Наиля Кондратюк — В 20-ом году XXI века, разделившем нашу жизнь на докоронавирусную и коронавирусную эпохи, многие обратили свой пристальный взор к науке и учёным. На передовую вышли, в том числе, и психологи, в первую очередь, — занимающиеся психологической поддержкой населения. Значение их помощи было очевидно.
Не столь очевидным, на первый взгляд, был ответ фундаментальной психологической науки на сложившуюся ситуацию. С возникающим в этой связи вопросом «Как фундаментальные знания и исследования могут помочь в решении глобальных вызовов современной жизни и могут ли?» в августе 2021 года мы обратились к члену-корреспонденту Российской академии образования Варваре Ильиничне Моросановой, заведующей лабораторией психологии саморегуляции «Психологического института РАО». В 2022-ом году исполняется 110 лет со дня его основания, и он по праву является одним из, а возможно, и самым фундаментальным в своей области научным учреждением нашей страны. Чтобы сузить проблемное поле, для обсуждения было предложено затронуть несколько актуальных тем нашего времени. Первая из них — пандемия, вызванная распространением вируса SARS-CoV-2, ее воздействие и последствия для психологического благополучия человека (Часть I). Вторая — проблема жизни человека в условиях беспрецедентного повышения неопределенности (Часть I). Третья — проблема масштабной цифровизации (Часть I). И, наконец, четвертая, более узкая, но не менее актуальная проблема — трансформация мира профессий (Часть II).
Часть I. О саморегуляции, неопределённости и цифровизации. Фундаментальная психологическая наука VS практическая психология
Варвара Моросанова — Добрый день! Прежде чем перейти к проблемам, которые было предложено затронуть, хочу подчеркнуть — не все фундаментальные знания можно использовать в психологической практике.
Вряд ли кто-либо будет отрицать тот факт, что сегодня человечество живет в эпоху изменений. Это очень трудный период. Многим кажется, что сложившаяся ситуация возникла в первую очередь с распространением пандемии, но если внимательно посмотреть и вспомнить последние три десятилетия, становится понятно, что изменения начались значительно раньше. Изменился миропорядок, изменились отношения между государствами, изменились формы образования, очень много говорится о реформах в самых разных областях жизнедеятельности людей. Весь XXI век посвящён тому, чтобы понять, каким образом можно справляться с цивилизационными изменениями, происходящими в окружающем мире. И с этой точки зрения, пандемия только обострила и обнажила те острые проблемы, которые возникли ранее. Возьмите проблему психологических ресурсов личности. Психологические ресурсы были необходимы людям и до пандемии, но именно они приобрели особое значение в связи с тем, что ту стабильность существования, которая уже пошатнулась в последнее десятилетие, пандемия разрушила окончательно.
Последние годы мы наблюдаем масштабную цифровизацию, которая проникает в самые разные сферы нашей жизни. По сути дела, что такое цифровизация? Цифровизация — это изменение носителей и источников информации, требующих новой грамотности, навыков, новых средств общения между людьми, между людьми и государством, новых образовательных сред. В то же время, чрезмерное увлечение проблемой цифровизации представляется мне несколько избыточным. Потому что проникновение «цифры» во все сферы жизни ничего принципиально не меняет в человеческой природе, а создает только, скажем так, новые формы существования, не меняя его сути. И многочисленные рассуждения о новой нормальности, новых способах развития человека, на мой взгляд, не соответствуют масштабу проблемы. В конце концов, в своё время, когда книга, как носитель информации, проникла во все сферы человечества, тоже возникли представления о том, что чрезмерное увлечение чтением школьников приведет к изменению формы психического развития. Так ли это? Изменило ли что-то принципиально введение «цифры» по сравнению с тем книжным миром, в котором мы жили раньше, с письменным миром (не знаю, можно ли так сказать)? С моей точки зрения, принципиально ничего не изменилось. И то внимание, которое сейчас направлено на то, чтобы понять, какое это новое цифровое общество, новый цифровой человек, новые нормы развития ребенка, не снимает с повестки дня изучение природы человека вообще, закономерностей психического развития ребёнка, изучение таких проблем, как личностное и профессиональное самоопределение, поиск оптимальных форм образования и т.д.
Н.К. — Правильно ли я понимаю, что на Ваш взгляд, значение проблем цифровизации и тех вызовов, которые она ставит перед человечеством, сильно преувеличено?
