К истории учения о темпераментах (характерах) — для практического психотерапевта

Этот очерк есть одновременно материалы для подготовки к лечебным занятиям в Терапии творческим самовыражением (ТТСБ) с тревожно-депрессивными пациентами без острой психотики. Естественно-научная характерология (в том числе, «личностная почва», как называют характерологическое в случае душевных расстройств психиатры-клиницисты) наполняет собою, направляет, окрашивает те клинические нозологические картины, при которых обычно серьёзно помогает метод. Это — расстройства личности, ипохондрические, шизофренические нарушения, депрессивные, эпилептические и всякое другое с более или менее тягостным переживанием неполноценности (часто с чувством вины). В широком, синдромологическом, понимании это — хронические тревожно-депрессивные расстройства. Такие пациенты, лишённые отчётливого чувства-понимания самособойности (идентичности), стихийно тянутся из душевной кашеобразности к целительному поиску своего «Я» среди людей. Постижение характеров для них, как уже не раз пояснял, — спасительная душевная опора, «ступеньки» в некоторую определённость, смягчающую тревожную неопределённость, напряжённость.

Клиническая классическая психотерапия, методом которой является ТТСБ, всегда есть, прежде всего, помощь личности, а через личностное — всему организму человека [1, 7]. Это не техника, а содержательное психотерапевтическое воспитание, проживание.

Настоящий очерк-пособие составил и по причине множества вопросов, которые получал в преподавании и от пациентов в психотерапевтической практике, — о том, чем же всё-таки отличаются в сегодняшнем понимании темпераменты от характеров [1, 3, 7]. Этим объясняется подробное цитирование в очерке глубоких, порою малодоступных авторов.

Любое изучение характеров (темпераментов), даже у героев народных сказок, у жуков, у тополя и сосны, — это основа ТТСБ, ТТСБ, помогающей открывать свой характер-путь в мире других характеров.

Пациенты, изучающие, хотя бы в элементах, современную характерологию, в самом деле, теряются, читая работы о темпераментах. «Какой же страдающий, рыдающий апостол Пётр флегматик!?» «Почему же жёлчный апостол евангелист Марк меланхолик, то есть по-нашему психастеник, тревожно сомневающийся!?» Вот пример, из письма ко мне (2015 г.) одного, образованного, заинтересованного методом дефензивного инженера после психотерапевтического занятия по картине Дюрера «Четыре апостола». «Как соотносятся характеры и темпераменты? Никак не соотносятся. Более того, темпераменты не описывают человека. Дюрер подразумевал, что Иоанн — сангвиник, Марк — холерик, Пётр — флегматик, Павел — меланхолик. Марк, конечно, холерик, тут спору нет. Горящие глаза, воспалённость, в драку готов, как порох. Ну, Пётр, пускай — флегматик, хотя — уж больно грустен. Флегматики как-то более безэмоциональны. А вот в сангвиничность Иоанна не верю. Где живость, чувствительность, присущие этому темпераменту? Где сам темперамент? Бледная немощь, а не сангвиник. Равно не убедителен как меланхолик Павел. Перед нами — прямо-таки Иван Грозный: мощный, энергичный, ужасный, опасный. Не понимаю, что имел ввиду Дюрер».

Настоящие материалы — помощь психотерапевту-клиницисту и клиническому психологу. Посему оставляю в стороне многие работы о темпераментах (характерах) философов, священников, художников, писателей, психологов, педагогов, физиологов и врачей-неклиницистов. То есть врачей, не чувствующих достаточно ясно, в отличие от Гиппократа, телесную особенность как основу душевных качеств. В стороне для нас сейчас остаётся вся эта богатейшая противоречивость разнообразных взглядов. В настоящем очерке — о том, как я сам, в соответствии с особенностями своей личности, сплавленными с опытом психиатрически-психотерапевтической долгой жизни, чувствую-понимаю естественно-научно, клинически-классически характеры и темпераменты.

О других подходах возможно узнать, поначалу кратко, например, из хрестоматий «Психология индивидуальных различий» (2008) [16] и «Психология и психоанализ характера» (2009) [17].

Здесь, таким образом, — в основном, о современном естественно-научном понимании темпераментов (характеров) в психотерапии.

«Темпераменты», исходя из естественно-научного мироощущения, есть, для меня, древние, присутствующие ещё в Гиппократовых работах, краткие описания некоторых нынешних «характеров». Темпераменты — прообразы характеров. Характер — это более или менее стойкий душевно-телесный сложный рисунок человека, предвосхищающий свойственные этому человеку переживания, размышления, поступки, а также некоторые болезни — в трудных, опасных, вредоносных обстоятельствах жизни. «Характер» с греч. — «отпечаток», «особенность», «своеобразие». «Темперамент» с лат. — «соразмерность» (от «смешиваю»). Характер — своеобразие душевного в человеке, нерасторжимое с особенностями его телесности.

Существует ещё представление о том, что «темперамент» сообщает о внутренней силе, мощи души и тела человека (или отсутствии, маловыраженности (слабости) этой силы). В таких случаях говорят: «он очень темпераментный» или «вялый», «мямля», «слабый», «нежный». Так возможно сказать про темпераментных гоголевских старом Тарасе Бульбе и его сыне Остапе, готовых тут же биться на кулаках при встрече после долгой разлуки. В сравнении с более нежным, романтическим Андрием, другим сыном Бульбы.

