертационном исследовании (1995) жизни шизоидов, отмечает следующее. «Даже в случае взаимной любви, по причине аутистичности, устанавливается определённая дистанция в отношениях, нет попыток разделить друг с другом все без остатка — мечты, досуг, деньги, работу, тайные желания, раствориться друг в друге. Эмоциональная атмосфера в семье лишена той душевности, тепла и лёгкости, которая присуща, например, отношениям циклоидов» [19, с. 160]. Мне тоже приходилось наблюдать подобное в семьях аутистов. Любовь (неземная) сама по себе, а брачный контракт сам по себе. Объясняется всё это подробными опасениями потерять свою личную свободу. Нередко аутистические мужчина и женщина, влюблённые друг в друга и толком не разбирающиеся в своих характерах, не способны жить вместе более нескольких дней. Обрушивают друг на друга каскады неустанного гневного раздражения, чудовищные аффективные обвинения в невыносимой, «преступной» авторитарности друг друга и разъезжаются по другим квартирам, чтобы снова встретиться через некоторое время для «безумной любви от Бога». В психотерапевтических группах Н.Л. Зуйковой (семейная ТТСБ шизоидов), постигая особенности души друг друга, восхищаясь красотой творчества друг друга, в которой сказываются эти особенности, они заново «по-настоящему» влюбляются друг в друга. И, бывает, что научаются жить вместе.
Психастеническая семейная раздражительность нередко не менее мучительна (тоже обвинения в авторитарности друг друга), но она иная — истощающаяся, более беспомощная, без гнева, быстрее проходящая.
Ещё расскажу немного о природе идеальной (платонической, божественной) любви многих аутистов. Она может сосуществовать с любовью целостной, земной, даже, в основном, плотской, но уже к другому человеку, в котором аутист не чувствует той Красоты. Красоты, неприкосновенной для физического, телесного. Это особая тема переживаний-размышлений в произведениях Платона, Джорджа Бернарда Шоу, Александра Блока, Алексея Лосева. Подобна этому и платоническая любовь многих аутистов к Природе, её Красоте. Это видится, например , в картинах Борисова-Мусатова, Николая Крымова — в сравнении с целостной, естественной, духовно-телесной любовью к Природе в картинах Шишкина и Поленова.
Порою Красота бабочки для аутиста может быть живее, дороже живого человека. И Красота этого живого полнокровного человека может быть живее его самого. Или Красота бабочки может смягчить тоску по умершему близкому человеку своей Божественностью. Эта изначальная любовь к Красоте человека, к Красоте Природы, даже к Красоте разнообразных событий — может быть отвлечена от переживания добра и зла, естественности и неестественности. Здесь следует уточнить, что моё собственное (авторское — М.Б.) переживание-понимание всего этого может не совпадать с переживанием-пониманием людей с иными характерами. Для них нередко моё «естественное» («реальное») представляется «неестественным» («нереальным»). И т.п. Постоянно встречался с таким понятным «недоразумением» в наших группах творческого самовыражения. Что прикажешь тут делать? Это — жизнь. Душа — не цифра. Всё-таки главное в нашем методе, конечно же, — поиск. Поиск себя, исходя из постижения в творчестве природы своей души. Для своей целительной и нужной людям жизненной дороги.
Следует также помнить и о том, что у иных, тоже многих, аутистов любовь может быть по-своему поистине целостной, духовно-телесной. Об этом, к примеру, в книге «Мы с тобой. Дневник любви» М.М. Пришвина и В.Д. Пришвиной (наше занятие «Любовь Пришвина»). Но и любовь реалистоподобного аутиста Пришвина к природе целостна по-своему. По-земному, но по-аутистически. Изначальная Красота Мира, Вселенной в земном муравье, в земной «красавице медунице».
Психиатр-психотерапевт Галина Николаевна Иванова (Волгоград) открыла себя в нашем методе как человека с аутистическим складом. Выпустила, по-моему, поистине психотерапевтические автобиографические рассказы, помогающие почувствовать-понять тонкости аутистических переживаний. Страдающим от своих душевных трудностей дефензивным аутистам это чувствование-понимание серьёзно помогает жить со своими характерологическими переживаниями, даже радоваться им. Одну брошюру Галина Николаевна назвала «Счастье аутиста. Психотерапевтические рассказы» (Волгоград, 1998), другую — «Жизнь прожить (Впечатления, Переживания. Размышления): Психотерапевтическая проза» (Волгоград: Станица-2, 2003). Помещаю здесь три рассказа из этих брошюр [19, с. 237, 238, 240].