В.М. — Совершенно верно. Многочисленные дискуссии о тех вызовах, которые ставит перед нами цифровизация, не только преувеличены, но и отвлекают от того, чтобы изучать те механизмы развития, которые могут быть исследованы только фундаментальными методами и которые не изучают методами практической психологии. По существу, «цифра» ставит все те же проблемы, которые и ранее не были решены человечеством. Мы очень мало знаем о том, каков он — современный человек, каким образом он достигает успеха в своей жизни, как оптимально организовать самые разные сферы его жизнедеятельности и какую роль играет он сам в построении своей жизни, своего жизненного пути, своей профессиональной карьеры.
А в ситуации пандемии от людей потребовалось уже не просто освоение «цифры», освоение новых технологий. С появлением условий неопределенности, с которыми человечество не сталкивалось в таком масштабе за последние десятилетия, потребовалось построение нового образа жизни. Конечно, и раньше были войны, были эпидемии, но тот размах глобальной пандемии, когда люди потеряли привычные способы общения, возникновение локдаунов, распространение дистанционных форм образования и труда, появление новых, совершенно непонятных угроз жизни человека — всё это потребовало актуализации психологических ресурсов существования человека. И здесь на первый план выходит проблема саморегуляции человека, потому что там, где есть высокая неопределенность и вместе с тем множество степеней свободы, неизвестных ранее человечеству, особое значение имеет уменьшение неопределённости, которая нарушает процессы планирования человеком своей жизнедеятельности, сужает горизонты будущего и создаёт ситуацию, когда целые поколения современных людей не видят смысла в построении жизненных планов, поскольку всё время меняется сама ситуация существования. Встает вопрос о том, какие психологические ресурсы могут быть актуализированы в этой ситуации? И один из очевидных ответов связан с саморегуляцией человека.
Н.К. — Можно ли сейчас говорить об экспоненциальном росте исследований саморегуляции человека?
В.М. — Актуальность проблемы саморегуляции в настоящее время резко возросла. И мы видим, что понятие «саморегуляция» используется в самых разных жизненных контекстах. На мой взгляд, это связано с пониманием того, что человек в каком-то смысле во многом остался наедине с самим собой. Нужна не просто регуляция, не просто помощь, не просто обращение к кому-то. Сегодня человек в первую очередь должен сам решать свои проблемы. Это приводит к тому, что люди ищут способы такого решения. Есть и другой смысл, который, на самом деле, печален. Мы второй год (прим. Интервью было записано в августе 2021 года) находимся в состоянии пандемии и, судя по всему, мало надежды на то, что ситуация полностью изменится в лучшую сторону в ближайшее время. Первый год у людей были большие ресурсы, и они их задействовали, чтобы пережить этот тяжёлый период. Но ресурсы человека не бесконечны. В настоящее время мы в самых разных сферах наблюдаем истощение этих ресурсов. Беспорядки, недоверие к власти, попытки заставить власть что-то изменить и т.д. — всё это свидетельствует о том, что люди сами не справляются с возникшими проблемами. И интерес к саморегуляции сегодня в любом ее контексте связан с тем, что люди ищут помощи и обращаются за ней к психологам.
Н.К. — Варвара Ильинична, достаточно часто, употребляя слово «саморегуляция», как правило, многие подразумевают саморегуляцию состояний. Ваши работы и работы сотрудников лаборатории, которой Вы руководите, связаны с осознанной саморегуляцией достижения целей, саморегуляцией поведения человека. В чём разница?
В.М. — Я хочу подчеркнуть, что важно принципиально различать саморегуляцию состояний и осознанную саморегуляцию поведения человека.
Ни для кого не секрет, что пандемия способствовала резкому всплеску психических расстройств и таких состояний, как дистресс, депрессивное состояние, страх перед будущим, недоверие к окружающему миру вообще, к правительствам и органам власти в любой стране. На первый взгляд, главной опасностью и главной мишенью помощи являются эти негативные состояния. Но так ли это? Ведь непосредственно регуляция любого негативного состояния не снимает причину его возникновения. Саморегуляция состояния — это частный случай саморегуляции достижения целей, в том смысле, что для того, чтобы справиться с новой ситуацией, с построением нового образа жизни и преодолением неблагоприятных психических состояний, нужно уметь заново планировать свою жизнь, ставить цели и находить индивидуальные способы их достижения в этих новых условиях.
