Техника «сочинения стихов» в психокоррекции

Создание устных или письменных текстов в ходе психокоррекции тесно связано с реализацией нарративного подхода. Сочетание вербального творческого продукта с метафорическими ассоциативными картами, фотографиями, открытками, рисунками, мандалами и пр., позволяет говорить о визуально-нарративном подходе. «Тексты» как отклик на визуальные стимулы (ассоциативные карты, фотографии, рисунок, мандалу и пр.) могут быть любого характера (биографического или фантазийного) и любого стиля (проза, рифмованные и нерифмованные стихи, сказки, личные истории, эссе и др.). В одном варианте визуальный ряд может быть первичен, а тексты вторичны. При этом «текстом» может быть просто развернутый комментарий участника группы (клиента) или творческий авторский текст, который сочиняет клиент. В другом варианте, наоборот, первичными могут быть тексты, а к ним вторично подбираются визуальные стимулы, которые в дальнейшем также описываются и анализируются в их связи с реальной жизнью (реальной жизненной историей) клиента.

Методологическую и теоретическую основу подхода составляют идеи культурно-исторической теории Л.С. Выготского [2], нарративной психологии (Дж. Брунера [1; 14], Т. Сарбина [9]), французской философии постструктурализма (Ж. Дерриды [6; 16], М. Фуко [11; 12; 13], Ж. Делеза [5]), антропологии переживания (В. Тернера [23], Б. Майерхофа [20], К. Гирца [3]), драматургической социологии (Э. Гоффмана [18]) и др. По мнению, П. Рэя и С. Андерсона, более правильным было бы считать нарративную практику культурно-креативным подходом [22].

Создателями нарративной терапии являются М. Уайт и Д. Эпстон (1990), которые в своей книге, посвященной вопросам терапии на основе нарративного подхода, изложили основные положения, принципы и понятия [24].

Основные положения нарративной терапии базируются на следующих постулатах:

а) «человек» — это гораздо шире, чем его проблема, поэтому успешность терапии определяется исследованием взаимоотношений человека с его проблемой;

б) главным экспертом своей жизни выступает сам клиент — он выбирает направление своей жизни, ценности, предпочтения, желания и др.;

в) задача терапевта состоит в создании условий для того, чтобы клиент мог самостоятельно осознать ограниченность влияния доминирующей проблемной истории и выявить исключения из неё. Терапевт может оказать поддержку клиенту при создании его альтернативной истории, которая поможет ему раскрыть его латентные ресурсы и воодушевит на принятие ответственности за собственные выборы в своей жизни. Иными словами, терапевт способствует перетрансформации, переконструированию жизненной истории клиента.

Нарративный подход относится к нон-структуралистским. Сторонники нарративного подхода разделяют представление о том, что любое знание — это знание с определенной позиции, т.е. знание контекстуализированное. Ни одно из описаний мира не может претендовать на универсальность, поэтому на самом деле возможно неограниченное множество описаний мира. Соответственно, к описанию мира не применимы критерии «истинности» или «ложности», а только критерии правдоподобия, согласованности (наряду с эстетическим и прагматическим критериями). Некоторые описания представляются более убедительными — они имеют тенденцию к доминированию в жизни людей (т.е. являются доминирующими). Описания также различаются по тому, открывают ли они человеку возможности для реализации его ценностей, мечтаний, надежд и пр. или закрывают. Когда в жизни человека доминирует история, которая закрывает возможности, мы можем говорить о существовании проблемы. Однако в жизни человека всегда со-существует множество историй и помимо проблемной истории (той, которая доминирует), существуют еще альтернативные (предпочитаемые) истории. Ни одна проблема не захватывает жизнь человека на 100%. Иначе говоря, помимо «проблемы» в жизни человека всегда присутствуют иные области (сферы, зоны, моменты жизни), которые этой проблемой не являются. Всегда есть какие-то ресурсы и какой-то опыт на основе которых возможно реализовать намерения и достичь поставленные цели (которые, однако, пока не включены в жизненную историю человека).

Это значит, что поведение человека не считается манифестацией тех или иных структурных характеристик его личности или каких-либо структурных особенностей тех взаимоотношений, в которые человек включен. Нарративные психотерапевты причины поступков ищут именно в сфере смыслов, а не в сфере тех или иных нарушенных «потребностей», «дисфункций», «личностных расстройств» и т.д. (курсив авторов статьи). Поэтому в нарративном подходе говорят о поступках, которые совершаются в определенных условиях в соответствии с ценностями и намерениями человека либо вразрез с ними, а не о каких-то «глубинных» качествах, свойствах и нарушениях, которые способен постичь только проницательный эксперт-психолог или психиатр (и, соответственно, сам человек, без специалиста, постичь не может).

Среди принципов нарративной терапии авторы рассматривают прежде всего: взаимное уважение, равенство позиций терапевта и клиента, поддержку, открытость, доверие, сотрудничество, искренний интерес, позицию «незнания», стимулирование стремления «стать творцом своей уникальной истории», фокусирование внимания клиента на позитивных моментах его жизни (т.е. на тех моментах жизни, когда человек проявлял лучшие, сильные стороны своей личности и демонстрировал свои возможности).

Рассмотрим основные понятия нарративного подхода.

Проблемная или доминирующая история — история страдания, трудностей, сложностей в жизни человека, которые «закрывают» его ресурсные возможности; история, в которой человек не видит пути выхода и разрешения «Проблемы».