Эрнст Кречмер называет «темпераментом» «общую характерную для личности в целом установку аффективности» [12, с. 189]. Аффективность — это разнообразное по своему содержанию внятное переживание. Так принято понимать в психологии и психиатрии. «Характер», по Э. Кречмеру, «развивается с раннего детства при помощи постоянного взаимодействия между … наследственной предрасположенностью и окружающим миром» на основе темперамента [12, с. 211]. В «целостной личности» Кречмер «разграничивает» ум и характер. «…в первом случае подразумевают больше её достижения в области представлений, во втором — её аффективно-волевые стороны» [12, с. 204]. Существуют дискуссии в отношении настоящих терминов, но мы, практики, не станем в них погружаться. Для нас «темпераменты», повторю, прообразы характеров.

В «Словаре практического психолога» (составитель Сергей Юрьевич Головин) сказано следующее. Под «темпераментом» обычно понимаются те индивидуальные свойства, кои в наибольшей мере зависят от природных способностей человека» [19, с. 665]. И ещё. «Многое из того, что ранее составляло психологическую часть представлений о темпераменте, ассимилировала характерология» [19, с. 670]. Это происходит потому, что люди невольно стремились понять душу друг друга целостно и подробнее, не разделяя мысли чувства. Смешивали, соединяли всё в душе, чтобы ладить друг с другом в добром и недобром.

Рисунок Характера — основа полнокровной Личности, несущей в себе вместе с характерологическим рисунком и личностную неповторимость, неповторимую самособойность, которая до конца никогда не будет исследована-понята. Но чем глубже, подробнее постигаем характер, тем глубже, подробнее постигаем живого, конкретного человека с этим характером, его неповторимость.

Характер (личность) — это стойкое «Я» души человека, его самособойность (идентичность). Если, конечно, характер не занавешен психозом (наплывы галлюцинаций, бреда, помрачения сознания). Человек на время психоза перестаёт быть собою, теряет «Я», характер.

Учение о характерах вездесуще в Человечестве и будет углубляться, уточняться, пока живёт Человечество, и помогать ему выживать. В пределах одного характера — неисчислимое множество разновидностей характера. В том числе, с возрастными, национальными, историческими и т.д. особенностями, ещё более усложняющими, уточняющими рисунок характера. Но это необходимо всё яснее видеть себя среди людей в Человечестве [3, 4].

Античность. Древняя Греция.

Целостных, подробных (более или менее) описаний Гиппократовых темпераментов, сделанных самим Гиппократом, не знаю. Встречаются лишь внятные мудрые врачебные Гиппократовы замечания. Но Гиппократ (две с половиной тысячи лет назад) классически обобщил о темпераментах следующее очень важное. В сангвинике из четырёх организмических жидкостей телесно-душевно преобладает кровь (сангвис), в холерике — жёлтая жёлчь (холе), в меланхолике — чёрная жёлчь (мелан холе), а во флегматике — слизь (флегма). Последователи Гиппократа, основоположника клиницизма, дорисовывали, оживляли, наполняли жизненными красками каждый темперамент. Дорисовывали так, как понимали-чувствовали, рассматривая людей вокруг. Преобладающая в теле сангвиника кровь сказывалась в душевной жизни разнообразной склонностью к наслаждениям, к бурной естественности во всём. Жёлтая желчь холерика — в жёлчности, смелости, необузданности. Чёрная жёлчь меланхолика — в мрачной молчаливости, робости, тревожности. Слизь флегматика — в вялости, замедленности, лени.

Гиппократовы темпераменты вошли в жизнь человечества своей земной врачебной трезвостью. В них чувствуется-думается «природная» правда жизни. В то же время для верующих Божественный дух может по-разному изначально существовать в этих различных природно-телесных «сооружениях» как в разных природных домах.

Пояснение: словом «меланхолия» с древних пор обозначается тревога, тоскливость (в виде меланхолического настроения или душевной болезни) [20].

Средневековье. Салерно (Италия).

В этой знаменитой, основанной не духовенством, а светской средневековой медицинской школе развивалась, углублялась, античная, Гиппократова, медицина («Гиппократова община»). Там преподавал родившийся в Испании философ и врач Арнольд из Виллановы (около 1235–1311 гг.), прославленный профессор.

В начале XIV века он, изучая труды салернской школы, составил небольшую поэму, известный «Салернский кодекс здоровья» (1-е издание — 1480 г.) [18, с. 11–12]. Четыре параграфа в поэме — о темпераментах. Вот они.

83.

Каждый сангвиник всегда весельчак и шутник по натуре,
Падкий до всякой молвы и внимать неустанно готовый.
Вакх и Венера — услада ему, и еда, и веселье;
С ними он радости полон и речь его сладостно льётся.
Склонностью он обладает к наукам любым и способен.
Чтоб ни случилось, — но он не легко распаляется гневом.
Влюбчивый, щедрый, весёлый, смеющийся, румянолицый,
Любящий песни, мясистый, поистине смелый и добрый.

84.

Жёлчь существует, — она необузданным свойственна людям.
Всех и во всём превзойти человек подобный стремится;
Много он ест, превосходно растёт и легко восприимчив,
Великодушен и щедр, неизменно стремится к вершинам;
Вечно взъерошен, лукав, раздражителен, смел и несдержан,
Строен и хитрости полон, сухой он и с ликом шафранным.

85.

Флегма лишь скудные силы даёт, ширину, малорослость,
Жир порождает она и ленивое крови движенье,
Сну — не занятьям — свои посвящает флегматик досуги,
Лень и сонливость, рассудок тупой и вялость движений,
Всякий флегматик сонлив и ленив, и с обильной слюною,
Тучен он телом и разумом туп, белолицый обычно.

86.

Только про черную жёлчь мы еще ничего не сказали;
Странных людей порождает она, молчаливых и мрачных,
Бодрствуют вечно в трудах и не предан их разум дремоте;
Твёрды в намереньях, но лишь опасностей ждут отовсюду,
Жадны, печальны, их зависть грызёт, своего не упустят,
Робки, не чужд им обман, а лицо их землистого цвета.

