Категориальные концепты языкового подсознания больших социальных групп

Академическая психологическая наука в условиях быстро изменяющихся обществ затрудняется дать обоснованное объяснение глобальных процессов дезорганизации и дезориентации сознания и поведения больших социальных групп и предложить новые способы социальной самоорганизации и самоуправления. На протяжении последних трех десятков лет проблема социальной согласованности российского общества драматично проявляется и в бессознательном ощущении угрозы жизненным стандартам, повышающем уровень агрессивности, и в массовых стрессах, и в копировании чуждого образа мыслей и поведения, блокирующего мобилизацию органических форм жизни. Кризисные феномены социального сознания смещают спектр политических, этических, эстетических, правовых критериев, принятых в оценках людей, ценностей, событий, деформируют нравственные самозапреты («нельзя украсть, убить, солгать, слукавить»). В результате активизируются массовое палаческое отношение к человеку, одобрение мошенничества и тирании, манипулятивное искажение смыслового контекста реальности в угоду конъюнктуре.

Рост дезорганизации группового сознания приводит к возникновению общественных противоречий, межгрупповых конфликтов, расколов в разных формах, не в последнюю очередь между сложившейся культурой и отношениями в обществе. Это рождает политический стимул к изменению ментальной культуры социума, т.е. к совершенствованию программ воспроизводства значений и их смыслов как социокогнитивной основы групповой психологии. Тем более что психологическое торможение модернизационных процессов в России, системные вспышки массового насилия в мире, системные перетоки этногрупп на чужие территории актуализируют проблему психологической реабилитации групп, масс, сообществ с целью снижения вирулентной опасности их кризиса и распада.

Методология. Современная нейрокогнитивистика в поиске связей между нейронной организацией головного мозга и его когнитивными функциями видит в культуре (социальности) имманентный способ редукции феноменов функционирования мозга как центрального конструктора когнитивного материала. «Любой мозг, — считает Г. Рот, нейрофизиолог и представитель радикального конструктивизма, — принципиально не в состоянии отражать мир, он предназначен порождать поведение, благодаря которому организм способен выживать» [12. P. 23]. Эпистемология Г. Рота и его единомышленников позволяет построить конструктивистскую теорию восприятия и познания, основой которых является нейрональная способность к самореферентности, где социальность является полем «мнемических знаков». Групповое номинирование реальности для обмена мыслями, чувствами, знаниями в процессах выработки общегруппового взгляда на вещи, норм взаимных уступок, консенсуальной сферы интересов и поступков — исторически наследуемый социальный феномен. Его психологическая природа стихийно порождается синтезом гносеологических, социокультурных, психических образований. Это придает ему, в отличие от индивидуального мышления, многосторонность, полноту и детальность мироощущения, в то же время снижая рациональный уровень осознанности реальности. Личное переживание собственного пребывания в мире, порождение коллективных представлений о реальности как о воображаемом объекте контролируются ассоциативными процессами дорефлективной групповой менталистики (мировоззрение, миросозерцание, мироощущение), редко достигающей индивидуальной осознаваемой предикации, но органично присущей языковому подсознанию индивида. Нерефлективный тип языковой субъективности обеспечивает понимание как схватывание смысла, которое происходит в интервале между словами, прежде чем слово осознается. Именно в социальной когнитивности групп фиксируется реальное состояние психологии социальных макроструктур (общества, классы, этносы, нации) с их особенностями, противоречиями представлений, настроений, ожиданий, предрассудков, задающих аттрактивность группового поведения. Все, что человек воспринимает и понимает, помещено для него в определенные рамки значений, подвергается своего рода «априорному означиванию»; нечто воспринимается и понимается человеком всегда уже из определенной «предвосхищающей» групповой схемы, «рамок памяти» (М. Хальбвакс), позволяющей обрабатывать информацию тем или иным способом. Каждое общество (группа) производит отбор значений, классифицирует объекты реальности, синтезирует, противопоставляет и выстраивает иерархические системы ее категорий своим уникальным способом, который одновременно является условием понимания обществом самого себя и коммуникации между его членами на основе неосознаваемых концептов группы.

