Как бы вы могли оценить состояние современной российской психологии?
Отечественная психология медленно двигается по пути из советской в российскую. Хотя все учителя нынешних российских психологических «звезд» в той или иной мере были марксистами, уже почти никто не говорит ни о материализме, ни о диалектике. Тем не менее, марксистская идеология (зачастую под иными именами) проникает в тексты, в способ рассуждения, в постановку задач большинства психологов. И это отнюдь не всегда плохо (но печально, если не отрефлексировано). Во многом, однако, утрачена масштабность взгляда, характерная для наших учителей. Дурманящий запах свободы разбросал отечественных психологов в разные стороны: одни бросаются в бесплодный эмпиризм (чему способствует ориентация на американские журналы и индексы цитирования), другие призывают соединить несоединимое – науку и религию, третьи ищут спасение в эзотерике, большинство – в эклектических подходах практической психологии. И все вместе, повторю слова В.П. Зинченко, ищут не там, где потеряли, а там, где светлее. И все же нас ждет хорошее будущее. Российские психологи, входя в мировую психологическую науку, менее связаны с предубеждениями прошлого, а потому способны критически относиться к ранее сделанному и более, чем кто-либо, открыты для новых теоретических построений. Не удивлюсь, если принципиально новые идеи придут в психологию из России.
Какие теории и направления в психологии на современном этапе вам представляются наиболее значительными?
Я – радикальный когнитивист. Исхожу из позиции, что все психические, социальные и культурные явления определены, в конечном счете, логикой познавательной деятельности. Поэтому объяснение психических явлений надо искать в логике познания, а не в генетике, физиологии и экономике (другое дело, что исследования в этих областях могут помочь понять эту логику). Естественно, что именно радикальный когнитивизм считаю самым перспективным направлением.
Назовите наиболее значимые имена отечественных психологов.
Если не говорить о ныне живущих, то список этих имен достаточно хорошо устоялся и известен. Для меня наиболее значимыми оказались Н.Н. Ланге, Н.А. Бернштейн (если относить его к психологам), Б.Ф. Поршнев, О.К. Тихомиров, Т.П. Зинченко. Я бы добавил еще Д.Н. Узнадзе, но не знаю, можно ли его сегодня считать соотечественником.
Какие события и персоны повлияли на ваше профессиональное становление?
Когда прочел только вышедший на русском языке первый том «Экспериментальной психологии» (под ред. Фресса и Пиаже), то твердо решил стать психологом.
Когда поступил на факультет психологии ЛГУ, то на лекции В.А. Ганзена по курсу «Введение в кибернетику» вообще не ходил. Пришел сдавать зачет. Ганзен удивленно посмотрел (он же ни разу не видел меня на занятиях) и спросил: «Что вы читали?» Я с ходу назвал ему около двадцати основных книг по кибернетике (правда, признаюсь, читал из них тогда только половину). И тут Ганзен сделал то, что предопределило многое в моей судьбе. Он не задал мне ни одного вопроса по курсу. Только спросил: «Хотите писать у меня курсовую»? Я был так потрясен его реакцией, что согласился.
Когда начитался, с одной стороны, Б. Рассела, К. Поппера, И. Лакатоса, с другой – Дж. Миллера, Дж. Брунера, У. Найссера, В.П. Зинченко, послушал лекции Т.П. Зинченко, то стал когнитивистом.
Когда открыл эффект последействия неосознанного негативного выбора, то понял, что ни одна существующая психологическая теория его не объясняет. И начал строить свою.
Когда заканчивал аспирантуру Ленинградского университета, то, несмотря на то, что защитился в срок и был целевым аспирантом ЛГУ, меня в университете не оставили. Дело в том, что я был еще и Президентом студенческого клуба факультета психологии, где мы со сцены пели Галича (его вскоре выслали из страны), устраивали «левые» выставки живописи, вечер памяти Мандельштама, приглашали поэтов и музыкантов. В итоге мне тогдашний декан А.А. Бодалев даже объявил выговор «за нанесение ущерба престижу факультета». Разумеется, оставить меня в университете имени А.А. Жданова (надо же было такое придумать!) уже не могли. Так я попал в Ленинградский институт железнодорожного транспорта, где через несколько лет мы создали первую в городе кафедру психологии в техническом вузе. И в итоге многому научился как психолог-практик.
Когда пришла свобода, то в начале 90-х годов я смог опубликовать свою первую книгу – «Опыт теоретической психологии (в жанре научной революции)». Пришел подарить ее А.А. Крылову – декану факультету психологии уже теперь СПбГУ. Тот посмотрел на книгу и сказал: «Вот ее ты и защитишь как докторскую. Зачем тебе писать кирпич?». Я был приятно поражен. Докторская “в жанре научной революции”? Я даже не думал, что такое возможно.
Когда стал Президентом Санкт-Петербургского общества психологов, то познакомился с московской психологической элитой. И был приятно удивлен желанием ведущих московских психологов дружить с петербургскими. Мне кажется, нам за последние годы удалось развеять миф о противопоставлении этих школ. По этому поводу даже опубликовали вместе с Б.С. Братусем соответствующий манифест. Мы, конечно, разные, но поиск неведомого не может быть направлен только в одну сторону.
Когда в публикациях стали ссылаться не только на мои книги, но и на «школу Аллахвердова», убедился: не только я знаю, что у меня замечательная команда.
Каков ваш прогноз развития психологической науки и практики на ближайшие десять лет?
Надеюсь, 10 лет – достаточный срок, чтобы, наконец, появилась хорошая теория. И тогда – но, конечно, не сразу – кардинально изменится не только психологическая практика, но и все общество. Психологи, наконец, смогут проектировать социальные институты, призванные соответствовать законам развития психики и сознания, а не только направленные на удовлетворение экономических потребностей».
В чем Вы видите миссию РПО? Что бы вы могли пожелать психологическому обществу?
РПО должно стать сообществом профессионалов – для этого надо принять новый устав. Пока РПО – это клуб любителей психологии. Предстоит проделать огромную работу. Должна резко повыситься активность региональных отделений. Мы такую работу начали – но, к сожалению, все идет очень-очень медленно.
Профессиональное сообщество (РПО) может и должно повлиять на развитие компетенций молодых ученых?
РПО должно стать той организацией, которая способна оценивать профессиональную компетенцию ее членов, особенно психологов-практиков. И эта оценка должна приниматься психологическим сообществом и поддерживаться государством. Для этого РПО, повторюсь, необходимо стать объединением профессионалов. Еще предстоит найти ресурсы для обеспечения такой работы. Тогда РПО многое сможет сделать для молодых психологов.
Комментариев пока нет – Вы можете оставить первый
, чтобы комментировать