Вот то на сегодняшний день наиболее подробное, целостное, прекрасное, что, по-видимому, осталось о темпераментах Гиппократа, его школы и салернской школы.

Перевод поэмы с латинского сделал Юрий Францевич Шульц (1923–2005). Так хорошо его помню, сухощавого, внутренне одухотворённого. Заведовал кафедрой латинского языка во 2-ом Московском медицинском институте, где я когда-то учился [2, с. 188].

Возрождение. Германия.

Реформация (народное движение против католицизма с его строгостями, торговлей индульгенциями, церковной роскошью). В Германии Реформацию возглавил Лютер.

Альбрехт Дюрер (1471–1528), гений немецкого Возрождения, в 1526 г. (в 55 лет) дарит нюрнбергскому городскому Совету картину «Четыре апостола». Дарит, поскольку встревожен: совершается переход из католичества в лютеранство.

Сангвинический жизнелюб Мартин Лютер внёс в своё, лютеранское, христианство немало чувственной земной жизни-свободы. Нет уже, к примеру, культа Богородицы, святых, ангелов, икон и даже известна поговорка Лютера: «Если жена не в духе, то сойдёт и служанка» [22, с. 345]. Подробнее о характере Лютера, в сравнении с характерами Кальвина и патриарха Никона, см. в работе Валерия Витальевича Васильева [8], тоже для психотерапевтических занятий в нашем духе с пациентами.

Итак, Дюрер, приветствуя в душе Реформацию, освобождение от католических излишних строгостей служения Богу, всё же встревожен, не будет ли тяжёлых злоупотреблений после освобождения от строгостей. Не ослабеет ли подлинная справедливость, нравственность у иных служителей народу? Отечественный искусствовед Цецилия Генриховна Нессельштраус подчёркивает следующее: «Апостолы Дюрера должны были стать символом гражданской доблести и верного служения народу» [14, с. 197].

Напомню, что апостолы — со времён Нового Завета — это ближайшие ученики Христа. Четыре апостола на картине Дюрера — в человеческий рост.

Слева — апостол, евангелист Иоанн и апостол Пётр, справа — апостол Павел и апостол, евангелист Марк. Ц.Г. Нессельштраус далее рассказывает от себя следующее. «Тонкая одухотворённость» Иоанна, глубокая мысль во взоре Павла, «горячность Марка», «тяжеловесная медлительность» Петра (с. 197). Иоанн — самый молодой, «одухотворённое лицо и длинные волнистые каштановые волосы. В светло-зелёном одеянии и ярко-красном плаще, он стоит в профиль к зрителю, углубившись в чтение книги. Сзади над этой же книгой склоняет голову старик Пётр. Он облачён в светло-синее одеяние, в руках у него огромный медно-жёлтый ключ». Облысевший Павел, величественный, гневный, мрачный, борода с проседью, большая Книга в руке, опирается на длинный меч (с. 194). Апостол, евангелист Марк, «тёмные курчавые волосы», «пышная короткая борода», «расширенные глаза горят, рот полуоткрыт, словно в порывистом дыхании, в руке он держит небольшой свиток». Внизу надписи, исполненные по просьбе Дюрера каллиграфом Иоганном Нейдёрфером. Начало текста. «Все мирские правители в эти опасные времена пусть остерегаются, чтобы не принять за божественное слово человеческие заблуждения. Ибо Бог ничего не добавил к своему слову и ничего не убавил. Поэтому слушайте этих превосходных четырёх людей — Петра, Иоганна, Павла и Марка, их предостереженье».

Далее следуют выдержки из посланий апостолов и Евангелия Марка с осуждением лжепророков и проповедников пагубных ересей (с. 195).

Отечественный и израильский историк-искусствовед Михаил Яковлевич Либман (1920–2010) тоже сообщает, что «друг и сотрудник Дюрера Нейдёрфер писал, что в образах апостолов художник хотел изобразить четыре темперамента. Иоганн, молодой и спокойный, персонифицирует сангвинический темперамент, Пётр, старый и усталый, — флегматический. Свирепого вида, сверкающий белками глаз Марк — типичный холерик, а настороженный и злой Павел — меланхолик» [13, с. 79–80].

Таким образом, сам Дюрер полагал, что Иоанн — сангвиник, Пётр — флегматик, Марк — холерик и Павел меланхолик.

Ц.Г. Нессельштраус, видимо, соглашается с Дюрером, поясняя следующее. «В таком случае молодой и красивый, полный жизненных сил Иоганн воплощает тип сангвиника, в жёлчном Марке с желтоватым лицом и горящим взглядом нетрудно узнать холерика, в пожилом мрачном и гневном Павле с его тёмным цветом лица и сверкающими глазами следует видеть меланхолика, как бы сжигаемого внутренним огнём «меланхолической одержимости», и, наконец, медлительный старик Пётр представляет тип флегматика» [14, с. 196].

Конечно, не все психотерапевты-клиницисты, как и внимательные пациенты, достаточно знакомые с древним классическим учением о четырёх темпераментах в сравнении с современной естественно-научной характерологией Э. Кречмера, Ганнушкина, согласятся с тем, что тревожный, робкий Пётр флегматик, а бесстрашный Павел — меланхолик. Скорее, как уже знаем, скажут, наоборот. Гневный, сверкающий глазами дюреровский Павел больше похож на холерика (например, напряжённо-авторитарного человека). А любимый Христом тревожный, нерешительный Пётр, трижды отрёкшийся от Христа и потом, рыдая, мучившийся от этого, — скорее меланхолик (тревожно-сомневающийся характер). Подобные расхождения, может быть, заподозрим, вчитываясь и в приведённые Ц.Г. Нессельштраус выдержки из посланий апостолов, из Евангелия Марка с осуждением лжепророков и проповедников пагубных ересей под картиной Дюрера [9, c. 573–574; 14, c. 195].

