Психоанализ в современном мире

В Харьковском национальном университете имени В.Н. Каразина состоялась открытая лекция «”Меланхолия” Ларса фон Триера: психоаналитические рефлексии» российского психоаналитика, автора многочисленных публикаций, посвященных философии, литературе, психоанализу и кинематографу Дмитрия Ольшанского (Санкт-Петербург). Слушатели задавали свои вопросы во время лекции и на следующий день во время конференции Дмитрия Ольшанского в пресс-центре «ILF communication».

- Каковы перспективы психоанализа в России и Украине? Нашему человеку проще со своими проблемами обратиться к друзьям, и за чашечкой чая излить им свою душу и свои проблемы. Какова востребованность психоанализа на пост-советском пространстве?

- Этот вопрос я слышу очень часто, причём от самых разных людей, представителей разных культур: возможен ли психоанализ в арабском мире, в Индии или на востоке? Или наша загадочная японская душа утроена так сложно и причудливо, что никакому Фройду в ней не разобраться? Однако опыт показывает, что психоанализ развивается очень активно и в Японии, и в России, и востребован всё большим количеством людей. При всём различии культур, с человеком, который владеет языком (хотя точнее говорить «человеком, которым владеет язык») который расщеплён означающим и поэтому обречён на отчуждение в языке, одним словом, с субъектом желания - можно работать методом психоанализа. Сегодня мы наблюдаем рост психоаналитических организаций в исламских странах и на пост-советстком пространстве, а также появление новых аналитических теорий на границе разных культур, что открывает многообещающие перспективы: психоанализ перестаёт быть европейской теорией. Я понимаю, что хочется чувствовать себя уникальным и непросчитанным, и психоанализ - не будучи наукой, - как раз и даёт человеку шанс на непознаваемость и на самобытность, он признаёт в человеке тайну.

- Можно ли тогда говорить, что психоанализ чем-то похож на исповедь?

- Анна Ахматова говорила, что психоанализ - это исповедь без отпущения грехов. Как ни странно, сегодня я часто слышу эту формулу в перевёрнутом виде: церковь - это как психоанализ, только тебе говорят, что нужно делать. Как ни странно, но сегодня психоанализ и религия часто идут рука об руку: иногда даже священники и раввины направляют людей к аналитикам, поскольку что-то в своей жизни человек может поменять сам, «на Бога надейся, а сам не плошай», как говорится. Кроме того, и психоанализ, и религия представляют собой один из последних оплотов духовности и субъективности, и, вопреки научному дискурсу, не позволяют полностью опредметить человека, свести его к набору физиологических функций, рефлексов и химических веществ в головном мозге. Психоанализ всегда защищал уникальность и непознаваемость человеческой души; учёные, кстати, постоянно нападали на Фройда за то, что он говорит «душа», а не «психика», и не подтверждает своих выводов медицинскими данными. Об это я говорил несколько месяцев назад на «Би-Би-Си». Тем не менее, при всех идеологических сходствах, между психоанализом и религией, между сеансом и исповедью (не будем забывать, что не все религии практикуют исповедь) существует кардинальное различие.  Во-первых, священник обращается к субъекту сознания - ты заранее знаешь, что нужно говорить, что такое грех и как в нём исповедоваться, а если не знаешь, то существуют «шпаргалки», по которым священник подсказывает тебе, в чём и как нужно раскаиваться, в этом случае все роли заранее прописаны и сценарий довольно универсальный: «прелюбодействовал - прочитай три раза Ave Maria». С психоаналитиком же ты никогда не знаешь, что говорить и что делать. Правило подсказывает нам, что нужно рассказывать обо всём, что приходит в голову. Но в том-то и дело, что ты понятия не имеешь, что в неё может прийти, что ты скажешь спустя пару минут. От психоаналитика ты всегда ожидаешь чего-то (Фройд назвал это трансфером), но ожидания эти как правило не оправдываются, и от самого себя ты ожидаешь того, о чём не знаешь наперёд, ожидаешь непредсказуемой встречи со своим бессознательным, которое раскроет истину о тебе самом (Лакан назвал это субъектом предполагаемого знания).