Альтернативная, предпочитаемая или контр-история — история, в которой предлагается описание Проблемы «с другой стороны». Это история противодействия проблеме, история выживания, которая опирается на позитивный опыт разрешения трудностей в жизни человека, основывается на его жизненных знаниях, ценностях и умениях, что «открывает» его ресурсные возможности и позволяет увидеть пути выхода и разрешения Проблемы. По мнению Ж. Дерриды, любое выражение опыта основывается на отличии этого опыта от иного, от того, что «отсутствует, но подразумевается» в этом опыте [6; 16]. Например, человек говорит о «безысходности», потому что может выделить «безысходность» в сравнении с чем-то иным, тем, что таковой не является. Возможно, это «жизнерадостность», «сила духа», «оптимизм», «надежда» или что-то ещё.

«Уникальный эпизод» — событие в жизни человека, в котором он был без Проблемы, самостоятельно разрешил свою Проблему или нашёл оптимальные пути совместного существования с Проблемой (т.е. гибко приспособился к ситуации, которую нет возможности изменить). Иначе говоря, уникальными эпизодами является всё то, что не поддерживает проблему, всё то, что не вписывается в проблемную историю. К уникальным эпизодам могут относиться намерения, планы, действия, заявления / высказывания, убеждения, качества, желания, мечты, мысли, взгляды, способности, решения и пр.

Уникальный эпизод можно рассматривать как технику, которая позволяет включить противоречивые, случайные, уникальные нестандартные события в важные значимые эпизоды альтернативной истории, под влиянием чего прошлый опыт (знания, умения, навыки) освещается под другим углом зрения и открывает новые пути разрешения Проблемы и новые способы жизни. По образному выражению Е.С. Жорняк: «уникальные эпизоды — это двери, которые ведут к новым историям» [7, с. 7].

Уникальные эпизоды могут находиться в прошлом, настоящем и будущем. Иначе говоря, прошлое, настоящее и будущее взаимосвязаны и полны возможностей.

Таблица 1. Уникальные эпизоды

Ландшафты мышления. Дж. Брунер выделял в человеческом мышлении два модуса: нарративный (контекстуализированный) и логико-парадигматический (внеконтекстный). Нарративный подход является основным средством осмысления жизненных событий и переживаний людей. Описывая «историю», Брунер выделял в ней два «ландшафта»: ландшафт действия и ландшафт сознания. Первый (ландшафт действия) включает события и поступки, которые отвечают на вопросы «что сделал», «кто сделал», «где», «когда», «как», «в каких обстоятельствах». Ландшафт сознания (смысла, идентичности) включает интенциональные категории идентичности (от слова intent — намерение): смыслы, ценности, желания, надежды, мечты, ожидания, жизненные принципы и добровольно взятые на себя обязательства. Вопросы, которые обращены к ландшафту смысла или сознания, — это вопросы, которые апеллируют к смысловой нагрузке событий. В «хорошей истории» ландшафты действия и смысла тесно переплетаются. «Личная история» показывает и то, как поступает герой, из каких соображений он поступает именно так, а не иначе, и что для него значат разные варианты исхода ситуации.

Визуально-нарративный подход тесно связан с постмодернистским пониманием дискурса как способа вербальной и визуальной коммуникации с системой значений, которая ему соответствует, и которые тесно связаны с культурными и социальными условиями жизни людей.

Значительное влияние на нарративную терапию оказал М. Фуко, который разрабатывал понятия дискурсов [11; 12; 13]. Он рассматривал дискурс как определенное мировоззрение — систему утверждений, практик, установленных структур, которые представляют общие ценности. Дискурсы — это интернализированные нарративы культуры, знания, которые воспринимаются как истина (хотя на самом деле они условны и являются всего лишь общепризнанной договорённостью). Дискурсы существуют в любой сфере отношений.

В практической работе психолога как ведущего группы (или в ходе индивидуальной психокоррекционной терапии) следование визуально-нарративному подходу предполагает организацию благоприятных условий для создания творческого вербального продукта участниками группы (клиентом) своей «личной истории». Создание таких историй на основе визуально-нарративного подхода позволяет человеку исследовать значение вербальных и/или визуальных образов, установить между ними логические связи, организовать и осмыслить свой опыт, ощутить преемственность опыта, выразить свое мировосприятие, осознать свою идентичность и связь личной истории с социокультурным контекстом. Большое значение в рамках визуально-нарративного подхода придается возможности рефрейминга, т.е. изменения системы значений образов в зависимости от контекста, что фактически означает «переписывание» представленной проблемы или личной истории человека.

Нарративные психотерапевты Дж. Фридман и Г. Комбс отмечают: «наше восприятие реальности организуется и поддерживается посредством создания историй. Мы используем их для того, чтобы оформить и передать информацию про самих себя и других людей. ... Для многих психотерапевтов, на которых повлиял данный... подход, представление о скрытой структуре психики уступило место представлению об определяющей роли метафор языка, историй и их значений» [17, с. 243]. Наряду с этим, М. Николз и Р. Шварц отмечают, что в фокусе внимания психотерапевтов, которые в своей работе с клиентами опираются на нарративный подход, находится не столько стремление изменить поведение, сколько изменение значений личного опыта клиентов. По их мнению: «Нарративные психотерапевты не решают проблем своих клиентов. Они содействуют освобождению клиентов от иллюзий, в которые они были погружены под влиянием культурных факторов, для того чтобы они могли осуществлять самостоятельный выбор и пользоваться богатством своих возможностей... Нарративная психотерапия служит изменению идентичности клиента» [21, с. 407].

