Ценности психолога-консультанта: точка роста или зона риска

Если мы будем в контакте с реальностью и честны перед собой, мы заметим, что наличие некоторого «зазора» между декларируемыми гласными нормами и реальной практикой случается чаще, чем нам бы хотелось. В современных условиях психологическое консультирование начинает рассматриваться не только как способ реализации гуманистической направленности личности и потребности оказать помощь другому человеку в трудной ситуации, но и как профессиональная услуга, приносящая достаточно высокий доход. Это обстоятельство способствует попаданию и вхождению в нашу профессию людей, ориентированных на коммерческие ценности, реализация которых может привести к проблематизации необходимости соблюдения этических принципов (например, стоит ли «отпускать» клиента, если он готов и дальше платить).

Очевидно, пришло время для рефлексии и восстановления ценностных оснований консультационной и психотерапевтической практики. И если для достаточно давно работающих профессиональных психологов, у которых этика, образно говоря, уже прочно «встроена» в профессиональное самосознание, нарушение каких-либо профессиональных норм является результатом личного выбора, за который, возможно, придется расплачиваться попаданием в зону дискомфорта и встречей c супервизором и личным терапевтом, то для неофитов, начавших обучаться психологическому консультированию и психотерапии, их несоблюдение связано с отсутствием знания и необходимого опыта. Речь идет об опыте, который позволяет освоить ценностные основы практики консультирования.

Ситуация 1. На консультацию к психологу пришли молодые мужчина и женщина, для которых важно определить и согласовать свои представления о будущем. Они находятся в близких отношениях чуть больше года. При этом мужчина женат, есть ребенок-девочка 7 лет, женщина также замужем, имеет ребенка, мальчика 5 лет. Оба клиента в качестве основы для принятия решения о будущих отношениях видят сохранение семей, при этом не представляют себе жизни друг без друга, не планируют расставаться, но хотят минимизировать ущерб для детей и своих супругов.

Психолог-консультант, который работал с этим случаем, вынес на обсуждение с супервизором ряд вопросов, среди которых: «В какой мере я могу делиться собственными ценностями и взглядами на отношения внутри и за пределами семьи, чтобы не допустить их навязывания клиентам? Как определить границы принятия установок клиентов на происходящее и пределы отказа от собственных ценностей без ущерба для собственного “Я”?» При этом психолог-консультант — женщина, замужем, двое детей, имеет длительные стабильные отношения с супругом, для нее верность, преданность семье, забота о партнере по браку и детях — важные смысловые опоры.

Данная ситуация показывает, что в процессе консультирования актуализируются мотивы и ценности, устремления и цели, моральные установки и нравственные представления психолога-консультанта о мире, отношениях между людьми. Мера ответственности психолога и клиентов за ход и результаты консультативного процесса поднимается до высочайшего уровня — судьбы не только отдельного человека, но и его близких, в том числе детей. Ценностная проблематика проявляется здесь не только в узком смысле, в частности, в следовании этическим профессиональным нормам — конфиденциальности, уважения клиента, в выборе консультантом конкретного способа работы, принятии консультантом права клиента на самостоятельное решение, но и в широком смысле: в рефлексии и актуализации ценностно-смысловых и мировоззренческих оснований, регулирующих отношения с клиентом и жизнь психолога в целом, то, что называют аксиологическим измерением практики.

Обратимся к мнению Р. Кочюнаса [Кочюнас, 1999] относительно того, в какой степени процесс консультирования имеет или должен иметь характер ценностной дискуссии, а также в какой степени ценности консультанта могут актуализироваться в процессе консультирования. Им выделено две крайние точки зрения.

Первая — консультант должен быть «объективным», ценностно нейтральным и не вносить в консультативные отношения свою жизненную философию и ценностную систему. Он обязан полностью сконцентрироваться на ценностях клиентов и не должен занимать во время консультирования определенную позицию по моральным и ценностным аспектам.

Второе мнение высказал Е. Williamson (1958; цит. по: George, Cristiani, 1990): консультант должен открыто и ясно демонстрировать клиенту свою ценностную позицию.