Обратная сторона любви
Счастье — это когда есть кого любить. Если это чувство огромно, захватывает целиком, человек становится безмерно богатым. Любовь — уже есть часть его жизни, часть его самого. И страшно даже подумать, вдруг его потеряешь, это всё равно, что оторвать кусок сердца, ни с чем не сравнимая боль.
Может быть, лучше жить спокойно, без страстей и потерь? И проще , и легче, и нет горечи утраты. Но чего стоит в таком случае жизнь вообще? Пустой, расчётливый эгоизм, одинокое существование среди множества людей.
Ничто не вечно, судьба может одарить счастьем, может и забрать самое дорогое. Тогда останется память, душа сохранит пережитую радость.
Согласна с Наполеоном, это «лучше страдать, чем ничего не чувствовать».
Наверное, надо просто довериться своей судьбе, смело принимая всё, что она даёт, — и счастье, и несчастье.
Февраль 1999, Волгоград.
(Рассказ написан, когда наш кот Джон пропал на неделю.)
Открытие
Психология мне была интересна всегда, но, поскольку я работала в другой области, на неё не хватало времени. Пошла на цикл психотерапии, когда возникли трудности в разработке научной темы. Поначалу недоставало знаний по психиатрии, но постепенно увлеклась, появился азарт, и сложности уже не раздражали, даже вдохновляли. Узнала немало о себе, выяснилось, что я себя ощущаю не так, как окружающие видят. Психиатры и психотерапевты без сомнений расценили меня как аутиста. Искренне была удивлена, т.к. всю жизнь считала себя реалистом. Прочитала про аутистов всё, что было доступно. Это необычные, оригинальные, чудаковатые люди, малозависимые от внешних обстоятельств. Живут они в своём внутреннем мире. Мысли, переживания, изобретения, открытия для них реальнее окружающей действительности. А ещё есть врождённая вера в бога, в вечность души, потому к смерти они относятся философски, меньше боятся, чем реалисты. Иногда вера в душе не столь конкретна, нередко они верят в Разум, Логику, Гармонию жизни. Внешне аутисты сдержанны, иногда кажутся высокомерными, хотя это скорее отрешённость, со склонностью к точным наукам или к искусству, литературе. Просто жить им недостаточно, необходимо творчество. Аутист бывает одновременно безразлично-бесчувственным и сверхчувствительным, если что-то созвучно его душе, трогает его. И вообще, душа, её развитие и совершенствование — это главное для аутиста, и у него свои критерии успеха в жизни. Живётся аутистам непросто, мало кто их понимает, да и между собой они часто общаются, как иностранцы. Как ни странно, чаще удаётся найти общий язык с реалистами, благодаря граням созвучия. Поразмыслив, решила, что так жить тоже можно. Стало понятнее, почему не получается жить реалистически. Меньше теперь ругаю себя за ошибки и неудачи, больше ценю достоинства. Чувствую себя свободной несмотря ни на что, ни с кем себя не сравниваю, занимаюсь тем, что интересно, очень много планов на будущее, ощущаю себя личностью.
1994, Москва.
Нефертити
Посвящается сестре.
Нефертити — символ аутистической красоты — тонкость, нежность, изящество форм, хрупкость. Страшно дотронуться, чтобы не повредить. Высокое недоступное совершенство — горькая красота эдельвейса. Тот единственный, которого ждёшь всю жизнь, может не захотеть, преодолевая трудности, карабкаться по неприступным горам, а спокойненько сорвёт в саду примитивно-прелестную маргаритку. И будет по-своему счастлив, греясь её ласковой теплотой и душевной сердечностью. Только поссорившись, рассердившись, порой подумает, что жизнь могла бы сложиться иначе, если бы… Но этого «если бы» не случилось, и прекрасный эдельвейс, не дождавшись любви и поклонения, засохнет в гордом одиночестве и тихой светлой печали о несбывшемся. Не лучше ли родиться маргариткой? Мне кажется, лучше.
Октябрь 1993, Москва.
В 2021 г. в издательстве «Принт» (Волгоград) вышла книга Г.Н. Ивановой «Разные квадраты: психотерапевтическая проза».