Так, «сангвиник Иоанн» предупреждает верующих следующим образом. «Возлюбленные, не всякому духу верьте, но испытывайте духов, от Бога ли они, потому что много лжепророков появилось в мире. Духа Божия (и духа заблуждения) узнавайте так: всякий дух, который исповедует Иисуса Христа, пришедшего во плоти, есть от Бога, а всякий дух, который не исповедует Иисуса Христа, пришедшего во плоти, не есть от Бога, но это дух антихриста, о котором вы слышали, что он придёт и теперь уже есть в мире». «Флегматик Пётр» говорит, что «лжепророки», «лжеучители» «навлекут сами на себя скорую погибель. И многие последуют их разврату, и через них путь истины будет в поношенье. И из любостяжанья будут уловлять вас вымышленными словами. Суд им давно готов, погибель их не дремлет». «Любостяжанье» — корыстолюбие (Даль). «Холерик Святой Марк»: «И Он поучал их и говорил им: остерегайтесь книжников, любящих ходить в длинных одеждах и принимать приветствия в народных собраниях и сидеть впереди в синагогах и возлежать на первом месте на пиршествах. Сии, поядающие дома вдов и напоказ долго молящиеся, примут тягчайшее осуждение». «Меланхолик Павел»: «Знай же, что в последние дни наступят времена тяжкие. Ибо люди будут самолюбивы, сребролюбивы, горды, надменны, злоречивы, родителям непокорны, неблагодарны, нечестивы, недружелюбны, непримирительны, клеветники, невоздержанны, жестокие, не любящие добра, предатели, наглы, напыщенны, более сластолюбивы, нежели Боголюбивы, имеющие вид благочестия, силы же Его отрекшиеся. Таковых удаляйся» [9, с. 573–574].

Что ещё известно о характерах четырёх апостолов? В ценной содержательностью своей книге, составленной Константином Владиславовичем Рыжовым, читаем следующее.

Иоанн (напомню: сангвиник, по Дюреру. — М.Б.). Иудей, рыбак, поначалу ученик Иоанна Крестителя. Христос, встретив Иоанна на берегу Галилейского моря, призвал его к Себе в апостолы. Иоанн перестал чинить сети и пошёл за Ним. Иисус «вскоре назвал Иоанна Воанергесом («сыном грома»), так как предвидел, что его богословие, как гром, будет услышано во всём мире. Прозвище это также указывало на некоторые особенности характера Иоанна. Будучи человеком чистым, добрым, незлобивым и доверчивым, он в то же время был полон сильной ревности о славе Божьей. Христа он любил со всей силой своего невинного сердца, оттого и Иисус любил Иоанна более других Своих учеников». «После того как Христос был схвачен и апостолы разбежались, Иоанн едва ли не единственный нашёл в себе мужество последовать за Учителем и был свидетелем всех Его мук. Уже вися на кресте, Иисус поручил ему заботу о Своей матери. И действительно, после этого Мария до самой Своей смерти жила в доме Иоанна, будучи окружена глубочайшим уважением и любовью». «…четвёртому Евангелию (Иоанна. — М.Б.) в гораздо большей степени было свойственно догматическое ударение. В особом озарении Духа орлиному взору Иоанна открылось в истории земного служения Христова то, что было закрыто для его предшественников. У Иоанна гораздо резче, чем у других евангелистов, подчёркивается, что Христос — Сын Божий, пришедший с Небес, но в то же время Иоанн едва ли не чаще других оттеняет Его человеческую природу, говорит о смирении Иисуса, Его дружеских чувствах, усталости, скорби, слезах». «Когда он (Иоанн. — М.Б.) совсем обессилел от старости и не имел сил преподавать, ученики на руках приносили его в церковь. И там, встав перед народом, он произносил только одно наставление: “Дети! Любите друг друга!”» (21, с. 303–310).

Пётр (флегматик, по Дюреру. — М.Б.). «Порывистый темперамент сочетался в Петре с робостью. Но он больше остальных учеников был привязан к Наставнику, и эта любовь помогала побеждать свойственное ему малодушие». (Малодушие — нерешительность, робость, без твёрдости духа (по Далю. — М.Б.)). На вопрос Христа ученикам «А вы за кого почитаете Меня?» Пётр отвечал: «Ты — Христос, Сын Бога Живого». Иисус сказал: «Блажен ты, Симон, сын Ионин, потому что не плоть и кровь открыли тебе это, но Отец Мой, Сущий на небесах; и Я говорю тебе: ты Пётр («Камень»), и на сём камне Я создам Церковь Мою, и врата ада не одолеют её; и дам тебе ключи Царства Небесного: и что скажешь на земле, то будет сказано на небесах, и что разрешишь на земле, то будет разрешено на небесах». Вспомним упомянутый Ц Г. Нессельштраус «огромный медно-жёлтый ключ», что на картине Дюрера в руках Петра. Вспомним и то, как Пётр трижды отрёкся от Христа. «Прошло с час времени, и тут кто-то ещё стал говорить: “Точно и этот был с Ним, ибо он галилеянин”. Но Пётр отвечал: “Не знаю Того Человека и не знал Его никогда”. Не успел он это сказать, как запел петух. Тогда Иисус, обернувшись, взглянул на Петра, и Пётр вспомнил слово Господа, как Он предрёк ему: “Прежде нежели пропоёт петух, отречёшься от Меня трижды”. И, выйдя вон, Пётр горько заплакал. Но Христос, конечно, не мог оставить такой груз на совести одного из любимейших своих учеников. Уже после Своего Воскресения Он явился апостолам при море Тивериадском. Во время этой встречи, когда они стали есть, Иисус спросил Петра: “Симон Ионин! Любишь ли ты Меня больше, нежели они?” Пётр отвечал: “Так, Господи! Ты знаешь, что я люблю Тебя”. Иисус сказал: “Паси овец Моих”. Такое повторилось ещё два раза. Считается, что этим троекратным утвердительным ответом Пётр освободился от греха своего отступничества. И действительно, во всей дальнейшей его жизни не было больше ни одного случая, когда бы он проявил слабость» [19, с. 270–271.

