Как здоровье? Как душа?

Когда в России кто-то у кого-то спрашивает «Как твое здоровье?» то меньше всего ожидает в ответ услышать что-то вроде: «Ой, знаешь, ужасная депрессия и что-то сон потерял совсем». На здоровье у нас жаловаться не принято, ну, в крайнем случае, можно пожаловаться на то, что сломал руку/ногу, отрезали почку... на головную боль можно жаловаться, но только по случаю. И уж совершенно точно никогда и ни при каких обстоятельствах нельзя жаловаться на свое душевное состояние. Люди больные в нашем спартанском обществе вызывают какую-то легкую брезгливость, а люди «больные на голову» могут служить разве что темой для анекдотов. Это для нас что-то стыдное - так же, как и секс - не тема для общественной дискуссии. Тем интересней мне будет писать дальнейший рассказ о своей болезни :)

На работе периодически гоняли на профосмотры, и надо было проходить всяких там хирургов и прочих окулистов. Каждый доктор с внимательным видом интересовался: «На что жалуетесь?». И, как всякий нормальный человек, на профосмотре я не жаловался - я собирал подписи. Но само это действо навело меня тогда на мысль: «А на что надо жаловаться психотерапевту?». Уже тогда я как-то с удивлением обнаружил, что в России (на тот момент я мог мерять темы именно такими масштабами), как-то совершенно не развита культура психологической помощи населению. То есть, если дело дошло до того, чтобы жаловаться - то это, как минимум, ситуация, в которой человек видит чертей и разговаривает с духами. Но логика подсказывала мне, что до чертей и духов должны быть какие-то менее запущенные стадии, и что, по идее, они должны иметь какие-то свои признаки...

Когда у меня диагностировали рак, я лежал в Инфекционной больнице №2 города Москвы (потому что подозревали сперва вовсе не рак) в одиночном боксе. Врачи сообщили мне этот не очень приятный диагноз и удалились заниматься своей обычной работой - врачевать тела. Я остался один, и, в общем-то, одной из главных забот стала необходимость как-то сообщить новость девушке, маме, деду... Прежде чем что-то делать я перечитал доступную информацию в Интернете, убедился что это «уже лечат», и только тогда позвонил. Я старался быть деликатен насколько это возможно - получилось, прямо скажем, не очень. И я думаю, что это во многом от того, что в тот момент мне самому был бы очень нужен кто-то кто бы смог сказать: «Да ладно тебе, это все просто ещё одна из жизненных проблем. Далеко не последняя». Но я был один. Наверное, у меня что-то болело - но это не было тело, поэтому врачам до этого не было никакого дела.

В России всякую душевную боль лечат не заботой, а заботами. Те, кому приходилось выполнять безрадостный труд похорон родственников, думаю, согласятся, что боль потери, если не заглушается, то как-то оттесняется заботами о кладбище, поминках, венках и прочей атрибутике... В случае рака все ровно так же, только покойник ещё жив, и все заботы возлагаются на него. Один из главных ритуалов здесь - подтверждение диагноза. Мой диагноз был подтвержден, по сути, в течение 15 минут, взглядом на снимки КТ опытного врача-диагностиста из РОНЦа. После этого до начала лечения было больше месяца изнурительных обследований - и это при том, что я использовал все имеющиеся в арсенале нормального россиянина способы ускорения диагностики. Как можно думать о раке, в то время, когда надо думать о том, чтобы записаться на УЗИ не «через 3 месяца», а побыстрее? В это время я мог положиться только на будущую жену - профессиональная забота, опять же, если и существовала - то была где-то очень занята кем-то другим.

Химиотерапия - это изнурительное занятие, выматывающее, в первую голову, своей монотонностью. Я могу расписывать курс по дням - вот введение, тошнота, головная боль, вот еще введение - потом накатывает усталость, потом падают лейкоциты и гемоглобин в крови, становится тяжело двигаться... Потом, стоит только восстановиться, и новое введение - опять все по кругу. Я не выдержал на 4 курсе «ЕАСОРР-14», позвонил брату и попросил срочно ко мне приехать: «Иначе я тут повешусь где-нибудь». Из Москвы мы поехали в Кострому, оттуда в Киров, Кудымкар, Пермь, Ижевск, Самару, Пензу, Воронеж. В каждой гостинице за мной оставались шприцы и пустые ампулы: с нами ехал «Лейкостим», обложенный хладоэлементами. Врачам о такой придури, естественно, знать было не нужно. Я вернулся вовремя, чтобы начать пятый курс как положено.

