Инсайт: загадка или тайна?

«Вагнер: Но мир! Но жизнь! Ведь человек дорос,
Чтоб знать ответ на все свои загадки.
Фауст: Что значит знать? Вот, друг мой, в чём вопрос.
На этот счёт у нас не всё в порядке»¹.

«Развитие научной мысли никогда долго не идёт дедукцией или индукцией — оно должно иметь свои корни в другой, более полной поэзии и фантазии области: это или область жизни, или область искусства, или область, не связанная с точной дедукцией или индукцией, рационалистическим процессом, — область философии».
В.И. Вернадский²

Введение

Исследователи некоторых важнейших сторон внутренней жизни человека нередко сталкиваются с тем, что их предмет противится изучению в традиционной для науки причинной логике. В данной статье делается попытка найти исток этого противоречия на примере явления инсайта, привлекающего особый интерес исследователей творчества.

В течение 29 лет в Психологическом институте РАО ежегодно проводится научное «мероприятие», подобного которому, скорее всего, нет нигде в мире: ежегодные международные симпозиумы по проблеме «смысла жизни», а в более поздней формулировке — «смысла жизни и акме». Их вдохновителем, руководителем и участником до конца дней был Вилен Эммануилович Чудновский — учёный, для которого в зрелые годы проблема смысла человеческой жизни стала главной в его научной и педагогической работе.

Участвуя во многих из этих симпозиумов, я с недоумением замечал, что некоторые серьёзные учёные относятся к ним, мягко говоря, с долей скепсиса. Не к самой проблеме — в её значимости никто не сомневался! — но к возможности сделать её предметом психологического исследования в привычном его понимании.

В этом они в определённом смысле были правы, но мне казался недоразумением сам тот факт, что психология, по-русски — «душеведение», принципиально отстраняется от самого важного для человеческой души. Почему это происходит? Предлагаемые рассуждения — своего рода попытка ответить на этот вопрос. Конечно, не применительно к глобальной проблеме Смысла Жизни, но применительно к некоторым аспектам психологии творчества — явления, необходимого для того, чтобы жизнь человека имела смысл.

Слова «загадка и «тайна» мы часто употребляем как взаимозаменяемые, хотя они глубоко различны по смыслу. Загадочным в повседневной речи и в научных текстах мы обычно называем такое явление, объективная причина которого не очевидна. Разгадать загадку — значит усилиями ума обнаружить эту порождающую причину. После этого ничего загадочного в явлении не остаётся ни для разгадавшего, ни для других людей, потому что разгадка в форме позитивного знания становится доступной всем. Такие разгаданные наукой «загадки природы» составляют основное содержание традиционного общего образования.

А тайна не перестанет быть тайной, как бы глубоко ты в неё ни проник. Тайну нельзя «разгадать», вычерпав до дна её содержание, потому что «дна» у неё нет. К ней можно лишь приобщаться, как бы перерастая собственные границы и приоткрывая в самом себе иные возможности познания. Но плоды такого познания не сделать общим достоянием: их нельзя передать в словесной оболочке человеку, который совсем не имеет аналогичного опыта или хотя бы не стремится его приобрести. Для него это станет не приобщением к тайне, а тем, что замечательный философ А.С. Арсеньев называл «вербальным псевдопониманием»³.

Нетрудно понять, что «строгая» наука, доверяющая лишь каузальной логике, уверенно чувствует себя в области загадок, а не тайн. Она ищет причинно-следственные связи, объективную детерминацию явлений, их повторяемость и воспроизводимость, одну за другой разгадывает загадки и продвигается в освоенном ею измерении реальности, основные координаты которого уже определены.

Но когда исследователь, встречаясь с тайной, пытается разгадать её как загадку, действуя в причинно-следственной логике, он неизбежно начинает скользить по поверхности предмета в обманчивой надежде, что вот-вот достигнет цели. Но этого не происходит, потому что цель лежит в другом измерении реальности. «И всё так близко, и так далёко, / Что, стоя рядом, достать нельзя...»⁴.

Это с большей или меньшей очевидностью происходит при всякой встрече с возникновением прежде не бывшего. В частности — с проблемой творчества и, едва ли не в самой концентрированной форме, с явлением инсайта, которое не случайно вызывает у ревнителей объективного знания острое (даже, по выражению К. Дункера, «судорожное») желание «демистифицировать» его, порой декларируемое в самих названиях научных работ. Желание убедиться самому и убедить других, что инсайт является закономерным следствием тех или иных объективных причин. Насколько удачны такие попытки?