Групповые концепты отличаются многослойностью значений, которые могут принимать как полифоничный, так и диссонансный характер. Будучи иерархическими структурами интеллекта, групповые концепты / категории различаются по степени эксплицитности и разделяемости. Вариативные признаки реальности консолидируются внутригрупповым консенсусом в этнических, гендерных, религиозных, политических, экономических, профессиональных, духовных сообществах относительно подлинности и ценности явлений и событий. Даже осознанный отказ индивида от группового опыта поведения (чувственной, интеллектуальной, социальной действительности), который создает иллюзию субъектности, не отменяет закономерностей языкового сознания (тотальность значений и смыслов языка) как матрицы культурной жизни, ограничивающей свободу мысли «безличной непричастностью», что и позволяет последнему определять мышление как «развязывание языка» безличных единичностей [1]. Поэтому современное общество не может вести к исчезновению таких феноменов группового сознания, как национализм или религиозность, а, напротив, постоянно демонстрирует движение в сторону их интенсификации. Нельзя не согласиться с М. Сейджманом [7] в описании актуальной ситуации, связанной с проблемами религии как постсекулярной, т.е. демонстрирующей достаточно широкое возвращение религии в нашу жизнь, хотя, казалось бы, для этого нет никаких оснований.

Таким образом, социальная общность, группа как некая социальная матрица вырабатывает типологию нормативной личности, наделенной строго определенными социальными качествами, в том числе и качеством номинирования объектов реальности. Если традиционная общность в процессе социальной трансмиссии дает индивиду свое коллективное понимание реальности, свои мифоматричные представления о ней, то с разрушением коллективной идентичности феномены групповой менталистики переживают перестройку: или превращаются в реликт, или, видоизменяясь в «социокогнитивный тропизм» (Т.К. Рулина), продолжают функционировать в обновленном виде.

Многолетние исследования социально-психологических самоорганизующихся систем привели авторов статьи к экспериментальным моделям объяснения смысловой и действенной природы психологических явлений дезорганизации групп путем истолкования их в качестве информации и информационной самопричинности (миросозерцание, мировоззрение). Это снимает ограничения с правил анализа ментальных процессов, неразрешимых ранее в классике и неклассике науки, которые сочли необходимым, борясь с религией, отказаться от познания неосознаваемых процессов, наделенных нуминозными признаками.

Наиболее релевантной системой научного познания нерефлективных языковых процессов группы является социальная психолингвистика — та сфера, в которой могут развиваться предлагаемые нами исследовательские подходы. Теоретические вклады в исследуемую проблему принадлежат как зарубежным, так и отечественным авторам. С. Пинкер [4], крупнейший психолингвист США, автор теории языкового разнообразия, указывает, что 6 000 мировых языков определяются ограниченным количеством дискретных факторов. Это может означать, что важным ограничителем языкового разнообразия служат упорядочивающие энтропию языка групповые концепты.

Гипотеза. Идея социальной групповой психодинамики языкового подсознания (неосознаваемой категориальной концептуалистики) позволяет перейти от анализа структурного синтеза категорий статики социального сознания и самосознания к анализу их возникновения, изменения, социокультурной легитимации как производству, сортировке, оценке, присвоению ценностных значений, изменяющих групповое поведение.

Когнитивные комплексы (модели) групповой психологии, ассоциативные ориентиры их бифуркации служат информационной основой для слежения за изменениями групповых концептов и для возможности осуществления превентивных воздействий на них в кризисных ситуациях общественной жизни.

Методология. Развивая концепцию С. Пинкера, мы утверждаем, что дискретные концепты языкового подсознания пересекаются и взаимодействуют друг с другом, создавая разнообразие ассоциативно-вербальных сетей и приводя тем самым к значительным изменениям значений реальности при незначительных изменениях ее параметров.

С этой целью систему параметризации «прототипов» [3; 11] мы дополняем параметрическими системами тропизмов и новаций групповых значений реальности. Понятийно обновленная психодинамическая система анализа ассоциативно-языкового подсознания групп позволяет фиксировать явления диссипации, энтропии, комплементарности как внутригрупповой, так и межгрупповой категориальной концептуалистики, без чего невозможно «неслепое» регуляционное и управленческое целеполагание (администрирование, политика, пропаганда, просвещение, культуртрегерство и др.).

