Репортаж с малой Родины

Размышления о будущем

Когда, не извещая коллег заранее, я поехал в ЛНР, вслед понеслись несколько сообщений. Кто-то посчитал необходимым написать что-то доброе, другие просто констатировали: «Благородно, но глупо»; или выражали непонимание: «Зачем? У тебя же и так все есть?».

У меня было не все. Не было опыта общения с соотечественниками, которые восемь лет жили под непрерывными обстрелами, но выстояли. А теперь он у меня есть. Но это только самый первый опыт — специальные исследования и самая напряженная работа еще впереди. В том числе работа всего нашего психологического сообщества.

Сделаю маленькое отступление. Еще в 1980-х в соответствии с оборонными задачами МО СССР мне довелось поработать с рядом чрезвычайно значимых для военной психологии ситуаций. Это были две командировки на Афганскую войну в период наиболее активных боевых действий. Потом — в Армению после Спитакского землетрясения 1988 года, когда в один день погибли около 100 000 человек (модель подземного ядерного взрыва). Затем было крушение двух пассажирских поездов под Уфой в 1989 в результате взрыва газа, скопившегося в низменной местности после утечки из поврежденной газовой магистрали. Вагоны разбросало на десятки метров, погибли 645 человек, из них 181 ребенок, и еще 623 получили ранения и ожоги. Это была модель ядерного взрыва в атмосфере. Подробно изучались также последствия аварии на ЧАЭС (1986), которая была реальной моделью применения «грязной бомбы», не так давно ставшей актуальной проблемой. Были и другие исследования. Это был уникальный опыт по изучению психических травм и ПТСР.

Сейчас ни у меня, ни у кого-то другого в современной российской психологии нет опыта работы с последствиями многолетней психической травмы, к тому же нанесенной враждебной и при этом — той же этнической группой. Травмой, сопровождавшейся многолетней блокадой, унижениями, пытками, убийствами, терактами и обстрелами жилых кварталов, запретом права говорить на родном языке, а на последнем этапе, который был предотвращен СВО, планировалась зачистка огромных территорий от всех русскоговорящих, а фактически — их физическое уничтожение. Изучение последствий всего этого и разработка программы реабилитации всех возрастных групп, которым удалось это пережить, еще только предстоит.

Когда массовая психическая травма является результатом какой-либо экологической или даже техногенной катастрофы, обычно она претерпевает специфические трансформации и, независимо от того верят ли пострадавшие в Бога или нет, такая травма чаще всего интерпретируется как «Господь посылает нам новые испытания». Их нужно пережить. И постепенно травматические переживания проходят как бы в «автономном режиме» в течение 3–5 лет.

Травма, нанесенная враждебной группой, провоцирует и запускает качественно иные психологические механизмы, наиболее существенными из которых является проекция и проективная идентификация. В наиболее примитивном виде этот психологический феномен выражается формулой: «Это не я ненавижу и преследую Х, это он ненавидит и преследует меня». И такой «сдвиг» в оценках подобных ситуаций может растягиваться на десятилетия и даже столетия. Примеров подобного рода среди родственных и, что не менее существенно, живущих по соседству народов множество: арабы и евреи, армяне и азербайджанцы, англичане и ирландцы, итальянцы и каталонцы, казахи и уйгуры, таджики и узбеки и множество других.

Добавим, что негативное развитие всех этих (почти паранойяльных) массовых процессов катализируется «психологией малых различий» (или «нарциссизмом малых различий»). Суть этой психологической феноменологии в кратком варианте можно сформулировать так: «Если кто-то почти такой же, как я, — по истории, по языку, по традициям, культуре, обычаям и т.д., но немного отличается — это как бы шарж на меня». Естественно, шарж на себя (любимого!) неприятен и вызывает неудовольствие, а в сочетании с массовой травмой, нанесенной враждебной группой, это может стать источником непримиримой вражды на неопределенный исторический срок.