Обзор литературы и методы исследования

Необходимо начать с того, что инсайтом или озарением называли явления самого разного уровня, от приспособительных находок подопытных обезьян В. Кёлера до откровений великих творцов в искусстве, науке, философии, духовной жизни. Сделаем предварительную попытку выделить три типа таких явлений, начав с того, который, в отличие от двух других, постоянно привлекает внимание исследователей и за которым в науке закрепился сам термин «инсайт» (в других случаях я буду пользоваться более свободным синонимом — озарение). Начать с этого следует ещё и потому, что явления, о которых пойдёт речь, по видимости, более других напоминают загадку и провоцируют стремление исследователя разгадать её, «открыть ларчик» с помощью набора привычных причинно-следственных ключей.

Характерно, что едва ли не все «мировые загадки», которые виднейший естествоиспытатель Э.Г. Дюбуа-Реймон 150 лет назад объявил принципиально неразрешимыми для детерминистической науки [3], связаны с моментом начала, возникновения какой-либо реальности. Это неудивительно: ведь для начала нельзя указать предшествующую ему причину, оно потому и начало, что «самопочинно» [8] и, в силу этого, не «загадочно», а «таинственно». Будь то возникновение Вселенной, жизни, психики или творческий замысел отдельного человека.

Мы имеем в виду те многократно описанные случаи, когда учёный более или менее продолжительное время сосредоточенно обдумывает конкретную проблему, испытывает затруднения и вдруг, неожиданно для самого себя, находит ключ к её решению или даже готовое решение. Причём происходит это не в процессе размышлений о данной проблеме и не в привычной обстановке.

Около ста лет назад феноменология этого явления, в частности самоотчёты великих учёных В. Гельмгольца и в особенности А. Пуанкаре [12], позволила Г. Уоллесу вывести некий «алгоритм озарения», включающий четыре стадии: подготовку, инкубацию, само озарение и его проверку. На первом этапе человек целеустремлённо и всесторонне обдумывает проблему. На втором он отвлекается, «забывает» о ней, и именно тогда на бессознательном уровне вызревает будущее решение. Третий этап — само озарение: готовое решение неожиданно вспыхивает в сознании. Четвёртый этап — сознательная проверка и доработка решения — очень важен практически, но к психологической проблеме инсайта как такового уже как бы и не относится. Разумеется, речь идёт о некотором общем направлении работы учёного, а не о жёстком разграничении этапов во времени: в реальной жизни они могут частично накладываться друг на друга [20].

Описана чёткая схема, которая позволяет упорядочивать эмпирические данные, мимо которой по сей день не проходит ни один исследователь творчества. Но наивной иллюзией было бы думать, что она сводит тайну к загадке и даёт детерминистическое объяснение явления, представив его как следствие объективных и воспроизводимых причин. Или хотя бы приближает к этой цели.

Некогда П.И. Чайковский высказался в таком духе, что вдохновение — не та гостья, которая любит посещать ленивых. И был, конечно, прав. Но из этого не следует, что она непременно придёт к трудолюбивому. И упорный предварительный труд, и период отвлечения, непроизвольного или преднамеренного — это только условия, благоприятствующие приходу озарения, но никак не причины, его производящие.

В силу этого многочисленные и разнообразные экспериментальные исследования последовательности и взаимодействия упомянутых этапов (прежде всего периода инкубации) становятся ценным уточнением, коррекцией, детализацией, модернизацией представлений об условиях возникновения инсайта, но не постижением его причины, не «разгадкой загадки» [2; 6; 14; 17; 18; 21].

Детерминистически объяснить какое-либо явление значило бы, строго говоря, стать способным произвольно воспроизводить его или, по меньшей мере, надежно предсказывать его приход. Но в нашем случае, как констатируют некоторые исследователи [17, p. 144], ни о чём подобном не может быть и речи.