Мы присоединяемся к мнению А.И. Копытина и Б. Корт, которые отмечают, что «достоинства визуально-нарративного подхода заключаются в возможности глубокой и всесторонней проработки психологического материала на основе активности самого клиента» (цит. по А.И. Копытин, Б. Корт) [8, с. 50]. Такой подход позволяет клиенту самому найти и раскрыть как значение визуальных образов, так и логические связи между образами. По мнению авторов, сложно переоценить преимущества визуально-нарративного подхода при работе с теми, кто отличается от большинства людей своими привычками, ценностями, взглядами и/или образом жизни — с разнообразными маргинализованными группами или меньшинствами, например, с людьми, которые имеют нарушенные стратегии пищевого поведения, нетрадиционную сексуальную ориентацию и пр. (D. Denborough) [15]. Нарративная практика эффективно применяется в работе с людьми, которые пережили психическую травму — острую реакцию на стресс или посттравматическое стрессовое расстройство (в лагерях беженцев, в «горячих точках», в ситуации оккупации и пр.).

Этот подход также является предпочтительным при работе с подростками и людьми пожилого возраста. Мы присоединяемся к тем авторам (Д. Фридману, Г. Комбсу, М. Николсу, Р. Шварцу), которые особую ценность данного подхода видят не только в форме дополнительного средства психотерапевтической проработки, но и в качестве эффективного средства психологической самопомощи [17; 21].

На наш взгляд, визуально-нарративный подход (как сочетание визуальных стимулов и «сочинительства» текста с дальнейшим анализом их связей с реальной жизненной историей) обладает значительным потенциалом при работе с людьми, которые страдают расстройствами пищевого поведения, и может способствовать разрешению целого комплекса психокоррекционных задач, среди которых можно выделить следующие:

• улучшение субъективного самочувствия и укрепление психического здоровья;
• самоисследование участников группы (клиентов в индивидуальной терапии) с целью выявления психологических проблем («проблемных моментов жизни»);
• развитие навыков и внутренних механизмов совладания со сложными переживаниями, контейнирование и выражение сложных переживаний;
• переосмысление прошлого и ориентация на позитивное будущее, обретение смысла жизни на основе развития самосознания, роста самопринятия и самоуважения как основы стабилизации эмоционального состояния и поведенческих изменений;
• установление и развитие взаимосвязей с другими людьми; изучение способов межличностного взаимодействия для создания основы эффективного и гармоничного общения с Другими;
• содействие процессу личностного развития, реализации творческого потенциала, достижению оптимального уровня жизнедеятельности.

Обращение к письменной речи (в процессе сочинительства) позволяет достичь более высокой концентрации чувств и более высокого уровня совладания (контроля) над переживаниями в момент творчества или в момент озвучивания (повествования) своего творческого вербального продукта. Кроме того, для некоторых людей письменное выражение мыслей и эмоций выступает более мягкой, безопасной и комфортной формой выражения своих представлений и фантазий, нежели устная речь, поскольку позволяет им создать большую межличностную дистанцию и тем самым защитить свои личностные границы (в случае недостаточного доверия к группе или психотерапевту).

Процесс нарративной психотерапии предполагает этап прохождения экстернализации проблемы (дистанцирование, отделение, «проблемы» от человека). По мнению М. Уайта, когда человек описывает себя как «слишком…» или «недостаточно…», например, «я слишком толстый» или «я недостаточно стройный», он тем самым постулирует, что проблема «в нём самом» [10]. Такая формулировка, помимо дискомфорта, который уже существует в виде хронического ощущения неудовлетворенности собой, добавляет еще чувство стыда и вины. Для того чтобы этого избежать, нарративный подход предлагает прием «экстернализации» (перевода во внешнее), который позволяет диссоциироваться от «проблемы». При этом «Проблема» может быть представлена как некая «Сущность», у которой есть свои планы, виды, намерения на жизнь человека и которые значимо отличаются от его собственных, а также какие-то свои стратегии, тактики, уловки, которые мешают человеку двигаться в предпочитаемом для него направлении и убеждают его стать «союзником» проблемы.

Таким образом, экстернализация проблемы — это психотерапевтический прием, который побуждает участников группы (клиента в ходе индивидуальной работы) объективировать (предъявить, персонализировать) проблему путём создания вербального и/или образного продукта в ходе творческого процесса. Благодаря этому проблема подвергается трансформации, под влиянием чего изменяется её восприятие и проблема становится тем, на что можно повлиять и что можно изменить (в отличие от позиции отчаяния и беспомощности, когда определенная проблема кажется глобальной, неразрешимой, неизменной и стабильной). Иначе говоря, экстернализация проблемы смягчает остроту её переживания и обеспечивает большие возможности для ее осмысления. Более того, экстернализация позволяет включить проблему в более широкий личностный контекст и посмотреть на неё под разными углами зрения, т.е. по- новому. Это создаёт условия для переосмысления и переобозначения проблемы, а в дальнейшем позволяет человеку обнаружить и ощутить в себе собственные возможности — ресурсы, на основе которых становится возможным поиск альтернатив и изменение поведения. Проблема начинает восприниматься как «объект» на который можно влиять. Это позволяет человеку взять на себя больше ответственности за характер отношений с «Проблемой», снизить чувство вины, повысить качество собственной жизни и самоэффективности (Х. Гольденберг, И. Гольденберг, М. Уайт, Д. Эпстон и др.) [19; 24; 25]. Заметим, что в этом случае, когда проблема «выносится вовне» и уже не принадлежит человеку, то она «помещается» в социально-исторический контекст. Много внимания масштабным культурным дискурсам, которые поддерживаются обществом (в частности, идеям, которые связаны с современной властью) уделяет в своих работах М. Фуко [11–13]. Автор обращает внимание, что современная власть, в отличие от традиционной, не сосредоточена в руках одного человека (сюзерена, царя, короля) и не ограничивается тем, чтобы запрещать, ограничивать, выносить моральное суждение и наказывать. Она невидима, ее поддерживают не конкретные лица, которые имеют власть, а все члены определенной культуры. Современная власть опирается на вынесение нормативного суждения: в каждой культуре и субкультуре есть свои нормы и эталоны того, что значит «состояться как личность», «жить правильно», «быть успешным», «как выглядеть». Люди постоянно сравнивают себя и других с этими эталонами и приходят к выводу о собственной «личностной несостоятельности», «испорченной идентичности», «о неудачной судьбе», о необходимости приводить себя в соответствие с нормами [25].