И именно поэтому внимание к процессам саморегуляции, как к состояниям, так и к более сложным формам, связанным с планированием целей, с личностной регуляцией, с развитием у себя личностных качеств, способствующих преодолению неопределенности, выходит на первый план. С одной стороны, это понятно, но с другой стороны — вызывает опасение тот факт, что люди в острой ситуации ждут в первую очередь практической помощи от психологов, психологических служб в форме некоторых рецептов, что им делать, как им поступить, как справиться с ситуацией. В том мире, в котором мы существовали еще казалось бы совсем недавно, такие ожидания были в некотором смысле обоснованы. Когда жизнь была регламентирована в большей степени, чем сейчас, лучше были разработаны технологии, как вести себя в той или иной ситуации, чтобы нормализовать свое состояние и свои отношения с окружающим миром. А когда высокая степень неопределенности превратила нашу жизнь в каком-то смысле в хаос, на первый план выступает все-таки способность самому найти в себе резервы для того, чтобы изменить свой образ жизни в связи с новыми условиями. И для того, чтобы психологи могли эффективно помогать людям в этих ситуациях, наработанных технологий работы с людьми оказывается недостаточно, поскольку они создавались в других условиях. И здесь, как ни странно это слышать в наше время, помощь могут оказать результаты фундаментальных психологических исследований. Предметом этих исследований обычно являются закономерности психики человека, закономерности построения его активности, в то время как в практической психологии предметом является помощь конкретному клиенту. Конечно, результаты фундаментальных психологических исследований могут быть не связаны напрямую с решением той или иной конкретной проблемы клиента, но если практический психолог плохо ориентирован во всём богатстве накопленных психологических знаний, вряд ли он сможет квалифицированно оказывать помощь клиенту в этих новых условиях, потому что здравый смысл, которым, к сожалению, очень часто руководствуются практические психологи, не дает ответы на многие вопросы. Здесь необходимы более глубокие знания и глубокая эрудиция, которая помогает из всего разнообразия фундаментальных знаний найти то, что может помочь в этих новых непривычных условиях. Поэтому сегодня в сложившейся ситуации одной практической психологией не обойтись.
Конечно, и у практических психологов, и у академических психологов есть понимание, что в наше время исследования психической саморегуляции имеют первостепенное значение для выживания в современных условиях. Однако, только фундаментальные исследования могут дать новые знания о влиянии современной ситуации на развитие человека, детей, на проблему поиска работы, изменение образа жизни. И особое значение здесь имеет уровень осознанной саморегуляции человека, его умение осознанно принимать решения в новых незнакомых ситуациях, умение планировать цели не только на дальнюю перспективу, но и в связи с ситуационными факторами, выделять значимые условия, строить соответствующие алгоритмы действий, по мере необходимости корректировать и оценивать результаты. Наши исследования на больших выборках показывают, что именно эти регуляторно-когнитивные навыки переработки информации (планирование целей, программирование действий, моделирование значимых условий их достижения, оценивание и корректирование результатов) приобретают особое значение для человека. Только с их помощью можно справиться с паническими состояниями, с депрессией, найти в себе силы быть оптимистичным и гибким в этих новых ситуациях. Я не имею ввиду депрессию, связанную с функциональными причинами. Таким образом, проблему саморегуляции надо рассматривать не только как регуляцию состояний, а как способность человека осознанно выдвигать цели и добиваться их достижения с помощью всей палитры регуляторных когнитивных (описанных выше) и личностных ресурсов (т.е. быть самостоятельным, ответственным, уверенным в себе). И я должна сказать, что крен в сторону как личностной, так и когнитивной регуляции, который мы наблюдаем у практических психологов и в фундаментальных исследованиях, не будет эффективен. Осознанное выдвижение целей, их достижение возможно только с одновременным привлечением когнитивных и личностных уровней организации индивидуальности.
Н.К. — Можно ли сказать, что практическая психология работает с настоящим и/или с прошлым, здесь и сейчас, а фундаментальная наука более ориентирована на будущее?
В.М. — Не совсем так. Предмет практической психологии — это запрос клиента, помощь клиенту. Другой задачи у неё нет. Предмет исследования в фундаментальной психологии более широкий — это закономерности развития, закономерности воспитания, констатация того, как это происходит, структура процессов и т.д. Это не связано напрямую с проблемами конкретного человека. Проблемы конкретного клиента можно решать разными способами. Например, на уровне здравого смысла. И это объясняет, почему у нас так много сейчас консультантов, которые не имеют специального образования, но как-то помогают. Согласитесь, что иногда человеку бывает достаточно, чтобы его выслушали. Но для того, чтобы решить более глубокую проблему, нужно представлять еще и факторы, которые способствовали появлению того или иного состояния клиента, и те проблемы, которые привели к формированию этого состояния. Это невозможно без более глубокого представления о психике человека. Здравый смысл — плохой помощник в решении сложных проблем, потому что есть масса латентных факторов, которые не видны простым способом, но которые исследуются в общей психологии. Известно, что методы практической психологии часто черпают из фундаментальной психологии, правда не всегда корректным способом. Очень часто экспериментальные методики пытаются использовать для помощи отдельным людям. Эти методики, если говорить, к примеру, об опросниках (и даже интеллекта), как правило, не предназначены для обследования конкретного человека, они дают характеристику какому-то контингенту обследуемых. Поэтому, чтобы общие закономерности попадали на поле практической психологии, академические психологи должны учитывать дифференциальные различия в проявлении тех закономерностей, которые они исследуют, и создавать типологии людей. Собственно, типологический подход был одним из первых в психологии, но потом от него ушли, поскольку типы без специальных методов трудно выявлять. Сейчас к нему все чаще возвращаются, ведь это один из путей, когда фундаментальные знания проникают в практическую психологию и расширяют репертуар ее методов.