Комментируя эти противоположные точки зрения, Р. Кочюнас пишет, что «полностью исключить ценности консультанта, мировоззренческие аспекты из консультативного контакта с клиентом просто невозможно, если консультирование понимать как отношения двух людей… Консультант должен четко знать свои ценности, не скрывать их от клиента и не избегать ценностных дискуссий на консультативных встречах, поскольку немало проблем скрыто именно в ценностных конфликтах клиентов или в непонимании ими собственной ценностной системы. Однако ясная ценностная позиция консультанта не подразумевает нравоучений и морализирования. В любом случае влияние ценностей консультанта на клиента имеет свою этическую сторону, если признать, что выдвигаемые консультантом цели и используемые методы отражают и его философию жизни. Даже прямо не навязывая клиенту свои ценности, однако придерживаясь в работе определенной философии, мы неизбежно «вносим» в консультирование свое воззрение на систему сущностных вопросов жизни» [Кочюнас, 1999, c. 27–28].

Л.И. Воробьева отмечает, что «ценности не действуют подобно природному или социальному закону неким натуральным или квазиестественным образом, потому что они существуют только в модальности гипотетической и обитают в символическом языковом пространстве. “Добро”, “истина”, “красота”, “совершенство”, “святость”, “добродетель”, “богатство” требуют от человека всегдашнего ситуативного социокультурного и личностно-духовного толкования, прежде чем он решается совершить нечто для воплощения их в реальность. От человека требуется усилие, отменяется автоматизм подчинения закону или норме, обнаруживается, по крайней мере, две возможности для свободы: в понимании (интерпретации) символа и в самом выборе поступка — образуется герменевтическое дискурсивное пространство» [Воробьева, 2009, с. 86].

Ситуация 2. И. Ялом в книге «Лечение от любви. Психотерапевтические новеллы» описывает терапевтический процесс, где пациентка — очень полная женщина (история «Толстуха»). «В тот день, когда Бетти появилась в моем кабинете, когда я увидел, как она несет свою огромную 250-фунтовую тушу к моему легкому и хрупкому офисному креслу, я понял, что мне уготовано великое испытание контрпереносом. Толстые женщины всегда вызывали у меня отвращение. Я нахожу их омерзительными: их безобразная манера ходить, переваливаясь из стороны в сторону, их бесформенное тело — грудь, колени, зад, плечи, щеки, подбородок — все, все, что мне обычно нравится в женщинах, превращено в гору мяса. И еще я ненавижу их одежду — эти бесформенные мешковатые платья или, хуже того, слоноподобные тугие джинсы с перетяжками, как у бочки. Как они осмеливаются выставлять свое тело на всеобщее обозрение?» [Ялом, 1997, с. 46]

В реакциях И. Ялома мы не обнаруживаем безусловного принятия, безоценочности в восприятии и уважения клиента, которым априори должен следовать консультант. При этом И. Ялом открыто делится с читателем своими чувствами, делает попытку осознать природу их появления, пoнимает, как драматично развиваются в связи с этим его отношения с пациенткой. «У психотерапевта эта область, это необъятное поле для самосовершенствования, которое никогда нельзя пройти до конца, на профессиональном языке называется контрпереносом. Если переносом называются чувства, кoторые пациент ошибочно относит к терапевту (“переносит” на него), но которые на самом деле коренятся в более ранних взаимоотношениях, контрперенос представляет собой обратное — похожие иррациональные чувства, которые терапевт испытывает к пациенту. Иногда контрперенос бывает стoль драматичен, что делает невозможной глубокую терапию: представьте себе еврея, который лечит нациста, или изнасилованную женщину, которая лечит насильника. Нo в более мягких формах контрперенос проникает в любую психoтерапию» [Ялом, 1997, c. 45–46].

Открытость и честность И. Ялома достойна уважения! Рассказ о своих антипатиях и пристрастиях, чувствах, контрпереносах, которые случались в практике очень опытного психотерапевта, показывает, что в консультировании и психотерапии всегда есть задача осознавания себя в отношениях с клиентом, а контрперенос может стать причиной неверных решений.

Внимание к тому, какие смыслы и ценности придаются консультированию, является показателем профессиональной пригодности психолога к практической работе. Однако лишь констатация важности проявления ценностей во взаимодействии с клиентом, коллегами, работодателем, их значение для личностного и профессионального роста психолога-консультанта остается красивым, но общим местом, если не раскрыть содержательно диапазон и возможность тех или иных выборов в пространстве профессиональной деятельности.