Кроме этапа экстернализации, процесс нарративной психотерапии предполагает этап деконструирования. Под данным термином, Ж. Деррида, понимает критический анализ идей, которые были некритично усвоены, т.е. своего рода «распаковку» или «контекстуализацию» [16]. Используя деконструирование, специалист помогает клиенту осознать, что представления или убеждения, которые доминируют в его сознании являются «иллюзией» и что на самом деле реальность представлена гораздо шире. Основной смысл деконструкции как психотерапевтического приема состоит в том, чтобы создать «некое пространство» между человеком и идеями, сделать эти идеи видимыми, чтобы человек мог на них посмотреть и оценить их влияние на себя. Поиск иных, новых вариантов позволяет освободить человека от «иллюзорных истин», расширяет его горизонты, даёт ему ощущение свободы, силы и уверенности в достижении новых возможностей. Реализация такого творческого поиска наиболее вероятна при сочинении прозы, стихов, песен. По мнению ряда специалистов (О.С. Чабан, Е.А. Хаустова, А.О. Олейник, Е.Ю. Жабенко, Н.Ю. Жабенко и др.), процесс творчества нормализирует работу мозга, стабилизирует эмоциональные процессы и повышает самоконтроль. Это позволяет использовать творческий процесс в ходе терапии стрессовых состояний, фобий, чувства тревоги и пр. [14, с. 45].

В нашей программе в качестве инструмента экстернализации мы использовали технику «сочинения» разнообразной вербальной продукции — эссе, личных историй, сказок, стихов (в частности, синквейна и акростиха) и множество разнообразных упражнений на основе метафорических ассоциативных карт, которые тоже, обычно, сопровождались развёрнутым комментарием. Использование стихов помогало участникам актуализировать и выражать значимые для себя чувства и идеи, которые способны передать персональное отношение к себе и миру.

Упражнение «Проблема, Акростих и Я».

Цель: ознакомить с диагностическим и психокоррекционным потенциалом сочинения акростиха, который позволяет клиенту прояснить и осознать собственные мысли, чувства, типичные стратегии поведения, глубинные ценности и найти ресурсы разрешения сложностей в контексте жизненного пути.

Акростих — стихотворение, в котором каждая новая строка определяется последовательностью букв в стимульном слове. Например, если стимульное слово — «МИР», то первая строка в стихотворении начинается на букву «М», вторая — на букву «И», третья — на букву «Р».

В ходе коррекционной работы с участниками тренинговых групп мы давали следующую инструкцию: «Подумайте о какой-нибудь актуальной для вас (в данный период времени) проблеме, проблемных отношениях, задаче, цели. Обозначьте её одним словом (выделяется одна-две минуты времени). Запишите это слово не как обычно, по горизонтали, а по вертикали. Если в слове встречаются буква «Ы» или «Ъ» и «Ь» знаки, то их вы можете сразу исключить. Итак, вы получили начальные буквы для сочинения акростиха. Каждая буква ключевого (стимульного) слова — это начало строки. В своём творчестве вы абсолютно свободны. Кроме условия, которое мы уже оговорили при объяснении «что такое акростих» — никаких других условий нет. Это может быть, так называемый, «белый стих» — стих без рифмы, и нет необходимости обязательно связывать строки акростиха между собой каким-либо логическим смыслом. Вы можете взять себе времени столько, сколько вам необходимо, но обычно хватает пять-семь минут — потому что это просто полёт ваших мыслей и это легко…»

В нашей работе акростих использовался, с одной стороны, с диагностической целью, поскольку содержание акростиха позволяет выявлять эмоциональный, поведенческий и когнитивный компонент на стимульное слово. С другой стороны — акростих «вплетался» в психокоррекционный процесс в сочетании с метафорическими ассоциативными картами. Это происходит следующим образом. После завершения сочинения акростиха участнику предлагается осознанно подобрать ассоциативную карту к каждой строчке или объединенному ряду строк акростиха (по желанию участника). Далее работа может проводиться двумя вариантами.

Первый вариант. Участник по ходу выбора (подбора) карты к каждой строчке акростиха (или объединенному ряду строк) описывает карту и совместно с ведущим (или партнёром) анализирует связи между строками своего стиха, выбранной ассоциативной картой и теми чувствами, переживаниями и мыслями, которые у него возникают в ходе психологической работы.

Второй вариант. После завершения процедуры подбора и выкладывания карт к каждой строчке акростиха (или объединенному ряду строк) участнику предлагается подобрать слово или словосочетание к тому последовательному визуальному ряду карт как целостной (обобщенной) картине. Приведём примеры акростихов некоторых участников:

Реклама

Дополнительное профессиональное образование

Арт-терапия в образовании, медицине и бизнесе

• 14 апреля 2025
• 53800
• Диплом с правом работы

ГОЛОД

Голод приходит ко мне по ночам…
Он искушает меня…
Любит мой голод есть всё подряд,
Особенно лопает ОН — шоколад.
Дочке наутро как объяснить, что это не я, а слабость моя?..