Есть еще один существенный психологический фактор, о котором нужно упомянуть, — «передача следующему поколению». Как было обосновано в исследованиях после Второй мировой войны, дети выживших в вооруженных и межнациональных конфликтах формируют специфическую память и специфическое отношение к трагическим событиям в истории их предков, свидетелями которых они не были и быть не могли. В итоге одной из психологических задач следующих поколений является — сохранить память о травме предков и отреагировать ее. Варианты такого отреагирования могут быть самыми различными: от оплакивания своих павших до самых трагических вариантов индивидуальной и коллективной мести. Сколько-нибудь цивилизованное разрешение таких ситуаций предполагает мощные и последовательные усилия. Надеюсь, коллеги понимают то, о чем мне хотелось сказать в этом разделе.

В заключение приведу еще один психологический феномен: в сфере наследственных связей ничего не забывается. Я никогда не забываю, что мои отец и мать были участниками Великой Отечественной войны, оба офицеры СМЕРШ, оба коммунисты. Отец и мать — это самые первые фигуры идентификации любой личности, переносчики языка и культуры, традиций и принципов. Но точно так же нужно признавать и понимать, что потомки наших противников являются носителями иных («вложенных» в них) родительских образов.

Прошлое

Есть еще две причины моей поездки. Во-первых, меня учили, что и счастливые, и тяжелые, и даже лихие времена нужно проживать со своим народом. Поэтому обращение Президента РФ по поводу оказания максимальной помощи россиянам на вновь обретенных территориях — для меня не пустой звук, а руководство к действию. А во-вторых, ЛНР — это моя малая Родина.

Я родился в селе Успенка Лутугинского района недалеко от Луганска (в то время Ворошиловграда). А моя юность прошла в легендарном Краснодоне, где во время Великой Отечественной войны в оккупированном фашистами городе была создана подпольная организация «Молодая гвардия».

В ночь на 29 сентября 1942 года недалеко от центральной площади гитлеровцы закопали живыми в землю 32 шахтера-коммуниста, которые отказались добывать уголь для захватчиков. Об этом зверстве, естественно, знал весь маленький шахтерский городок. Несколько юношей и девушек поклялись отомстить фашистам за мученическую смерть шахтеров-героев и создали комсомольское подполье под названием «Молодая гвардия». А потом число членов организации постоянно росло.

Кем были молодогвардейцы? Недавние выпускники школ, юноши и девушки 17–19 лет. Они успели не так много сделать для нашей Победы. Распространяли листовки с текстами советского информбюро, вывешивали красные флаги на майские праздники, помогли бежать из плена группе красноармейцев, сожгли биржу с документами жителей на угон в Германию. Кто-то предал. Их арестовали и подвергли нечеловеческим пыткам: загоняли иголки под ногти, отрезали уши, вырезали на теле звезды, жгли каленым железом, пытали. Но они не сломались, и тогда разъяренные их стойкостью фашисты и их прихвостни-полицаи (из местных) живыми сбросили их в шурф Шахты №5, который стал их общей могилой. Если кто не знает, шурф — это вертикальная шахтная выработка метров 4–5 в диаметре и глубиной 20–30 метров. Как рассказывали свидетели, еще несколько дней из шурфа доносились стоны умирающих.

Когда мое поколение училось в школе, программами по русской литературе во всех школах СССР предусматривалось изучение романа Александра Фадеева «Молодая гвардия», который был написан в 1946 году. Большинство главных героев романа: Олег Кошевой, Ульяна Громова, Любовь Шевцова, Иван Земнухов, Сергей Тюленин и другие, — это реально существовавшие люди, которым за их мужество и героизм уже в 1943 году были присвоены звания Героев Советского Союза посмертно.

Книга переиздавалась более 250 раз, а ее общий тираж, включая переводы практически на все ведущие языки мира, составил более 26 миллионов экземпляров. В 1948 году по этой книге выдающийся советский режиссер Сергей Герасимов снял фильм с одноименным названием, который смотрели все школьники страны, да и не только школьники, а краснодонцы — почти ежегодно на огромном экране прямо на городской площади. Это действительно бессмертная классика советского кино. Одну из главных ролей — Ульяны Громовой — сыграла наша выдающаяся актриса Нонна Мордюкова, обладавшая почти фотографическим сходством со своей героиней. Это была ее первая роль в кино, дебют, ставший основой всей ее будущей жизни и творчества. Позднее был снят сериал по тому же роману А. Фадеева, но впечатления ни на краснодонцев, ни на широкого зрителя он не произвел.