Аутистичность обнаруживается и в том, что упомянутая изначальная аутистическая духовность имеет свои, с давних пор знакомые человечеству, например, по религиозным изображениям, иконам, не жизненно-реалистические, с чувством плоти, а изначально духовные врождённые переживания. Это символические, сновидные, другие изначально духовные вечные прообразы земной жизни, природы. Они являются для аутистов подлинной реальностью, более-менее заметно проглядывающей, спрятанной в природе, в идеалистическом творчестве — литературе, искусстве, в физике, математике и других теоретических науках. Переживанием концептуальной гармонии объясняется и особая способность, стремление многих аутистов к постижению символических языковых систем (попросту — разных языков). Это чувство духовной изначальной подлинности даже может сказочно, не по-земному, воспалять в поэзии и живописи земные краски у творцов-аутистов от чуть заметной духовной отделённости от земной природы вплоть до чувства нереально-неземного (Матисс, Шагал, Пастернак («имбирно-красный лес кладбищенский»), средневековые японские хокку). Хокку Басё нередко принимается за вполне реалистически-земное поэтическое описание природы. И только по особому его символическому изяществу чувствуешь (чуешь) его духовную изначальность, его неземную и вместе земную Красоту.
Всем этим отличается духовность аутистическая от духовности (одухотворённости) реалистов с их чувством первичности материи. Благодаря аутистическому чувству-пониманию природы и культуры земное и небесное (звёзды, планеты) ощущаются, понимаются отголосками потустороннего, подлинного духовного мира. Земные растения, животные, минералы для аутиста — такие же, если не более, изначально одухотворённые существа, как и человек (например у Тютчева, Гумилёва, Басё, Пришвина). Смерть животного и растения, как и смерть человека, для многих аутистов по этой причине не так уж страшна, хотя и торжественно-печально расставаться с земной жизнью. Не так уж страшна, потому что все мы будем духовно пребывать в светлой неземной Вечности-Гармонии, как уже было с нами, пока не родились. И земная одухотворённая природа может мягко помочь соединиться с Вечностью, показать человеку перед смертью светлую «дорогу не скажу куда» (Ахматова).
Существуют, в сравнении с глубинно-нравственными, мудрыми аутистами, и безнравственные аутисты (как и природные безнравственники со всеми другими характерами). Их физиономия зла нередко по-своему даже досадно «красива» в своей аутистической утончённости, в соответствии с природной изначальной направленностью к символической гармонии-соразмерности (Красоте в широком символически-космическом понимании). Известно, что Добро (Нравственность) и Красота (Прекрасное), повторю, могут в жизни не совпадать (Философский энциклопедический словарь, 1989, с. 507). Близка к этому тема «Гений и злодейство». Не хочется говорить здесь об этом подробнее. Упомяну об этом только по той причине, что и аутистическое изящество (изначальная красота) может быть дьявольским (красота смертоносного кинжала). «Красивое зло» «поэта-исследователя» в концлагере не лучше «уродливого зла». Зла насильника-садиста, измучивающего свою жертву самым грубым унизительным образом в другом лагере. Можно ли такое вообще сравнивать? А синтонный весельчак-сладострастник, соблазнивший множество женщин, не сочувствующий горю многих своих случайно родившихся несчастных детей и их лихо растоптанных матерей-одиночек. Не желающий даже знать о своих детях… А любитель поджигать леса?.. Преступное зло многогранно. Оно всегда безнравственно, потому что преступник (в отличие от истинного душевнобольного) ведает, что творит бесчеловечное.
Добро, к счастью, повторю, постоянно превращается в освободительную агрессивную защиту от унижающего человека Зла, от безнравственности. «Пусть ярость благородная вскипает, как волна…» (Василий Лебедев-Кумач).
Люди преступного зла самых разных характеров и национальностей обычно напряжены своим злом, и им полегче, когда их боятся те, к кому направлено их зло. Они получают явное удовольствие от воплощения своей агрессивности в жизнь. В то время как люди добра радуются тому, что творят добро. Душевно здоровые люди зла, утончённого и грубого, в обычной психотерапевтической помощи чаще всего не нуждаются. Они понимают юридическую разницу между добром и злом, но природа нередко берёт в них своё. В зависимости от устройства государственного порядка они способны сдерживаться или распускаются.