***

ЖИР

Живот у меня огромный,
Ириски лопаю я…
Реву белугой потом я, и ненавижу себя…

***

ДЕНЬГИ И ОТНОШЕНИЯ

Долой воспоминанья, —
Есть путь противостоянья.
Нелепые преграды
Громить мы будем рады!
И выбирая долгий путь,
Опасность надо «обогнуть».
Тернистая дорога —
Нисколько к нам не строга.
Отчаянию скажу я: «Нет!»
Шакалам — дам отпор.
Едва-едва выживаю я,
Но зато это борьба!
И есть у меня мечта…
Я — красива и стройна!

***

РЕШЕНИЕ

Раньше было всё просто…
Ешь да пей, и расти…
Школа.., дом.., учёба…
Единицы.., бремя.., сны.
Наступило время,
И пора решать…
Если путь начерчен… главное начать!

***

БОРЬБА

Было хорошо и плохо,
Однако я не вешаю нос!
Решительно иду вперед Я
Борясь отчаянно за ВЕС.
А завтра будет новый день, искоренять я буду лень.

***

ВОСПОМИНАНИЯ

Воля моя, сила моя
Отпускаю я тебя…
Спасибо за всё!, — говорю тебе я.
Пусть не со мной — но будь счастлив всегда!
Освобождаю мысли свои и живу
Много нового в жизни найду
Интерес у меня к себе
Начать всё с чистого листа…
А хватит сил-то у меня? — конечно «Да» — отвечу Я!
Настанут лучшие дни
Инсайт у меня внутри
Я верю в свою судьбу и выход всегда найду!

***

ИМПУЛЬСИВНОСТЬ

И услышав стон души, –
Мрак вступает в долгий бой,
Пламя грации во лжи…
Усугубляется боль…
Люди бегают вокруг,
Спешка помогает лгать!
Интерес, восторг, испуг!
Вечно бегать и не знать,
На каком сейчас кругу…
Обретаю ли я вечность
Созидания тепла
Твой лучший друг — чистосердечность!

Ниже мы приводим фрагмент работы с участницей группы (Алиной, 21 год), который иллюстрирует некоторые моменты психокоррекционной работы на основе сочетания творческого вербального продукта (как техники «сочинения акростиха») и «метафорических ассоциативных карт» (как техники создания визуального ряда).

Алина (имя изменено) обозначила проблему словом «безысходность». В ходе творческой работы над ключевым словом родился акростих следующего содержания.

БЕЗЫСХОДНОСТЬ

Белый снег выпал зимой…
Еле дождались настоящей зимы,
Звонкий смех прозвучал во дворе,
Слышен хруст у каждого под ногой.
Ходит парень по льду, не боясь,
Оттого, что нечего ему терять…
Домой возвращается смеясь,
Но в душе он грустный опять…
Остаётся радоваться каждому дню,
Сквозь зубы говорить о себе:
«Тебя я люблю», — но это во сне…

Фрагмент психокоррекционной работы.

Психолог (П.): Сейчас я предлагаю тебе подобрать ассоциативные карты к каждой строчке или объединенному ряду строк твоего акростиха, как сама захочешь. Предлагаю начать с названия. Попробуй подобрать карту на слово «безысходность»… и опиши её.

Алина (А.) (выбор карты осознанный):

Думаю, что котёнок на этой карте так же, как и я сейчас, чувствует полную безысходность жизни… Он в отчаянии, потому что в его жизни всё плохо. У него нет никаких перспектив. Всё, что было для него дорого, — всё рушится… Не на что опереться.

П.: Да.., так бывает.., когда есть ощущение, что нет никаких перспектив…, и рушится всё, что дорого… и не на что опереться… Но если предположить, что кто- то или что-то может помочь котенку в его ощущении безысходности, то что это могло бы быть? Попробуй подобрать карту или вытащи её «вслепую».

А. (вытащила карту вслепую): Это ступеньки вверх из темного подвала… Это выход… Это путь к свету, солнцу и теплу.

П.: Какой отклик, какие чувства вызывает у тебя эта карта?

А.: Мне приятно на неё смотреть. Есть в ней что-то завораживающее. Хочется подняться по этим ступенькам и увидеть что там, снаружи.

П.: Найди место для этой карты (Алина новую карту «ступеньки» положила над картой «котенок»). И продолжи подбирать карты к строкам своего акростиха.

А.: Я объединила строчки: «Белый снег выпал зимой… Еле дождались настоящей зимы. Звонкий смех прозвучал во дворе, слышен хруст у каждого под ногой». К этим строчкам я подобрала эту карту (выбор карты осознанный), потому, что для меня настоящая зима — это необыкновенная красота. На мой взгляд, сам по себе пейзаж настоящей зимы несёт заряд бодрости, энергию и здоровье… Деревья в снежных шапках, иней на ветках, снег, который искрится, переливается и задорно хрустит под ногами…дети, которые весело резвятся… Всё это — про настоящую жизнь.

П.: Я правильно тебя услышала, ты выбрала эту карту потому, что на ней снег, зимний пейзаж, и это для тебя про красоту и что-то настоящее?

А.: Да…, а еще вот тут, на переднем плане, ладошка — это «рука помощи», это знак, что всегда найдётся кто-то …кто сможет помочь… А вот, в глубине, на заднем плане — это запорошенная буква «Н», верхушки буквы торчат, а нижняя часть спрятана под снегом…

П.: И про что это для тебя?

А.: Это начало слова «Надежда», но пока это очень-очень смутно…

П.: Есть что-то еще по этой карте?

А.: Нет.

П.: Тогда продолжи подбирать карты дальше.