Марк (холерик, по Дюреру. — М.Б.). Из небогатой христианской семьи. Спутник, переводчик Петра на греческий и латинский. Записывал то, что Пётр рассказывал об Учителе. Так сложилось Евангелие от Марка. Главное в нём — чудеса Иисуса, красочно описанные [19, c. 280–281].

О характере Марка мало известно из рассказов о нём. Но характер, думается, проглядывает, светится в словах его Евангелия. Вот, к примеру, в этом евангельском рассказе.

Из главы 16. «По прошествии субботы, Мария Магдалина и Мария Иаковлева и Саломия купили ароматы, чтобы идти — помазать Его. 2 И весьма рано, в первый день недели, приходят ко гробу, при восходе солнца, 3 И говорят между собою: кто отвалит нам камень от двери гроба? 4 И взглянувши видят, что камень отвален; а он был весьма велик. 5 И вошедши во гроб, увидели юношу, сидящего на правой стороне, облечённого в белую одежду; и ужаснулись. 6 Он же говорит им: не ужасайтесь. Иисуса ищете Назарянина, распятого; Он воскрес, Его нет здесь. Вот место, где Он был положен».

Павел (меланхолик, по Дюреру. — М.Б.). Иудей, из Малой Азии. Настоящее имя было Савл. Воспитан по строгим правилам секты фарисеев. Лыс, неуклюж, «ходил сгорбившись». Оставался правоверным иудеем и после казни Иисуса. Мучил жестоко христиан. «В книге Деяний святых апостолов говорится, что Савл “терзал церковь, входя в дома и влача мужчин и женщин, отдавал их в темницу”. Затем, “ещё дыша угрозами и убийством на учеников Господа”, он пришёл к первосвященнику и выпросил у него письма в Дамаск, чтобы искать там по синагогам последователей Христа и приводить их на мучения в Иерусалим. И вот, когда он шёл по дороге и уже приближался к Дамаску, его внезапно осиял небесный свет. Юноша упал на землю и услышал голос, говорящий ему: “Савл, Савл! Что ты гонишь Меня?” Он спросил: “Кто ты, Господи?” Господь отвечал: “Я Иисус, Которого ты гонишь. Трудно тебе идти против рожна”. Савл в трепете и ужасе сказал: “Господи! Что повелишь мне?” И Господь повелел: “Встань и иди в город; и сказано будет тебе, что тебе надобно делать”. Голос утих, но Савл был так потрясён, что по приходу в Дамаск три дня ничего не видел, не ел и не пил, а потом принял крещение от одного из христианских проповедников по имени Анания и стал сам проповедовать по синагогам об Иисусе в том, что Он есть Сын Божий». Велик вклад Павла в распространение христианской веры в разных странах; проповедовал иудеям, язычникам, а «сам он был человек больной» в своих смертельно опасных странствиях. Сидел годами в темницах, ссорил между собою фарисеев и саддукеев. Предчувствуя своё «отшествие» писал ученику: «Подвигом добрым я подвизался, течение совершил, веру сохранил; а теперь готовится мне венец правды, который даст мне Господь, праведный Судия, в день оный». «По древнему преданию он, как римский гражданин, был усечён мечом. Случилось это, по всей вероятности, в 64 г.» [21, c. 281–288].

Апостолы вот такие характерологически разные, но объединяет, роднит их Христос, христианское Добро, Любовь.

В Античное время, в Средневековье, в эпоху Возрождения и много позднее врачи, священники, философы, писатели, художники и другие исследователи души по-разному представляли себе каждый Гиппократов темперамент. Представляли, исходя из своего ощущения этой преобладающей жидкости как причины или только вместилища душевных свойств человека. Сангвиник — душевное полнокровие, естественность. Холерик — жёлчность. Меланхолик — чёрная, мрачная жёлчность. Флегматик — вязкость, равнодушие душевной слизи. Как уже отмечал выше.

XVIII век.

Иммануил Кант (1724–1804), родоначальник немецкой классической философии, в своей «Антропологии с прагматической точки зрения» (1798) делит темпераменты на темпераменты чувства (сангвинический и меланхолический) и темпераменты деятельности (холерический и флегматический).

«Сангвинический темперамент человека весёлого нрава»

«Этот человек беззаботный, полный надежд; каждой вещи он на мгновение придаёт большое значение, а через минуту уже перестаёт о ней думать. Он честно обещает, но не держит своего слова, так как он до этого недостаточно глубоко обдумал, в состоянии ли он сдержать его. Он достаточно добродушен, чтобы оказать помощь другому, но он плохой должник и всегда требует отсрочки. Он хороший собеседник, шутит, весел, готов ничему в мире не придавать большого значения (vive la bagatelle!), и все люди ему друзья. Обычно он не злой человек, но грешник, нелегко поддающийся исправлению. Правда, он сильно раскаивается, но скоро забывает своё раскаяние (которое никогда не превращается у него в скорбь). Работа его скоро утомляет, но он без устали занимается тем, что в сущности есть только игра, ибо игра всегда связана с переменами, а выдержка не по его части».