Подробнее о понимании нравственности см., например, в моей работе «Психотерапевтическое занятие в группе творческого самовыражения: “О картине А.А. Иванова «Явление Христа народу (Явление Мессии)», опираясь на очерк Тургенева «Поездка в Альбано и Фраскати (воспоминание об А.А. Иванове» (1861) и работы других авторов”» (журнал «Психотерапия», 2018, № 9 (189), с. 56–69). О безнравственных людях (людях зла) — в книге: Р.Д. Хаэр, «Лишённые совести. Пугающий мир психопатов» (пер. с англ.; М.: ООО «И.Д. Вильямс», 2007. 288 с.: ил.).
Изначальность аутистической Гармонии (подсвеченная изначальным духом как бы земная Красота) чувствуется, таким образом, в реалистоподобных образах японского хокку, в особых японских букетах (икебана) — в сравнении с жизненно полнокровными (например, пушкинскими) земными естественными стихотворениями и дачными букетами нивяника и иван-чая.
В пейзажах аутистических художников обычно нет живой естественной плоти растений, дышащей духом матери-природы. Это сновидные или символические образы, как и иконы, которыми разговаривает изначальный Дух с теми, кто по своей природе способен ему внимать.
Японское хокку — движение Духа, исходящее из самого изначального Духа и одетое в земные, как бы реалистические одежды. Чеховское психастеническое «подводное течение» (Станиславский), напротив, — духовное загадочное движение, исходящее из земных событий, из тонких отношений между людьми. Люди говорят об одном, а переживают другое. И это так чувствуется в как бы не имеющих отношения к делу словах. При том что всё поистине по-земному.
И в повседневной жизни одухотворённые аутисты нередко ощутимо чувствуют духовное начало (происхождение от Духа) в каком-то обожествляемом ими человеке или даже в домашнем животном, комнатном цветке в горшке.
Аутист тяготеет к Гармонии, Красоте. В том числе и в Природе. Лермонтовский Печорин по дороге на свою дуэль особенно это чувствует. «…в этот раз больше, чем когда-нибудь прежде, я любил природу». «Как любопытно всматривался я в каждую росинку, трепещущую на широком листе виноградном и отражавшую миллионы радужных лучей! как жадно взор мой старался проникнуть в дымную даль!» Природа, особенно в творчестве реалистоподобных аутистов (без откровенных символов в духе Кандинского), как не раз отмечал, мягко подсвечена изначальным духом и её красота как бы отделяется от самой природы, обнаруживаясь частицей единой изначальной Красоты, загадочной иероглифичностью (Боттичелли, Сёра, Бакст, Шагал, Борисов-Мусатов, Крымов, Попков).
Григорий Юрьевич Канарш (Москва) в работе «“Философия жизни” глазами психастеника и аутиста (Баратынский и Гумилёв)» (2007) сравнивает похожие друг на друга «содержательным наполнением» стихотворения — психастеническое (Баратынский) и аутистическое (Гумилёв). Оба поэта представляют себе «философию жизни» (Канарш), из природы своих характеров, весьма похоже — в образе ребёнка.
Для психастеника «жизнь и волненье — одно» (Баратынский).
Последние строки стихотворения:
Мира надежда, младенец, как будто закон его чуя,
Первым стенаньем качать нудит свою колыбель!
(Е.А.Баратынский. Мудрецу.)
Для Гумилёва в его стихотворении «Жизнь» «символ жизни» — тоже «ребёнок». Но совсем другой.
«С иронической усмешкой царь-ребёнок на шкуре льва,
Забывающий игрушки между белых усталых рук».
Как это понимать? Г.Ю. Канарш поясняет.
Для аутиста «символ жизни» (Гумилёв) — не поэт, не воин, не хлебопашец, а тоже ребёнок, но уже не в тревожно-трезвом, философски-реалистическом понимании Баратынского. Для Гумилёва жизнь — «неразрешимый парадокс, тайна». Гумилёв напрягает нашу мысль загадкой. Он с «мрачным, депрессивным … настроением» «говорит с нами посредством символов, отсылая к Неведомому». Ребёнок Баратынского и Гумилёва — «это и есть символ жизни, как вечно обновляющегося процесса». Но «ребёнок Баратынского — это беспомощный младенец, «мира надежда», который громким плачем «оповещает окружающих о своём беспокойстве». Гумилёв «говорит нам не о беспомощном младенце, но о «ребёнке-царе» (обратите внимание: какая разница!), всеведущем и всемогущем, возраст которого (парадокс!) соизмерим с «возрастом» мироздания. По сути, образ, созданный Гумилёвым, парадоксальным образом сочетает-соединяет в себе два противоположных начала жизни — юность и старость, невежество и мудрость, «лёгкость бытия» и его неимоверную тяжесть» [20, с. 521–524].