А.: Я объединила строчки: «Ходит парень по льду, не боясь, от того, что нечего ему терять…домой возвращается смеясь, но в душе он грустный опять…». К этим строчкам я подобрала эту карту (выбор карты осознанный), потому что в ней отражается — «два в одном». Вот это занавешенное окно — это желание смерти…, точнее там уже кто-то умер.. и в этой половине комнаты — грусть, печаль, уныние… А вот эта открытая дверь и блики солнечного света — это.. не знаю… может это снова про «выход» и «надежду», но мне кажется, что это у меня сейчас идет от «ума», потому что в целом эта карта вызывает у меня невероятную тоску.

П.: Сейчас ты можешь попробовать рассказать о своём чувстве тоски и с чем она связана в твоей реальной жизни или подобрать карту к следующим строкам твоего акростиха.

А. (выбор карты «вслепую» к строке: «Остаётся радоваться каждому дню»): Очень интересно! Как удивительно, опять ладошка!!! На ней «солнечный луч»…

П.: Я услышала про то, что это интересно и удивительно для тебя… Попробуй продолжить… какой еще эмоциональный отклик вызывает у тебя эта карта? Про что интерес? Что вызвало удивление?

А.: Меня удивило насколько точно совпала «картинка» и смысл строки: «Остаётся радоваться каждому дню». И еще связь вот этих трёх карт: «ладошка» — «солнечный свет на полу» — «солнечный луч на ладошке». Просто магия какая-то…

П.: Про что эта «связь» для тебя? В чём магия?

А.: Не могу объяснить словами, но теперь эта карта («окно») не такая унылая. Теперь акцент сместился — с «окна» — за которым смерть, на дверь — за которой выход.

П.: Предлагаю подобрать карту для этого ощущения — «смещение акцента».

А.: (выбор карты осознанный): …Вот этот слон… точнее, это еще слонёнок. У меня такое впечатление, что раньше он был придавлен вот этой плитой, но теперь смог её подорвать… еще немного и он сбросит её, и сможет свободно идти дальше.

П.: Найди место для этой карты (Алина карту «слонёнок с плитой» положила сверху на карту «окно»). И продолжи подбирать карты к строкам своего акростиха.

А. (выбор карты осознанный): К строчке: «Сквозь зубы говорить о себе: «тебя я люблю» — но это во сне…» я подобрала вот эту карту (выбор карты осознанный): Это бурное море…

П.: И как это связано с твоей реальной жизнью или с безысходностью?

А.: Бурное море… — это невероятная энергия и сила… и мощь… Думаю, что пришло время сказать себе в полный голос, что я достойна любви…, и прежде всего, сказать это самой себе…И еще это похоже на… (долгая пауза)… ПРОРЫВ, это то что необходимо, чтобы справиться с безысходностью.

П.: Я предлагаю тебе сейчас это проверить…Поскольку ты говорила, что котёнок, чувствует то же, что и ты.., то попробуй себе представить, как могло бы выглядеть то мгновение, когда вот этот котёнок говорит себе «я себя люблю»?

А.: Я думаю, он встряхнётся.., взбодрится.., наберёт воздуха и скажет…

П.: Попробуй показать, как котёнок это делает... так, чтобы мы все могли это увидеть…

(Алина демонстрирует: встряхивает плечами, головой и негромко произносит: «Я себя люблю».)

А теперь попробуй показать, как это можешь сделать ты сама… только попробуй сделать это так, чтобы мы смогли увидеть прорыв, увидеть бурлящую энергию моря.., твою невероятную энергию и силу… твою мощь.

(Алина с нарастающей энергией громко произносит три раза: «Я себя люблю!»)

Сейчас расположи карты так, как тебе самой хочется… Можешь взглянуть на этот последовательный ряд карт как на целостную картину?

А.: Да.

П.: Попробуй дать название этой целостной картине.

А.: Прорыв.

Психолог обращается к группе: Давайте поздравим Алину с ПРОРЫВОМ громкими, энергичными аплодисментами.

По окончании работы Алина сказала, что сам процесс творчества (создание поэтического текста) и подбор МАК к строкам её акростиха позволили ей по-новому взглянуть на свою проблему и от отчаяния и безысходности прийти к осознанию того, что у неё самой есть ресурсы для мощного прорыва.

Данный пример творческой работы участницы тренинга (Алины) со своей проблемой, которую она первоначально обозначила ключевым словом «безысходность», отражает динамику внутренних изменений. Применение МАК позволил сделать процесс изменений и трансформаций зримым, видимым, наглядным.

Упражнение «Проблема, Синквейн и Я».

Цель: ознакомить с диагностическим и психотерапевтическим потенциалом сочинения синквейна, что позволяет клиенту прояснить и осознать собственные чувства, мысли, типичные стратегии поведения и найти ресурсы разрешения сложностей в контексте жизненного пути.

Синквейн (от фр. cinquains, англ. cinquain) — пятистрочная нерифмованная стихотворная форма творчества (поэзии). Впервые как эффективный метод развития ребенка (в плане творческой работы над созданием стихотворения под влиянием японской поэзии) стал использоваться в начале XX века в США. Суть стиля синквейна — это «свёрнутый», поэтический отклик на ключевое, стимульное слово.

В дальнейшем техника «сочинение синквейнов» стала широко применяться в дидактических целях как эффективный метод развития образной речи и креативности.

Приведём примеры синквейнов на тему «закаливание» и «архетип».

Закаливание.
Ежедневное. Оздоровительное.
Обливаться. Обтираться. Купаться.
Система тренировки терморегуляции организма.
Здоровье.

Архетип.
Бессознательный. Непредставимый.
Охватывает. Воздействует. Осознается.
Трансцендентный осколок бытия.
Первообраз.