О Краснодоне и о подвиге молодогвардейцев знала вся страна. Возможно, не все читали, но все проходили роман в школе и участвовали в его обсуждении. А мне посчастливилось учиться в той же школе и даже у тех же учителей, которые до войны учили молодогвардейцев. И мы не «проходили» роман, мы жили в нем. В некотором роде наше детство и юность было продолжением романа, и мы все были немного молодогвардейцами.

Да и как могло быть иначе. Мать командира «Молодой гвардии» Героя Советского Союза Ивана Туркенича жила со мной на одной улице, напротив дома моих родителей. Мать комиссара «Молодой гвардии» Героя Советского союза Олега Кошевого жила на соседней улице, а позднее — в одном доме с нами. Сестра Героя Советского Союза Сергея Тюленина работала секретарем у моего отца. Один из немногих оставшихся в живых молодогвардейцев Радик Юркин часто бывал у нас дома, а с его сыном Юрой Юркиным мы учились в параллельных классах и играли вместе в школьном оркестре — я на трубе, а он на кларнете. В школе были именные классы и парты Олега Кошевого и Ивана Земнухова, право сидеть за которыми предоставлялось самым достойным ученикам. Эти парты снова восстановлены и стоят в тех же классах и сейчас, такие же старые, как были до войны, на фоне современной школьной мебели.

Благодаря подвигу «Молодой гвардии» город быстро рос и преображался. К нам приезжали практически все выдающиеся артисты, космонавты, столичные театры и зарубежные делегации из всех стран мира.

12 сентября 1954 года я вместе с родителями ходил на открытие в Краснодоне теперь уже всемирно известного памятника молодогвардейцам, безусловно, выдающегося произведения монументальной скульптуры. У подножия этого памятника меня принимали в пионеры и там же вручали комсомольский билет. На все государственные праздники мы несли там почетную вахту и возлагали цветы к памятнику и к могиле шахтеров, которая была поблизости у входа в городской парк.

В 1958 году был торжественно открыт Дворец культуры имени «Молодой гвардии», который мог бы украсить любой столичный город. Там была уникальная картинная галерея, прекрасная библиотека, спортивные залы, волейбольные и баскетбольные площадки, музыкальная школа и красивейший концертный зал почти на 600 мест.

В 1960 году я, десятилетний, был в этом зале на открытом суде над бывшими полицаями, которые долго скрывались от возмездия. Все они были приговорены к высшей мере наказания — расстрелу. Приговор был приведен в исполнение в тот же день рядом с городским рынком при огромном скоплении народа. В силу возраста и малого роста увидеть мне ничего не удалось, но я слышал, как голосили эти предатели и просили: «Не убивайте! Простите, земляки!». Не простили.

Я не раз приезжал на мою малую Родину. Последний раз около десяти лет назад, когда ее пытались «переделать» в Украину. Видел заброшенную могилу героев-шахтеров с погасшим вечным огнем, мусорную свалку у шурфа Шахты №5, заброшенный город с темными окнами и опустевшими домами. Тронуть памятник молодогвардейцам и дом-музей Олега Кошевого новые «хозяева жизни» не решились.

Мог ли я не поехать туда сейчас?

Настоящее

По дороге в ЛНР я встретил много людей. Хороших людей. Некоторые запомнились особенно. Девушка Таня в придорожном мотеле, около тридцати лет. Добровольцами ушли два младших брата. Вначале средний, а потом старший сказал, что одного его не отпустит. Самый младший пока дома, еще нет восемнадцати, но тоже пойдет. Не плачет, говорит: «Горжусь своими пацанами. И молюсь». На свои деньги вместе с мужем строят часовенку рядом с мотелем, чтобы молиться, — церковь далековато. В другом придорожном кафе встретил две семейные пары, разговорились. Братья. Один председатель местного отделения КПРФ, 32 года. Отмечали два года свадьбы младшего брата, ему 23 года. А потом оба тоже в военкомат.