Методика. Дж. Диз [9] пересмотрел традиционную трактовку ассоциации как отражения следования элементов в прошлом опыте индивида и скорее подчеркивал взаимосвязь и структурированность ассоциаций, т.е., образно говоря, перешел от анализа вертикального среза предсознания к горизонтальному. На этом основании организация ассоциативной сети рассматривается нами как система связанных тем, способных изменяться в зависимости от значения, важности и взаимосвязанности. Наиболее связанные темы могут организовываться в сегменты более высокого уровня — категориальные концепты. Иерархия категориальных концептов «составляет» вертикальную организацию системы, а основным параметром горизонтальной организации служит их близость. Исследование проведено в 2015 г. на основе свободного ассоциативного эксперимента (САЭ). Выборку составили 300 человек из Самары и Казани (из них 100 русских и 200 татар).

Результаты. Параметризация ассоциатов (субконцептов) групповых сетей позволяет исследователю моделировать подсознательную когнитивность как вариабельную систему категорий (категориальных концептов), разделяемых большинством группы. Данный подход утверждает, что различия ассоциативно-вербальных сетей (АВС) определяют характер изменений концептуально-категориальной структуры группового подсознания: фреймов, категорий фреймов, их скриптов действия, намерения, развития, каузирования, социальных отношений и потому являются предметом параметризации и квалиметрии. Авторами сформулированы и эмпирически обоснованы параметрические методики анализа базисных и периферийных категорий АВС: категорий комплементарности / некомплементарности, разделенности / изоляционизма, имплицитности / эксплицитности, определенности / энтропийности, стабильности / диссипативности, гетерономии / автономии АВС [6].

Соотношение уровней стереотипности — дискретности ассоциативных полей испытуемых позволяет заключить, что религиозность групп носит гетерономно-автономный характер (рис. 1 и 2).

Среди концептов категорий присутствуют как предписанные, так и не предписанные религиозными каноном и традицией, что свидетельствует о подмене церковных значений профанными и, следовательно, о скриптологическом течении процессов энтропии значений АВС группы.

Опираясь на представления о контроле индивида групповой когнитивностью, не позволяющей выйти за ее пределы (В.М. Бехтерев, Л.С. Выготский, К. Левин, Д. Тернер, Г. Тэджфел), мы указываем на различия результатов анализа двух АВС групп, в одной из которых (рис. 2) налицо более ригидное воспроизводство ассоциатов (автономия ассоциирования значительно ниже, чем в русской выборке). Это свидетельствует о слабости энтропийных процессов в религиозной АВС татар, т.е. о принципиально иной категориальной стихии группового религиозного генезиса.

Так, русский образ жизни более тысячи лет формировался на основе соборности, родственности и товарищества, а психологически некомплементарный ему образ жизни российских татар в большей степени развивал клановость, а вместо соборности — авторитаризм.

Психологический синтез между некомплементарными (Л.Н. Гумилев) образами жизни больших этнических групп принимал дизъюнктивный характер, схватывающий различия в качестве невзаимоотношения сущностей и ведущий к формированию специфического способа взаимной категоризации, так называемой категоризации опосредования, задающей неоднозначность понимания и тем самым способствующей росту его полисемии как основы компромиссов [6].

Проиллюстрируем наличие признаков некомплементарности правового подсознания православных и мусульман. Стимульная категория ассоциирования принуждает обнаружить ассоциативные связи сети, их плотность, групповую уникальность массива (тезауруса), пульсирующую в зависимости от самотождественности категориального аппарата. В результате анализа была выявлена АВС правового сознания, структурирующаяся концептами, тождественными для всех выборок: законом, государством, свободой, справедливостью, ответственностью, нормами. Различия обнаруживаются в сети субконцептов: у русских православных христиан — 89, у татар-мусульман — 38 частотных ассоциатов (т.е. больше всего частотных реакций на концепт, к таковым относят частотные реакции ≥ 3).