- А может ли психоаналитик анализировать себя? Если у вас какие-то проблемы можете ли вы, имея знания, помочь себе самостоятельно?

- Психоанализ приносит результат вовсе не благодаря накопленным знаниям, это же не наука. Он имеет эффект благодаря знаниям предполагаемым, которыми ты наделяешь другого, и тому желанию познания, которым ты мотивирован. Знанию, которое ты несёшь в себе, но о котором не подозреваешь. Что касается самоанализа, то я бы ответил двояко: и да, и нет. Самоанализ невозможен на том основании, что бессознательное, будучи дискурсом другого, как раз требует наличия этого другого в качестве слушающего; Лакан даже говорит, что бессознательное открывается в ответ на присутствие аналитика. Самоанализ же, как правило, приводит только к усилению рационализации и укреплению симптома, который должен быть проработан. С другой стороны, психоанализ - это и есть самоанализ. На любом языке выражение «я занимаюсь психоанализом» означает, что я прихожу к аналитику, ложусь на кушетку и занимаюсь психоанализом самого себя. А аналитик лишь играет роль посредника между человеком и его бессознательным, его задача в том, чтобы организовать их встречу. Вы знаете, что благодаря стараниям Лакана слово «analyse», что значит «анализируемый», было заменено словом «analysant», что значит «анализирующий», то есть ты уже не пациент, которые претерпевает, а анализант, который анализирует сам. При помощи сновидений, свободных ассоциаций, острот, построения конфликтов, отношений и их отыгрывания - ты открываешь дорогу для понимания своего бессознательного.

- Вы говорите, что психоанализ это не наука. Тогда какова роль осознания в ходе анализа?

- Фройд говорит нам о том, что осознание симптомов ещё не избавляет от самих симптомов. Пациент может знать, что у него Эдипов комплекс, но это никак не поможет ему избавиться от Эдипова комплекса. Многие пациенты сейчас хорошо подкованы в плане теории и часто приходят в кабинет с уже самостоятельно поставленным диагнозом, многие из них на зубок знают работы классиков, читают Лакана, а некоторые делают дидактический анализ, чтобы потом практиковать самим. Но одних только прочитанных книжек оказывается недостаточно, в фокусе работы психоанализа находятся влечения, а не знания. Кроме того, психоанализ - это не суггестивная система, не гипноз, где человек обязательно должен быть погружён и не обязательно должен верить в процесс и желать исцеления, иначе ничего не получится. Чтобы фокус получился, в него надо верить. Психоанализ же работает даже в том случае, если ты не разделяешь его положений, как закон Ампера: веришь ты в него или нет - пальцы в розетку лучше не совать. Так же и в анализе. У меня была пациентка, которая на каждом сеансе говорила мне, что «психоанализ - это лженаука, Фройд - извращенец и болтун, а вы просто тяните из меня деньги», тем не менее, она приходила ко мне четыре раза в неделю на протяжении двух лет, и её предубеждение никак не мешало успешному продвижению её анализа. Сейчас, спустя время, мне кажется, что это был хороший анализ и он дал ей нужный опыт.

- Наверное, сложно целый день выслушивать чужие истории и принимать чужие проблемы внутрь себя. Тяжело ли вам сопереживать своим пациентам? И как вы это делаете?