В зарубежных профессиональных сообществах уже не обсуждается возможность отказа в консультировании по причине того, что психолог не разделяет ценностей клиента и имеет какие-то предубеждения против его политических, социальных и личных выборов (например, гендерной идентичности или сексуальной ориентации). Это однозначно квалифицируется как дискриминация и лишение доступа к психологической помощи. В России этoт вопрос до сих пор дискутируется, а некоторые психологи считают такие отказы благородным поступком со своей стороны, приравнивают свои ценности к компетенциям, считая, что если они «не любят» геев* или этнические меньшинства, то, соглашаясь на работу с ними, будут потенциально вредить им. То есть так они проявляют этичность и сознательность, отправляя таких клиентов к другим специалистам. За рубежом протокол действий в таких ситуациях предполагает обращение к супервизору, личную терапию и проработку своих установок, которые «выбивают» из профессиональной позиции.

Теоретический анализ подходов к рассмотрению феноменологии морального выбора и исследований нравственной регуляции позволил выделить следующие психологические характеристики, связанные со способностью консультанта обнаружить ценностные основания консультирования [Армашова, Клюева, 2018].

1. Характеристики личностной зрелости, которые выделены Э. Шостромом на основе теории самоактуализации (А. Маслоу), концепций психологического восприятия времени и временной ориентации субъекта (Ф. Перлз, Р. Мэй), идей К. Роджерса и других представителей экзистенциально-гуманистического направления:

• независимость ценностей и поведения извне — относительная независимость в своих поступках, стремление руководствоваться в жизни собственными целями, убеждениями, установками и принципами, что, однако, не означает враждебности к окружающим и конфронтации с групповыми нормами. Данное качество дает свободу в выборе, неподверженность внешнему влиянию, позволяет психологу реализовать авторскую позицию в ситуации принятия решения. Оно позволяет быть критичным при оценке сложных ситуаций, когда принципы профессионального кодекса могут противоречить друг другу, а профессиональная мораль теряет очевидность и не может регламентировать действия специалиста;
• компетентность во времени — способность жить настоящим моментом, переживая его во всей полноте и осознавая его значимость, ощущать неразрывную связь прошлого, настоящего и будущего, видеть свою жизнь целостной. Мироощущение, с которым связана данная характеристика, способствует высокой моральной ответственности личности, предполагает осознание авторства принимаемого решения и его последствий. Также способность жить настоящим способствует осознанности своих поступков. Такая личность склонна к самоопределению, процессам переоценки ценностей, менее подвержена постпроизвольному поведению.

2. Характеристики «дискурсивной морали» личности. Нравственный поступок предполагает «дискурсивную мораль» (Ю. Хабермас). Это означает, что нравственные обязанности сначала проверяются, затем принимаются, т.е. интериоризированы (присвоены) личностью. Следование им является не социально одобряемым поведением, а свободным выбором. Данная характеристика является атрибутивной для высших уровней нравственного сознания. У Л. Колберга это постконвенциональный уровень развития моральных суждений, в эмпатической модели К. Гиллиган и Н. Айзенберг это уровень самоуважения, у Б.С. Братуся это просоциальный уровень ценностно-смысловой сферы. Дискурсивная мораль проявляется в следующих личностных характеристиках:

• самоуважение предполагает, что решение об ориентировке на свои потребности или потребности другого принимается на основе осознанного самостоятельного выбора;
• постконвенциональный уровень морали предполагает ориентацию на интериоризированные ценности справедливости и прав личности, высшие нравственные принципы.

3. Способность к эмоциональному отклику. Базовая способность сопереживать человеку, чувствовать, что переживает другой, является одним из важных эмоциональных регуляторов личностного выбора, выделяемых большинством исследований нравственной регуляции и нравственного самосознания (Н. Айзенберг, Л.И. Божович, Г. Гигеренцер, Л. Колберг, Н.А. Корниенко, Т.В. Корнилова, М.А. Новикова, Дж. Рест, Р. Стенберг, М. Хоффман и др.). В исследованиях специалистов помогающих профессий также выявлена связь эмпатии с профессиональным выгоранием (Т.Д. Карягина, Н.В. Кухтова, Н.И. Олифирович, Л.Г. Шермазян). В сложных ситуациях эмпатия позволяет воспринимать конкретную ситуацию как значимую, а не просто как профессиональную задачу, делать прогноз и переживать последствия своего решения для вовлеченных сторон.