Направление исследований инсайта в целом заставляет поставить и такой вопрос, возможно, главный: «Насколько адекватно ситуация решения задач в условиях эксперимента моделирует реальный творческий процесс?» Проще говоря, действительно ли учёный, решая свободно порождённую им самим творческую задачу, переживает то же, что испытуемый, который «сдаёт экзамен на сообразительность» и имеет дело с головоломкой, личностно для него не значимой, решение которой к тому же уже существует? Мне кажется, встав на такую точку зрения, мы сильно упростили бы самую проблему человеческого творчества.

«Классические» примеры внезапного решения конкретной задачи берутся из области естественных и точных наук. Для гуманитарной сферы характерны озарения иного типа. Здесь речь идёт скорее об особого рода «ключевом» переживании, которое выводит мыслителя из лабиринта предыдущих исканий и проясняет для него то главное, что он ищет в своей области творчества. (Забегая вперед, замечу: тут «центр тяжести» начинает смещаться с открытий в объективном мире на открытие «себя самого» и своего призвания, следствием чего станут будущие открытия или иные творческие достижения человека в соответствующей области деятельности.)

Приведу два ярких примера. Альберт Швейцер, месяцами находясь в постоянном внутреннем напряжении, безуспешно ищет всеобщее и жизнеутверждающее основание этики, которого он не нашёл в философской литературе. В этом состоянии он совершает длительную вынужденную поездку по реке. Швейцер пишет: «Страницу за страницей исписывал я бессвязными фразами только для того, чтобы сосредоточиться на проблеме. Вечером третьего дня, когда на заходе солнца мы проезжали сквозь стадо бегемотов, передо мной мгновенно возникло слово, которого я в тот момент не искал и не ждал — “благоговение перед жизнью”. Железная дверь поддалась, тропинка в чаще обозначилась. И вот, я пришёл к идее, содержащей вместе миро- и жизнеутверждение и этику!» [15, с. 534].

Менее известный аналогичный пример находим в автобиографии крупнейшего русского философа и психолога Н.О. Лосского. «Десятки раз, — вспоминает он, — приступал я к попыткам построения своего миросозерцания с намерением воздвигнуть всё здание … из того, что … имманентно сознанию. Однако … состав сознания представлялся мне не более, как совокупностью моих ощущений и чувств; таким образом, я неизменно приходил к солипсизму и скептицизму, который мучил меня своею скудостью и самопротиворечивостью. … Осенью 1898 г. мы с С.А. ехали на извозчике по Гороховой улице. Был туманный день, когда все предметы сливаются друг с другом в петербургской осенней мгле. Я был погружен в свои обычные размышления: “я знаю только то, что имманентно моему сознанию, но моему сознанию имманентны только мои душевные состояния, следовательно, я знаю только свою душевную жизнь”. Я посмотрел перед собою на мглистую улицу и вдруг у меня блеснула мысль: “всё имманентно всему”. Я сразу почувствовал, … что разработка этой идеи даст ответ на все вопросы, волнующие меня. … С тех пор идея всепроникающего мирового единства стала руководящей моей мыслью» [7, с. 117].

Подобные озарения, которые в обобщённой формуле или в символическом образе открывают человеку смысл его будущего творчества, засвидетельствованы Р. Декартом [19, p. 111], Ж.-Ж. Руссо [9, с. 37], В.И. Вернадским [16, с. 160] и другими выдающимися людьми.

Как видим, в этих случаях первое условие озарения выполнено: мыслители в течение большого времени были глубоко погружены в свою проблему. Но необходимость второго условия уже попадает под большое сомнение: озарение приходит не после периода «инкубации», а в процессе, даже на пике напряжённых размышлений, произвольной сосредоточенности на проблеме.

Конечно, поток привычных мыслей должен приостановиться, замереть, чтобы открыть озарению дорогу в сознание, но назвать это «периодом» (забывания, отвлечения, инкубации) было бы слишком явной натяжкой. И совсем нелепо считать вид стада бегемотов или мглу за окном объективной причиной озарения.

Впрочем, глубокая связь между тем и другим несомненна, и осмыслить её помогает принцип доминанты [10; 11; 13], благодаря которой любые впечатления могут обернуться неожиданной стороной и способствовать осознанию и воплощению творческого замысла. Но причиной этого будет не внешний объект и не доминанта как таковая, а присущая человеку «внутренняя активность души», или «самодеятельность души», убедительно описанная В.В. Зеньковским [4]: активность, которая создаёт саму доминанту как функциональный орган творческого поведения и которая действует не вынужденно, в качестве реакции, не по причине чего-то, а для чего-то, по внутренней необходимости, т.е. свободно.