- Сопереживать? Я не против, но что это нам даст? Подставлять себя на место другого и переживать свои непроработанные проблемы в поле чужой психической жизни? Ничего кроме путаницы и краха аналитических отношений это не даст. Эмпатию можно использовать для эффекта жилетки, для психологической поддержки, но, мне кажется, друзья подходят для этого гораздо лучше. Да и вообще Фройд советовал не начинать анализ в кризисные моменты жизни или когда ты ожидаешь каких-то глобальных перемен. Страсти сперва должны улечься, а уже потом их можно начинать анализировать. Поэтому нередко обращающихся ко мне в критической ситуации людей я сперва перенаправляю к психологу или психотерапевту, а когда острота проблемы снята, через несколько месяцев, они начинают свой анализ у меня в кабинете. Я бы так ответил на ваш вопрос: я не сопереживаю своим пациентам, потому что в этом нет необходимости. Вы скажите, что бывают ситуации, которые повторяют что-то из жизни самого аналитика, и могут зацепить его за живое. Но для этого существует дидактический психоанализ, в котором ты разбираешься с самим собой и научаешься не смешивать свои проблемы и проблемы пациента.

- Какими качествами должен обладать человек, чтобы стать психоаналитиком?

- Думаю, что психоанализ - это не оказание услуг, поэтому сложно ответить, что именно должен уметь и чего не должен делать этот человек. Определённо можно сказать, что он должен уметь слушать. Слушать весьма особым образом. Фройд предположил, что симптом - это сообщение, поэтому и задача аналитика состоит в том, чтобы расслышать его и понять, кому оно адресовано. Не столько даже вскрыть содержание или вывести его на свет разума, - этого как раз часто и не требуется, - сколько в том, чтобы признать ту тайну, которая находится на стороне субъекта. Работа аналитика не в том, чтобы дать пациенту знания или навыки, это же не тренинг, а в том, чтобы дать ему прикоснуться к объекту влечения. А как это сделать - единого рецепта нет. Например, рассеянный или опаздывающий или забывающий всё подряд или ленивый аналитик может быть гораздо более востребованной фигурой для трансфера, чем привычный "доктор-говорящая-голова". Или когда аналитик засыпает (а такое, надо признаться, иногда случается), это становится принципиально важным знаком для всего происходящего. Для психолога это выглядело бы как нарушение профессиональный этики - дескать, ты же должен обслуживать клиента, а тебя в сон клонит, значит ты плохой профессионал. Тогда как для аналитика это станет поводом для анализа трансфера, и может подействовать гораздо эффективнее, чем сотня интерпретаций. Стоит аналитику закимарить, как он превращается в идеальный объект (а именно это и нужно), с которым каждый обходится так, как подсказывает ему его структура. Один коллега супервизировал у меня случай, в течение которого он дремал на каждом сеансе, при этом пациент прекрасно улавливал нужный момент и замолкал до конца встречи, и сохранял тишину после его окончания, дожидаясь того момента, когда в дверь кабинета постучит следующий посетитель. Отыгрывание налицо. Да и объект тоже. Осталось только вычленить его и позвонить пациенту на него наткнуться. Это тот редкий пример, когда при помощи дрёмы аналитик сделал намного больше, чем при помощи интерпретаций.

- Вы рассказывали о пациентке, которая думала, что вы тяните из неё деньги. Каковы правила оплаты в психоанализе?

- Поскольку деньги - это означающие, то они непосредственно включены в симптом: за что-то ты готов платить, а за что-то нет. От невротиков часто приходится слышать, что своими проблемами они расплачиваются за грехи прошлого или …. И они совершенно правы в том, что симптом - это такой же экономический эквивалент, как деньги, - он приобретается и продаётся, передаётся по наследству, делится, обменивается, накапливается, инвестируется (это, кстати, выражение самого Фройда). И главное, что всякий симптом имеет ценность, ни один невротик не готов так просто расстаться со своей прелестью, с самым болезненным и сладчайшим в его душе. А деньги - это чистые означающие, потому они и могут выступать как эквивалент духовности. Действительно, в деньгах нет ничего материального и физического. Около часа назад я приобрёл в антикварном магазине одну монету времён Николая I, - вот она, можете посмотреть, - надпись на ней гласит «3 копейки серебром», хотя всем нам очевидно, что монета изготовлена из меди. То есть, с химической точки зрения это ложь (металл, из которого она изготовлена, серебром не является), однако, на уровне означающего всё нормально, с финансовой точки зрения такая монета вполне может ходить в обращении и быть эквивалентом серебра. То есть, когда ты пользуешься деньгами, ты пользуешься не их материей, а тем обещанием, которое они несут в себе как означающие. Таким же образом устроен и симптом - он связывает материальное и духовное, как говорит Лакан - реальное, символическое и воображаемое - симптом всегда обещает субъекту нечто, вселяет в него некое ожидание, уверенность. В статье «О превращении влечений» Фройд даже рисует целую схему симптома, в которой деньги являются одной из инстанций. Поэтому и в анализе деньги являются не просто гонораром за выполненную работу (тем более, что работу совершает анализант), а частью симптома, отношения с которым нужно каким-то образом наладить, поэтому деньги становятся ещё и аналитическим механизмом работы с влечениями.