Может показаться, что лечение рака может стать своеобразным отпуском: всё время на больничном... Не знаю. Я ходил на работу всегда, когда физически мог до неё добраться. Кроме того, когда я увидел цены на таблетки, сильнодействующие антибиотики, например, на «Максипим», мне пришлось взять еще несколько подшабашек. Лечение рака всегда обходилось очень дорого, даже при том, что формально у нас есть бесплатная медицина... Поэтому темпы и объемы работы мне пришлось увеличить в тот год существенно. Я работал дома, иногда заезжая в институт, потом меня положили в больницу и я работал в палате... Когда лежишь в палате, особых развлечений, в общем-то, нет - поэтому моя рабочая неделя уже тогда стала семидневной, а на труд уходило всё то время, что не занято медициной и сном. Такой режим довел меня «до ручки» второй раз - я сбежал из больницы. У меня был установлен подключичный центральный катетер, так что, в общем-то, шляться мне не полагалось. Но мы с Машей купили билеты на самолет в Казань на выходные, когда врачей в отделении нет. Я подгадал всё так, чтобы из всех манипуляций требовалась только промывка катетера, которую я уже научился делать сам. Пришлось пообещать Маше, что ничего со мной не случится - и что я это гарантирую… Я всё делал с трудом, но этот труд был мне в радость.

По возвращении (а все завершилось удачно) я впервые встретился с профессиональным психологом. Она писала диссертацию и занималась опросом больных в РОНЦе, чтобы набрать необходимую статистическую выборку, и ей очень не хватало жизнелюбов с ярко выраженной оптимистической позицией. Как мне пояснили - предметом её работы являлось исследование о том, почему люди по разному реагируют на известие о раке. У меня на эту тему есть собственное развернутое мнение, но оно, я думаю, науку вряд ли заинтересует. Меня тщательно протестировали, записали всё, что только можно обо мне и моей семье, а потом показали пожилому академику. Я был отличным предметом исследования - ведь я даже не жаловался. Самое забавное в этом - что пожалуйся я на что-либо, это бы просто записали в анкеты и пустили в диссертацию - моей судьбы это бы никак не изменило. Мне кажется, что мне посчастливилось познакомиться с очень интересной сферой человеческой деятельности - теоретической психологией. По крайней мере, ничего практического для людей в этих работах я на тот момент не увидел.

Пожалуй, единственным врачом, который занимался не только телом, но и душой была Е.А.Демина - ученый и гематолог, отнюдь не психолог. Меня всегда радовала её логичность и нацеленность на результат. Именно от неё, вместе с прогнозом времени доживания в два года, я получил первую в своей «раковой жизни» рекомендацию для души: «Прочитай Ремарка - "Жизнь взаймы"». Нужна ли мне была помощь раньше? Нужна ли была другая помощь? Или я всегда был, есть и буду крепким как кремень?..

Я жив и вполне доволен своей жизнью - в этом смысле, наверное, меня нельзя отнести к нуждающимся в дополнительной помощи. Но я глубоко убежден, что выживаемость от рака в России можно было бы существенно увеличить, создав нормальную систему психологической помощи. Она нужна не только больным, она даже в большей степени нужна родственникам - её никак и никогда не заменят «горячие линии». Порой мне кажется, что психологическая обстановка в онкоцентрах чем-то сродни обстановке в «еврейских гетто» на окупированных территориях. Люди не ждут помощи от руководства больниц, они ждут, скорее, новых неприятностей с пропусками, ограничениями, новыми правилами записи на обследования, вымогательством взяток... Есть в этом оттенок какого-то зловещего эксперимента по выращиванию сверхчеловека - потому что успешно прошедший всё это обычным человеком уже быть не сможет никогда.

Когда я попал в США, всё шло очень неплохо: меня долго и уверенно грели лучи поддержки от 30 тысяч моих друзей, помогавших собирать деньги на лечение. К этой мысли я возвращался и возвращаюсь постоянно. На меня практически начали сыпаться новые работы и задания. В результате к настоящему моменту я работаю уже на четырех (!) разных работах. Это не считая того, что я делаю просто так - например, ведения ЖЖ (а тут я бы употреблял термин «литературная работа» - это не то что «литературное творчество», как принято думать), подготовки к публикации книги, ответов на многочисленные просьбы что-то подсказать или рецензировать в письмах... В то же время, надо сказать честно – я, всё-таки, не кремень. Это очень тяжело - быть в иностранной стране одному, гораздо тяжелее, чем можно себе представить. Это очень тяжело: работать на четырех работах, причём, в режиме, когда они расположены в другом часовом поясе. Уже очень скоро объем разговорной речи сокращается до самого необходимого минимума, а объем письма возрастает так, что занимает всё время. Я могу как-то объясниться с кассиром, могу поговорить с врачами (хотя это уже сложнее), могу уже даже подсказать дорогу туристам... Но я, с моим уровнем английского, не могу социализироваться - болтать с людьми, без напряжения вступать в разговоры, слушать объявления, радио, телевизор. В результате весь круг моей деятельности увязался с циклами химиотерапии и выполнением различной работы, перемежаемыми сном и едой.