Можно предположить, что аналогичную роль доминанта играет и в инсайтах первого типа. Именно она могла бы «подсказать» А. Пуанкаре некое структурное сходство между житейской ситуацией, в которой он испытывает озарение, и открытой им математической закономерностью — сходство, которое, по предположению Д.Б. Богоявленской, способствовало неожиданному открытию учёного [1].

Мы видим, что озарения второго типа открывают человеку не то, как решается конкретная задача в его профессиональной сфере, а то, какова главная, общая идея, или ценность, которой он будет отныне служить в избранной им области. Сделаем следующий шаг по пути «от загадки к тайне» и обратимся к примерам ранних озарений ещё более общего и «судьбоносного» характера. Таких, которые открывают перед ребёнком неведомый возможный путь. Путь ещё неясный, но такой, который ребёнок почему-то более или менее отчётливо (в зависимости от возраста) воспринимает как «свой».

В отличие от эпизодов биографии взрослых людей, потрудившихся над своей проблемой в уже выбранной ими области и тем самым выполнивших хотя бы первое условие инсайта, в случаях, о которых пойдёт речь теперь, озарение обходится и без этого, поскольку никакой «этап подготовки», предварительной сознательной работы над какой бы то ни было проблемой здесь a priori невозможен. Снова обращусь к примерам.

Незаурядный и самобытный писатель В.А. Солоухин вспоминал о ключевом моменте детства, предначертавшем его путь. Однажды ещё дошкольником при взгляде на знакомую деревенскую улочку он испытал сильнейшее эстетическое переживание необъяснимой ценности явлений повседневной жизни, которой раньше не замечал. И осознал со всей остротой, что «должен с этим что-то сделать», чтобы сохранить эту на мгновение открывшуюся ценность. Что именно надо делать — он не знал, о писательской деятельности не имел никакого представления, но, как вспоминал он много десятилетий спустя, стал сочинять тогда что-то вроде своего первого рассказа⁵.

Другой пример. Подросток-гимназист, идущий незнакомой лесной дорогой, выходит к кургану на поляне и вдруг осознаёт с несомненностью, что курган таит в себе неведомую чужую жизнь, которую ему «нестерпимо захотелось» сделать такой же явной, как окружающий лес, «как мы сами». Со временем этот гимназист, Отто Бадер, становится крупнейшим палеоархеологом ХХ в. и до конца дней вспоминает о том озарении как о самом важном открытии в его долгой жизни, богатой научными открытиями мирового значения⁶.

Подобные ранние, а то и «сверхранние», уходящие в почти младенческий возраст озарения талантливых людей довольно многочисленны и похожи по содержанию. В чём их главное отличие от тех, которые мы обсуждали до сих пор? Они, по выражению Р. Дж. Коллингвуда, «приподнимают вуаль», скрывающую будущую судьбу, и одновременно дают ребёнку впервые почувствовать и даже в той или иной степени осознать реальность самого себя как творческого существа, которое способно и призвано совершить на этом ещё неясном пути «что-то», порученное именно ему.

С особой определённостью говорит об этом сам Коллингвуд, видный историк, философ и теоретик науки, который 8-летним ребёнком из любопытства снял с полки книгу об этике Канта. Поначалу он испытал недоумение и гнев от того, что, понимая слова, совсем не понимает смысла написанного. Но главное было потом. «Я ощутил, — пишет он в автобиографии, — что содержание этой книги, хоть я и не в силах понять его, стало каким-то странным образом моим собственным делом, делом, касающимся меня лично или, скорее, делом моего будущего я» [5, с. 323]. Но совсем не в том смысле, что он, когда вырастет, будет разбираться в этике Канта. Он осознал свой путь в общей и неопределённой форме: понял, что дело его «будущего я» — «мыслить»!

Этот психологический феномен «встречи с собой» таким, каким человек может и предназначен стать, более или менее отчётливо осознанный и выраженный, присутствует во многих ранних озарениях третьего типа. Феномен встречи с таким «я», которое с позиции здравого смысла и причинной логики ещё не существует, но которое тем не менее освещает путь нашему актуальному «я».

Результаты и интерпретация

Как исследователю относиться к этим и подобным им бесчисленным феноменам? Можно выделить, как я вижу, четыре возможных ответа.

