Деконструкция понятия субъекта на основе практического поворота в понимании человека

Начиная с Р. Декарта в новоевропейской научной рациональности и философии средоточием субъектности человека, понимаемой как автономное, суверенное, транспарентное — самосознающее, самополагающее основание человека (подлежащее, предлежащее), центр и начало его активности, считают Я, самость, личность, самоидентичность, субъекта. Все эти высотные, центральные понятия — Я, самость, личность, самоидентичность, субъект, объясняющие целостность, связность и самодетерминацию человека, радикально проблематизируются в парадигмальной трансформации современной научной рациональности и фундаментальной трансформации социокультурного бытия человека и его общества.

Эта парадигмальная трансформация связана с хорошо известным переходом от классической, модернистской (или неклассической) философии и науки к постмодернистской, вобравшей в себя в настоящее время постструктурализм и различные формы деконструкции, различия и разнообразия, характерные для культуры постмодерна. Применительно к субъектности человека речь идет о переходе от, скажем, принципа центрации субъекта к принципу децентрации субъекта [10; 23]. Принцип центрации субъекта мы связываем с философией тождества, работой по универсализациии абсолютизации субъекта, а также со следованием основополагающим метанарративам. В свою очередь, принцип децентрации субъекта связан с философией различия, идеями смерти субъекта, утраты метанарративов, целостности, единства, связности субъекта, личности, для которых характерна текучесть, изменчивость, множественность, фрагментация, социокультурная обусловленность дискурсивными практиками, наррациями, интертекстуальностью [3; 5; 6; 8; 10; 18; 19; 20; 22; 24]. Российская психология, которая раньше отправлялась в своих изысканиях от марксистского дискурса, теперь, как правило, начинает свои тексты в русле этого модного тренда, говоря о методологии различия, разнообразия, изменчивости, множественности, неопределенности, нестабильности. Манифестом такого подхода можно даже принять тезис А.Г. Асмолова об изменяющейся личности в изменяющемся мире, сопровождающийся ёмким изречением «Mobilis in mobili» [2].

Между тем в современной психологии в связи с этими научными движениями сложилось фундаментальное противоречие в понимании человека. С одной стороны, она следует принципу децентрации субъекта — идеологии различия, разнообразия; с другой стороны, продолжает исходить из принципа центрации субъекта — из категории абсолютного субъекта, самостийной личности. Другой тут является бледной тенью субъекта, проекцией Эго, или тем, что нужно редуцировать во вторичной социализации и персоногенезе человека. Указанные два принципа либо спокойно сосуществуют в научном дискурсе, либо из них создаются определенные комбинации, сочетания, игнорируя возникающие при этом методологические и теоретические проблемы, требующие своего разрешения. Примеры, иллюстрирующие сказанное, можно почерпнуть из свежего сборника «Психология личности: пребывание в изменении» [16]. В ряде работ, где обнаруживается подобное сочетание несочетаемых свойств субъекта, личности, такие явления, как разнообразие, изменчивость, множественность, текучесть, неопределенность, конструирование, нарративность, аутопоэзис, самотворение, самопроектирование, принимаются как предикаты, новые черты этого самотождественного, абсолютного, автономного субъекта или самостийной личности, «хозяина» Я.

Тотальный субъект, или личность, выступает тут, говоря словами Л. Витгенштейна, которого любил цитировать С.Л. Рубинштейн, как «крючок вешалки», на который навешиваются как предикаты различные свойства, особенности, характеристики субъекта [17]. Субъект сам себя творит, созидает и в то же самое время социально конструируется, складывается дискурсивными практиками, нарративами, практиками заботы в духе М. Фуко. Но М. Фуко, напротив, переворачивает направление конструирования тотальности человека в антисубъектном ключе, образно говоря, размещая культурно-обусловленного человека в аквариуме властной дискурсивной формации. Сочетание несочетаемого создает гибридного, клипового субъекта, оксюморонную личность, лоскутную идентичность, или, в терминах К. Гергена — «набитую» самость («saturatedself») [20].