Апостол Иоанн — для Дюрера есть сангвиник.

«Меланхолический темперамент человека мрачного нрава»

Такой человек «придаёт всему, что его касается, большое значение, везде находит поводы для опасений и обращает внимание прежде всего на трудности, тогда как сангвиник, наоборот, начинает с надежды на успех; поэтому первый думает настолько же глубоко, насколько второй поверхностно. Он с трудом даёт обещание, ибо не может его исполнить. И всё это у него объясняется не моральными причинами (ибо здесь речь идёт о чувственных мотивах), а тем, что противоположное доставляет ему неприятность, и именно поэтому он становится озабоченным, недоверчивым и полным сомнений, а из-за этого и маловосприимчивым к веселью. Впрочем, когда это расположение духа становится привычным, оно противопоставляется расположению духа человеколюбца, которое свойственно больше сангвинику, по крайней мере по побуждению, ибо тот, кто сам должен обходиться без радости, вряд ли пожелает её другому».

Апостол Павел — для Дюрера есть меланхолик.

«Холерический темперамент человека вспыльчивого»

О нём говорят, что он горяч, вспыхивает быстро, как солома, но при уступчивости других скоро остывает. В его гневе нет ненависти, и он любит другого тем сильнее, чем скорее тот ему уступает. Его деятельность быстра, но непродолжительна. Он деятелен, но неохотно берёт на себя дела именно потому, что у него нет выдержки; вот почему он охотно делается начальником, который руководит делами, но сам вести их не хочет. Поэтому его господствующая страсть — честолюбие; он охотно берётся за общественные дела и желает, чтобы его громогласно хвалили. Он любит поэтому блеск и помпезность церемоний, охотно берёт под свою защиту других и с виду великодушен, не из любви, однако, а из гордости, ибо себя самого он любит больше. Он следит за порядком и кажется поэтому умнее, чем он есть. Он любит располагать средствами, чтобы не быть скаредным; он вежлив, но любит церемонии, натянут и напыщен в обхождении и охотно имеет при себе какого-нибудь льстеца, который служит мишенью для его остроумия, и больше переживает, когда его гордые притязания встречают отпор, чем скупец, когда противодействуют его корыстным притязаниям; дело в том, что достаточно немного едкого остроумия, чтобы мигом исчез ореол важности, тогда как скупца его прибыли вознаграждают за это. Одним словом, холерический темперамент — самый несчастный из всех темпераментов, ибо больше других вызывает противление себе».

Евангелист Марк — для Дюрера есть холерик.

«Флегматический темперамент хладнокровного»

«Флегма означает отсутствие аффекта, а не инертность (безжизненность), и поэтому человека, у которого много флегмы, нельзя называть флегматиком и под этой кличкой зачислять в разряд лентяев.

Флегма как слабость — это склонность к бездеятельности, нежелание браться за дело, даже если побуждения к этому очень сильны. Нечувствительность к побуждениям представляет собой добровольную бесполезность, и его склонности направлены только на насыщение и сон.

Флегма как сила — это способность приходить в движение хотя и не легко и не быстро, но зато надолго. Тот, у кого в крови добрая доза флегмы, нагревается медленно, но долго хранит тепло. Он не легко приходит в гнев, а сначала колеблется, следует ли ему сердиться; холерик же пришёл бы в бешенство, что не может твёрдого человека вывести из равновесия.

Хладнокровному нечего жалеть о том, что у него совершенно обычная доза разума, но в то же время он от природы одарён этой флегмой; хотя он и лишён блеска, но зато исходит из принципов, а не из инстинктов. Его удачный темперамент заменяет ему мудрость, и даже в обыденной жизни его часто называют философом. Своим темпераментом он превосходит других, не задевая их тщеславия. Его часто называют также пронырой, ибо все направленные на него [снаряды, выпущенные из] баллист и катапульт, отскакивают от него, как от мешка с ватой. Это уживчивый муж, который умеет забирать власть над женой и родственниками, хотя с виду он покорен воле всех, так как, обладая непреклонной, но благоразумной волей, он умеет приспособить их волю к своей, подобно тому как тела с небольшой массой и большой скоростью движения, нанося удар, пробивают встречающиеся им препятствия насквозь, а при меньшей скорости, но при большем объёме увлекают за собой это препятствие, не разрушая его» [11, с. 536–539].

Апостол Пётр — для Дюрера есть флегматик.

Вчитываюсь в эти, по-моему, иронически-противоречивые кантовские описания темпераментов, вчитываюсь, исходя из современной характерологии (Ганнушкин, Кречмер, Павлов). Умозрительный гениальный мыслитель Кант считает невозможным «соединения» одного темперамента с другим: иначе наступит «противоречие» или «нейтрализация» (как в химии). Будут «только причуды и капризы, а не определённый темперамент». Темперамент — это «то, что делает из человека природа». В отличие от «характера», который есть то, что человек «сам делает из себя». По-видимому, характер (по Канту) есть в нашем сегодняшнем естественно-научном (клиницизм) понимании — не душевное, а духовное. Но духовное не как усложнение душевного, а как изначально существующее непознаваемое («вещь в себе»). Возможно, заблуждаюсь от своей философской необразованности, соединённой с собственной личностной (характерологической) естественно-научной материалистической ограниченностью [1, 3]. Может быть, поэтому в «природных» темпераментах Канта чувствую не столько живых людей, сколько искусные карикатуры. Всем четверым достаётся.

В России, тоже в XVIII веке, но ещё раньше Канта, описывали Гиппократовы темпераменты философ Яков Павлович Козельский (1735–1789), профессор-медик Семён Герасимович Зыбелин (1735–1802). Описывали жизненно, клинически (Зыбелин) в нашем отечественном духе, одухотворённо-реалистически, по-доброму. Рассказывал уже об этом [15, с. 188–195]. Приведу здесь пример из работы Зыбелина (1877).

