Достоевский как социальный психолог

Достоевский вошел в мою душу ещё в школьной юности и остался там навсегда. Его творчество сразу стало настолько близким, что в 17 лет я написал стихотворение, состоящее из одних названий произведений Достоевского, очень точно отражающее мое тогдашнее состояние.

О, Бедные люди!
О, Белые ночи!
А я здесь Подросток
и Идиот.
Гнетут меня Бесы —
моё Наказанье!
Но в чем Преступленье —
узнаю потом!

Значительно позднее я понял, в чём здесь дело, но для этого ещё надо было пройти долгий путь познания, прозрения и покаяния… Значимы были для меня несколько моих выступления, посвященные личности и творчеству Ф.М. Достоевского. Это доклад, сделанный при переполненном и отзывчивом зале на секции психологии Ленинградского Дома ученых на набережной Невы, 20 ноября 1981 года (160 лет со дня рождения Достоевского). Ранее в том же году 28 октября я выступил в конференц-зале Министерстве культуры РСФСР в Москве на вечере, посвящённом юбилею Достоевского, где был единственным гостем из Ленинграда (подразумевалось Петербурга), которому поэтому первому предоставили слово для доклада «Достоевский и психология». Пропустили даже ранее прославленного живописца и иллюстратора произведений Достоевского Ильи Глазунова. И ещё были доклады на Достоевских чтениях в Литературно-мемориальном музее Ф.М. Достоевского в Ленинграде — Санкт-Петербурге.

Когда в 1990-х годах я работал над концепцией российской полиментальности, Достоевский помог мне в образном личностном воплощении базовых типов российских менталитетов, логически и исторически выведенных мной (православно-российского, коллективистско-просоциального, либерально-прозападного и криминально-кланового). Я внезапно вспомнил про братьев Карамазовых: глубоко верующий светлый инок Алёша; страстный, мятежный отставной офицер Дмитрий (советолог Р. Пайпс сулил этому персонажу большевистское будущее); рефлексивно-рационалистичный индивидуалист и богоборец Иван и их сводный брат маргинал и отцеубийца Павел Смердяков. Так, благодаря автору романа «Братья Карамазовы» я обрёл динамичную метафорическо-художественную модель основных личностно-ментальных типов России!

Сам Фёдор Михайлович не жаловал современную ему психологическую науку, которая в те времена была весьма схоластичной дисциплиной. Он справедливо полагал, что тогдашние психологи слишком упрощенно подходят к пониманию человеческой души. Фактически сам Достоевский и был лучшим психологом своей эпохи, в частности, первым по времени и более глубоким (в моем понимании) психоаналитиком, чем Фрейд и его атеистическо-языческие последователи. Всю сложность, противоречивость, капризность, многофакторность человеческой психики и поведения Достоевский виртуозно выразил в своих произведениях.

Психологический гений Достоевского обусловлен не только специфической врожденной одаренностью, особо чуткой нервно-психической организацией, но и особенностями биографии писателя, широтой жизненного опыта, уникальностью пережитых экстремальных ситуаций (смерть матери, когда ему было 15 лет; внезапная смерть (убийство?) отца, когда Фёдору было 17 лет; собственная тяжелая и загадочная болезнь — эпилепсия; ранняя литературная слава; арест и инсценировка его казни вместе с петрашевцами; каторга — «мёртвый дом» и солдатчина; любовные драмы; «запойная» игра в рулетку; крайняя бедность и др.). В результате возник исключительный феномен психологической проницательности, эмпатии-всепонимания.

Анализ произведений Ф.М. Достоевского помимо его постоянной христианской целеустремленности позволяет также реконструировать социально-психологическую концепцию человека, которой он руководствовался и сознательно, и интуитивно в своем творчестве. При этом мой анализ показал, что можно вывести следующие принципы понимания человека Достоевским.

• Человек чрезвычайно сложен, сложнее привычных стереотипов добра и зла. Он воистину единство и борьба противоположностей, он диалектичен. Научные абстракции слишком сухи и тощи, чтобы правильно понять человека. «С одной логикой нельзя через натуру перескочить! Логика предугадает три случая, а их миллион!».
• Человек не только «человек разумный», но и «человек страстный» (эмоциональный, аффективный). Причем разум — это не только благо, но нередко и зло. Именно «по разуму», из логически обоснованной идеи Раскольников совершает страшное преступление. Недаром злодеи, вроде Петра Верховенского, Смердякова, Ставрогина, Свидригайлова отличаются рационалистичностью. Идеалом для Достоевского является, прежде всего, сердечный (любящий, добрый, жертвенный) человек (старец Зосима, князь Мышкин, Алеша Карамазов, Соня Мармеладова и др.), а в реальной жизни — А.С. Пушкин «с его любящею и прозорливою душой».
• Человек вполне общественное, коллективное существо. Перефразируя название офорта Гойи «Сон разума, порождает чудовищ», можно сказать, что и «одиночество порождает чудовищ». Именно в одиночестве Раскольников выдумывает свою наполеоновскую теорию вседозволенности. Одинок Иван Карамазов, Смердяков, Свидригайлов, Ставрогин. Зато положительные герои всегда среди людей, почти по-детски открыты, общительны, эмпатичны (Алеша Карамазов, Мышкин, Разумихин и др.).
• Человек обладает свободной волей. Он отвечает за свои поступки, не следует абсолютизировать влияние среды («Сорокалетний бесчестит десятилетнюю девочку — среда что ли его на это понудила?!»). Однако существуют аффективные состояния, вызванные, например, болезнью, когда человек не может контролировать свои поступки (защита Достоевским беременной крестьянки, совершившей преступление).
• Счастье человека «не в комфорте», а в духовной любви к Богу и людям, которая, так или иначе, возвращается к нему (старец Зосима и окружающие, Соня и каторжные, Алеша Карамазов и дети). Люди не способные на это, богоборцы и человеконенавистники — гибнут, так как не выносят даже самих себя (самоубийства Ставрогина, Смердякова, Свидригайлова). С другой стороны, не следует закрывать глаза и на человеческое «подполье», то есть все тёмное в недрах человеческой психики, на жестокость людей, которые способны погубить даже самых светлых личностей (таких как князь Мышкин или Кроткая).