По-моему, в сущности, Григорий Юрьевич поясняет здесь, что «всеведущий и всемогущий» мудрый ребёнок аутистического Гумилёва был и будет всегда, потому что он — изначальная духовная частица вечной Мировой Гармонии.
В этой же работе Г.Ю. Канарш пишет о том, что подобная «“перекличка” в культуре» «свидетельствует об удивительном “разнообразии человеческих миров” (П.В. Волков), которые, однако, объединяются в некое единое целое невидимыми нитями духовного творчества» [20, с. 524].
Сам автор, философ, немало открывший и в характерологической креатологии, считает себя «человеком аутистического с астеноподобностью склада» [20, с. 522]. Но ему созвучно и творчество Баратынского, и творчество Гумилёва, и творчество полифонического Гофмана («Гофман и я» (2004) [20, с. 616–617]). Так нередко и бывает. Аутистические Лермонтов и Ахматова с восхищением, благодарностью чувствовали созвучие с синтонным Пушкиным. Думается мне, что без этой возможности единения, без этих граней созвучия мы бы безнадёжно не понимали друг друга.
Нередко современные философы, даже отечественные, полагают «истинной философией» лишь философию идеалистическую (наполненную аутистически-символическими теориями, концепциями). В противовес тому, как в советское время «истинная философия» была материалистической. Подобное происходит в психологии. И, конечно, в психотерапии. Приходится постоянно слышать, что материалистической, естественно-научной философии, психологии, психотерапии и вовсе нет. Аристотель, Фейербах, Маркс, Энгельс, Дарвин, Э. Кречмер, Ганнушкин, Консторум — это всё «художественная», «описательная» история истинной науки. Для учёных, склонных к обобщениям противоположностей, особенно учёных одухотворённо-реалистического, естественно-научного склада, существуют, однако, и современные классические одухотворённо-материалистические подходы. Философские, психологические, медицинские: например, школа медицинской психологии и глубоких основ клинической классической психотерапии Эрнста Кречмера, клиническая классическая российская психотерапия (арететерапия Яроцкого и тоже отечественный сегодняшний психотерапевтический консторумский клиницизм). Идеалистически-психологические психотерапевтические подходы, более свойственные психотерапевтам аутистического склада (психоаналитические, экзистенциальные, когнитивно-поведенческие), и классически-клинические подходы благотворно дополняют друг друга в живой практической работе, как не раз уже пытался объяснить в подробностях [3–6, 20]. Однако многим ещё исследователям и практикам трудно признать, особенно в аутистической замкнутой углублённости (с верой лишь в свою концепцию), что — особенно сейчас — необходима свобода научной (в том числе, научно-художественной) мысли. Клиническая классическая психотерапия (естественно-научная в своей сути, проникнутая живым клиницизмом) как научное искусство (вместе со всей клинической медициной) сегодня особенно необходима человечеству. Не только потому, что многим нуждающимся в психотерапии людям серьёзно не поможешь психоаналитическими символами, экзистенциальной философией и когнитивно-поведенческими психотерапевтическими техниками. Я говорю о тех пациентах, которых для успеха дела необходимо в жизненных подробностях познакомить с самими собою и другими людьми на их тернистой дороге, дабы возможно было им идти вместе дальше. Дело глубже. Сегодняшние экологические катастрофы, трудные, опасные отношения между народами и людьми в одной стране и разных странах требуют раскованности трезвого, реалистического, естественно-научного мышления в человечестве. Требуют массового живого реалистического клиницизма (с характерологией) как мироощущения (в широком понимании). Требуют для того, чтобы лучше, трезвее понимать друг друга и лучше знать, кому, что и почему можно доверить. Для того, чтобы, всё повторяю, выжить человечеству.