Итак, концепт «право» у русских православных структурирован ассоциатами (субконцептами): закон (18), свобода (10), выбор (6), возможность (8), защита (4), незначимо (4), общество (4), обязанность (4), самовыражение (3), мышление (3), книги (3). Концепт «право» у татар-мусульман структурирован ассоциатами (субконцептами): закон (21), возможность (15), свобода (15), льгота (12), привилегия (9), законодательство (6), свобода действия (6). Как следует из списка, обе выборки имеют сходную семантику в сфере права, из чего можно сделать заключение, что конфессиональность и этнизм не контролируют категориальный прототип «право». Отметим, что концепты «право» и «закон», будучи самостоятельными концептами правовой ABC, входят в роли субконцептов в другие концепты («право» в качестве субконцепта входит в концепт «закон», и, в свою очередь, «закон» в качестве субконцепта включен в структуру концепта «право»), что и позволяет говорить не о линейности и упорядоченности сознания, а собственно о сети языкового подсознания. И очевидно, что в русскоязычной выборке концепт «закон» представлен более образно и эмоционально насыщенно, вбирает антропные характеристики, в то время как в выборке татар он схематичен и безличностен. В русскоязычной группе, как мы отмечали выше, больше частотных ассоциатов, однако они имеют меньшую частотность по сравнению с татарской выборкой.

Концепт «закон» у русских православных включает субконцепты: порядок (19), правило (9), суд (8), правосудие (6), справедливость (6), нарушение (6), совесть (4), сила (4), управление (4), страх (4), право (4), правопорядок (4), государство (4), власть (4), тюрьма (3), свобода (3), покорность (3), защищенность (3) (рис. 3). Концепт «закон» у татар-мусульман структурируется субконцептами: правила (27), порядок (18), конституция (15), постановление (9), обязанности (6), власть (6), право (6), указ (6) (графически количественное распределение ассоциатов концепта «закон» представлено на рис. 3, 4).

Очевидно, что никаких языковых новаций, противоречащих «долгой ментальности» традиционалистского общества, данный концепт не содержит ни у православных, ни у мусульман — весь ассоциативный тезаурус представлен еще в русской публицистике XIX в. [2; 5].

Однако сравнение ассоциатов русской и татарской выборок при общем семантическом сходстве обнаруживает специфику этнических тропизмов языкового подсознания [2; 5].

Например, в семантике концепта «справедливость» у русских частотность имеет ассоциат «равенство», а у татар — «верность» (т.е. в имплицитной репрезентации справедливости русские опираются на историческую память общины, а татары — на верность Аллаху).

Выводы

1. Соединение теоретических положений анализа проблемы группового подсознания с эмпирическим исследованием АВС позволяет определить так называемый концептуальный уровень изучения группового сознания в его различных содержательных пространствах и его действительное положение в массовом сознании общества. Авторская версия концепт-анализа базируется на принципе категориально-смысловой организации группового сознания, согласно которому сближение когнитивных явлений (ассоциативность, категоризация, атрибутивность) с категорией знаковости смысла позволяет обнаруживать семиотическую природу религии, этничности, культуры, гендера, государственности, права и т.д. и рассматривать их как семиотическое явление, а когнитивные процессы интерпретировать как смыслознаковые действия группового мышления. Концепты, базовые категории способны структурировать категориальный процесс группового сознания в целом. Внеинтеллектуализированные (неотрефлексированные) формы категоризации (групповые прототипы категорий сознания) рассматриваются с позиции их принадлежности к тому или иному типу сознания, тех или иных групповых эвристик имплицитного знания.

2. В эмпирическом исследовании религиозного сознания православных христиан получены новые знания о религиозности как о фидеистической вере, не имеющей символического капитала в виде общегрупповых вероисповедных традиций категоризации. Базисные категории веры исследуемой группы укоренены в потребности соотносить жизнь с абсолютным смыслом, но в силу влияния эпохи воинствующего атеизма не сохраняют догматических доминант. Категориальные прототипы соответствуют апофатической теологии, которая отрицает возможность познания Бога или представления его в каких-то положительных образах, символах, определениях, а подает его скорее в профанных стереотипах массовой информационной среды. Воинствующий атеизм, отрицая все конфессии сразу, создал благоприятную среду для зарождения «религии вообще», «верующих просто в Бога, одного для всех», — распредмеченного, трансрелигиозного сознания православных неофитов.