Вместе с тем, в обыденной жизни Достоевский был человеком, которому «ничто человеческое не чуждо». Особенно ярко это проявляется в его переписке с женой Анной Григорьевной, где писатель предельно открыт и искренен. Был он и сыном своего времени, родившимся и жившим до сорока лет в стране крепостного права, где были господа и рабы, а библейское изречение «кто не работает, да не ест» было забыто. Поэтому трудовая деятельность не характерна для героев Достоевского, хотя сам он, как известно, являлся истовым тружеником.

Возвращаясь к творчеству Ф. М. Достоевского, следует сказать, что многие сцены в романах писателя — это художественные «психодрамы» и «социодрамы» (хотя бы знаменитая сцена исповеди Настасьи Филипповны в «Идиоте»). Искуснейшим образом даются всевозможные аффективные состояния, вплоть до раздвоения личности («Двойник»), или рефлексивная диалогическая борьба, роль подтекста (следователь Порфирий Петрович и Раскольников). Поражает пророческий анализ актуальной для нашего времени психологии экстремизма и терроризма («Бесы»). Вместе с тем, показательно, что нередко приводя описания жестоких, даже «душераздирающих» сцен, писатель соблюдает чувство меры. Например, в романе «Преступление и наказание» менее пяти страниц отведено сцене убийства и почти пятьсот — последующим душевным терзаниям убийцы. Таков художественный баланс зла и добра. Это не современные криминальные романы и фильмы, повествующие об убийцах, маньяках и садистах, в которых авторы пренебрегают всякой этикой и человечностью ради «хайпа» и наживы. Наконец, опыт «Дневника писателя» Ф.М. Достоевского — это великолепный образец интерпретации своих наблюдений в своеобразной социально-психологической публицистике. В частности, всё также актуален его анализ противостояния либералов-«западников» и патриотов-«почвенников». Эти ценностно-ментальные типажи оказались весьма устойчивыми и дожили до наших дней.

Перечитайте предпоследний роман Достоевского «Подросток». Он удивительно конгениален нашим дням. Там переходный период от феодального крепостничества к капиталистическому беспределу, в чём-то аналогичный перестроечному переходу от «развитого социализма» к «недоразвитому капитализму». У героя романа, «подростка» Аркадия Долгорукова, есть идея: «Моя идея это — стать Ротшильдом». И в наше время эта идея снова в моде. Вообще много похожего, такой же духовно-нравственный кризис, вызванный отказом от правды-справедливости, фарисейством и стяжательством.

Фёдор Михайлович писал в «Дневнике писателя» в 1876 году: «Я никогда не мог понять мысли, что лишь одна десятая доля людей должна получить высшее развитие, а остальные девять десятых должны лишь послужить к тому материалом и средством, а сами оставаться во мраке. Я не хочу мыслить и жить иначе, как с верой, что все наши девяносто миллионов русских (или там сколько их тогда народится) будут все, когда-нибудь, образованны, очеловечены и счастливы. Я знаю и верую твердо, что всеобщее просвещение никому у нас повредить не может» (Достоевский Ф.М. «Дневник писателя». М.: Современник, 1989. С. 133). Однако, сразу вспоминается знаменитая «проговорка» Г. Грефа о необходимости ограничений в информированности и познаниях населения, иначе управлять людьми становится слишком сложно (в 2012 г. на сессии Сбербанка России, посвященной выходу из управленческого тупика, которая транслировалась каналом «Россия 24», президент, председатель правления ОАО «Сбербанк России» Герман Греф сказал: «Великие мыслители ... придумали свои теории ... и зашифровывали их, боясь донести до простого народа, потому что они понимали: как только все люди поймут основу своего Я и самоидентифицируются, управлять, то есть манипулировать ими, будет чрезвычайно тяжело. Люди не хотят быть манипулируемыми, когда они имеют знания. ... Как управлять ими? Любое массовое управление подразумевает элемент манипуляции. Как жить, как управлять таким обществом, где все имеют равный доступ к информации, все имеют возможность судить напрямую, получать не препарированную информацию...» — прим. ред.). Таким образом, наши современные реформаторы мыслят на уровне позапрошлого века и до уровня мышления и этики Достоевского им ещё далеко.

Думается, что художественные произведения и публицистика Достоевского должны стать обязательными, наряду с учебниками и научными трудами по психологии, для изучения студентами-психологами, особенно социальными психологами.

Источник изображения: В.Г. Перов. Портрет Достоевского Федора Михайловича.1872. Холст, масло. Из собрания Третьяковской галереи, Москва.