Это места из описаний двух темпераментов — сангвинического и меланхолического. Выписки ещё более краткие, нежели те, что публиковал прежде в издании, выпущенном малым тиражом [15].

С.Г. Зыбелин. «Слово о сложениях тела человеческого и о способах, как оные предохранялись от болезней», произнесённое в 1777 г. в публичном собрании Московского университета. Сангвиники. «…разум имеют изрядный и воображения плодовитые, но только больше в лёгких и весёлых вещах; память обширную, но в рассудке часто недостаток, почему в голове иногда целая библиотека помещается, но без порядочного расположения; в истории, географии, стихотворстве комическом и разных многих языках успевают, но к высоким и трудным наукам не всегда способны … Они, вообще говоря, в малых делах велики, а в великих малы. Впрочем мягкосердечны, щедры, приятны, ласковы и ласкательны, обходительны, вспыльчивы, любят на время и ненавидят ненадолго, шутливы, легкомысленны, непостоянны до ветрености». «…живут только для себя и для угождения чувств, … управители, смотрители и поверенные ненадёжные…» [15, с. 192]. Конечно же, это предварительное живое, жизненное описание лишь одного варианта сегодняшнего сангвиника (человека с синтонным, сангвиническим характером). Сангвиниками (синтонными), однако, были Гёте и Пушкин. Многие нынешние сангвиники внешне похожи не только на ювенилов, но и на грустных замкнуто-углублённых (аутистов) или тревожных психастеников. Но как выразительно-, содержателен «характерологический» язык Зыбелина уже в XVIII веке! Далее о меланхоликах. Они «понимают вещи с немалым трудом, но потом по причине прилежного и зрелого своего рассуждения проникают в оные совершенно, и сии более в них впечатлеваются; глубокомысленны, но на ответы не скоры, в делах чрезмерно трудолюбивы, хотя в исполнении и окончании оных медленны. Ибо везде наперёд затруднения, коих нет, и несчастие воображают, и потому будучи весьма осторожны, однако при неутомимом своём рачении всё со временем преодолевают с успехом: почему от многих в правлениях, где нет нужды в скорости, в камерных делах, в судах и советах, в высоких науках и рассуждения глубокого требующих великими и верными людьми почитаются» [15, с. 191–193]. В этом, как бы уже современном своей клинической выразительностью, описании психастеника ясно видится и насущная клинико-психотерапевтическая помощь психастенику, читающему или слушающему подобное. И ещё. Не чувствуем ли в этих зыбелинских строках российского приближения к гоголевской «Шинели» и ко всей великой русской глубинно-психологической (и в то же время реалистической) прозе XIX века (Гоголь, Достоевский, Толстой, Чехов)? В свою очередь, эта психологическая проза серьёзно поспособствовала развитию отечественной характерологии. Характерологии психотерапевтически-практической [5, 6, 7].

Подробно о С.Г. Зыбелине, первом русском профессоре-медике, ученике Ломоносова, см. в работе И.А. Пионктовского [10, с. 5–59].

Итак, как же соотносятся между собою Гиппократовы темпераменты как прообразы характеров (в том числе, сегодняшних) с самими характерами [4]?

Сангвиник, по-моему, более всего сохранился, в синтонном характере. Меланхолик — в характере психастеническом (тревожно-сомневающемся). Холерик и флегматик в нынешних характерах почти не сохранились. Своими отдельными чертами они разошлись по разным современным характерам. И это естественно для исторически развивающегося реалистического, естественно-научного мышления в психотерапии, психиатрии, психологии.

В начале XX века Пётр Борисович Ганнушкин (Россия), Эрнст Кречмер (Германия), Иван Петрович Павлов (Россия), в сущности, открыли своими классическими работами современное естественно-научное подробное учение о характерах, о «личностной почве». То есть открыли те душевно-телесные, личностные закономерности, бесценности, на которые, прежде всего, опирается клиническая классическая психотерапия [1, 3, 4, 7]. Имею в виду не столько физиологические работы Павлова [16, c. 217], сколько его клинически-жизненные размышления вслух на «Павловских клинических средах» [4, c. 134–136]. И особенно, повторю, в отечественных врачебных работах о характерах отчётливо обнаруживается Гиппократово стремление постигать людей, помогая им. Когда характер описывается-изображается в духе человечного психотерапевтического клиницизма, то невольно чувственно-мыслительно обобщающе ищется в веселье возможная грусть, а в мрачности — надежда. В слабости ищется сила (как в описании меланхолика Зыбелиным), в искренности замечается только подобие искренности, а в «хладнокровной» вяловатости порою светится своя доброта. В дефензивности аутистического лермонтовского офицера сквозит упоение смелостью. И тогда всё это чувствующееся, отчасти исходя и из характера самого психотерапевта, выглядит по-своему богаче, нежели гениальный иронический одномерный абрис человека. Но абрис несравненно важнее для философии.

При погружении с пациентами, коллегами даже в краткую историю естественно-научного учения о темпераментах (характерах) для практической психотерапевтической работы — требуется известное знание-понимание-чувствование элементов современной естественно-научной многомерной, многогранной характерологии в духе психотерапевтического клиницизма [1, 3, 4, 7].

В начале этого очерка отметил и то, что при изучении практической характерологии хорошо бы постоянно присутствовало в душе чувство, что эта работа происходит для помощи пациентам. Особенно дефензивным пациентам, стремящимся ладить, по необходимости, даже с сурово-трудными, авторитарными людьми [4].