Для преодоления проблемы, созданной противоречием принципов центрации и децентрации субъекта, мы следуем, назовем это в современных терминах, пост-постмодернистской логике или идее де-деконструкции субъекта, основанной на трансформационном понимании конкретного — сингулярного, человека, субъекта, личности, самоидентичности [11; 13]. Эти идеи были реализованы также в рамках концепции трансформационной онтологии человека [12], и я приведу здесь несколько положений данного подхода, необходимых для настоящего обсуждения.

1. Генезис, развитие, рост, трансформация развития психики, личности, субъекта опосредствованы работой, практикой человека над собой.

2. Практика, деятельность дифференцируется на: 1) традиционную предметную деятельность, практику, активность (труд, работа) и 2) практику (праксис), работу человека над собой.

3. Два плана практики соотнесены друг с другом: осуществляя практику над собой, человек осуществляет предметную деятельность, субъектом которой он является.

4. Высшие психические функции, мотивация, воля, личность, субъект, самоидентичность и др. рассматриваются как работа, которая опосредствует деятельность субъекта.

5. В ходе практики многообразие проявлений, воплощений, ипостасей человека (субъекта, личности) связываются, собираются в узлы, сборки, ассамбляжи личности. В ходе этой работы человек продолжает быть собой (самотождественность создаётся в аутопоэтической работе), становясь иным. Различие создаётся и удерживается в альтропоэтической работе.

В настоящей публикации мы даём дополнительное обоснование трансформационной модели субъекта, личности на основе нового прочтения практического поворота К. Маркса и ряда других, связанных с этой идеей.

Прежде всего, коснемся проблемы определения человека, личности и отметим, что традиционно, начиная с Аристотеля, для данного определения ставится вопрос «Что?» (о «чтойности», сущности). Что такое личность? Знаменитый четвертый вопрос И. Канта звучит так же: «Что такое человек?» Об этом много сказано и написано, а в последнее время В.А. Иванников, проведя глубокий анализ проблемы, показал необходимость введения критерия для выделения особой реальности человека, которая обозначается понятием «личность» [7]. Добавим, эта проблема критерия, выявляющего качественную определенность личности, обостряется в связи с пониманием личности в научной идеологии различия, множественности, текучести, неопределенности.

Отметим, что для дальнейшей разработки трансформационной модели человеческой субъективности, личности, соглашаясь с необходимостью выявления содержательного критерия понятия личности, мы в определении человека осуществляем сдвиг от вопроса «Что?» к вопросу «Как?», перевернув логику анализа и придав вопросу «Как?» методологическое и онтологическое значение. Дело в том, что для определения понятия «личность» мы выделяем многообразие конкретных реальностей, или фактичностей, жизни человека. Для Л.С. Выготского, С.Л. Рубинштейна и, особенно, А.Н. Леонтьева — это многообразие связей, отношений, взаимодействий, реализуемых в многообразных деятельностях. Их связь постулируется, а современный научный дискурс вообще утверждает об их разрыве. В то же время исподволь ученые возвращаются к этой идее через сериации, сети, сборки, которые, на наш взгляд, также производятся в гетерогенной работе.

Таким образом, в современной психологии и социогуманитарных науках возникает вопрос об онтологической синтетической работе, происходящей в самой жизни, бытии, которая идет в то же самое время из центра человека, личности, субъекта — того пресловутого центра, который подвергается деконструкции у М. Фуко, Ж. Деррида, Ж. Делеза и Ф. Гватари, К. Гергена и др. Вот и фундаментальный вопрос психологии и социогуманитарным наукам в понимании человека: как возможен человек — субъект, личность, как единство многообразия своих проявлений, воплощений, ипостасей? Этот же вопрос о синтетической работе задается и сущностному ансамблю К. Маркса, дискурсивным практикам, сборкам, ассамбляжам постсовременной науки. Его же можно поставить в более формальных терминах психологии личности: как возможна личность как созвездие специфических черт или специфический паттерн поведения — мышления, эмоций, поведенческих актов? [21]. Через вопрос «Как?» мы вводим в игру феномен работы, практики себя, исследуя условия возможности человека, личности, субъекта как качественной определенности — «чтойности», сущности, или сущностного ансамбля, совокупности особенностей, способностей. Новый шаг, который мы делаем, состоит в том, что целостность, единство, тождество личности, субъекта не постулируется как гештальт, система, а объясняется на основе работы онтологического синтеза человека над собой и над другим.