Первый. Объявлять непонятное несуществующим: иллюзией, домыслами, аберрацией памяти, болезнью, а то и намеренным обманом. Такое незамысловатое «укрепление границ» привычной парадигмы становится своего рода психологической защитой позитивного знания.

Второй. Продолжать разгадывать тайну как загадку в убеждении, что «непонятное сегодня станет понятным завтра»; ловить сачком солнечного зайчика, не желая признать, что цель лежит не в том измерении, в котором ведётся поиск. Рискну привести в пример такой погони многовековые, всё более изощрённые попытки больших учёных убедить себя и других, что материальный субстрат порождает-таки психику и сознание. Нетрудно заметить следствия этого подхода и в ряде исследований проблемы, которую мы сейчас обсуждаем.

Третий. Сказать, что подобные явления, как бы к ним ни относиться, дело не науки, а философии, религии, искусства, житейской мудрости. Это честный ответ, но, как мы уже отмечали, он оставляет за чертой «науки о душе» именно то, что наиболее важно для человеческой души.

И четвёртый — самый рискованный, но, с моей точки зрения, единственно перспективный. Признать, что познание мира не исчерпывается разгадыванием загадок. Что «интересы истины выше интересов системы и метода» [8, с. 78]. Что существуют реалии, не поддающиеся каузальному объяснению, но доступные постижению и осмыслению в опыте сопричастности. Что тем самым и в себе человек открывает новые возможности постижения реальности.

Можно предвидеть, что на этом пути не устранится, но станет прозрачной для сотрудничества граница между гуманитарной психологией и тысячелетним духовно-практическим опытом человечества. Преждевременно было бы рассуждать о том, в чём именно могло бы проявиться в будущем такое сотрудничество. Можно лишь попытаться наметить пунктиром одно осторожное предположение.

В нашем понимании и в практике саморазвития, самовоспитания, творчества слишком преобладает активная, «деятельностная» сторона этих процессов, и остаётся в тени другая — пластическая, созерцательная, делающая возможным воспринять, «впустить в себя» нечто такое, что принципиально отличается и превосходит то, что нами уже освоено и в чём мы готовы совершенствоваться.

М.И. Цветаева в ярком эссе говорила о том, что для творчества необходима чуткость к «наитию», дополняющая сознательные волевые усилия: «Гения без воли нет, но ещё больше нет… без наития. Воля — та единица к бессчётным миллиардам наитий… без которой они нули… Воля же без наития — в творчестве — просто кол. Дубовый»⁷. Цветаева имела в виду творчество художественное (поэтическое), но ничто не мешает распространить эту мысль и на другие его виды.

Тут мы соприкасаемся с периодически возникающей в психологии одарённости проблемой андрогинии творческой личности, т.е. достаточной представленности в психике и поведении одного человека таких черт, которые обычно бывают свойственны либо мужчине, либо женщине. Но углубление в эту проблему требует специальной статьи. Что же касается феномена озарения — то, не имея возможности его вызывать, мы можем делать себя более восприимчивыми, более готовыми к его возможному приходу, развивая способность к творческому созерцанию. А это как раз одна из тех областей, в которых психологу и педагогу может оказать бесценную помощь практический опыт самовоспитания выдающихся людей разных народов, эпох и конфессий. Людей, всерьёз искавших Смысла Жизни и во многом преуспевших на этом пути.

Выводы и заключение

В статье предложена попытка рассмотреть явление инсайта (озарения) на материале самоотчетов людей, творчески проявивших себя в разных областях деятельности.

Выделены три типа инсайта — от внезапного решения конкретной научной задачи до более или менее ясного осознания человеком своего предназначения и будущего творческого пути в целом.

Обосновывается предположение, что, не имея возможности вызвать инсайт, человек может способствовать его приходу, развивая в себе способность к творческому созерцанию.

Предлагаемый подход может в перспективе послужить сотрудничеству психологии и тех практик познания себя и мира, которые остаются вне поля внимания научного сообщества. А также поможет подойти к проблеме смысла жизни не только как к проблеме теоретического знания, но и как к проблеме духовно-практической.

Сноски

¹ Гёте И. В. Фауст [Электронный ресурс] / пер. Б.Л. Пастернака. URL: https://facetia.ru/node/3219 (дата обращения: 10.10.2023).