В последнее время данная техника стала применяться в разных странах в ходе психотерапии (психокоррекционной терапии), поскольку рассматривается как метод, который позволяет достаточно быстро и эффективно диагностировать эмоциональное состояние в связи с проблемной ситуацией (проблемой) и способствует осознанию, прояснению глубинных ценностей и ресурсов. Иначе говоря, метод обладает высоким диагностическим и психотерапевтическим потенциалом. Кроме того, он позволяет снизить (разрядить) уровень «напряжения» на этапе формирования контакта и доверия (в ходе тренинга, консультирования, психотерапии и т.п.).

Суть метода заключается в сочинении участником тренинга (клиентом) стихотворения на тему, которая им самим обозначается как проблема (проблемная ситуация). Созданный творческий продукт (стихотворение), с одной стороны, отражает синтезированную информацию (установки, стереотипы, мнения, чувства, переживания человека) и является своеобразным инструментом познания, иллюстрацией (проблемы, актуальной ситуации, темы, вопроса), а с другой — позволяет создать новый «желаемый» продукт, увидеть перспективу изменений, определиться с ресурсами.

Сочинение синквейна как метода психодиагностики и психотерапии, несмотря на его творческий характер, строится по определенным правилам:

Правила сочинения синквейна как метода психодиагностики и психотерапии

Дальнейший ход работы: участник (клиент) читает вслух свой стих. Ведущий (психолог, психотерапевт) задаёт вопросы: что нравится? Что не нравится? Что хотелось бы изменить? Как это может быть обозначено по-другому?

Затем ведущий прочитывает синквейн участника: «Теперь я озвучу ваш синквейн, просто как зеркало. У Вас будет уникальная возможность услышать себя как бы со стороны. Я читаю — Вы слушаете».

После прочтения: что отзывается? Всё ли нравится? Есть ли то, что хотелось бы изменить? Как может быть это обозначено по-другому? Вы можете это сделать прямо сейчас — что-то уточнить, изменить и сделать так, как хочется. Вы можете подобрать другие слова или другую метафору…

После внесения поправок ведущий уточняет: возможны ли эти изменения в реальности? Какие Вы видите реальные пути изменений в желаемую сторону?

Примечание: если в стихе есть деструктивные действия по отношению к другим людям (убить, уничтожить), отметить их разрушающую силу для самого участника (клиента) и предложить продолжать изменения до достижения иного, более благоприятного состояния (в идеале трансформация в позитив).

Реклама

Юрий Николаевич Байков

Семинар-практикум

23–25 марта 2025

Метафорические карты. Практика применения в психологическом консультировании и психотерапии

Подробнее

Примеры синквейнов участников (имена изменены):

Аня:

Страх.
Жуткий. Ужасающий.
Парализует. Пугает. Напрягает.
Девочка забитая и плачущая в уголке.
Беспомощность.

*Беспомощность.
Растерянная. Пугливая.
Встаю. Бегу. Наступаю.
Картина Айвазовского «Девятый вал».
Адреналин.

Катя:

Разочарование.
Обрезанные крылья.
Прощаю, забываю, отпускаю.
Боль, обида, пустота.
Облегчение.

Ирина:

Болезнь.
Увядший цветок.
Лечусь, читаю, действую.
Облегчение, выздоровление, радость, расцветание.
Здоровье.

Лиза:

Приступ переедания.
Омерзительная. Репрессированная.
Наедаюсь. Запихиваюсь. Обжираюсь.
Раздувшийся шар на приколе.
Депрессия.

*Депрессия.
Тягостная. Печальная.
Гнетет. Замораживает. Истощает.
Парализует движение мысли и чувства.
Боль и смерть.

*Боль.
Невыносимая. Гнетущая.
Убегаю. Дерусь. Бьюсь.
Облегчение. Освобождение. Благодарность.
Любовь.

Мария:

Апатия.
Зелёное болото.
Ем, читаю, рисую.
Облегчение, принятие, тоска, удивление.
Сопротивление.

После завершения этапа создания творческого вербального продукта (этапа «сочинительства») участникам предлагалось подобрать ассоциативные метафорические карты на «начальное» и «завершающее» стимульное слово. В дальнейшем работа проводилась на основе визуальных образов МАК.

В основе рассмотренных техник (которые базируются на совмещении этапа «сочинительства» с этапом визуализации при помощи карт) лежит несколько идей. Во-первых, это идея интертекстуальности — идея о существовании текста в пространстве других текстов. Иначе говоря, один «текст» (мысли, теории, слово и любой вербальный творческий продукт, действие, поведение) может отсылать к тем текстам, о которых в нем даже формально не упоминается. Все, что «автор» (тот, кто сочиняет «творческий вербальный продукт») прочитал до написания своего текста, прорывается в его собственном произведении помимо его воли и сознания. Во-вторых, это идея о бесконечной интерпретации текста —сколько читателей — столько интерпретаций (отсюда следует невозможность наличия эксперта как конечного интерпретатора). В-третьих, это идея контекстуальности (которая обобщает две предыдущие идеи) — идея неотделимости текста от контекста. При этом, контекст, понимается как точка отсчета, относительно которой совершается интерпретация событий, действий и т.д. В зависимости от контекста один и тот же текст (мысли, теории, слово и любой вербальный творческий продукт, действие, поведение) может оцениваться по-разному.