- Вы говорили, что психоанализ активно развивается на постсоветском пространстве. Что на ваш взгляд происходит в Украине?

- «Я вам не скажу за всю Одессу». И за всю Украину. Здесь работает несколько групп и несколько международных школ имеют свои представительства. Прежде всего, нужно назвать Международную Лакановскую Ассоциацию, одну из крупнейших аналитических школ. Её президент (ученик и пациент Лакана) доктор Шарль Мельман даже выступал в Киеве с курсом лекций несколько лет назад. Доктор Анри Фринье тоже регулярно принимает в столице Украины. Другая организация - Фройдово поле - активно работает в Восточной Украине, объединяя коллег из Луганска и Днепропетровска. Их наставник доктор Филипп Стасс каждый год проводит семинары в разных городах Украины. Наверняка, есть и другие школы, которые сотрудничают с Украиной. Особенностью же украинского психоанализа является то, что большая часть коллег пришла в анализ из психиатрии. Для России это совсем не характерно, я по пальцам могу пересчитать аналитиков-психиатров в Питере, большая часть коллег по первому образованию философы, литературоведы, кинокритики, художники... В Украине (и в Армении, кстати, тоже) ситуация противоположная: лишь немногие философы обратились к аналитической клинике и стали практиковать. Поэтому в Украине легче идёт диалог психоанализа и медицины, аналитики имеют возможность работать в закрытых клиниках для душевнобольных, тогда как у многих русских коллег такой возможности нет.

- Про вашего коллегу вы сказали «ученик и пациент Лакана». Такое часто вообще бывает в анализе, чтобы пациент становился последователем и сам начинал практиковать психоанализ?

- Конечно, от своего аналитика ты получаешь гораздо больше, чем просто знания и опыт. Аналитика и пациента связывают сложные эротические отношения, поэтому ты относишься к нему почти как к родственнику или родному человеку. Во всяком случае, он больше, чем учитель, вернее, совсем не учитель, поскольку к школярству это отношения не имеет. Мне кажется, что психоанализ больше похож на семью, чем на церковь или университет, знание здесь неразрывно связано со страстью, а передача опыта невозможна без любовных отношений. Если у тебя нет трансфера - ничего не получится. Может быть, передача аналитического опыта в чём-то совпадает с духовными практиками, буддийской медитацией или пифагорейством, где обучение было неотделимо от желания учителя, или с индуистским ашрамом, где познание было частью любовной практики. Мне психоанализ тоже представляется такой эротической практикой прикосновения к своим влечениям, огненным чреслам своей души.

- Вы говорили о нескольких психоаналитических школах в Украине. Вопрос в том, как выбрать профессионального психоаналитика?