Тютчевское пантеистическое чувство Природы, по-видимому, присуще многим аутистам. «В ней есть душа, в ней есть свобода, / В ней есть любовь, в ней есть язык…» Нередко аутист не размышляет об этом, но бессознательно чувствует, что его собака так же сложно одухотворена, как он сам, и укладывает её в свою кровать, рассказывает ей сокровенное с убеждением, что она его понимает. Или по-швейцеровски боится невольно наступить на одуванчик.
Художник Николай Андронов вспоминает, как они с художником Виктором Попковым во время прогулки по парку в Абрамцеве, в апреле, смотрели, как «вороны ворошат прошлогоднюю листву и деловито переговариваются». «Виктор уверяет, — рассказывает Андронов, — что язык их, нам непонятный, должен быть не менее совершенен, чем наш». См.: Манин В.С. Виктор Попков. М.: Сов. художник, 1989. С. 155.
В своих научных исследованиях аутист-учёный нередко склонен изучать одними и теми же теоретическими построениями душевную жизнь животных и человека. Не чувствуя эволюционной разницы, не чувствуя широкого (всё живое) и узкого (человек) смысла душевного. Например, душевно живого в человеке и иного душевно живого в животном. Но и это для науки по-своему может быть важно.
Психиатр-психотерапевт Ольга Борисовна Счастливова (Москва) пишет следующее (1999). «Пациент И., 39 лет, увлечённо, не считаясь со временем, рассказывает о жизни аквариумных рыбок, об их видах, окрасках, своих экспериментах по скрещиванию разных рыб, держит дома несколько аквариумов, регулярно их чистит, меняет воду «строго по науке», готов всё бросить и ехать на «Птичий рынок», если услышал, что там появился новый диковинный вид рыбок. Трепетно ухаживает за своим белым (необычным по окраске) боксёром, позволяет лежать в человеческой постели, следит за его рационом, терпеливо лечит и делает уколы, когда тот заболеет, ежегодно «для здоровья» настойчиво ищет ему подругу. Из домашних растений предпочитает хрупкие и капризные орхидеи, мистическая и утончённая красота которых завораживает взгляд. Выращивание орхидей — занятие довольно сложное и хлопотное, им необходимы микротеплицы и особая влажность воздуха. Но именно эти цветы созвучны ему, и он одухотворённо выращивает их в своей квартире. Однако мы видим определённую холодность и жёсткость этого замкнуто-углублённого человека по отношению к близким людям: жене, матери. Для них он не сделает и доли того, что делает для своих питомцев» [19, c. 594]. И ещё одно место. В японском «философски-символическом саду» «аутист смягчается душой, лучше понимает себя, черты своего характера, своё место в таинственной мировой гармонии» [19, с.595].
Т.Е. Гоголевич (1999), обсуждая эту же тему, сообщает следующее. «Для шизоидов характерны философские, сложно-символические отношения с природой. Представляется, что именно в этой области нередко можно достичь особого успеха в лечении декомпенсации шизоидной психопатии. Шизоидным психопатам, обычно безразличным к «сухой» психотерапии, к общим словам и рекомендациям, нужны образы и явления, обращённые к тонкой аналитичности и ранимой поэтичности этих людей. … Для шизоида символ … нередко имеет такую же жизненную силу и яркость, как сама действительность. Но … действительность в символе и сам символ подвергаются мыслительной обработке (соответствующей Внутренней Гармонии конкретного шизоида). Кроме того, символ, выражаясь словами А.Ф. Лосева (1995), становится острейшим орудием переделывания самой действительности». Татьяна Евгеньевна считает, что «такого рода символом … для шизоида может оказаться бонсай» (в ТТСБ). Шизоидная психэстетическая пропорция «сообщает, — продолжает автор, — утончённую тягу к холодной неживой природе — минералам, звёздам, скалам, ледникам, вулканам. Или к особым редким, экзотическим видам лишайников, мхов, насекомых, птиц и т.д. Редкие шизоиды счастливы тем, что находят себя в общении с любимым предметом, становясь альпинистами, геологами и т.д., но не каждый имеет подобную возможность, и, более того, не каждый шизоид до конца понимает себя». [19, с. 617–618].