² Архив РАН. Ф. 518. Оп. 7. №48.

³ Арсеньев А. Что такое личность? Философский очерк // Развитие личности. 2013. С. 65.

⁴ Блок А.А. Вот он — Христос — в цепях и розах [Электронный ресурс]. URL: https://rvb.ru/ 20vek/blok/pss20/vol2/text/0372.html (дата обращения: 15.02.2023).

⁵ Мелик-Пашаев А.А. Образование — путь к себе // Психологические проблемы смысла жизни и акме: материалы XVII симпозиума. М.: Психологический институт РАО, 2012. С. 36.

⁶ Машина времени доктора Бадера // Советская культура. 1979. 12 июня.

⁷ Цветаева М.И. Об искусстве. М.: Искусство, 1991. С. 74

Литература

1. Богоявленская Д.Б. Феномен Пуанкаре — современная интерпретация // Вопросы философии. 2017. №12. С. 103–109.
2. Величковский Б.М., Князев Г.Г., Валуева Е.А. Новые подходы в исследованиях творческого мышления: от феноменологии инсайта к объективным методам и нейросетевым моделям // Вопросы психологии. 2019. №3. С. 3–16.
3. Дюбуа-Реймон Э.Г. О границах познания природы: семь мировых загадок / пер. с нем. М.: УРСС, 2010. 80 с.
4. Зеньковский В.В. Проблема психической причинности. Киев: Типография Императорскаго Университета Св. Владимира, 1914. 435 с.
5. Коллингвуд Р. Дж. Идея истории. Автобиография / пер. с англ. М.: Наука, 1980. 488 с.
6. Лаптева Е.М., Валуева Е.А., Зайдельман Л.Я. Возможности исследования инкубации с помощью внутри- и межгруппового дизайна экспериментов // Экспериментальная психология. 2020. Т. 13. №2. С. 28–39.
7. Лосский Н.О. Воспоминания. Жизнь и философский путь // Вопросы философии. 1991. №11. С. 116–191.
8. Лопатин Л.М. К вопросу о свободе воли. М.: Типография А. Гатцука, 1889. 29 с.
9. Манфред А.З. Три портрета эпохи Великой французской революции. М.: Мысль, 1978. 432 с.
10. Мелик-Пашаев А.А. Доминанта и творчество // Вопросы психологии. 2020. №3. С. 80–91.
11. Морошкина Н.В., Аммалайнен А. В. От инсайта к ага!-переживанию: новая парадигма в исследованиях решения задач // Сибирский психологический журнал. 2021. №79. С. 48–73.
12. Пуанкаре А. О науке / пер. с фр. Л.С. Понтрягина. М.: Наука, 1990. 560 с.
13. Ухтомский А.А. Доминанта. СПб.: Питер, 2020. 512 с.
14. Чистопольская А.В., Савинова А.Д., Лазарева Н.Ю. Экспликация критериев инсайта и обзор методов их измерения // Психология. Журнал Высшей школы экономики. 2021. Т. 18. №4. С. 907–929.
15. Швейцер А. Благоговение перед жизнью / пер. с нем. М.: Прогресс, 1992. 534 с.
16. Яшина Ф.Т. Вернадский о философии и её значении в развитии науки // Космическое мировоззрение — новое мышление ХХI в. Т. 1. М.: Издательство Международного центра Рерихов, 2003. C. 158–172.
17. Chu Y., MacGregor J.N. Human performance on insight problem solving: A review // The Journal of Problem Solving. 2011. Vol. 3. №2. P. 119–150.
18. Henok N., Vallée-Tourangeau F., Vallée-Tourangeau G. Incubation and interactivity in insight problem solving // Psychological Research. 2020. Vol. 84. P. 128–139.
19. Oeuvres choisies de Descartes. Paris: Garnier Freres, 2020. 472 p.
20. Walles G. The Art of thought. New York: Harcourt, 1926. 204 p.
21. Rummel J. The role of attention for insight problem solving: effects of mindless and mindful incubation periods // Journal of Cognitive Psychology. 2021. Vol. 33. №6(7). P. 757–769.

Источник: Мелик-Пашаев А.А. Инсайт: загадка или тайна? // Вестник Государственного университета просвещения. Серия: Психологические науки. 2024. №2. С. 56–67. DOI: 10.18384/2949-5105-2024-2-56-67