Именно эта работа производится и находится в средоточии человеческой субъектности — в центре, ядре, её Я. Феномен «сам» или «само» — «самостийности» человека, который пребывает в психологии в онтологической пустоте, раскрывается как работа, практика над собой как над Другим. Однако вопрос о создании единства многообразия в существе человека мы ставим не умозрительно или формально-логически, а раскрываем в конкретной онтологии человека в жизни, в бытии. А именно: узлы личности связываются в бытии, в практике, в работе личности над собой, в заботе личности о себе и о другом. Так мы двигаемся в русле практического поворота, начатого К. Марксом: действительный индивид определяется в практическом существовании в деятельных отношениях. Принимая тезис, мы продумываем его до конца, дополняя концепцию деятельности работой с деятельностью и практикой над собой.

Проясним этот ход. Определяя человека в оптике вопроса «Что такое человек (личность, субъект)?», мы пытаемся подвести под понятие (через различные критерии, признаки и основания) живого человека, который определяется и самоопределяется в жизни, а не только в научном понятии. Этот вопрос «Как самоопределяется человек в жизни, способ его самоопределения?» мы и пытаемся ухватить в понятии работы человека над собой. Научный вопрос, что вводить и что выводить из содержания понятия личности, онтологически определяется вопросом, как человек в своей работе нечто вводит в свое существо или нечто выводит из него, как нечто утверждает в себе и как от чего-то в себе отказывается.

Чтобы конкретизировать предлагаемые нами представления, рассмотрим, как работает принцип историзма К. Маркса — общественно-исторической обусловленности генезиса, развития психики, личности человека, у трех ведущих основоположников советской и российской психологии. При объяснении высших психических функций и личности человека основополагающим для Л.С. Выготского является превращение постулата связности, целостности психического в проблему, требующую объяснения. Скажем, необходимо объяснить в наших терминах работу синтеза в межфункциональных трансформациях, связях деятельностей сознания, которая происходит, в продолжение нашей терминологии, в работе опосредствования, осуществляющейся посредством культурных средств в переходах интер- и интрапсихологических деятельностей [4]. В свою очередь, С.Л. Рубинштейн, реализуя принцип историзма на основе единства сознания и деятельности, раскрывает развитие психики человека, субъекта, личности на основе многообразных связей и взаимодействия [17]. Что важно, субъект, являющийся носителем психического, переживаний, сам определяется на перекрестье его связей и взаимодействия в мире, а это требует, как и у Л.С. Выготского, синтетической работы по связыванию многообразных взаимодействий в узлы, сборки, ассамбляжи субъекта. Обратим внимание: множество деятельностей и в плане сознания, и в плане психики, жизни, бытия человека в мире требует введения понятия работы, в которой многообразие деятельностей связывается в узлы, в сборки личности.

Этот момент становится еще более выпуклым в концепции А.Н. Леонтьева о личности, в которой существуют два психологических дискурса, определяющих личность [9; 11]. В одном из них личность определяется как внутренний момент деятельности, позиционируемый далее как полюс субъекта, или конкретного субъекта особой деятельности — деятельностное определение. Во втором (полидеятельностном, которое чаще всего игнорируется в литературе и которое мы подвергли специальному анализу) — личность определяется на многообразии деятельностей, реализующих общественные отношения, которые и завязываются в узлы личности. Именно в этом теоретическом пункте наиболее остро обнаруживается необходимость введения понятия работы личности для объяснения процессов завязывания узлов личности, узлов высших психических функций, в ходе которых эти процессы и образования трансформируются, конституируются. Результатом предложенной нами концептуализации принципа связывания стало понимание самой личности как работы личности — работы над собой, практики себя, реализующейся в процессах жизнедеятельности, процессах бытия.

Мы также доказываем, что в культурно-исторической теории существует проблема, требующая введения понятия работы личности для раскрытия процессов овладения собой как необходимого условия развития высших психических функций. По Л.С. Выготскому, личность как историческая целостность, которая формируется в ходе культурного развития человека как высший её итог, высший психический синтез (включающий третичные психические связи), является в то же самое время необходимой предпосылкой развития и генетически постулируется как самое первичное, самое исходное образование. Возникает противоречие: личность, которая формируется в конце, требуется уже в самом начале.