Литература:

1. Брунер Дж. Жизнь как нарратив / Дж. Брунер // Постнеклассическая психология. Социальный конструкционизм и нарративный подход. — 2005. — №1. — С. 9-29.
2. Выготский Л. С. Мышление и речь / Л.С. Выготский. — 5-е изд., испр. — Москва: Лабиринт, 1999. — 352 с.
3. Гирц К. Интерпретация культур / [пер. с англ. О.В. Барсукова, А.А. Борзунов, Г.М. Дашевский и др.] / гл. ред. С.Я. Левит / К. Гирц. — Москва: РОССПЭН, 2004. — 560 с. (Серия «Культурология. ХХ век»).
4. Делёз Ж. Складка. Лейбниц и барокко / [пер. с франц. Б.М. Скуратова] / Общ. ред. и послесл. В. А. Подороги / Жиль Делёз. — Москва: Логос, 1997. — 264 с.
5. Деррида Ж. Голос и феномен и другие работы по теории знака Гуссерля / [пер. с фр. С. Г. Калининой и Н. В. Суслова] / Жак Деррида. — Санкт-Петербург: Алетейя, 1999. — 208 с. (Серия «Gallicinium»).
6. Деррида Ж. Письмо и различие / [пер. с фр. Д. Кралечкина] / Жак Деррида. — Москва: Академический проект, 2007. — 495 с.
7. Жорняк Е.С. Нарративная психотерапия / [Электронный ресурс] // Журнал практической психологии и психоанализа / Е.С. Жорняк . — 2005. — №4. — Режим доступа: http://www.psyjournal.ru/psyjournal/articles/detail.php?ID=2678
8. Копытин А. И. Техники телесно-ориентированной арт-терапии / А.И. Копытин, Б. Корт. — М.: Психотерапия, 2011. — 128 с.
9. Сарбин Т.Р. Нарратив как базовая метафора психологии / Т.Р. Сарбин // Постнеклассическая психология. Социальный конструкционизм и нарративный подход. — 2004. — №1. — С. 6-28.
10. Уайт М. Карты нарративной практики. Введение в нарративную терапию / [пер. с англ. Дарьи Кутузовой] / Майкл Уайт. — Москва: Генезис, 2010. — 326 с. (Серия «Расширение горизонтов»).
11. Фуко М. Интеллектуалы и власть: статьи и интервью, 1970– 1984: В 3 ч.: Избранные политические статьи, выступления и интервью. Часть 2 / [пер. с фр. И. Окуневой] / под общ. ред. Б.М. Скуратова / М. Фуко. — Москва: Праксис, 2005. — 318 с.
12. Фуко М. Интеллектуалы и власть: статьи и интервью, 1970—1984: В 3 ч.: Ч. 3. / [пер. с фр. Б.М. Скуратова] / под общ. ред. В.П. Большакова / М. Фуко. — Москва: Праксис, 2006. — 311 с.
13. Фуко М. Психиатрическая власть: Курс лекций, прочитанный в Коллеж де Франс в 1973–1974 уч. году / [пер. с фр. А. Шестакова] / М. Фуко. — Санкт-Петербург: Наука, 2007. — 450 с.
14. Чабан О.С. Тревога: история сверхбеспокойных людей / Олег Чабан, Елена Хаустова, Елена Жабенко, Анна Олейник, Наталья Жабенко. — Киев: Pfizer , 2012. — 130 с.
15. Bruner J.S. Making Stories: Law, Literature, Life / J. S. Bruner. — New York: Farrar, Strauss and Giroux. — 2003. — 144 с.
16. Denborough D (Ed.) Trauma: Narrative responses to traumatic experiences / D. Denborough. — Adelaide: Dulwich Centre Publicationsa, 2006.
17. Derrida J. Speech and phenomena, and other essays on Husserl’s theory of signs / Jacques Derrida. — Evanston, IL: Nоrthwestern University Press, 1973. — 166 р.
18. Friedman J. Narrative therapy: tne social construction of preferred realities / J. Friedman, G. Combs. — New York: W. Norton & Company, 1996. — 336 р. (Series «Norton Professional Books»).
19. Goffman E. Stigma: Notes on the Management of Spoiled Identity / Erring Goffman. — Reissue edition. — New York: Prentice-Hall, 1986. — 168 р.
20. Goldenberg H. Family therapy: an overview / Herbert Goldenberg, Irene Goldenberg. — 8 edition. New York: Cengage Learning, 2012. — 600 р. (Series «Psy 644 Family Therapy»).
21. Myerhoff B. Remembered Lives: The Work of Ritual, Storytelling and Growing Older / Barbara Myerhoff / Editor Virginia Tufte, Marc Kaminsky. — Michigan: University of Michigan Press, 1992. — 400 р.
22. Nicnols M. P. Family therapy concepts and methods / Michael P. Nichols, R. C. Schwartz. — 10 edition. — Boston: Pearson, 2012. — 416 p.
23. Ray P.H. The Cultural Creatives: How 50 million people are changing the world / P. H. Ray, S. R. Anderson. — New York: Harmony Books, 2000.
24. Turner V. W. The Anthropology of Experience / V. W. Turner, E. M. Bruner. — Urbana: University of Illinois Press, 2001, first edition 1986. — рр. 33-44.
25. White M. Narrative Means to Therapeutic Ends / Michael White, David Epston. — N.Y.: W. W. Norton, 1990. — 256 р.
26. White M. Maps of Narrative Practice (Norton Professional Books) / Michael White. — New York: W. W. Norton & Company, 2007. — 304 р. (Series «Norton Professional Books»).

Источник: Бурлачук Л.Ф., Шебанова В.И. Техника «сочинения стихов» в психокоррекции // Пензенский психологический вестник. 2017. № 1 (8). С. 2–36. DOI: 10.17689/psy-2017.1.1

Материал опубликован в честь юбилея Леонида Фокича Бурлачука, доктора психологических наук, профессора, действительного члена Национальной академии педагогических наук Украины, основателя научной школы «Психодиагностика. Психотерапия. Медицинская психология».