Следует также обратиться к мысли Дж. Бюджентала о том, что в работе психотерапевта «требуется неусыпное внимание к внутреннему миру переживаний клиента при понимании того, что первейшим инструментом, необходимым для этого… является его (психотерапевта) собственная субъективность» [Bugental, 1987, р. 3–4].

Самоисследование и понимание себя консультантом, в том числе в процессе консультирования — это возможность постижения сложнейшего, неисчерпаемого, удивительного внутреннего мира человека в его разнообразии. Любая активность консультанта по отношению к клиенту приобретает подлинный смысл постольку, поскольку она затрагивает его внутренний мир, субъективность. Ядром субъективности являются ценности — то, чем человек дорожит в жизни и чему придает особое значение. Это может быть справедливость или милосердие, взаимопомощь, здоровье, красота, любовь и многие другие. Мы можем говорить о ценностях, декларировать их наличие у себя, а можем их глубоко переживать. Несовпадение декларируемых и осознаваемых личностью моральных норм и реального их воплощения в поведении является актуальной проблемой. Психолог может искренне полагать, что будет вести себя в будущих ситуациях морального выбора в соответствии с декларируемыми им ценностями и нормами, но в реальности этого не происходит. В статье «Судит как герой, а поступает как подлец…» У. Майер [Майер, 2001] критически рассматривает заблуждение Л. Колберга, который фактически в эксперименте отождествляет «понимание добра» и «практическое делание добра».

Само по себе знание норм морали и согласие с ними не являются индикаторами высокой нравственности.

Сложные ситуации для консультанта — определенный вызов: увидеть ту ценность, которая нуждается в поддержке действием (поступком). При этом поступок как «событие бытия» (М.М. Бахтин) — это результат ответственно воспринятого, осмысленного и пережитого, а не навязанного извне долженствования.

Ответственное и осмысленное действие консультанта предполагает работу по самопониманию, требует немалых усилий, мужества, определенных способностей, которые С.Л. Братченко назвал рефлексивно-феноменологической компетентностью [Братченко, 2000]. Ее развитие предполагает применение определенных методов познания и самопонимания.

Одним из таких методов является рефлексия, которая предполагает поиск ответов на вопросы самому себе, при этом важен и процесс вопрошания, и ответы, которые являются итогом рефлексии.

В.В. Знаков вводит тонкую дифференцировку феноменов «самопознания» и «самопонимания» [Знаков, 2007]. Познавая себя, субъект получает знания путем ответа на констатирующие вопросы типа «Какой я?» или «Что я знаю о себе?». В процессе самопонимания мы отвечаем на вопросы другого типа — причинные: «Зачем я так поступил?», «Почему этот человек мне не нравится?». Результатом самопознания оказываются новые знания, а самопонимания — новый смысл того, что человек уже знал о себе.

Нами разработан рефлексивный опросник, который позволяет осмыслить свои возможности и ограничения в консультировании, поставить задачи для профессионального и личностного развития.