Для решения этой проблемы личность должна быть — «быть» в её глагольном, действенном звучании: она должна пониматься не как вещь — структура, а как работа над собой. Я сам работаю над своей психикой и над собой. Следовательно, личность нужно понимать как процесс становления исторической целостности человека, который происходит, не минуя личность, а в её работе над собой, в которой раскрывается процесс овладения собой, а соответственно, и овладения поведением, психическими функциями [11].

Таким образом, развитие функций и межфункциональных связей проходит через личность — работу личности. Даже наиболее характерные для существа личности третичные связи, по Л.С. Выготскому, работающие как регулятивный принцип наподобие сна кафра, являются психологической системой функций, завязывающейся в личностный узел через личность, добавим — в работе личности [4]. Новый регулятивный принцип конструктивной деятельности Л.С. Выготского, ядро новой методологии и философии практики необходимо раскрыть, на наш взгляд, в работе личности над собой, практике человека над собой как над другим (альтропрактике и аутопрактике). Введение понятия работы личности в культурно-историческую психологию Л.С. Выготского уточняет развитие высших психических функций, сознания, личности в оптике работы, которую проделывает человек с собственными функциями, психикой, сознанием, личностью.

Вернемся к проблеме конструирования субъекта, личности. В соответствии с принципом историзма, субъект конструируется. Но он не только самоконструируется, но он конструируется культурой; он не только самообусловлен, но и обусловлен культурой. Возникающая тут проблема, требующая работы освобождения в духе дискурса К. Маркса, остается нерешенной в постмодернизме, а также ни ранним М. Фуко, ни поздним М. Фуко в практиках заботы. Чтобы разорвать этот круг обусловленности, нам нужно продолжить новое прочтение принципа историзма и, соответственно, новое прочтение практического поворота в философии практики К. Маркса, акцентируя на этот раз вопросы философии и методологии психологии.

Принцип историзма К. Маркса говорит об общественно-исторической обусловленности генезиса, развития психики, личности человека [14]. А применительно к определению высших специфических человеческих психических функций и способностей, позволяя преодолеть социологический и культурологический редукционизм, утверждает, что конкретный ансамбль общественных отношений, которые составляют сущность человека, осуществляется в деятельности действительного индивида, которая и выступает субстанцией личности, субъекта, Я. Действительно, человек индивидуализируется в деятельности, в которой он присваивает общественно-исторический опыт, человеческую сущность, воспроизводя его в собственном онтогенетическом развитии.

Однако индивидуальный опыт и индивидуальная история жизни конкретного человека не принимаются во внимание в теориях деятельности, считаясь случайными по отношению к всеобщим необходимым отношениям. Независимо от того, рассматривают их глобально или локально, в терминах конкретизации отношений у Э.В. Ильенкова или в социальной философии у К.А. Абульхановой-Славской. Мы деконструируем индивидуальную историю бытия сингулярного человека через практику, работу человека над собой, в которой осуществляется история единичного события жизни, в которой, по сути, и осуществляется деятельность, воспроизводящая опыт большой истории человечества.

Специально подчеркну, что сингулярный человек — индивидуальный человек, в его практике над собой не самозамкнут в своей внутренней работе в духе немецкой классической философии. Он осуществляет практику себя во взаимодействии с другими (тут наши пути с М. Фуко расходятся) в интерперсональной, межличностной работе, конструируя свою субъектность, личность в диалектике сепарации и аффиляции, альтруизма и эгоизма, движения к людям и движения от людей, в заботе о себе и заботе о другом. Эта идея диалектики индивидуации и приобщения перекликается с концепцией личности В.С. Мухиной об идентификации и обособлении, в которой мы находим серьезную научную аргументацию обоснования концепции трансформации личности [15]. Напомним, что принцип трансформации строится на диалектике принципа познания и принципа практики — изменения, преобразования, в духе тезисов К. Маркса, приводя в связь вопросы «Что?» и «Как?». Всё вышеизложенное еще раз подтверждает необходимость ввести в теорию деятельности, философию практики работу, практику себя, в которой человек осуществляет индивидуальный, уникальный поступок, реализуя культурные универсалии. Для этого в работе личности что-то человек утверждает в себе, что-то отрицает в себе и не принимает в себе.