3. Русская идентичность (полиэтничность / национальность) симбиотизировала и ригидизировала поляризованные позиции: утопичность и приземленность, несвободу и волю, служение и сибаритство, подражательность и автономию, выживаемость и уживчивость, самобытность и всечеловечность / открытость другим культурам и влияниям. Русские не осознают своей тотальной инкорпорированности в свою социальную роль, и она не расходится с их аутопредставлениями, т.е. в их сознании безраздельно доминируют: «обычное» право («порядок»), квазирелигиозные картины мира, а случаи индивидуализации носят прецедентный характер. В отличие от русских, «обычное» право татар структурировано «правилом», что поддерживается и в концептуалистике религиозности, доминирующей категорией которой служит «обряд» (84,4%).

4. Макрогенез группового сознания связан с базовым постулатом, суть которого в том, что мир конструируется не индивидуально, а совместно, включая языковое взаимодействие людей, взаимодействие «со-значений» (Г.Г. Шпет).

Одним словом, выявление категориальных концептов языкового подсознания больших социальных групп и исследование, в частности, ассоциативно-вербальных сетей сознания таких конкретных (в данном случае носителей религиозного и правового сознания русских православных и татар-мусульман) позволило не только углубить характеристики формирования и действия подсознания больших социальных групп. Четко выявилась также актуальность и значимость учета социального подсознания в спектре более или менее осознаваемых установок и представлений в современных условиях нестабильность и реальность угроз социальной целостности общества и роста социального и политического напряжения.

Статья подготовлена в рамках выполнения государственного задания Минобрнауки России №25.1028.2014/К по теме «Социальная психология религиозного (конфессионального), этнонационального, правового и регуляционно-управленческого сознания в современной России».

Литература

1. Бадью, А. Делез. «Шум бытия» / Ален Бадью; [пер. с фр. Д. Скопина]. — М.: Фонд науч. исслед. «Прагматика культуры», 2004.
2. Бакшутова, Е.В. Прототипы, тропизмы и новации языкового подсознания больших групп / Е.В. Бакшутова, Т.К. Рулина // Азимут научных исследований. — 2015. — № 3. — С. 39-43.
3. Лакофф, Дж. Когнитивное моделирование. Язык и интеллект / Дж. Лакофф. — М.: Прогресс, 1996.
4. Пинкер, С. Язык как инстинкт / С. Пинкер. — М.: Едиториал УРСС, 2004.
5. Рулина, Т. К. Предрефлексивный генезис групповой категориальной системы / Т.К. Рулина, Е.В. Бакшутова // Психология сознания: этнонациональные, религиозные, правовые и регулятивные аспекты: матер. междунар. науч. конф. (15—17 окт. 2015 г.). — Самара, 2015. — С. 151—156.
6. Рулина, Т.К. Устойчивость и изменчивость категориальных программ сознания больших социальных групп: религиозный аспект / Т.К. Рулина, Е.В. Бакшутова, А.В. Безуглов // Наследники победителей: матер. Всерос. церк.-гос. форума (21—24 мая 2015 г., Самара). — Самара, 2015.
7. Сейджман, М. Сетевые структуры терроризма / М. Сейджман. — М.: Идея-Пресс, 2008.
8. Элиас, Н. Общество индивидов / Н. Элиас. — М.: Праксис, 2001.
9. Deese, J. The structure of associations in Language and thought / J. Deese. — Baltimore, 1965.
10. Konstruktionen des Selbst, der Welt und der Geschichte. — Frankfurt am Main: Suhrkamp, 2000.
11. Rosch, E. Principles of Categorization / E. Rosch // Cognition and Categorization / ed. by E. Rosch, B. Lloyd. — Hillsdale, NJ, 1978. — P. 27—48.
12. Roth, G. Das Gehirn und seine Wirklichkeit. Kognitive Neurobiologie und ihre philosophischen Konsequenzen / G. Roth. — Frankfurt am Main: Suhrkamp, 1994.

Источник: Рулина Т.К., Бакшутова Е.В. Категориальные концепты языкового подсознания больших социальных групп // Мир психологии. 2016. №2(86). С. 191–199.