- Это очень сложный вопрос. Вернее, профессионального выбрать не так сложно. Сложно выбрать своего. Хотя, соглашусь с тем, что сегодня психоанализ стал такой модной забавой, поэтому кто им только не занимается, даже в салонах татуировки иногда бывает психоаналитик, я знаю сигарный клуб, в котором ты можешь заказать себе психоаналитика. Не говоря уже  том, что открываются частные институты, выдаются какие-то дипломы, лицензии и сертификаты (хотя ни один университет мира дипломов по психоанализу не выдаёт), и психоаналитиков пекут как куличи на Пасху. Например, в Петербурге существует одна организация, которая сейчас стала международной, и в которой насчитывается несколько тысяч психоаналитиков. Это просто анекдот: в Венском Психоаналитическом обществе, основанном Фройдом, сегодня насчитывается около пяти сотен членов, а в Петербурге, где психоанализ был разрешён лишь двадцать лет назад, - их в десять раз больше. Интересно, кто все эти люди? И откуда они взялись? Поэтому ваш вопрос вполне уместен: как защититься от шарлатанов из таких самопровозглашённых организаций? Думаю, что здесь я не буду оригинален: важна принадлежность к серьёзной школе. Я уже назвал некоторые из них. У каждой школы есть своя политика и свои требования для получения статуса, свои нормативы дидактического анализа, каждая школа ведёт контроль и следит за качеством работы каждого аналитика, то есть школа - это такая саморегулирующаяся частная структура. Весь мировой опыт показывает, что такой способ самоконтроля намного эффективнее, чем государственное лицензирование; во всяком случае, в тех странах, в которых государство начинает контролировать психоанализ, он быстро вырождается и превращается в сферу пси-услуг, развиваются монополии и коррупция. Поэтому я бы хотел, чтобы в России как можно дольше психоанализ не был признан официальными медицинскими структурами и сохранял своё маргинальное положение.

- Вы считаете, что психоанализ маргинален по природе?

- Работа психоаналитика заключается в том, чтобы быть идиотом. Надо быть «рехнутым» субъектом, - буквально, - иметь прореху. То есть, немного не понимать, что происходит, быть немного не в контексте, несколько изумлённым всем происходящим, повёрнутым, отстранённым, эксцентричным, «збоченим», как это по-украински называется. «Не понимайте всё слишком быстро,» - говорит нам Фройд. Я это чувство первый раз испытал в «Зелёном доме» в Париже, когда встретился с французской детворой, которая лопочет на совершенно непонятном мне языке, а я оказываюсь полным ослом, когда пытаюсь говорить с ними грамотно. Они же используют слова так, как им удобно, не для выражения смысла, а для выражения самих себя. И я их не понимаю не потому, что не знаю языка, а потому, что не знаю чего-то другого. Я почувствовал себя полным идиотом. И это было самое важное, что дала мне та встреча. В родном языке уловить эту инаковость другого гораздо сложнее, поскольку ты пребываешь в иллюзии, будто знаешь своей родной язык и хорошо понимаешь его носителей. Почувствовать отчуждение в родном языке намного сложнее, быть идиотом в беседе с русскоговорящим не так-то просто. Поэтому неудивительно, что многие люди очень успешно проходят анализ на иностранном языке. Казалось бы, это язык, на котором не говорит ни один из твоих родителей, и который ты сам знаешь всего несколько лет, какой может быть психоанализ? Однако именно на иностранном языке ты наиболее просто и ясно заявляешь о своей структуре и её конфликтах. Я думаю, что психоанализ работает именно с тем, что не в фокусе. Поэтому и сам он лучше развивается, находясь на окраинах. Это касается и аналитического движения, и личного анализа: когда пациент не думает постоянно о том, что он скажет или сделает, не говорится к сеансам заранее как к экзамену, а допускает спонтанность в отношении того, что происходит между ним и аналитиком - сказал и пошёл дальше, - это всегда идёт на пользу анализу. Психоанализ лучше развивается на окраинах, я бы даже сказал «у-краинах», дискурса. Поэтому неслучайно, что именно в вашей стране мы видим такую волну интереса к психоанализу.

Пресс-конференция Дмитрия Ольшанского в Центре ILF

Харьков, 3 ноября 2011