Вызов пандемии COVID-19 человеку и его науке дает новое обоснование этим идеям: она ставит конкретного, индивидуального человека и общество в новые отношения. Дело в том, что в борьбе с COVID-19 основным инструментом является социальное дистанцирование и другие формы протективной практики. Но эти социальные практики могут осуществляться только при условии автономного, сознательного, ответственного, индивидуального поведения конкретного человека, в ходе осуществления которого он должен осуществлять определенную практику, работу над собой, реализуя заботу о себе и заботу о другом. Однако, реализуя протективное поведение, он должен в этой экстремальной ситуации также изменить свой образ жизни, формы своей жизнедеятельности [1].

Таким образом, в экстремальной ситуации явно обнаруживается, что жизнедеятельность человека раздваивается: человек, осуществляя жизнедеятельность, тем или иным образом обращается, работает над ней, работая над собой, осуществляя практику себя. Это требует радикального пересмотра понятия деятельности, в том числе, в культурно-деятельностной психологии, который мы осуществляем на основе нового прочтения принципа историзма в оптике философии практики К. Маркса, конструктивного принципа Л.С. Выготского, исследования деятельности Харьковской школой (А.Н. Леонтьев и др.), задач практического существования по Ф. Ницше, С. Кьеркегору, З. Фрейду, феномена заботы М. Хайдеггера и М. Фуко и др. Отталкиваясь, в частности, от идеи К. Маркса о том, что человек, в отличие от животных, делает свою жизнедеятельность собственным предметом, мы предлагаем следующую трактовку принципа историзма К. Маркса. Конкретный человек определяется ансамблем общественных отношений, который реализуется совокупностью его многообразных деятельностей (А.Н. Леонтьев), опосредствованных работой, практикой человека над собой и, соответственно, над многообразием собственных отношений, их реализующих деятельностей, субъектностью, предметностью, взаимодействием и общением с другими и с собой.

Практика, или праксис, дифференцируется на предметную деятельность, то есть практику в традиционном смысле (в том числе, активность субъекта), и на событийно трактуемую практику, работу человека над собой (работу личности над собой, работу субъекта над собой, работу Я над собой, работу самости над собой). В ней человек осуществляет свое единственное, единое событие жизни и самого себя в со-бытии с другими. Эта практика работы над собой не совпадает с самосознанием, рефлексией, внутренней деятельностью, активностью субъекта, самообъективацией субъекта, внутренним общением или интенциональным актом. Практика над собой выступает как забота о себе и о жизни. При этом забота трактуется, в отличие от М. Хайдеггера и М. Фуко, эквивокально, в диалектике заботы о себе (аутозабота) и заботы о другом (альтрозабота).

Традиционное понимание деятельности корректируется таким образом: предметная деятельность субъекта (внутренняя и внешняя) опосредствована работой над собой, в которой человек осуществляет свою единственную, темпорально протяженную историю жизни в со-бытии с другими. Происходит это в ходе формирования самоидентичности, осуществления поступков, решения задач на смысл, на жизнь, на бытие, осуществления заботы о себе и о другом.

Практика человека над собой осуществляется не внутри, а между одним Я и другим Я в жизни, в бытии, в драмах завязывания, связывания и развязывания отношений. При этом конкретный ансамбль, сборка отношений связывается в единство, удерживая различия. В этом случае практика над собой раскрывается как процесс, в котором человек продолжает быть собой, становясь иным, другим. Практика над собой выступает как феномен «то же самое иное» в процессах «и неслиянно, и нераздельно». Процессы интериоризации, социализации, адаптации, конструирования и деконструкции субъекта, овладения собой, присвоения общественно-исторического опыта, социальных, дискурсивных, культурных практик, нарраций, развития, трансформации опосредствованы работой, практикой человека над собой как над другим. В этой работе и создается онтологический синтез конкретного человека как многообразия собственных воплощений, реализуемых в уникальном событии жизни в со-бытии с другими в единстве индивидуальных смыслов и универсальных ценностей.