Н.К. — Варвара Ильинична, возвращаясь к цифровизации, — как Вы считаете, может ли цифровизация изменить способ мышления человека?
В.М. — Нет, я бы не сказала. Это очень большая загадка и это нужно еще исследовать, меняет ли носитель информации способ мышления.
Н.К. — Книга, способствуя развитию человечества, не изменила способ мышления людей?
В.М. — Нет. Вы понимаете, сейчас так много говорят о том, что ребёнок изменился. Это не факт, что ребенок изменился. Ведь на что направлены исследования того, изменился ли ребёнок? В первую очередь, на поиск ответов на такие вопросы, как: Сколько времени ребенок сидит за компьютером? Устает ли он от этого? Больше он общается или меньше он общается? Нарушились ли отношения со сверстниками? Изменились ли отношения с родителями? Я думаю, что здесь нет принципиальных изменений. В свое время были гигиенические и физиологические исследования, сколько ребёнок может сидеть на уроке, сколько он сидит за партой. Ну и что? Многое ли это изменило? Я думаю, нет. Также и здесь. То, что ребёнок, находясь уже в цифровой среде, играет не традиционными игрушками, а в компьютерные игры, ничего принципиально не меняет в роли игры в его развитии, просто форма стала другая. Но сказать, что ребёнок стал развиваться быстрее или медленнее, чем раньше, я не могу. Я думаю, что есть аспекты, где что-то стало быстрее развиваться, а что-то и медленнее. Скажем, есть мнение, что сегодня у детей быстрее развиваются формы мышления, связанные с визуальным оперированием информацией, и в меньшей степени развиваются вербальные формы. Это уже тот факт, о котором известно. Но говорит ли это о том, что ребёнок стал другим? В сумме его развитие, я думаю, идёт теми же темпами и путями. Быстрее, может быть, усваивается информация, но она усваивается шире и не так глубоко. Есть некоторые изменения, но принципиально изменить человеческую природу крайне сложно. Человек — это существо, защищенное от внешних воздействий, потому что, если бы это было не так, человеческий вид не выжил бы.
Вспоминая свои наивные детские представления, я, как и многие, всегда поражаюсь детскому ощущению, что люди в Средние века и более ранние периоды, были другими и менее развитыми, да и все было несколько другое. Сейчас же, уже в более зрелом состоянии мы понимаем, что это было не так. Достаточно вспомнить эпоху Возрождения, когда были великие открытия, великолепная культура, произведения искусства, великие ученые, художники, архитекторы.
Я не думаю, что принципиально меняются основные закономерности развития человечества как вида. Человечество потому только и выжило, что как вид — чрезвычайно устойчиво, потому что мы защищены природой (я не знаю, кем еще) от того, чтобы так легко можно было изменить что-то в нашем развитии. Но тем не менее, если говорить о конкретных сферах, то внедрение цифры, например, в образование, по-видимому, предполагает разработку цифровой психодидактики, что сейчас и пытаются делать. Но это не значит, что изменится все. Конечно, функционирование динамических моделей сложно объяснить графически в книге, а легче продемонстрировать с помощью компьютерной графики. Опять же, это не значит, что прежние формы исчезнут.
Есть миф о том, что цифровизация вытеснит книгу. Никогда она её не вытеснит. Она ее дополнит. Есть виды информации, восприятие которых и в книжной форме всегда будет эффективно и востребовано людьми. В свое время были опасения, что возникновение кино вытеснит театр. Театр как был, так и есть. Может быть, опять же, изменились некоторые формы, но тем не менее люди ходят в театр несмотря на то, что они могут тот же спектакль увидеть в кино, по телевидению, интернету. Я уже не говорю о том, что возникновение телевидения вызывало опасения, что исчезнет кино и люди перестанут ходить в кинотеатры. Никуда ничего не исчезло!
Путь развития человечества — своего рода расширение средств познания мира, управления миром, управления собой. Это не значит, что прежние средства никаким образом не используются. Другой вопрос, что мир меняется и, естественным образом, меняются средства его познания и управления.
Часть II будет опубликована отдельно.
Комментариев пока нет – Вы можете оставить первый
, чтобы комментировать