Повторю, что тревожно-депрессивным, дефензивным людям практическая психотерапевтическая характерология существенно помогает в жизни. Потому что они почти постоянно озабочены отношениями с людьми, завязают в размышлениях о характерах близких, знакомых людей и о своём характере, тянутся болезненно к выяснению отношений. Более всего напрягают их душу неопределённость, непонятность, переживание своей виноватости. «Почему муж не заботится обо мне так, как заботился обо мне мой папа?» «Почему сын не хочет читать нашу семейную книгу Пушкина? Что будет с ним после школы?» И т.п. Чувствовать-понимать характеры — это и нередко уметь предвидеть, что примерно возможно ожидать от какого-то больше-меньше родного, знакомого тебе человека в разных положениях жизни, на кого можно положиться, кто может вдруг выкинуть неожиданный «дурной» поступок. Понимание характеров с первобытных времён немало значило в судьбах людей. В жизни светской и религиозной. Опыт постижения характеров подсказывает, что именно этот человек способен искренне чувствовать, чувствовать глубоко, обобщающее размышлять или он способен лишь обманчиво, внешне показывать, «изображать», что так необычно глубоко чувствует и так серьёзно мыслит.

Учение о темпераменте, таким образом, со временем для клиницистов, психотерапевтов-практиков развилось, преобразовалось в учение о характерах в естественно-научном понимании. Учение, которому суждено и в будущем бесконечно углубляться, развиваться. Это, будем тихо надеяться, поможет выжить Природе и Человечеству.

Литература

1. Бурно М.Е. Терапия творческим самовыражением (отечественный клинический психотерапевтический метод) — 4-е изд., испр. и доп. — М.: Академический Проект; Альма Матер, 2012. — 487 с., ил.
2. Бурно М.Е. Целебные крохи воспоминаний. К живой истории московской психиатрии и психотерапии и о многом другом. Пособие по психотерапии (в авторской редакции). — М.: Институт консультирования и системных решений, 2013. — 552 с.
3. Бурно М.Е. Терапия творчеством и алкоголизм. О предупреждении и лечении алкоголизма творческими занятиями, исходя из особенностей характера (Практическое руководство для врачей, психологов, педагогов, специалистов по социальной работе, социальных работников). — М.: Институт консультирования и системных решений. Общероссийская профессиональная психотерапевтическая лига, 2016. — 632 с., ил.
4. Бурно М.Е. О характерах людей (Психотерапевтическая книга). — изд.7-е, испр. и доп. — М.: Институт консультирования и системных решений, Общероссийская профессиональная психотерапевтическая лига, 2019. — 592 с, ил.
5. Бурно М.Е. К истории самобытной отечественной психотерапии // Психологическая газета. — 14 марта 2021 г.
6. Бурно М.Е. Коротко о терапии творческим самовыражением (ТТСБ) // Психологическая газета. — 14 апреля 2022 г.
7. Бурно М.Е. Краткая история клинической классической психотерапии (ККП) // Профессиональная психотерапевтическая газета. — 2022, вып. 9.
8. Васильев В.В. Психотерапевтическое занятие в группе творческого самовыражения для больных шизофренией и расстройствами шизофренического спектра «Характер и Религия» // Психотерапия. — 2019, № 3 (195). — С. 46–50.
9. Дюрер А. Трактаты. Дневники, Письма / Пер. с ранненововерхненем. Ц. Нессельшраус. — СПб: Азбука, 2000. — 704 с.: ил. + вклейка (32 с.).
10. Зыбелин С. Г. Избранные произведения. — М.: Госиздат медицинской литературы, 1954. — 220 с.
11. Кант И. Сочинения: В 6 томах. Том. 6. — М.: Мысль, 1966. — 743 с.
12. Кречмер Э. Медицинская психология. Пер. с 3-го нем. издания. — М.: Жизнь и Знание, 1927. — 352 с.
13. Либман М.Я. Дюрер и его эпоха. Живопись и графика Германии конца XV и первой половины XVI века. — М.: Искусство, 1972. — 240 с. + 241 с. (ил.).
14. Нессельштраус Ц.Г. Альбрехт Дюрер (1471-1528). — Л.-М.: Госиздат «Искусство». 1961. — 228с.
15. Практическое руководство по Терапии творческим самовыражением / Под ред. М.Е. Бурно, Е.А. Добролюбовой. — М.: Академический Проект, ОППЛ, 2003. — 880 с., ил.
16. Психология индивидуальных различий / Под ред. Ю.Б. Гиппенрейтер, В. Я. Романова. — 3-е изд., перераб. и доп. — М.: АСТ: Астрель, 2008. — 720 с. — (Хрестоматия по психологии).
17. Психология и психоанализ характера: хрестоматия по психологии и типологии характеров / Ред.-сост. Д.Я. Райгородский. — Изд-е 5-е, доп. — Самара: Издательский Дом «Бахрах -М», 2009. — 704 с.
18. Салернский кодекс здоровья, написанный в четырнадцатом столетии философом и врачом Арнольдом из Виллановы / Пер. с латинского и примечания Ю.Ф. Шульца, вступит. статья В.Н. Терновского и Ю.Ф. Шульца. — М.: Медицина, 1970. — 112 с.
19. Словарь практического психолога / Сост. С.Ю. Головин. — Минск: Харвест, 1998. — 800 с.
20. Старобинский Ж. Чернила меланхолии. — М.: Новое литературное обозрение, 2016. — 616 с.
21. Сто великих библейских персонажей / Авт.-сост. К.В. Рыжов. — М.: Вече, 2015. — 320 с.
22. Цвейг С. Очерки. — М.: Советская Россия, 1985. — 560 с.

Все изображения приведены в образовательных целях — прим. ред.