Когда-то в молодости шизоидная пациентка, геолог, подарила мне несколько камней из своей экспедиции. Мы немного поговорили об этих камнях, и она с огорчением вздохнула: «Нет, вы не чувствуете камни!» Да. Я собирал в детстве (и потом) камни по-другому, по-своему, без аутистического вдохновения женщины-геолога, по-психастенически.
Психэстетическая пропорция (Э. Кречмер), то есть сочетание душевного бесчувствия со сверхчувствительностью, по-моему, объясняется тем, что шизоидной сверхчувствительностью, любовью обнимается всё, происходящее из изначального Духа, Мировой Гармонии. И как бы наполненное этим. Дух открывается нам, прежде всего, символом. В природе и человеческой жизни это, прежде всего, все символическое (камни, крыло бабочки, бонсай (выращенное карликовое деревце), цифры, другие знаки и т.п.). А ко всему сугубо земному, тёплому, — сравнительное бесчувствие. Подробнее — 6, с. 245.
Так вот. Татьяна Евгеньевна предлагает пациентам занятие «Бонсай» (1993). Рассказывает и показывает, что это такое, какие существуют основные стили, национальные особенности бонсай. И рекомендует особые приёмы: как вырастить карликовое дерево (берёзу, сосну, тую и т.д. — то, что, видимо, ближе душе) не за десятки-сотни лет, а за несколько месяцев.
«Занятие в группе по теме бонсай может быть предложено наряду с занятиями о минералах, горах, о произведениях японских поэтов, писателей и живописцев, посвящённых природе, с занятиями, посвящёнными описаниям природы у К. Паустовского, Г. Гессе; с занятиями, посвящёнными работам (фотографиям, слайдам, стихам, прозе) и коллекциям самих пациентов» [19, с. 617–618]. Практически все шизоидные пациенты автора увлекаются бонсай, психастеники — редко. «…у выращивающих бонсай и увлечённых этим шизоидов смягчалась имевшаяся до этого неврозоподобная симптоматика (в частности, смягчались навязчивости и общее чувство напряжённости)». «Сами пациенты отмечали, что чувства тепла и нежности, появившиеся у них к выращиваемому и формируемому ими особым образом растению как бы расширялись, захватывая и другие предметы, растения, людей. Отвлечённо-аутистическое переживание природы как бы конкретизировалось, и вместе с этим появлялась способность получать удовольствие от того, что раньше оставляло равнодушным. У шизоида появлялась уверенность в мире, в котором наглядно росла как бы материализовавшаяся часть Его Идеи, Его Духа, но в то же время развивающаяся по своим собственным законам (клён и сосна, получая особые формы, всё-таки оставались клёном и сосной)» [19, с. 620].
Следующее занятие Татьяны Евгеньевны для шизоидов и психастеников в одной группе посвящено икэбане (1997) [19, с. 621–623].
Понятно, что нравственный человек аутистического склада души особенно предрасположен своей природой к сложной содержательной подлинной религиозной Вере. Эта подлинная Вера, в отличие от просто желания веровать, основывается на том, что аутист природой своей глубинно, генетически, чувствует подлинную реальность Бога-Духа, создавшего и Природу. В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог (Иоанн.1:1).
Эта подлинная религиозная Вера в виде убеждённости в духовном начале Природы обнаруживается в по-разному сновидных пейзажах Венецианова и Нестерова.
Подробнее см. обо всём этом в моей работе «Терапия творческим самовыражением (М.Е. Бурно) — в помощь Православию» [7, с. 541–555].
В заключение этого занятия скажу, что глубинные характерологические тайники в душе человека, по-моему, способен несравненно ближе к истине почувствовать, усмотреть, понять, описать психотерапевт с таким же характером. Но психотерапевты иного склада имеют своё преимущество — способность подробно сравнивать одно характерологическое с другим. Для развития клинической характерологии (основы психотерапевтического клиницизма) равно важно и то, и другое. Ведь клиницизм не замкнутая в своих символах теория, концепция, а научное искусство, которое бесконечно развивают исследователи, дополняющие, поправляющие, уточняющие работы друг друга.
Подробнее о целительном творческом общении аутистов с природой см. также в других работах: 5, с. 111–113; 6, с. 222–264; 7, с. 42–52; 19, с. 576–577, 593–595, 617–623.
Все изображения приведены в образовательных целях. Список литературы опубликован в первой статье цикла. — прим. ред.
Комментариев пока нет – Вы можете оставить первый
, чтобы комментировать