На въезде в ЛНР блокпосты и надолбы. Границы нет, но документы и машины проверяют у всех. Очередь машин часов на 4–5, как минимум. Въехали в Краснодон. Город пока, мягко говоря, неухоженный. Примерно как у нас было в 1990-х. Но потом походил по памятным местам и поразился: в первую очередь мои земляки занялись восстановлением самого дорогого — памяти.

У шурфа Шахты №5 поражающий своей мощью обелиск и надпись на терриконе. Не все знают, что такое террикон, — это такая гора из извлекаемой из шахт породы, некоторые не меньше египетских пирамид. Это лучше видеть, чем рассказывать. Могила героев-шахтеров ухоженная, вечный огонь горит. В школу охранники из Тюмени меня не пустили, несмотря на удостоверение полковника и ветерана войны — без заявки нельзя, теракты еще случаются.

У памятника молодогвардейцам чистота и порядок (сравните два фото разных лет). А за памятником появился храм. В центре города на постаменте снова стоит танк, который был снят, отремонтирован и повоевал. Восстановлена и надпись на постаменте. Если не сможете прочитать на фото, дублирую: «Эта боевая машина — памятник гражданскому подвигу краснодонцев, передавших в годы Великой Отечественной войны свои личные сбережения на строительство танковой колонны «Молодая гвардия».

Наша семья переехала в Краснодон в 1954. Маленький шахтерский городок, жителей, насколько помню, было тысяч тридцать-сорок. Жили бедно. Отец был военным, но тоже не шиковали — корочка черного хлеба, политая подсолнечным маслом и слега посыпанная сахаром, была самым вкусным пирожным. Думаю, до войны там жили не богаче. И эти люди собрали деньги на танковую колонну! Читал, и стало стыдно. Может быть, стоило бы задуматься и нам — жителям современных мегаполисов?

Неужели непонятно, что происходит? Столкновения с НАТО, может быть, и не будет, а объединенная армия из «некоторых» стран НАТО на Украине уже формируется, и это надолго. Свихнувшаяся в предсмертной агонии политическая верхушка «коллективного Запада» не допускает мысли о проигрыше и не понимает, что все равно сгинет, поэтому будет идти до последнего. А нам тоже свернуть нельзя, иначе не будет России и русского мира.

На выезде из Краснодона еще один танк на постаменте, весь в венках и живых цветах. Оказалось, тоже снимали с постамента, молодой парень отремонтировал и запустил мотор, нашлись и снаряды. На помощь пришел отец-танкист, которому уже довелось послужить. Оба погибли. Поэтому и венки, и цветы.

По Афганистану помню, что на войне продолжается обычная жизнь, празднуются дни рождения, государственные праздники, играются свадьбы, бывают и обычные застолья с песнями и танцами без особых поводов. Но это там. А вот вернулся, и как-то нет желания смотреть развеселые программы наших телеканалов, где актуальные события даже не вспоминаются, словно их нет.

Читал лекции в Луганском государственном педагогическом университете имени Владимира Даля и Луганском государственном медицинском университете имени Святителя Луки, в краснодонском методическом центре для школьных преподавателей и психологов, встречался с учениками 7–10 классов своей родной школы. Аудитории для поточных лекций были переполнены. И думаю, это не моя заслуга – просто наши коллеги-профессора, студенты и школьники соскучились по общению с Большой Россией.

Еще несколько штрихов. Когда часть верхушки Медицинского государственного университета после образования ЛНР сбежала из Луганска на территорию, подконтрольную Украине, не забыв прихватить всю бухгалтерию и счета, оставшиеся преподаватели несколько месяцев работали вообще без оплаты — нельзя было бросить студентов. Рассказывают об этом без гордости, «просто так было нужно». По мнению школьных психологов, после восьми лет обстрелов и жизни в подвалах практически у каждого второго есть те или иные проявления ПТСР, и, говоря об этом, они не стали делать исключения и для себя.

В магазинах есть все, снабжение отличное. Жизнь налаживается, хотя еще много трудностей. Некоторые спрашивали: почему так долго не приходили? Но обиженных не встречал. Говорят: «Ничего страшного. Потерпим. Главное — мы дома, в России».

Вот такие впечатления.

Приятные встречи