Литература

1. Асмолов А.Г., Иванников В.А., Магомед-Эминов М.Ш., Гусейнов А.А., Донцов А.И., Братусь Б.С. Культурно-деятельностная психология в экстремальной ситуации: вызов пандемии // Человек. 2020. Т. 31. № 4. С. 7–40.
2. Асмолов А.Г. Методология психологии перемен: ремесло и искусство сомнения [Приглашение к диалогу] // Mobilis in mobili: личность в эпоху перемен / Под ред. А.Г. Асмолова. М.: Изд. дом ЯСК, 2018. С. 9–12.
3. Барт Р. Мифологии. М.: Академический проект, 2008. 351 с.
4. Выготский Л.С. Конкретная психология человека // Вестник Московского университета. Сер. 14. Психология. 1986. № 1. С. 51–59.
5. Делез Ж., Гваттари Ф. Капитализм и шизофрения: Анти-Эдип. Екатеринбург: У-Фактория, 2007. 672 с.
6. Деррида Ж. О грамматологии. М.: AdMarginem, 2000. 512 с.
7. Иванников В.А. Деятельностная природа личности // Вопросы психологии. 2015. № 6. С. 3–8.
8. Кристева Ю. Знамения на пути к субъекту // Философская мысль Франции ХХ века. Томск: Водолей, 1998. С. 289–296.
9. Леонтьев А.Н. Деятельность, сознание, личность. Изд. 2-е. М.: Политиздат, 1977. 304 с.
10. Лиотар Ж.-Ф. Состояние постмодерна. М.: Ин-т экспериментальной социологии. СПб.: Алетейя, 1998. 160 с.
11. Магомед-Эминов М.Ш. Трансформация личности. М.: ПАРФ, 1998. 496 с.
12. Магомед-Эминов М.Ш. Позитивная психология человека. В 2-х тт. М.: ПАРФ, 2007. Т. 1. 559 с., Т. 2. 623 с.
13. Магомед-Эминов М. Ш. Мотивация достижения: структура и механизмы: Дис. ... канд. психол. наук: 19.00.01. М., 1987. 343 с.
14. Маркс К. Экономическо-философские рукописи 1844 г. / Соч. 2-ое изд. М., 1974. Т. 42. С. 41–174.
15. Мухина В.С. Личность: мифы и реальность. М., 2017. 1088 с.
16. Психология личности: пребывание в изменении / Под ред. Н. В. Гришиной. СПб.: Издательство С.-Петерб. ун-та, 2019. 576 с.
17. Рубинштейн С. Л. Человек и мир. СПб.: Питер, 2012. 224 с.
18. Фуко М. Герменевтика субъекта: курс лекций, прочитанных в Коллеж де Франс в 1981–1982 учебном году / Пер. с фр. А.Г. Погоняйло. СПб.: Наука, 2007. 677 с.
19. Bruner J. S. Actual minds, possible worlds. Cambridge, MA: Harvard University Press, 1986. 222 p.
20. GergenК. The saturated self. Newbury Park, СА: Sage, 1991. 295 р.
21. Handbook of Personality and Individual Differences (three volume set) / ed. by V. Zeigler-Hill, T. K. Shackelford. SAGE Publications Ltd. 2018. 1840 p.
22. Harre R., Van Langenhove L. Positioning and autobiography: telling your life / N. Coupland, J. Nussbaum (Eds.), Discourse and lifespan identity. Newbury Park, CA: Sage, 1993. P. 81–99.
23. Jameson F. Postmodernism and consumer society / In: The antiaeshetic: essays on postmodern culture / Ed. by H. Forster. Port Townsend, 1984. P. 111–126.
24. McAdams D.P. Can personality change? Levels of stability and growth in personality across the life span / In: Can personality change? / T.F. Heatherton, J.L. Weinberger (Eds.). American Psychological Association, 1994. P. 299–313.

Источник: Магомед-Эминов М.Ш. Деконструкция понятия субъекта на основе практического поворота в понимании человека // Актуальные проблемы развития личности в современном обществе / Под ред. Д.Я. Грибановой. Псков: Псковский государственный университет, 2020. С. 30–38.