Наверное, самое простое тут сказать: "Ну так отдохни!" Но как я тут отдохну? Схожу к друзьям? Их тут нет. Схожу в кино? Я не понимаю там ни слова. Погуляю в одиночестве?.. Ну да - гуляю, фотографирую урны, потом пишу о них посты. В этом состоянии зацикленности и обыденности сложнее всего понять, что с тобой что-то не так. И тут мне очень повезло, что я пишу статьи в «НьюТаймс». По сути, эти статьи - некая форма благотворительности со стороны Евгении Марковны Альбац, потому что, очевидно, такому серьезному журналу мои записки не очень нужны. Но она меня пригласила, и я пишу. И вот, относительно недавно, я послал очередную статью и утром впервые получил рецензию о том, что статья никуда не годится. Ситуация, в которой весьма лояльно ко мне настроенный человек говорит, что с моей деятельностью что-то не то, заставляет задуматься. Это первая штука, кстати, которую я считаю очень важной - я не ощущал себя ни в какой мере больным. Сейчас я думаю, что многие на моем месте подумали бы что-то вроде: «Ах, не нравится, ну и не надо!». Но я же логик. Я начал пытаться найти причину... полез читать литературу, полез проходить тестирование. Классика - первый этап исцеления состоит в признании проблемы.

В общем и целом есть такая штука, которая называется «большое депрессивное расстройство». Его еще называют «депрессией без депрессии» - то есть, оно может даже не сопровождаться плохим настроением, что дополнительно затрудняет диагностику. Достаточно простой набор симптомов - нарушение внимательности и интереса, нарушения сна, утомляемость, мрачное видение всего и вся... 16% людей хотя бы один раз в жизни попадают в это состояние, но менее половины  из них обращается за помощью, так как люди не могут осознать серьезность происходящего, и вообще не обучены обращению за помощью в таких ситуациях. Дело в том, что за всеми этими простыми симптомами скрывается, в том числе, нарушение биохимических процессов в мозгу, которое ведет к переходу депрессии в хроническое неизлечимое состояние. Учитывая проблемность этого, ВОЗ разработала стандартные опросники для населения, которые доступны, в том числе, он-лайн. И когда после заполнения опросника я прочитал, что нужно срочно обратиться к врачу... я пошёл и срочно обратился к врачу.

У меня наконец-то было понимание, на что ему жаловаться. Я не пошел к психологу (где бы я его тут нашел?) - я обратился к своему лечащему гематологу. Сперва, для надежности, я описал все обычные текущие симптомы вроде болей... а только потом подошел к этой теме со слов: «Знаете, у меня есть и ещё пара симптомов...». Врач не стал громко смеяться, тыкая в меня пальцем, меня не изваляли в смоле и перьях, не заперли в дурку, и вообще не случилось ничего необычного. Он сказал: «Ну... это не удивительно, ведь вы в другой стране, вы тут один, у вас рак... Я сейчас выпишу вам таблетки, и внимательно следите за своим состоянием, если это не будет помогать - обязательно сообщите, и мы придумаем что-то ещё. Кроме того, вам необходимо как-то социализироваться... как-то развеяться, сменить обстановку».

Я позвонил брату. В США нет Кудымкара, но тут тоже есть «севера» и «юга». Дальше у меня был очень сложный момент, когда надо было написать на все работы о том, что меня нет и не будет, пока не поправлю здоровье. Я обычно беру дополнительные работы, и легко подписываюсь на всякие, не нужные в общем-то, дела, которые могли бы сделать другие люди, а тут такое… Но я сдюжил. Выбранный маршрут и темп избавил меня от Интернета и писем... Нью-Йорк, Бостон, Буффало, Кливленд, Детройт, Чикаго и, оттуда, самолет в Сан-Франциско. Именно так я заполнил «окно» перед вердиктом по курсу лечения. Мне сделали уже четыре инфузии «Брентуксимаба», через две недели после укола - это будет 23 апреля - мне сделают ПЭТ и КТ. Еще несколько дней уйдет на описание результатов. В тот же день у меня встреча с трансплантологами из Вашингтона - мы будем пытаться договориться о скидках и клинических испытаниях для меня. Из чистого бокса после трансплантации так вырваться «погулять» уже не получится.

Таблетки и смена обстановки, в целом, оказали благостный эффект. Я отобрал у братика телефон и снял шикарные панорамные снимки, которыми проиллюстрировал эту заметку, и надеюсь написать еще больше заметок о разных городах США. Но в целом я, конечно, не об этом... я о том, что человек - это не только его тело. Ну, или, по крайней мере, о том, что лечения и заботы требует не только общее физическое состояние. И если у вас есть расстройство сна, или вы стали что-то нервничать по пустякам, или внимание нарушилось и работа из-за этого не клеится - то не надо доводить до чертей и духов, и не надо лечить это алкоголем. На самом деле есть куда менее дремучие способы исправить положение: просто его нельзя сильно запускать. Да у нас в России тело толком лечить не научились, куда уж душу... вся психологическая терапия мечется между крайностями карательной психиатрии и теоретической психологии. Но это все не важно - главное сделать первый шаг и трезво оценить свое собственное состояние, чтобы потом не менее трезво подумать о том, чем же себе можно в этом деле помочь. Если забота о здоровье души войдет в привычный круг заботы о здоровье вообще - то это уже будет очень неплохо.

Буслов Антон Сергеевич — штатный колумнист журнала The New Times, урбанист, занимающийся проблемами транспорта, общественный деятель, блоггер.