1. Достаточно ли хорошо я осознаю, что значит быть консультантом?
2. Понимаю ли я, что большинство клиентов — это люди достаточно зрелые, самостоятельные и критичные, со своей индивидуальностью, сложившимися ценностями и взглядами, имеющие богатый жизненный и профессиональный опыт?
3. Достаточно ли ясно я умею понять реальные потребности и интересы клиентов, их мотивы и запросы, с которыми они обращаются ко мне?
4. Что я могу дать (помочь осознать, увидеть и понять, задуматься, пережить…) клиентам?
5. В чем именно я могу быть полезен и интересен клиентам, в чем мой ресурс, сильные стороны и ограничения?
6. Какие ценности я актуализирую и отстаиваю в процессе консультирования, и в чем его смысл лично для меня?
7. Что из содержания встречи с клиентом значимо для клиента, а что имеет смысл лично для меня?
8. Умею ли я активизировать и включить в процессе консультирования свой ресурс и ресурс индивидуального опыта, знаний и способностей клиентов?
9. Как я могу увеличить уровень и глубину осмысленности и личной значимости консультирования для обеих сторон?
10. Понимаю ли природу и механизмы своего личностного и профессионального развития?
11. Владею ли я адекватными для конкретного клиента технологиями, методами и методиками консультирования, которые актуализируют потенциал клиента?
12. Достаточно ли я уважителен и толерантен, чтобы внимательно и терпимо относиться к разнообразию индивидуальных мнений и оценок клиентов?
13. Насколько я готов к диалогу, терпеливому обсуждению, понимаю важность и ценность различия и многообразия точек зрения (в том числе — непривычных, непонятных для меня), вообще «иного» при исследовании сложных и неоднозначных психологических проблем?
14. Могу ли я быть открытым и гибким в той мере, которая необходима для работы с клиентами, и при этом — сохранять себя в отношениях с ними?

Поиск мировоззренческих и смысловых основ консультативной деятельности — это не просто реализация «наивной» созерцательной установки. Это формирование экзистенциальных оснований для работы в помогающей профессии.

Подлинный поиск включает не только рефлексивное самонаблюдение, но непременно и его осмысление. Рефлексивное отношение к пониманию человеком своего «способа бытия», его проблематизация, выход за пределы привычного видения, взгляд с разных сторон, в разных контекстах — все это дает возможность нового понимания и осмысления, создает ситуацию «производства смысла» [Василюк, 1984]. Расширение, углубление, изменение или переосмысление контекста конкретной ситуации или проблемы дает шанс получить новое видение и понимание, новые вопросы и ответы. Простая и однозначная ситуация превращается в более сложную, вариативную, а проблема, кажущаяся тупиковой, превращается в открытую для изменения. В результате даже в самой трудной и безвыходной ситуации появляется новая надежда, новые шансы (классическая формула «экзистенциального клиента»: «Я не знал, что у меня есть выбор…»). Появляется перспектива «поменяться местами» с ситуацией — уже не она «ведет» человека, управляет его действиями, а наоборот, у профессионала появляется шанс овладеть ею.

Библиографический список

1. Армашова А.Б. Этические дилеммы во взаимодействии психолога-консультанта и клиента: автореф. дис. … канд. психол. наук / А.Б. Армашова. — Ярославль, 2018.
2. Братченко С.Л. Вопросы самому себе как путь понимания / С.Л. Братченко. — URL: http://hpsy.ru/public/x1353.htm
3. Василюк Ф.Е. Психология переживания: анализ преодоления критических ситуаций / Ф.Е. Василюк. — М.: Изд-во Моск. гос. университета, 1984.
4. Воробьева Е.И. Психотерапия и этика // Московский психотерапевтический журнал. 2009. № 1. C. 80—98.
5. Знаков В.В. Cамосознание, самопонимание и понимающее себя бытие // Методология и история психологии. 2007. Том 2. Выпуск 3. С. 65— 74.
6. Кочюнас Р. Основы психологического консультирования / Р. Кочюнас. — М.: Академический проект, 1999.
7. Майер У. Судит как герой, а поступает как подлец? Морально-педагогические размышления о теоретической дихотомии в этическом воспитании // Этика. Наука. Образование. Воспитание: Альманах. 2001. Вып. 1. С. 67—76.
8. Ялом И. Лечение от любви. Психотерапевтические новеллы / И. Ялом; пер. с англ. А. Б. Фенько. — М.: Независимая фирма «Класс», 1997.
9. Bugental J. F. T. The Art of the Psychotherapist. N. Y.: W. W. Norton, 1987.
10. George, Cristiani, George R. L. Counseling: Theory and Practice / R. L. George, T. S. Cristiani. — 3rd ed. — N. J.: Englewood Cliffs, Prentice-Hall, 1990.

Источник: Клюева Н.В. Ценности психолога-консультанта: точка роста или зона риска // Человеческий фактор: Социальный психолог. 2021. №2(42). С. 185–193.

*ЛГБТ-движение признано экстремистской организацией и запрещено в России (прим. ред.).